Во Франции в XIX в

ТЕМА 12. УЧЕНИЯ О ГОСУДАРСТВЕ И ПРАВЕ

1. Учение Жозефа де Местрао теократической монархии

2. Учение Бенжамена Констана о конституционном государстве

3. Учение Алексиса де Токвиля о демократическом государстве

4. Социально-политическое учение Огюста Конта.

Политико-правовая теоретическая мысль данного периода неустанно возвращалась к идеям Великой Французской революции, в частности, к проблемам свободы, равенства, демократии, выбора между эволюционным и революционным путями развития общества. В оценках революции и рожденных ею новых государственно-правовых реалий, как и следовало, ожидать, не было единства. Если Местр категорически не принимал ни революции, ни ее итогов, то Токвиль видел историческую закономерность происшедшей во Франции ломки общественных отношений и политических институтов и неизбежность наступления демократии.

На первый план в исследованиях выходили собственно политические, а не правовые проблемы: оригинальной стройной правовой теории не создал ни один французский ученый. Причиной тому во многом была политическая конъюнктура. Смена форм правления во Франции в XIX в., принятие новых конституций, реформы государственного аппарата инициировали исследование именно государственных аспектов политико-правовой жизни.

Ведущим направлением в политической мысли Франции этого периода был либерализм, но в то же время складывалось и консервативное направление в исследовании государства и политики, а благодаря трудам О. Конта зародилось социологическое представление о государстве.

1. Жозеф де Местр(1754-1821) выступил с резким осуждением Французской революции в частности и революционного пути развития общества в целом. Основные его работы: «Размышления о Франции», «Рассуждение о суверенитете». Лучшим своим произведением сам де Местр считал «Санкт-Петербургские вечера», вышедшие в свет уже после его смерти.

Мировоззрение Жозефа де Местра причудливо сочетало рационализм, историзм и теологию. Исторические события, в том числе революцию, де Местр рассматривал, с одной стороны, как провиденциальное явление, как Божью кару человеку, который возомнил себя богом, с другой стороны – как последствие германской Реформации, разрушившей веру в религиозный авторитет.

Возникновение народа и государства, по мнению де Местра, есть чудо, над которым стоит поразмыслить. Государство возникает в результате действия одного человека (вождя, праотца, родоначальника), который руководимый откровением, доводит до сознания людей характер и душу той общности, которая их связывает. Необходимость государства вытекают из греховной при­роды человека, способного делать только зло. Человеком можно управлять, лишь опираясь на страх, даже на ужас, кото­рый внушает палач.

Сущность любого государства состоит в наличии правящего сословия; не избежала этого общего правила и послереволюционная Франция, которая уничтожила аристократические и монархические учреждения. По мнению де Местра, Французская республика существует только в столице, а вся страна ей подвластна.

Под огонь критики де Местра в первую очередь попали идея общественного договора, теория народного суверенитета, республика и представительная формы правления.

Так, с его точки зрения общественный договор невозможен исторически, поскольку для «дикарей», находящихся в «естественном» догосударственном состоянии любой договор является пустым звуком, им ничего не стоит нарушить его столь просто, как и заключить.

Основной его аргумент против народного суверенитета и республики носит исторический характер. Де Местр доказывает, что в истории Франции никогда не было народного правления, следовательно, и сейчас оно неестественно. Второй аргумент против народного суверенитета и республиканской формы правления де Местр видит в нереальности участия в управлении государством рядовых граждан. Он подсчитал, что у среднестатистического француза есть шанс стать депутатом законодательного собрания 1 раз в 60 тыс. лет. В большом по численности населения государстве республика технически невозможна.

Де Местр создал свою оригинальную теорию суверенитета. Он утверждал, что его носителем не является ни народ, ни правитель. Суверенитет – есть совместное дело народа и государя, их взаимная зависимость друг от друга.

Особенное внимание де Местр уделял критике убеждения просветителей во всесилии разум­ного законодательства. Человек не может сочинить конституцию так же, как не может со­чинить язык. Конститу­ционные акты Франции периода революции умозрительны и учреждены для человека во­обще. Но человека вообще нет – есть французы, ита­льянцы, русские, персы и другие народы. Консти­туция должна соответствовать конкретному на­роду; она должна создаваться с учетом населения, нравов, религии, географичес­кого положения, политических отношений, добрых и дурных качеств народа. Подлинные конституции, писал де Местр, складыва­ются исторически, из незаметных зачатков, из элемен­тов, содержащихся в обычаях и характере народа.

Де Местр призывал французов вернуться к своей ста­ринной конституции, которую им дала история, и через монарха получить свободу. Тогда Франция снова станет честью и украшением Европы, заявлял он.

Идеальное государство де Местр понимал как единство народа и государя. Народ в понимании мыслителя есть группа людей, имеющих собственный язык, территорию, культуру, обычаи, характер, в которых выражаются ценности трансцендентного порядка («всеобщая душа»).

Идеальное государство иерархично, оно опирается на естественное, спонтанно складывающееся неравенство людей, имеющих разные обязанности по отношению к обществу и государству. Причем чем выше место индивида в иерархии, тем больше у него обязанностей, тем более особый характер они имеют. Не случайно девизом дворянства являются слова: «Положение обязывает».

Интегрирующей силой народа выступают вера и патриотизм, а их воплощением – католическая церковь и король. Каждому из этих институтов де Местр отводит свое место в своем традиционалистском государстве.

Религия яв­ляется основанием всех человеческих учреждений (поли­тический быт, просвещение, воспитание, наука); поэтому католи­ческая церковь должна восстановить былую роль вершительницы судеб народов. Просвещение и образование вредны, знания разрушают интуитивный стиль жизни и лишают традицию ее «магической власти».

Король воплощает идею Родины; преданность престолу есть наивысшее проявление патриотического чувства. Легитимность монархии определяется ее наследственным характером и национальным происхождением. Никакой чужеземец не в состоянии выполнить великую миссию правителя Франции.

Мистически истолковывая прошлое и настоящее, де Местр считает Французскую революцию последним актом искупления в предначертанном свыше историческом маршруте, за которым последует возвращение человечества на праведный путь под эгидой обновленной католической Франции.

2.Наиболее значительным идеологом либерализма во Франции был Анри БенжаменКонстан де Ребек (1767-1830). Он был видным политическим деятелем эпохи Консульства, но неприятие абсолютизма Наполеона вынудило его эмигрировать. В эпоху легитимной монархии Людовика XVIII стал лидером либеральной оппозиции в парламенте. Перу Констана принадлежит ряд сочинений на политические и историко-религиозные темы, а также художественный роман «Адольф», в котором нашли выражение его политические взгляды. Наиболее значительное его произведение, увидевшее свет уже после смерти автора – «Курс конституционной политики». В концентрированном виде он изложил свою доктрину в блестящей публичной лекции «О свободе у древних в ее сравнении со свободой у современных людей».

Мировоззренческой основой учения Констана, как и большинства современных ему политических мыслителей, был рационализм, хотя нередко свои аргументы Констан подкрепляет ссылками на Бога и провидение. Отличительной чертой методологии Констана является использование сравнительно-правового метода исследования, в том числе – диахронного его варианта.

Констан уделяет основ­ное внимание обоснованию личной свободы. Он различает политическую свободу и свободу лич­ную. Древние народы знали только политическую свободу,которая сводится к праву участвовать в осуществлении политической власти (принятие законов, участие в пра­восудии, в выборе должностных лиц, решение вопросов войны и мира и др.). Пользуясь правом участвовать в осуществлении коллективного суверенитета, граждане античных республик в то же время были подчинены государственной регламентации и контролю в частной жизни (некоторое исключение представляли только Афины). Им предписывались обязательные религия, нравы; государство вмешивалось в отношения собственности, семейные отношения, регламентировало промыслы.

Новые народы, считал Констан, понимают свободу иначе: политическая свобода отошла на периферию их стремлений. Право участия в политической власти меньше ценится потому, что государства стали большими и голос гражданина уже не имеет решающего значения. Отмена рабства лишила людей досуга, который давал им возможность уделять много времени политическим делам. Наконец, воинственный дух древних народов сменился коммерческим духом; современные народы заняты промышленностью, торговлей, трудом. Эти занятия, в отличие от войны, постоянны и потому люди не только не имеют времени заниматься вопросами управления, но и вызывают стремление к личной независимости. Новые народы очень болезненно реагируют на всякое вмешательство государства в их личные дела.

Свобода новых народов – это личнаягражданская свобода, т.е. защищенность от государственного вмешательства в дела индивида. По мнению Констана, личная независимость есть первейшая из современных потребностей. Политическая свобода выступает как подсобный, по сравнению с личной свободой, институт. Ее значение состоит в гарантировании личной свободы. Но было бы ошибкой думать, что Констан не понимал веса политической свободы в системе прав человека. Констан считал, что пренебрежение политическими правами составляет самую страшную угрозу для личной свободы.

Дело в том, что государство нуждается в постоянном контроле и сдерживании со стороны граждан, а его невозможно обеспечить без активного участия граждан в политической жизни. Кроме того, участие граждан в политической жизни развивает их разум, воспитывает патриотизм, поднимает их над обыденной жизнью.

С точки зрения Констана, функции государства должны быть подчинены интересам индивида. Права человека служат границей государственной власти, независимо от того, кому она принадлежит. Государство Констан воспринимает как управляющего на службе у общества. Государство должно получить от общества четко определенный объем полномочий. Он устанавливается с учетом принципа социальной полезности. Задачей государства является, прежде всего, обеспечение безопасности индивидов. Личная же и экономическая сфера деятельности должны быть защищены от государственного вмешательства, поскольку деятельность государства в этой сфере никакой пользы не приносит.

Констан осуждает любую форму государст­ва, где существует «чрезмерная степень власти» и отсут­ствуют гарантии личной свободы. Такими га­рантиями, писал Констан, являются общественное мне­ние, право, а также разделение властей и жестко установленный предел действия институтов государственной власти (компетенция).

Общественное мнение, в понимании Констана, реализуется посредством свободы слова и печати, а также через представительное правление. Наряду с общественным мнением гарантом личной свободы должно выступать право. Право по самой своей сущности противостоит произволу, оно «ангел-хранитель» человеческого общества.

С точки зрения Констана наиболее предпочтительной формой современного государства является конституционная монархия. Наряду с классической триадой властей, в ней должна существовать особая «нейтральная власть» в лице главы государства, которая покоится на исторических и религиозных традициях. Констан признавал необходимость народного представительства. Политичес­кая свобода в том и состоит, что граждане принимают участие в выборах и представительное учреждение вхо­дит в систему высших органов власти. Представительное учреждение в лице законодательной выборной нижней палаты является органом выражения общественного мнения.

Взгляды Констана на принципы формирования законодательной выборной палаты претерпели значительную эволюцию. В начале своей политической и творческой карьеры он на­стойчиво отстаивал право голоса лишь за крупными земельными собственниками. Затем пришел к выводу о необходимости предоставления права голосовать промышленникам. Разумеется, и в том, и в другом случае имел место высокий имущественный ценз. Дово­ды Констана были таковы: только богатые люди имеют обра­зование и воспитание, необходимые для осознания об­щественных интересов. Лишь собственники «проникнуты любовью к порядку, справедливости и к сохранению существующего».

Бедняки, рассуждал Констан, «не обладают большим разумением, нежели дети, и не более, чем иностранцы, заинтересованы в национальном благосостоянии». Если им предоставить политические права, они попытаются использовать это для по­сягательства на собственность. Вот почему политические права допустимо иметь лишь тем, у кого есть доход, дающий возможность существовать в течение года, не работая по найму. Констан возражал и против уплаты вознаграждения депутатам. Впрочем,незадолго до смерти Констан изменил свою точку зрения и высказался в пользу всеобщего мужского избирательного права.

Особой властью Констан называл наследственную палату пэров, или «постоянную представительную власть». Взгляды Констана на эту палату менялись. Поначалу он рассматривал палату пэров как «барьер» власти монарха и «посредст­вующий корпус, который удерживает народ в порядке». Вскоре, однако, Констан сам разочаровывается в этом институте. Весьма харак­терна его аргументация: развитие промышленности и торговли повышает значение промышленной и движи­мой собственности; в этих условиях наследственная па­лата, представляющая только собственность поземель­ную, «содержит в себе что-то противоестественное».

Власть исполнительная осуществляется министрами, ответственными перед парламентом. Министры, как и выборная палата, обладают правом законодательной инициативы, ибо у правительства тоже есть свои нужды, и без такой инициативы министры стали бы рабами. Особенно настаивал Констан на том, чтобы министры могли одновременно иметь депутатский мандат. Только это обстоятельство, с его точки зрения, и сохранило английскую конституцию. В такой ситуации нет места конфронтации и соперничеству законодательной и исполнительной власти.

Самостоятельной властью Констан называет судебную власть. Эта ветвь власти должна быть независима в силу несменяемости судей, назначенных королем.

В особую ветвь Констан выделяет муниципальную власть или власть местного самоуправления.

3. Алексис де Токвиль (1805-1859) родился и воспитывался в аристократической семье, члены которой были убежденными роялистами. Однако сам он с юных лет тяготел к либерализму, правда, весьма умеренного толка. Не считая нескольких статей, А. де Токвиль написал всего две работы – «Демократия в Америке» и «Старый порядок и революция» (не завершена). Обе имели огромный успех; до сих пор они рассматриваются как классика либеральной политической мысли и находятся среди наиболее читаемых в западном обществе книг.

Основная идея концепции Токвиля состоит в признании неизбежности упадка аристократии и прихода к власти средних слоев населения. С его точки зрения, утверждение демократии в Европе есть неизбежная необходимость, так как единственная альтернатива демократии – «тирания цезарей». Ток­виль не был в восторге от демократической перспективы – в душе он оставался аристократом, но умел при этом смотреть фактам в лицо.

Демократия, в понимании Токвиля, суть такой общественный и политический строй, который противоположен феодальному, и не знает границ между высшими и низшими классами общества. Сердцевина демократии – равенство. Для Руссо понятия свободы, равенства и демократии были разными сторонами одного и того же социального явления. Токвиль, изучивший демократию на практике, пришел к выводу, что демократическое равенство во власти отнюдь не синоним политической свободы. Так, якобинская диктатура покоилась на принципе равенства, но она же стала душителем свободы.

Токвиль видел две разнонаправленные тенденции в равенстве.

С одной стороны, равенство вырабатывает у людей «привычку и склонность руководствоваться в частной жизни лишь собственными желаниями и волей», т.е. способствует восприятию идеи свободы и критического отношения к политической власти. Эта тенденция вызывала его одобрение: «Ни в коей мере я не порицаю равенство за то, что оно порождает непокорность; как раз за это я его и хвалю».

«Вторая тенденция равенства проявляется не столь быстро и не столь наглядно, но она значительно более целенаправленно ведет людей к закрепощению». Опасность равенства состоит в утрате индивидуальности человека, приводящая, к утверждению представлений о том, что интересы общества – все, а интересы личности – ничто. В конце концов, замечает Токвиль, равенство может быть и в рабстве; а страсть народа к равенству может заставить его забыть о свободе. Своих современников-сограждан Токвиль характеризовал как людей, желающих равенства при свободе, но готовых его иметь и в рабстве, если свобода не достижима. «Они перенесут бедность, порабощение, варварство, но они не перенесут аристократии».

Радости, доставляемые равенством, не требуют ни жертв, ни специальных усилий. Чтобы удовольствоваться ими, надо просто жить. Иначе обстоит дело со свободой. Существование в условиях свободы требует от человека напряжения, потому что свобода – это необходимость постоянно делать выбор и нести ответственность за его последствия. В силу этого «нет ничего труднее, чем учиться жить свободно». Для Токвиля очевидна величайшая самоценность свободы. Лишь благодаря свободе индивид может самореализоваться. Но ждать от свободы чудес и изобилия не следует.

Токвиль сделал вывод о том, что демократия сама по себе не является гарантом свободы личности (вывод, остро актуальный для нашего времени и нашего общества). В противопо­ложность представлениям о естественном совпадении интересов личности с ин­тересами большинства (Руссо, Бентам) Токвиль говорит о возможной «тирании большинства».

Токвиль указывает и на то, что демократические выборы не всегда приводят к власти достойных людей. Причин тому несколько: естественные пределы уровня просвещения и интеллектуального развития народа, чувство зависти, которое неизбежно рождают демократические институты.

Таким образом, Токвиль видел неизбежность демократического выбора для Европы, но видел и опасность для свободы личности, кото­рую несла с собою демократия. Выводы Токвиля были бы не более чем пессимистическим пассажем, если бы он не сумел определить условия, при которых свобода, равенство и демократия сливались бы воедино. Эти условия Токвиль воочию увидел в США.

Во-первых, к числу гарантий свободы личности Токвиль относит федеральную Конституцию США. Особое достоинство американской демократии Токвиль видит в том, что Конституция была разработана самыми выдающимися людьми Америки – «аристократами духа и знаний».

Величайшей заслугой «отцов-основателей» США Токвиль считал федерирование страны, разделение властей и систему сдержек и противовесов. К достоинствам Конституции США Токвиль относит также право обжалования действий должностных лиц в суде, а также закрепление прав и свобод граждан. На самое важное, с его точки зрения, особый статус Конституции, которая рассматривается как самостоятельное, независимое от законодателя, творение, выражающее волю народа. Конституция господствует над законодательной властью точно так же, как и над гражданами.

Во-вторых, гарантией сохранения свободы личности Токвиль считает децентрализацию власти.

Токвиль различает правительственную и административную централизацию. Первая предполагает концентрацию власти в едином центре для реализации общих интересов, например, установления единых законов и взаимоотношения с иностранцами. Вторая предполагает такую концентрацию с целью защиты интересов отдельных общественных групп. Правительственная централизация в США достаточно высока, особенно на уровне штатов, а вторая практически отсутствует. Множество начинаний, будь-то строительство дорог и храмов, устройство школ, полицейские функции находятся в руках общины.

Корни общинной демократии Токвиль видел в исторических традициях американского народа, ведь первые поселения в Северной Америке были конгрегациями (религиозными общинами, имевшими и политическое самоуправление). В общине власть тоже рассредоточена: существует множество должностей, множество чиновников с тем, чтобы заинтересовать как можно больше людей в делах общины. Благодаря общине американцам не грозит ослабление социальных связей, при котором столь уверенно чувствует себя деспотизм.

В-третьих, особо Токвиль отмечает независимое положение суда. Авторитет суда в США был очень высок. Токвиль усматривает причину этого в «единственном факте: американцы признали за своими судьями право обосновывать свои решения, исходя в первую очередь из конституции, а потом уже из законов, - другими словами, они дозволили судьям руководствоваться лишь теми законами, которые, на их взгляд, не противоречат конституции».

В-четвертых, Токвиль отмечает демократические качества самих американских граждан: индивидуа­лизм, уважение к закону и здоровый консерватизм, отсутствие серьёз­ных социальных конфликтов в их среде, так как перед всеми классами американского общества открываются богатые возможности для развития.

В-пятых, Токвиль обращает внимание на юридизацию общественно-политической жизни США. Почти каждый политический вопрос становится юридическим, а его обсуждение становится средством распространения правовых знаний. Способствуют тому и суды присяжных, которые являются своеобразной бесплатной школой народного просвещения в области права, воспитывая граждан в духе законности.

Вместе с тем Токвиль видит и темные пятна на солнце американской демократии. Таково господство общественного мнения, приводящее к отсутствию независимости мышления и свободы дискуссии. Тем самым и в США есть элемент «тирании большинства», столь ненавистной Токвилю. Однако ее смягчают американские юристы. Будучи аристократами по духу мышления, они по интересам и происхождению принадлежат к народу. Нещадно клеймит Токвиль рабство, указывая, что оно «обесчещивает труд; оно вводит элементы праздности в общество, а вместе с праздностью – невежество и спесь, нищету и роскошь», т.е. социальные контрасты, в целом Америке не присущие. Токвиль предрекает конфликт между Севером и Югом как раз по причине рабства.

По мнению Токвиля, применительно к европейским странам не только лучшим, но и единственным средством не утратить свободу является «постепенное развитие демократических учреждений и нравов». В этой фразе всё блестяще оправдано практикой. В самом деле, постепенное (в течении 50 лет) расширение числа избирателей в Англии (то есть «демократических учреждений») соотносилось с постепенным ростом политической культуры населения (то есть «демократических нравов»). В результате к концу XIX века Англия была единственной крупной запад­ноевропейской страной, пережившей этот век без революций и имевшей все элементы свободной демократии и демократической свободы.

4. От либеральных концепций государства и права резко отличается теория основателя философского позитивизма («положительной философии») Огюста Конта (1798-1857).

Конт принципиально отказывался от попыток решать глобальные вопросы, став в этом плане на позиции агностицизма. Согласно доктрине позитивизма, основной массив знаний о мире, обществе и человеке создан специальными науками, причем формой этого знания является описательное обобщение. Такую науку Конт назвал позитивной. Ее задача – получение знаний, необходимых в практической жизни.

Задача позитивной философии заключается в класси­фикации и объединении наук, причем науки должны выяснять законы связи явлений, а не заниматься мета­физическими проблемами. Так, согласно Конту, невоз­можно познать сущность вещей и причинную связь; поэ­тому науки должны лишь проверять многочисленные факты «самими фактами, которые часто являются доста­точно простыми, чтобы стать принципами».

Для приведения в систему позитивных знаний Конт предлагает расположить общие науки в порядке их возрас­тающей сложности и убывающей общности: математика, астрономия, физика, химия, биология, социология; позже к этому перечню он добавил нравственность. Науке об об­ществе, или социологии он прида­ет очень большое значение.

В сущности, Конт является основателем социологии (он и ввел этот термин в оборот). В его понимании социология – теоретическая наука об обществе, включающая знания о политике, государстве, праве, религии, философии, экономике, морали. Задачей социологии является систематизация общественных явлений и обоснование нового позитивного социально-политического порядка.

Основные научные положения по поводу общества, государства и права изложены Контом в 4-томной «Системе позитивной политики».

Конт понимал общество как органическое целое, а взаимосвязь людей и социальных групп – как солидарность. Идея солидарности распространяется им на все человечество, которое он представлял как следующие друг за другом, связанные друг с другом поколения. В современном обществе между рабочими и капиталистами существуют противоречия, но сила их солидарности выше, так как и те, и другие выполняют социально значимые функции. Функция капиталистов – эффективное управление собственностью; в этом смысле собственность есть обязанность, а капиталист – слуга общества. Функция рабочих – эффективный продуктивный труд с беспрекословным подчинением собственнику.

Капиталист и рабочий рассматриваются Контом как однопорядковые социальные агенты. Такой общественный строй (социальная статика) уничтожит социальные противоречия и классовую борьбу; между капиталистами и рабочими будет достигнута координация, а не конфронтация.

Согласно Конту, необходимость государства обусловлена объединением частных сил для общей цели. Правительства поддерживают общественную солидарность, препятствуя попыткам частных сил разорвать общество. Поскольку общественная солидарность достигается средствами материальными и нравственными, необходимо наличие двух властей: светской и духовной.

По разработанному Контом (вместе со своим учителем А. Сен-Симоном) «Плану реорганизации социальной жизни» в социократии сохраняется класс ка­питалистов (патрициат, «концентрированная сила богат­ства») и пролетариат («рассеянная сила числа»). Материальная сила должна принадлежать про­мышленникам (банкирам, купцам, фабрикантам, земле­владельцам). К мелкой буржуазии Конт от­носился резко отрицательно и желал ее исчезновения.

Неимущие имеют право избрать своих представителей в руководство социократии – диктаторов. Неимущие диктаторы перевоспитают имущих промышленников и банкиров в правильном духе позитивной философии и тогда последние сменят диктаторов на государственном посту. Таким образом, богатый патрициат под руководством глав­ных банкиров будет управлять социократией, т.е. осуществлять светскую власть. Советниками банкиров должны выступать ученые-позитивисты, а управляющими – инженеры-организаторы.

Духовная власть в социократии должна принадлежать иерархии жрецов-позитивистов (философов, ученых, поэтов, врачей).

Взгляды Конта на право и на права личности весьма своеобразны; он отвергает и то, и другое. Право он считает авторитарно-теологическим понятием, основанным на представлении о богоустановленности власти. Для борьбы с этим теократическим авторитетом было выдвинуто понятие «права человека», которое, как утверждал Конт, выполнило лишь разрушительную роль. Когда эти права человека попытались осуществить на практике, «они тотчас же обнаружили свою антисоциальную природу, стремясь увековечить индивидуализм».

В социократии не должно быть ни права в объективном смысле слова, ни субъективных прав: «В позитивном состоянии, не опирающемся на божественные начала, идея права исчезает безвозврат­но. Каждый имеет обязанности перед всеми, но никто не имеет прав, как таковых... Иначе говоря, никто не имеет другого права, кроме права всегда исполнять свой долг».

Если субъективное право Конт заменяет обязанностью, то объективное – системой позитивной философии. Чувствуя шаткость своих позиций, Конт в конце жизни попытался подкрепить концепцию социократии религиозно-мистическим началом. Он разработал культ Великого Су­щества, в качестве которого должно почитаться все человечество. Конт даже составил позитивистский календарь, где каждый месяц и каждая неделя посвящены памяти какого-либо «позитивистского святого». К ним отнесены, в частнос­ти: Моисей, Аристотель, Платон, Архимед, Цезарь, апос­тол Павел, Августин Блаженный, Гуттенберг, Колумб, Шекспир, Моцарт, Фома Аквинский, Кромвель, Галилей, Ньютон.

В конечном счете, по проектам Конта, человечество объединится в 500 социократий, каждая размером с Бельгию или Голландию, поскольку в большом государстве невозможны ни порядок, ни прогресс. По мнению Конта, в результате торжества позитивной философии наступит моральное возрождение человечества; угнетенные народы займут достойное место во всемирном союзе социократий; тогда же окончательно исчезнут войны.

Контистская социократия была придумана человеком, любившим людей, горячо верившим в прогресс и мечтавшим осчастливить человечество мирным, а не революционным путем. Не случайно он провозглашал лозунг социократии: «Любовь как принцип, порядок как основание, прогресс как цель». Но, как известно, благими намерениями вымощена дорога в ад. Социократия Конта – это казарма, хотя, возможно, и вполне благоустроенная. Прогресс в понимании Конта носит финалистский характер, поскольку история человечества завершается созданием социократии.

Конт различными способами пытался осуществить свои проекты. Он обращался к европейским и даже азиатским правителям. Не чужд он был идеям личной диктатуры, осу­ществляемой под контролем позитивистов. Очень боль­шие надежды Конт и его ученики возлагали на иезуитов, с которыми стремились заключить религиозно-полити­ческий союз. Конт всегда испытывал симпатии к католи­ческой церкви как «великой силе порядка». Конт мечтал объединить католиков и позити­вистов, говоря, что между ними существует лишь то вто­ростепенное различие, что первые верят в Бога, а вторые нет; это не помешает им совместно вести «борьбу дис­циплинированных против недисциплинированных».

Источники и литература

Констан Б. О свободе древних в ее сравнении со свободой у современных людей // Полис. – 1993. – № 2. – С.97-106.

Констан Б. Принципы политики, пригодные для всякого правления/ Пер. М.М. Федоровой // Французский классический либерализм. – М., РОССПЭН, 2000. – 592 с.

Конт О. Система позитивной политики // Западно-европейская социология XIX века: Тексты / Под ред. В.И. Добренькова. – М.: Издание Межд. Ун-та бизнеса и управления, 1996. – С.180-242.

Местр Ж. де. Санкт-Петербургские вечера/ Пер. с франц. – СПб.: Алетейя, 1998. – 732 с.

Токвиль А. де. Демократия в Америке: Пер. с фр. – М.: Прогресс, 1992. – 544 с.

Алексис де Токвиль// Политические учения: история и современность: Марксизм и политическая мысль XIX века. – М.: Наука, 1979. – С.68-101.

Дегтярева М.И. Понятие суверенитета в политической философии Жозефа де Местра// Полис. – 2001. - № 3. – С.113-122.

Карсавин Л.П. Жозеф де Местр// Вопросы философии. – 1989. – № 3. – С.79-118.

Конт. Маколей. Гладстон. Бокль. Лессепс: Биографические повествова­ния. – Челябинск, 1999. – 437 с.

Трошкина В.П. Социологическая концепция Огюста Конта (Лекции). – М.: Изд-во Моск. ун-та, 1984. – 72 с.

Дата добавления: 2014-01-20