Тема 4. юридическая аргументация

Аргумент в риторике - это словесно оформленная мысль, отдельная и завершенная, которая оценивается аудиторией с точки зрения истинности, правильности, уместности и приемлемости.

Аргументация составляет ядро риторики. Если из риторики выбросить раздел о нахождении аргументов (топику), то она теряет свой предмет. На это указывал и Аристотель, писавший, что «в риторике главное – доказательства, а все остальное не что иное как аксессуары».[4]

Риторическая аргументация основана на некоторой неопределенности посылок и действует за счет принятия этих посылок всеми, большинством, или наиболее мудрыми (как писал Аристотель). Отличительная черта риторической аргументации - способность убеждать в высокой степени, вполне сопоставимой с логическим или математическим доказыванием, не основываясь на столь же точных и истинных посылках и способах рассуждения.

Тем не менее, важным различием между логикой и риторикой является то, что логики связывают аргументацию с доказательством, в то время как в риторической традиции она связывается с убеждением, которое хотя и близко доказательству по своей природе, но не тождественно ему. При логическом доказательстве обязательно требование истинности, в то время как при риторической аргументации достаточно правдоподобия. Более того, использование точных знаний в речи еще не является гарантией убеждения, т. к. оценить речь, основанную на знании, может только слушатель образованный или специально подготовленный, поэтому ритору, желающему достигнуть присоединения аудитории к своей точке зрения, волей-неволей приходится приспосабливаться к уровню подготовки своей аудитории. По своей природе убеждение шире доказательства. Так, обвинитель в своей речи может полностью доказать вину подсудимого, а присяжные, приняв во внимание доводы защиты, все же этого подсудимого оправдать. Аргументация обвинителя перед присяжными заседателями вряд ли будет успешной, если оратор ограничится тем, что самым тщательным образом разберет юридическую сторону дела и обоснует наличие состава преступления по действующему законодательству. Такие доказательства в состоянии оценить только публика, искушенная в вопросах уголовного права. Для присяжных большую убедительную силу будет иметь обращение к таким аргументам, как горе родных и близких потерпевшего; тяжкая доля вдовы и сирот; нравственный вред для общества, причиняемый безнаказанностью: чувство сострадания и справедливости. Именно поэтому аргументация в суде рассматривается не как логическая, а как риторическая.

Аргументация в праве, по сравнению с другими видами риторической аргументации, имеет свои специфические особенности. Одним из первых обратил внимание на специфику правового аргумента и его отличие от аргумента в формальной логике Джон Уисдом. Он писал, что аргумент юриста – «это не цепь демонстративного рассуждения. Это приведение и представление тех черт дела, которые одна к одной складываются в пользу заключения, в пользу того, чтобы дать ситуации именно то имя, которым он желает ее называть. Доводы – это ножки стула, а не звенья цепи».[5] Сами по себе, по отдельности, эти доводы не ведут к какому-либо заключению. Процесс принятия решения основывается на взвешивании совокупности доводов, приведенных каждой стороной, и является выбором между конфликтующими «вероятностями».

X.Перельман обращал внимание на следующие специфические особенности юридической аргументации, препятствующие ее рассмотрению как формально-логической.[6]

Во-первых, в уголовном праве существует презумпция невиновности. Человек считается виновным только тогда, когда доказана его виновность, невиновность доказывать не требуется. В то же время в науке отрицательное доказательство (о том, что такой-то факт не существует) имеет равную силу с положительным (что такой-то факт существует). Точно так же и с точки зрения формальной логики сам по себе факт, что доказательств невиновности недостаточно, еще не свидетельствует о том, что человек, в самом деле, невиновен. Сомнение в деле, с точки зрения логики, может быть истолковано как в пользу подсудимого, так и против него.

Во-вторых, в праве не могут служить доказательствами факты, полученные противозаконным путем, в то время как формальная логика безразлична к способам получения доказательств.

В-третьих, в праве (особенно в конституционном) довольно часто приходится иметь дело со столкновением норм права, их коллизией, и тогда встает вопрос о балансе различных интересов: что важнее, например, в случае опубликования в печати сведений о неприглядном прошлом важного политического деятеля: право журналиста на свободу слова или право политика на неприкосновенность частной жизни?

Какую из двух взаимоисключающих норм следует применить? В таком случае невозможно обойтись исключительно применением логической формулы.

В-четвертых, само по себе формальное применение логической формулы может привести к неоднозначному решению. Именно для того, чтобы формальный подход не привел к наказанию невиновного, были созданы суды присяжных как выразителей «жизненной правды». Если суд присяжных оправдывает родителей, убивших своего смертельно больного ребенка, дабы избавить его от нестерпимой боли, значит ли это, что присяжные ошиблись, или то, что они сознательно пошли против справедливости?

Пятое возражение связано с тем, что саму норму права чаше всего невозможно интерпретировать одним-единственным способом, хотя бы в силу несовершенства человеческого языка.

Помимо указанных Перельманом, существуют и другие различия между доказыванием в логике и в праве, на которые в свое время обращал внимание русский профессор уголовного права Л.Е. Владимиров. Он, в частности, указывал, что с логической точки зрения не выдерживают никакой критики следующие максимы (положения) права: «Non refert quid notum sit. judici, si notum non sit in forma judici» (не имеет значения то, что известно суду, если известное не выражено в юридической форме), «Quod non apparet non est» (что неочевидно, то не существует), «Incerta pro nullis habentur» (неясное считается несуществующим), но с точки зрения права они имеют значение.

В отличие от философа, логика или историка, юрист при решении спора связан сроками, он не может сказать сторонам: подождите, пока появятся новые доказательства. («Ne lit is immortales essent, dum liti-gantes mortales sunt» – «Бессмертны тяжбы, но смертны тяжущиеся».)

Далее, не согласуется с логикой положение res judicata pro veritate accipitur (установленное судебным решением принимать за истинное), хотя в сфере юстиции оно необходимо.

Еще одно интересное наблюдение Владимирова связано с тем, что в праве суд «должен обращать внимание на то влияние, какое оказано будет известным приговором на общество, на его мнение и настроение. Оправдание виновного и осуждение невинного – оба эти приговора, с точки зрения логической, едва ли чем друг от друга отличаются... Но если мы обратим внимание на впечатление, который каждый из них производит на общество, мы должны будем признать, что вред от приговора, осуждающего невинного, несравненно значительнее того вреда, который получается от оправдания виновного».[7]

Таким образом, как заключает Владимиров, достоверность в праве имеет свои особенности, объясняющиеся характерными свойствами юстиции. Теория доказательств в праве должна основываться на формировании убеждения у судей, причем «это убеждение должно быть внутреннее, т.е. свободно составленное, а не предопределенное каким-нибудь внешним, от закона исходящим, критерием».[8] Закон дает только рамки для формирования такого убеждения, но не навязывает его.

Итак, если логика есть наука о правильности рассуждения от посылок к выводу, то теория аргументации исходит из практики – анализа решений и способов их обоснования.

При риторическом доказывании, в отличие от логического, вывод вовсе необязательно следует из приведенных доводов. Более того, одни и те же доводы могут приводить к противоположным выводам. И наоборот, из нескольких посылок может следовать один-единственный вывод. С логической точки зрения приведение множества посылок в одном силлогизме избыточно, но с риторической точки зрения оно может быть вполне оправданно. Что действительно важно для риторического доказывания, так это семантическая связь между доводами и положением аргумента.

Таким образом, аргументация в праве является риторической аргументацией, а не логической. Аргументация в логике и в праве различается также по типу аудитории, к которой она адресована. Логическая аргументация рассчитана на универсальную аудиторию, поскольку логик исходит из того, что используемые им посылки и основанные на них выводы имеют непреложный и самоочевидный характер и обладают абсолютной правильностью, независимой от места, времени и социальных условий, и что эти выводы имеют одинаковый вес для всех и каждого. Суждение в риторике, в том числе мнение юриста, изначально исходит из того, что существуют и другие точки зрения на существующую проблему и что необходимо разрешить существующие сомнения.

Сила аргумента в риторике – в отличие от логики – может меняться в зависимости от ситуации. Изменение ситуации – исторической, политической, культурной, социальной – неизбежно ведет к изменению в толковании прежних норм права (если их не успевают вовремя заменить законодательным путем на новые) и меняет убеждающую силу прежних аргументов.

Дата добавления: 2014-01-20