А. Н. Леонтьев

Тема 7

В

М

Рец.

Рис. 1. Различные принципы управления движениями: А — принцип сенсорных коррекций (по Н.А.Бернштейну); £ — то же, временная развертка; В — принцип рефлекторной дуги; М — моторный центр, S — сенсорный центр; m (р. т.) — мышца, рабочая точка; аф. сигн. — сигналы обратной связи от движения; эф. сигн. — эффекторные команды; рец. — рецептор внешнего стимула

Данная схема станет более понятной, если ввести временную развер­тку процесса (см. рис. 1, Б). Предположим, что только что сказанное от­носится к моменту t_t; новые эффекторные сигналы приводят к перемеще­нию рабочей точки по заданной траектории (момент t₂), и т.д.

Как классическая схема рефлекторной дуги соотносится с таким «кольцом»? Можно сказать, что она представляет собой частный, притом «вырожденный», случай кольца: по схеме дуги совершаются жестко запрограммированные, элементарные кратковременные акты, которые не нуждаются в коррекциях. Я уже упоминала о них: это движения типа коленного рефлекса, мигания и т.п. Обратная афферентация в них теря­ет свое значение, и определяющую роль приобретает внешний пусковой сигнал (см. рис. 1, В). Для большинства же движений необходимо функ­ционирование кольца.

Теперь обратимся к более позднему варианту схемы «кольца» Н.А.Бернштейна; она более детализована и поэтому позволяет гораздо пол­нее представить процесс управления двигательными актами (см. рис. 2).

Имеются моторные «выходы» (эффектор), сенсорные «входы» (ре­цептор), рабочая точка или объект (если речь идет о предметном дейст­вии) и блок перешифровок. Новыми являются несколько центральных блоков — программа, задающий прибор и прибор сличения.

Кольцо функционирует следующим образом. В программе записа­ны последовательные этапы сложного движения. В каждый данный мо-

Тема 6. Строение индивидуальной деятельности человека

IW

Рис. 2. Схема рефлекторного кольца Н.А.Бернштейна

мент отрабатывается какой-то ее частный этап, или элемент, и соответст­вующая частная программа спускается в задающий прибор.

Из задающего прибора сигналы поступают на прибор сличения; Н.А.Бернштейн обозначает их двумя латинскими буквами SW (от нем. Soil Wert, что означает «то, что должно быть»). На тот же блок от рецептора приходят сигналы обратной связи, сообщающие о состоянии рабочей точки; они обозначены IW (от нем. 1st Wert, что означает «то, что есть»). В прибо­ре сличения эти сигналы сравниваются, и на выходе из него получаются AW, т.е. сигналы рассогласования между требуемым и фактическим положени­ем вещей. Они попадают на блок перешифровки, откуда выходят сигналы коррекции; через промежуточные центральные инстанции (регулятор) они попадают на эффектор.

Разберем функционирование кольца управления на примере какого-нибудь реального движения.

Предположим, гимнаст работает на кольцах. Вся комбинация цели­ком содержится в его двигательной программе. В соответствии с програм-

Гиппенрейтер Ю.Б. Физиология движений и физиология активности 523

мой ему нужно в какой-то момент сделать стойку на руках (кстати, труд­нейший элемент!).

Из программы спускается в задающий прибор соответствующий при­каз, и в нем формируются сигналы SW, которые идут на прибор сличения. Эти сигналы будут сличаться с афферентными сигналами (IW). Значит, са­ми они должны иметь сенсорно-перцептивную природу, т.е. представлять собой образ движения. Такой образ обеспечивается, прежде всего, сигнала­ми проприоцептивной и зрительной модальностей; это «картина» стойки и с точки зрения ее общего вида, и с точки зрения ее двигательно-техническо-го состава — положения частей тела, центра тяжести, распределения тону­са различных мышц и т.п.

Итак, в прибор сличения поступают и образ движения, и информа­ция от всех рецепторов о реализованном движении.

Предположим, что, выходя на стойку, спортсмен сделал слишком сильный мах и его начало клонить назад, — возникает опасность опро­кинуться. Что тогда происходит? С прибора сличения поступили на блок перешифровки сигналы об излишней тяге назад. Эти сигналы (AW) сооб­щают, что не все в порядке, что нужно послать сигналы коррекции, вы­правляющие это положение. Такие сигналы поступают, поправка проис­ходит. В следующем цикле кольца снова сличаются сигналы SW и IW. Может оказаться, что AW=0; это идеальный случай. Он означает, что дан­ный элемент выполнен и можно перейти к реализации следующего пунк­та программы¹.

На схеме Бернштейна можно видеть одну интересную стрелку, кото­рая идет от рецептора на задающий прибор. Она означает следующее: по ходу движения случаются такие ситуации, когда экономичнее не давать коррекции к текущему движению, а просто перестроить его, пустить по дру­гому руслу, т.е. изменить его частную программу. И тогда соответствующее решение принимается в микроинтервалы времени, и в этом обнаруживает­ся двигательная находчивость организма. Таким образом, может иметь ме­сто не только спокойный «спуск» частных программ в задающее устройст­во, но и экстренная их перестройка.

Я думаю, что подобные примеры вы легко найдете сами. Такое слу­чается в условиях борьбы хищника и жертвы, встречи боксеров, в спор­тивных играх и т.п., где ситуация постоянно меняется.

Итак, были разобраны принцип сенсорных коррекций и вытекаю­щая из этого принципа схема управления по рефлекторному кольцу.

Перейду к следующему крупному вкладу Н.А.Бернштейна — к тео­рии уровней построения движений. К этой теории можно перекинуть ло­гический «мост» от рефлекторного кольца, если обратить специальное вни­мание на качество афферентных сигналов, поступающих от движения.

¹ Для пояснения этого момента удобно дополнить схему Н.А.Бернштейна соответст­вующей стрелкой (AW=O на рис. 2).

524 Тема 6. Строение индивидуальной деятельности человека

Специально исследуя этот вопрос на очень обширном материале с привлечением данных фило- и онтогенеза, патологии и экспериментальных исследований, Н.А.Бернштейн обнаружил следующее. В зависимости от то­го, какую информацию несут сигналы обратной связи: сообщают ли они о степени напряжения мышц, об относительном положении частей тела, о скорости или ускорении движения рабочей точки, о ее пространственном положении, о предметном результате движения, афферентные сигналы при­ходят в разные чувствительные центры головного мозга и соответственно переключаются на моторные пути на разных уровнях. Причем под уровня­ми следует понимать буквально морфологические «слои» в ЦНС. Так были выделены уровни спинного и продолговатого мозга, уровень подкорковых центров, уровни коры. Но я не буду сейчас вдаваться в анатомические под­робности, поскольку они требуют специальных знаний. Остановлюсь лишь на краткой характеристике каждого из уровней, выделенных Н.А.Берн-штейном, и проиллюстрирую их на примерах.

Надо сказать, что каждый уровень имеет специфические, свойствен­ные только ему моторные проявления, каждому уровню соответствует свой класс движений.

Уровень А — самый низкий и филогенетически самый древний. У человека он не имеет самостоятельного значения, зато заведует очень важным аспектом любого движения — тонусом мышц. Он участвует в организации любого движения совместно с другими уровнями.

Правда, есть немногочисленные движения, которые регулируются уровнем А самостоятельно: это непроизвольная дрожь, стук зубами от холода и страха, быстрые вибрато (7—8 Гц) в фортепианной игре, дрожа­ния пальца скрипача, удержание позы в полетной фазе прыжка и др.

На этот уровень поступают сигналы от мышечных проприорецепто-ров, которые сообщают о степени напряжения мышц, а также от органов равновесия.

Уровень В. Бернштейн называет его уровнем синергии. На этом уров­не перерабатываются в основном сигналы от мышечно-суставных рецепто­ров, которые сообщают о взаимном положении и движении частей тела. Этот уровень, таким образом, оторван от внешнего пространства, но зато очень хорошо «осведомлен» о том, что делается «в пространстве тела».

Уровень В принимает большое участие в организации движений бо­лее высоких уровней, и там он берет на себя задачу внутренней координа­ции сложных двигательных ансамблей. К собственным движениям этого уровня относятся такие, которые не требуют учета внешнего пространства: вольная гимнастика; потягивания, мимика и др.

Уровень С. Бернштейн называет его уровнем пространственного по­ля. На него поступают сигналы от зрения, слуха, осязания, т.е. вся инфор­мация о внешнем пространстве. Поэтому на нем строятся движения, при­способленные к пространственным свойствам объектов — к их форме,

Гиппенрейтер Ю.Б. Физиология движений и физиология активности 525

положению, длине, весу и пр. Среди них все переместительные движения: ходьба, лазанье, бег, прыжки, различные акробатические движения; упраж­нения на гимнастических снарядах; движения рук пианиста или маши­нистки; баллистические движения — метание гранаты, броски мяча, игра в теннис и городки; движения прицеливания — игра на бильярде, навод­ка подзорной трубы, стрельба из винтовки; броски вратаря на мяч и др.

Уровень D назван уровнем предметных действий. Это корковый уро­вень, который заведует организацией действий с предметами. Он практиче­ски монопольно принадлежит человеку. К нему относятся все орудийные действия, манипуляции с предметами и др. Примерами могут служить дви­жения жонглера, фехтовальщика; все бытовые движения: шнуровка боти­нок, завязывание галстука, чистка картошки; работа гравера, хирурга, часов­щика; управление автомобилем и т.п.

Характерная особенность движений этого уровня состоит в том, что они сообразуются с логикой предмета. Это уже не столько движения, сколь­ко действия; в них совсем не фиксирован двигательный состав, или «узор», движения, а задан лишь конечный предметный результат. Для этого уров­ня безразличен способ выполнения действия, набор двигательных операций. Так, именно средствами данного уровня Н.Паганини мог играть на одной струне, когда у него лопались остальные. Более распространенный бытовой пример — разные способы открывания бутылки: вы можете прибегнуть к помощи штопора, ножа, выбить пробку ударом по дну, протолкнуть ее внутрь и т.п. Во всех случаях конкретные движения будут разные, но ко­нечный результат действия — одинаковый. И в этом смысле к работе уров­ня D очень подходит пословица: «Не мытьем, так катаньем».

Наконец, последний, самый высокий — уровень Е. Это уровень ин­теллектуальных двигательных актов, в первую очередь речевых движений, движений письма, а также движения символической, или кодированной, речи — жестов глухонемых, азбуки Морзе и др. Движения этого уровня определяются не предметным, а отвлеченным, вербальным смыслом.

Теперь сделаю два важных замечания относительно функциониро­вания уровней.

Первое: в организации сложных движений участвуют, как правило, сразу несколько уровней — тот, на котором строится данное движение (он называется ведущим), и все нижележащие уровни.

К примеру, письмо — это сложное движение, в котором участвуют все пять уровней. Проследим их, двигаясь снизу вверх.

Уровень А обеспечивает прежде всего тонус руки и пальцев.

Уровень В придает движениям письма плавную округлость, обеспечи­вая скоропись. Если переложить пишущую ручку в левую руку, то округ­лость и плавность движений исчезает: дело в том, что уровень В отличает­ся фиксацией «штампов», которые выработались в результате тренировки и которые не переносятся на другие двигательные органы (интересно, что

526 Тема 6. Строение индивидуальной деятельности человека

при потере плавности индивидуальные особенности почерка сохраняются и в левой руке, потому что они зависят от других, более высоких уровней). Так что этим способом можно вычленить вклад уровня В.

Далее, уровень С организует воспроизведение геометрической фор­мы букв, ровное расположение строк на бумаге.

Уровень D обеспечивает правильное владение ручкой, наконец, уро­вень Е — смысловую сторону письма.

Развивая это положение о совместном функционировании уровней, Н.А.Бернштейн приходит к следующему важному правилу: в сознании человека представлены только те компоненты движения, которые стро­ятся на ведущем уровне; работа нижележащих, или «фоновых», уровней, как правило, не осознается.

Когда субъект излагает на бумаге свои мысли, то он осознает смысл письма: ведущим уровнем, на котором строятся его графические движе­ния, в этом случае является уровень Е. Что касается особенностей почер­ка, формы отдельных букв, прямолинейности строк и т.п., то все это в его сознании практически не присутствует.

Второе замечание: формально одно и то же движение может стро­иться на разных ведущих уровнях.

Проиллюстрирую это следующим примером, заимствуя его у Н.А.Бернштейна. Возьмем круговое движение руки; оно может быть по­лучено на уровне А: например, при фортепианном вибрато кисть руки и суставы пальцев описывают маленькие круговые траектории. Круговое движение можно построить и на уровне В, например, включив его в каче­стве элемента в вольную гимнастику.

На уровне С будет строиться круговое движение при обведении кон­тура заданного круга. На уровне предметного действия D круговое движе­ние может возникнуть при завязывании узла. Наконец, на уровне Е такое же движение организуется, например, при изображении лектором окружно­сти на доске. Лектор не заботится, как заботился бы учитель рисования, о том, чтобы окружность была метрически правильной, для него достаточно воспроизведения смысловой схемы.

А теперь возникает вопрос: чем же определяется факт построения движения на том или другом уровне? Ответом будет очень важный вы­вод Н.А.Бернштейна, который дан выше: ведущий уровень построения движения определяется смыслом, или задачей, движения.

Яркая иллюстрация этого положения содержится в исследовании А.Н.Леонтьева и А.В.Запорожца¹. Работая в годы Великой Отечественной войны над восстановлением движений руки раненых бойцов, авторы об­наружили следующий замечательный факт.

¹ Леонтьев А.Н., Запорожец А.В. Восстановление движения. Исследование восста­новления функции руки после ранения. М., 1945.

Гиппенрейтер Ю.Б. Физиология движений и физиология активности 527

После периода лечебных упражнений с раненым проводилась про­ба для выяснения того, насколько функция руки восстановилась. Для этого ему давалась задача «поднять руку как можно выше». Выполняя ее, он поднимал руку только до определенного предела — диапазон дви­жений был сильно ограничен. Но задача менялась: больного просили «поднять руку до указанной отметки на стене» и оказывалось, что он в состоянии поднять руку на 10—15 см выше. Наконец, снова менялась за­дача: предлагалось «снять шляпу с крючка» — и рука поднималась еще выше!

В чем здесь дело? Дело в том, что во всех перечисленных случаях движение строилось на разных уровнях: первое движение («как можно выше») — в координатах тела, т.е. на уровне В; второе («до этой отмет­ки») — на уровне С, т.е. в координатах внешнего пространства; наконец, третье («снимите шляпу») — на уровне D. Проявлялась смена уровней в том, что движение приобретало новые характеристики, в частности осуще­ствлялось со все большей амплитудой.

Аналогичные факты известны теперь в большом количестве. При­веду еще один пример из наших собственных исследований, относящихся к движениям глаз¹.

Человеческие глаза, как известно, очень подвижны, и их движения очень разнообразны. Среди этих движений есть и такие, которые субъект не замечает; их нельзя заметить также, глядя в глаза другого человека со стороны; это — непроизвольные микродвижения глаз. Они происходят и тогда, когда человек, как ему кажется, неподвижно смотрит на точку, т.е. фиксирует ее взглядом. Для выявления этих движений приходится при­бегать к очень тонким и точным методам регистрации.

С помощью таких методов давно было обнаружено, что при фикса­ции точки глаза совершают движения трех разных типов: тремор с очень большой частотой, дрейфы и скачки, которые обычно возвращают глаз, сместившийся в результате дрейфа, на фиксируемую точку. Каждый из этих типов движений имеет свои параметры: частоту, амплитуду, ско­рость и др.

Факт, который удалось установить нам, состоит в том, что при изме­нении задачи существенно меняются все параметры перечисленных дви­жений глаз. Например, в одном случае испытуемому предлагалось «про­сто смотреть» на световую точку, в другом — «обнаруживать моменты, когда будет меняться ее цвет».

Заметьте, задача менялась, казалось бы, очень незначительно: во вто­ром случае, как и в первом, испытуемый должен был фиксировать точку, чтобы не пропустить смену цвета. И, тем не менее, изменение цели (смыс-

¹ Гиппенрейтер Ю.Б., Романов ВЛ. Новый метод исследования внутренних форм зрительной активности // Вопросы психологии. 1970. № 5.

528 Тема 6. Строение индивидуальной деятельности человека

л а) фиксации приводило к изменениям фиксационных движений: дру­гим становился частотный спектр тремора, скорость дрейфов уменьша­лась, скачки происходили реже и с меньшей амплитудой.

Подобные факты, как и общий вывод из них, замечательны тем, что показывают решающее влияние такой психологической категории, как за­дача, или цель, движения на организацию и протекание физиологических процессов.

Этот результат явился крупным научным вкладом Н.А.Бернштей-на в физиологию движений.

Человек как субъект познания

Специфика психологического изучения познания. Де­ятельность, сознание, познание. Образ (представление) мира как условие деятельности в нем и основа его познания. По­знание и мотивация. Познавательная потребность и иссле­довательские действия. Категория образа, виды и функции образных явлений. Предметный образ, его чувственная осно­ва, феноменальные характеристики. Перцептивный образ и понятийный смысл. Проблема адекватного познания реаль­ности. Целостность познавательной деятельности и проблема выделения познавательных процессов. Специфические позна­вательные процессы: ощущение, восприятие, мышление. Уни­версальные («сквозные») психические процессы: память, вни­мание, воображение.

Вопросы к семинарским занятиям:

О Образ как категория психологии познания. Чувственная ткань сознания. Общая характеристика когнитивной психологии. Определения основных психических процессов.

0 Феномены восприятия. Основные свойства перцептивно­го образа.

© Психологическая характеристика мышления. Образ и смысл.

О Образ как категория психологии познания. Чувственная ткань сознания. Общая характе­ристика когнитивной психологии. Определения основных психических процессов

А.Н.Леонтьев ОБРАЗ МИРА¹

Как известно, психология и психофизиология восприятия харак­теризуются, пожалуй, наибольшим числом исследований и публикаций, необозримо огромным количеством накопленных фактов. Исследования ведутся на самых разных уровнях: морфофизиологическом, психофизи­ческом, психологическом, теоретико-познавательном, клеточном, феноме­нологическом («фенографическом» — К. Хольцкамп)², на уровне микро-и макроанализа. Изучаются филогенез, онтогенез восприятия, его функци­ональное развитие и процессы его восстановления. Используются самые разнообразные конкретные методы, процедуры, индикаторы. Получили распространение разные подходы и интерпретации: физикалистские, ки­бернетические, логико-математические, «модельные». Описано множество явлений, в том числе совершенно поразительных, остающихся необъяс-ненными.

Но вот что знаменательно, по признанию самых авторитетных иссле­дователей, сейчас не существует никакой убедительной теории восприятия, способной охватить накопленные знания, наметить концептуальную систему, отвечающую требованиям диалектико-материалистическои методологии.

В психологии восприятия, по существу, в неявной форме сохраняют­ся физиологический идеализм, параллелизм и эпифеноменализм, субъек­тивный сенсуализм, вульгарный механицизм. Не ослабевает, а усиливает­ся влияние неопозитивизма. Особенно большую опасность для психологии представляет редукционизм, разрушающий сам предмет психологической науки. В результате в работах, претендующих на широкий охват пробле­мы, торжествует откровенная эклектика. Жалкое состояние теории вос­приятия при богатстве накопленных конкретных знаний свидетельствует

¹ Леонтьев AM. Избранные психологические произведения: В 2 т. М.: Педагогика,
1983. Т. П. С. 251—261.

² См. Holzkamp К. Sinnliehe Erkenntnis: Historischen Upsprung und gesellschaftliche

Function der Wahrnehmung. Frankfurt/Main, 1963.

Леонтьев А.Н. Образ мира 531

о том, что сейчас создалась острая необходимость пересмотреть то прин­ципиальное направление, в котором движутся исследования.

Конечно, все советские авторы исходят из фундаментальных поло­жений марксизма, таких, как признание первичности материи и вторич-ности духа, сознания, психики; из положения о том, что ощущения и вос­приятия являются отражением объективной реальности, функцией мозга. Но речь идет о другом: о воплощении этих положений в конкретном их содержании, в практике исследовательской психологической работы; об их творческом развитии в самой, образно говоря, плоти исследований воспри­ятия. А это требует коренного преобразования самой постановки проблемы психологии восприятия и отказа от ряда мнимых постулатов, которые по инерции в ней сохраняются. О возможности такого преобразования про­блемы восприятия в психологии и будет идти речь.

Общее положение, которое я попытаюсь сегодня защищать, состоит в том, что проблема восприятия должна быть поставлена и разрабаты­ваться как проблема психологии образа мира. (Замечу, кстати, что тео­рия отражения по-немецки Bildtheorie, т.е. теория образа.) Марксизм так и ставит вопрос: «...ощущение, восприятие, представление и вообще созна­ние человека, — писал Ленин, — принимается за образ объективной ре­альности»¹.

Ленин сформулировал и чрезвычайно важную мысль о принципиаль­ном пути, по которому должен идти последовательно материалистический анализ проблемы. Это путь от внешнего объективного мира к ощущению, восприятию, образу. Противоположный же путь, подчеркивает Ленин, есть путь, неизбежно ведущий к идеализму².

Это значит, что всякая вещь первично положена объективно — в объективных связях предметного мира; что она — вторично — полагает себя также и в субъективности, чувственности человека, и в человеческом сознании (в своих идеальных формах). Из этого нужно исходить и в пси­хологическом исследовании образа, процессов его порождения и функци­онирования.

Животные, человек живут в предметном мире, который с самого на­чала выступает как четырехмерный: трехмерное пространство и время (движение), которое представляет собой «объективно реальные формы бытия»³.

Это положение отнюдь не должно оставаться для психологии толь­ко общефилософской предпосылкой, якобы прямо не затрагивающей кон­кретно-психологическое исследование восприятия, понимание его меха-

¹ Ленин В.И. Поли, собр. соч. Т. 18. С. 282—283.

² См. там же. С. 52.

³ Там же. С. 181.

532 Тема 7. Человек как субъект познания

низмов. Напротив, оно заставляет многое видеть иначе, не так, как это сложилось в рамках буржуазной психологии. Это относится и к понима­нию развития органов чувств в ходе биологической эволюции.

Из приведенного марксистского положения вытекает, что жизнь жи­вотных с самого начала протекает в четырехмерном предметном мире, что приспособление животных происходит как приспособление к связям, на­полняющим мир вещей, их изменениям во времени, их движению; что, со­ответственно, эволюция органов чувств отражает развитие приспособления к четырехмерности мира, т.е. обеспечивает ориентировку в мире, как он есть, а не в отдельных его элементах.

Я говорю это к тому, что только при таком подходе могут быть ос­мыслены многие факты, которые ускользают из зоопсихологии, потому что они не укладываются в традиционные, по сути атомарные, схемы. К числу такого рода фактов относится, например, парадоксально раннее появление в эволюции животных восприятия пространства и оценка рас­стояний. То же относится к восприятию движений, изменений во време­ни — восприятию, так сказать, непрерывности через прерывность. Но, разумеется, касаться этих вопросов подробнее я не буду. Это разговор осо­бый, узкоспециальный.

Обращаясь к человеку, к сознанию человека, я должен ввести еще одно понятие — понятие о пятом квазиизмерении, в котором открывает­ся человеку объективный мир. Это — смысловое поле, система значений.

Введение этого понятия требует более подробного разъяснения.

Факт состоит в том, что когда я воспринимаю предмет, то я восприни­маю его не только в его пространственных измерениях и во времени, но и в его значении. Когда, например, я бросаю взгляд на ручные часы, то я, строго говоря, не имею образа отдельных признаков этого предмета, их суммы, их «ассоциативного набора». На этом, кстати сказать, и основана критика ас­социативных теорий восприятия. Недостаточно также сказать, что у меня возникает прежде всего картина их формы, как на этом настаивают геш-тальтпсихологи. Я воспринимаю не форму, а предмет, который есть часы.

Конечно, при наличии соответствующей перцептивной задачи я могу выделить и осознать их форму, отдельные их признаки — элементы, их связи. В противном случае хотя все это и входит в фактуру образа, в его чувственную ткань, но фактура эта может свертываться, стушевываться, замещаться, не разрушая, не искажая предметности образа.

Высказанный мной тезис доказывается множеством фактов, как по­лученных в экспериментах, так и известных из повседневной жизни. Для психологов, занимающихся восприятием, нет надобности перечислять эти факты. Замечу только, что особенно ярко они выступают в образах-пред­ставлениях.

Традиционная интерпретация состоит здесь в приписывании само­му восприятию таких свойств, как осмысленность или категориальность.

Леонтьев А.Н. Образ мира 533

Что же касается объяснения этих свойств восприятия, то они, как об этом правильно говорит Р.Грегори¹, в лучшем случае остаются в границах те­ории Г.Гельмгольца. Замечу сразу, что глубоко скрытая опасность состо­ит здесь в логической необходимости апеллировать в конечном счете к врожденным категориям.

Защищаемая мной общая идея может быть выражена в двух поло­жениях. Первое заключается в том, что свойства осмысленности, катего-риальности суть характеристики сознательного образа мира, не имманент­ные самому образу, его сознанию. Они, эти характеристики, выражают объективность, раскрытую совокупной общественной практикой, идеализи­рованной в системе значений, которые каждый отдельный индивид находит как «вне-его-существующее» — воспринимаемое, усваиваемое — и поэтому так же, как то, что входит в его образ мира.

Выражу это иначе: значения выступают не как то, что лежит перед вещами, а как то, что лежит за обликом вещей — в познанных объективных связях предметного мира, в различных системах, в которых они только и су­ществуют, только и раскрывают свои свойства. Значения, таким образом, не­сут в себе особую мерность. Это мерность внутрисистемных связей объек­тивного предметного мира. Она и есть пятое квазиизмерение его!

Подведем итоги.

Защищаемый мной тезис заключается в том, что в психологии про­блема восприятия должна ставиться как проблема построения в сознании индивида многомерного образа мира, образа реальности. Что, иначе гово­ря, психология образа (восприятия) есть конкретно-научное знание о том, как в процессе своей деятельности индивиды строят образ мира — мира, в котором они живут, действуют, который они сами переделывают и час­тично создают; это — знание также о том, как функционирует образ мира, опосредствуя их деятельность в объективно реальном мире.

Здесь я должен прервать себя некоторыми иллюстрирующими от­ступлениями. Мне припоминается спор одного из наших философов с Ж.Пиаже, когда он приезжал к нам.

— У вас получается, — говорил этот философ, обращаясь к Пиаже, —
что ребенок, субъект вообще, строит с помощью системы операций мир. Как
же можно стоять на такой точке зрения? Это идеализм.

— Я вовсе не стою на этой точке зрения, — отвечал Ж.Пиаже, — в
этой проблеме мои взгляды совпадают с марксизмом, и совершенно непра­
вильно считать меня идеалистом!

— Но как же в таком случае вы утверждаете, что для ребенка мир
таков, каким строит его логика?

Четкого ответа на этот вопрос Ж. Пиаже так и не дал. Ответ, однако, существует, и очень простой. Мы действительно стро­им, но не Мир, а Образ, активно «вычерпывая» его, как я обычно говорю,

¹ См. Грегори Р. Разумный глаз. М., 1972.

534 Тема 7. Человек как субъект познания

из объективной реальности. Процесс восприятия и есть процесс, средство этого «вычерпывания», причем главное состоит не в том, как, с помощью каких средств протекает этот процесс, а в том, что получается в результа­те этого процесса. Я отвечаю: образ объективного мира, объективной ре­альности. Образ более адекватный или менее адекватный, более полный или менее полный... иногда даже ложный...

Позвольте мне сделать еще одно, совсем уже другого рода отступление.

Дело в том, что понимание восприятия как процесса, посредством которого строится образ многомерного мира, каждым его звеном, актом, моментом, каждым сенсорным механизмом вступает в противоречие с неизбежным аналитизмом научного психологического и психофизиоло­гического исследования, с неизбежными абстракциями лабораторного эк­сперимента.

Мы выделяем и исследуем восприятие удаленности, различение форм, константность цвета, кажущееся движение и т.д. и т.п. Тщательными экс­периментами и точнейшими измерениями мы как бы сверлим глубокие, но узкие колодцы, проникающие в недра перцепции. Правда, нам не часто удается проложить «ходы сообщения» между ними, но мы продолжаем и продолжаем это сверление колодцев и вычерпываем из них огромное ко­личество информации — полезной, а также малополезной и даже вовсе бес­полезной. В результате в психологии образовались сейчас целые террико­ны непонятных фактов, которые маскируют подлинный научный рельеф проблем восприятия.

Само собой разумеется, что этим я вовсе не отрицаю необходимости и даже неизбежности аналитического изучения, выделения тех или иных частных процессов и даже отдельных перцептивных явлений в целях их исследования in vitro. Без этого просто не обойтись! Моя мысль совсем в другом, а именно в том, что, изолируя в эксперименте изучаемый процесс, мы имеем дело с некоторой абстракцией, следовательно, сразу же встает проблема возвращения к целостному предмету изучения в его реальной природе, происхождении и специфическом функционировании.

Применительно к исследованию восприятия это есть возвращение к построению в сознании индивида образа внешнего многомерного мира, мира как он есть, в котором мы живем, в котором мы действуем, но в котором наши абстракции сами по себе не «обитают», как не обитает^например, в нем столь подробно изученное и тщательно изморенное «фи-движение*¹.

Здесь я снова вынужден сделать отступление.

Многие десятки лет исследования в психологии восприятия имели дело по преимуществу с восприятием двухмерных объектов — линий, гео­метрических фигур, вообще изображений на плоскости. На этой почве воз­никло и главное направление в психологии образа — гештальтпсихология.

¹ См. Грегори Р. Глаз и мозг. М., 1970. С. 124—125

/Леонтьев А.Н. Образ мира 535

Сначала было выделено как особое «качество формы» — Gestalt-qualitat; потом в целостности формы увидели ключ к решению пробле­мы образа. Были сформулированы закон «хорошей формы», закон пре-гнантности, закон фигуры и фона.

Эта психологическая теория, порожденная исследованием плоских изображений, сама оказалась «плоской». По существу, она закрыла воз­можность движения «реальный мир — психический гештальт», как и дви­жения «психический гештальт — мозг». Содержательные процессы оказались подмененными отношениями проективности, изоморфизма. В.Келер издает книгу «Физические гештальты»¹ (кажется, впервые о них писал К.Гольдш-тейн), а К.Коффка уже прямо заявляет, что решение контраверзы духа и материи, психики и мозга состоит в том, что первичным является третье и это третье есть Gestalt — форма. Далеко не лучшее решение предлагается и в лейпцигском варианте гештальтпсихологии: форма есть субъективная априорная категория.

А как интерпретируется в гештальтпсихологии восприятие трехмер­ных вещей? Ответ прост: он заключается в переносе на восприятие трех­мерных вещей законов восприятия проекций на плоскости. Вещи трех­мерного мира, таким образом, выступают как замкнутые плоскостями. Главным законом поля восприятия является закон «фигуры и фона». Но это вовсе не закон восприятия, а феномен восприятия двухмерной фигу­ры на двухмерном фоне. Он относится не к восприятию вещей трехмер­ного мира, а к некоторой их абстракции, которая есть их контур². В ре­альном же мире определенность целостной вещи выступает через ее связи с другими вещами, а не посредством ее «оконтуривания³.

Иными словами, своими абстракциями гештальттеория подмени­ла понятие объективного мира понятием поля.

В психологии понадобились годы, чтобы их экспериментально разъе­динить и противопоставить. Кажется, лучше всего это сначала проделал Дж.Гибсон, который нашел способ видеть окружающие предметы, окружа­ющую обстановку как состоящую из плоскостей, но тогда эта обстановка стала призрачной, потеряла для наблюдателя свою реальность. Удалось субъективно создать именно «поле», оно оказалось, однако, заселенным призраками. Так в психологии восприятия возникло очень важное раз­личение: «видимого поля» и «видимого мира»⁴.

В последние годы, в частности в исследованиях, проведенных на ка­федре общей психологии, это различение получило принципиальное теоре-

' Kohler W. Die physischen Gestalten in Ruhe und stationaren Zustand. Brounschweig, 1920.

² Или, если хотите, плоскость.

³ Т.е. операции выделения и видения формы.

⁴ См. Gibson J.J. The Perception of the Visual World. L.; N.Y., 1950.

536 Тема 7. Человек как субъект познания

тическое освещение, а несовпадение проекционной картины с предметным образом — достаточно убедительное экспериментальное¹ обоснование².

Я остановился на гештальттеории восприятия, потому что в ней осо­бенно отчетливо сказываются результаты сведения образа предметного мира к отдельным феноменам, отношениям, характеристикам, абстраги­рованным из реального процесса его порождения в сознании человека, процесса, взятого в его полноте. Нужно, следовательно, вернуться к этому процессу, необходимость которого лежит в жизни человека, в развитии его деятельности в объективно многомерном мире. Отправным пунктом для этого должен стать сам мир, а не субъективные феномены, им вызы­ваемые.

Здесь я подхожу к труднейшему, можно сказать, критическому пун­кту опробываемого мною хода мысли.

Я хочу сразу же высказать этот пункт в форме тезиса категорично­го, сознательно опуская все необходимые оговорки.

Тезис этот состоит в том, что мир в его отдаленности от субъекта амодален. Речь идет, разумеется, о том значении термина «модальность», какое он имеет в психофизике, психофизиологии и психологии, когда мы, например, говорим о форме предмета, данной в зрительной или в тактиль­ной модальности или в модальностях вместе.

Выдвигая этот тезис, я исхожу из очень простого и, на мой взгляд, совершенно оправданного различения свойств двоякого рода.

Один — это такие свойства неодушевленных вещей, которые обна­руживаются во взаимодействиях с вещами же (с «другими» вещами), т.е. во взаимодействии «объект—объект». Некоторые же свойства обнару­живаются во взаимодействии с вещами особого рода — с живыми чувст­вующими организмами, т.е. во взаимодействии «объект—субъект». Они обнаруживаются в специфических эффектах, зависящих от свойств ре­ципирующих органов субъекта. В этом смысле они являются модальны­ми, т.е. субъективными.

Гладкость поверхности предмета во взаимодействии «объект-объект» обнаруживает себя, скажем, в физическом явлении уменьшения трения. При ощупывании рукой — в модальном явлении осязательного ощущения гладкости. То же свойство поверхности выступает в зритель­ной модальности.

Итак, факт состоит в том, что одно и то же свойство — в данном слу­чае физическое свойство тела — вызывает, воздействуя на человека, совер-

¹ Удалось найти и некоторые объективные индикаторы, расчленяющие видимое поле
и предметы, картину предмета. Ведь образ предмета обладает такой характеристикой,
как измеряемая константность, т.е. коэффициент константности. А ведь как только
ускользает предметный мир, трансформируясь в поле, так поле это обнаруживает
аконстантность. Значит, можно измерением расчленить предметы поля и предметы мира.

² Логвиненко АД., Сталин В.В. Исследование восприятия в условиях инверсии поля
зрения // Эргономика. Труды ВНИИТЭ. 1973. Вып. 6.

Леонтьев А.Н. Образ мира 537

шенно разные по модальности впечатления. Ведь «блескость» не похожа на «гладкость», а «матовость» — на «шероховатость». Поэтому сенсорным модальностям нельзя дать «постоянную прописку» во внешнем предмет­ном мире. Я подчеркиваю, внешнем, потому что человек, со всеми своими ощущениями, сам тоже принадлежит объективному миру, тоже есть вещь среди вещей.

У Энгельса есть одна примечательная мысль о том, что свойства, о которых мы узнаем посредством зрения, слуха, обоняния и т.д., не абсолют­но различны; что наше я вбирает в себя различные чувственные впечатле­ния, объединяя их в целое как «совместные» (курсив Энгельса!) свойства. «Объяснить эти различные, доступные лишь разным органам чувств свой­ства... и является задачей науки...»¹.

Прошло 120 лет. И наконец, в 60-х гг., если я не ошибаюсь, идея сли­тия в человеке этих «совместных», как их назвал Энгельс, расщепляющих­ся органами чувств свойств превратилась в экспериментально установ­ленный факт.

Я имею в виду исследование И.Рока².

В его опытах испытуемым показывали квадрат из твердой пластмас­сы через уменьшающую линзу. «Испытуемый брал квадрат пальцами сни­зу, через кусок материи, так что он не мог видеть свою руку, иначе он мог бы понять, что смотрит через уменьшающую линзу... Мы... просили его сооб­щить свое впечатление о величине квадрата... Некоторых испытуемых мы просили как можно точнее нарисовать квадрат соответствующей величины, что требует участия как зрения, так и осязания. Другие должны были выб­рать квадрат равной величины из серии квадратов, предъявляемых только зрительно, а третьи — из серии квадратов, величину которых можно было определять только на ощупь...

У испытуемых возникало определенное целостное впечатление о ве­личине квадрата... Воспринимаемая величина квадрата... была примерно такой же, как и в контрольном опыте с одним лишь зрительным восприя­тием».

Итак, предметный мир, взятый как система только «объектно-объектных» связей (т.е. мир без животных, до животных и человека), амодален. Только при возникновении субъектно-объектных связей, взаи­модействий возникают многоразличные и к тому же меняющиеся от вида к виду³ модальности.

Вот почему, как только мы отвлекаемся от субъектно-объектных взаимодействий, сенсорные модальности выпадают из наших описаний реальности.

¹ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 548.

² См. Рок И., Харрис Ч. Зрение и осязание // Восприятие. Механизмы и модели. М.,
1974. С. 276—279.

³ Я и имею в виду зоологический вид.

538 Тема 7. Человек как субъект познания

Из двойственности связей, взаимодействий «0-0» и «OS», при усло­вии их сосуществования, и происходит всем известная двойственность ха­рактеристик: например, такой-то участок спектра электромагнитных волн и, допустим, красный свет. При этом не нужно только упускать, что та и другая характеристика выражает «физическое отношение между физичес­кими вещами»¹.

Дальнейший естественно возникающий вопрос — это вопрос о при­роде, происхождении сенсорных модальностей, об их эволюции, развитии, о необходимости, неслучайности их меняющихся «наборов» и разных, го­воря термином Энгельса, «совместностей» отражаемых в них свойств. Это не исследованная (или почти не исследованная) проблема науки. Что же является ключевым подходом (положением) для адекватного решения этой проблемы? Здесь я должен повторить свою главную мысль: в психо­логии она должна решаться как проблема филогенетического развития образа мира, поскольку:

(1) необходима «ориентировочная основа» поведения, а это образ,

(2) тот или иной образ жизни создает необходимость соответствующе­
го ориентирующего, управляющего, опосредствующего образа его в предмет­
ном мире.

Короче. Нужно исходить не из сравнительной анатомии и физиоло­гии, а из экологии в ее отношении к морфологии органов чувств и т.п. Энгельс пишет: «Что является светом и что — несветом, зависит от того, ночное это животное или дневное»².

Особо стоит вопрос о «совмещениях».

1. Совмещенность (модальностей) становится, но по отношению к
чувствам, образу; она есть его условие³. (Как предмет — «узел свойств»,
так образ — «узел модальных ощущений».)

2. Совмещенность выражает пространственность вещей как фор­
му существования их).

3. Но она выражает и существование их во времени, поэтому образ
принципиально есть продукт не только симультанного, но и сукцессивно-

¹ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 62.

² Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.20. С. 603.

³ Б.М. Величковский обратил мое внимание на одно исследование, относящееся к раннему
младенческому возрасту: Aronson E., Rosenbloom S. Space perception in early infancy:
perception within a common auditory visual space // Science. 1972. V. 172. P.1161—1163.
В одном из экспериментов изучалась реакция новорожденного на наклоняющуюся и
говорящую мать. Факт состоит в том, что если звук идет с одной стороны, а лицо матери
находится с другой, то реакция отсутствует. Подобные данные, как психологические, так и
биологические, позволяют говорить о восприятии как процессе становления образа. Мы не
можем начинать с элементов восприятия, потому что становление образа предполагает
совместность. Одно свойство не может характеризовать предмет. Предмет — это «узел
свойств». Картина, образ мира возникает, когда свойства «завязываются узлом», с этого
начинается развитие. Сначала возникает отношение совместности, а затем расщепляемости
совместного с другими свойствами.

Леонтьев А.И. Образ мира 539

го совмещения, слития¹. Характернейшее явление совмещения точек об­зора — детские рисунки!

Общий вывод: ъсякое актуальное воздействие вписывается в образ мира, т.е. в некоторое «целое»².

Когда я говорю о том, что всякое актуальное, т.е. сейчас воздейству­ющее на перцептирующие системы, свойство «вписывается» в образ мира, то это не пустое, а очень содержательное положение; это значит, что:

(1) граница предмета устанавливается на предмете, т.е. отделение
его происходит не на чувствилище, а на пересечениях зрительных осей.
Поэтому при использовании зонда происходит сдвиг чувствилища³. Это
значит, что не существует объективации ощущений, восприятий^. За кри­
тикой «объективации», т.е. отнесения вторичных признаков к реальному
миру, лежит критика субъективно-идеалистических концепций. Иначе
говоря, я стою на том, что не восприятие полагает себя в предмете, а
предмет — через деятельность — полагает себя в образе. Восприятие
и есть его «субъективное полагание». (Полагание для субъекта!);

(2) вписывание в образ мира выражает также то, что предмет не
складывается из «сторон»; он выступает для нас как единое непрерывное;
прерывность есть лишь его момент*. Возникает явление «ядра» предме­
та. Это явление и выражает предметность восприятия. Процессы вос­
приятия подчиняются этому ядру. Психологическое доказательство: а) в
гениальном наблюдении Г. Гельмгольца: «не все, что дано в ощущении,
входит в "образ представления"» (равносильно падению субъективного
идеализма в стиле Иоганнеса Мюллера); б) в явлении прибавок к псевдо-
скопическому образу (я вижу грани, идущие от подвешенной в простран­
стве плоскости) и в опытах с инверсией, с адаптацией к оптически иска­
женному миру.

До сих пор я касался характеристик образа мира, общих для живот­ных и человека. Но процесс порождения картины мира, как и сама кар­тина мира, ее характеристики качественно меняются, когда мы переходим к человеку.

¹ Никто из нас, вставая из-за письменного стола, не отодвинет стул так, чтобы он
ударился о книжную витрину, если знает, что витрина находится за этим стулом. Мир
сзади меня присутствует в картине мира, но отсутствует в актуальном зрительном мире.
От того, что у нас нет панорамного зрения, панорамная картина мира не исчезает, она
просто иначе выступает.

² См. Uexkull V., Kriszat G. Streifziige durch die Umwelten von Tieren und Menschen.
Berlin, 1934.

³ При ощупывании зондом некоего объекта чувствилище перемещается с руки на
кончик зонда. Чувствительность там... Я могу перестать ощупывать зондом этот предмет
чуть-чуть продвинуть руку по зонду. И тогда чувствилище возвращается на пальцы, а
кончик зонда теряет свою чувствительность.

⁴ «Эффект туннеля»: когда нечто прерывает свое движение и, как следствие своего
воздействия, оно не прерывает своего бытия для меня.

540 Тема 7. Человек как субъект познания

У человека мир приобретает в образе пятое квазиизмерение. Оно ни в коем случае не есть субъективно приписываемое миру! Это переход через чувственность за границы чувственности, через сенсорные модаль­ности к амодальному миру. Предметный мир выступает в значении, т.е. картина мира наполняется значениями.

Углубление познания требует снятия модальностей и состоит в таком снятии, поэтому наука не говорит языком модальностей, этот язык в ней изгоняется. В картину мира входят невидимые свойства предметов: а) амо-далъные — открываемые промышленностью, экспериментом, мышлением; б) «сверхчувственные» — функциональные свойства, качества, такие, как «стоимость», которые в субстрате объекта не содержатся. Они-то и представ­лены в значениях!

Здесь особенно важно подчеркнуть, что природа значения не только не в теле знака, но и не в формальных знаковых операциях, не в операци­ях значения. Она — во всей совокупности человеческой практики, кото­рая в своих идеализированных формах входит в картину мира.

Иначе это можно сказать так: знания, мышление не отделены от процесса формирования чувственного образа мира, а входят в него, при­бавляясь к чувственности. [Знания входят, наука — нет!]

Некоторые общие выводы.

1. Становление образа мира у человека есть его переход за пределы
«непосредственно чувственной картинки». Образ не картинка!

2. Чувственность, чувственные модальности все более «обезразличива-
ются». Образ мира слепоглухого не другой, чем образ мира зрячеслышаще-
го, а создан из другого строительного материала, из материала других мо­
дальностей, соткан из другой чувственной ткани. Поэтому он сохраняет
свою симультанность, и это — проблема для исследования!

3. «Обезличивание» модальности — это совсем не то же самое, что
безличность знака по отношению к значению.

Сенсорные модальности ни в коем случае не кодируют реальность. Они несут ее в себе¹. Поэтому-то распадение чувственности (ее перверзии) порождает психологическую ирреальность мира, явления его «исчезания». Это известно, доказано.

4. Чувственные модальности образуют обязательную фактуру обра­
за мира. Но фактура образа неравнозначна самому образу! Так в живопи­
си за мазками масла просвечивает предмет. Когда я смотрю на изображен­
ный предмет — не вижу мазков, и vice versa! Фактура, материал снимается
образом, а не уничтожается в нем.

¹ Я всегда с огорчением читаю на страницах психологической современной литера­туры такие высказывания, как «кодирование в таких-то ощущениях». Что это значит? Условно переданное? Отношения нет. Оно устанавливается, нами накладывается. Не надо кодирования! Не годится понятие!

Леонтьев А.И. Образ мира 541

В образ, картину мира входит не изображение, а изображенное (изоб-раженность, отраженность открывает только рефлексия, и это важно!).

Итак, включенность живых организмов, системы процессов их орга­нов, их мозга в предметный, предметно-дискретный мир приводит к тому, что система этих процессов наделяется содержанием, отличным от их собственного содержания, содержанием, принадлежащим самому предмет­ному миру.

Проблема такого «наделения» порождает предмет психологической науки!

ЧУВСТВЕННАЯ ТКАНЬ СОЗНАНИЯ¹

Развитое сознание индивидов характеризуется своей психологиче­ской многомерностью.

В явлениях сознания мы обнаруживаем прежде всего их чувствен­ную ткань. Эта ткань и образует чувственный состав конкретных образов реальности, актуально воспринимаемой или всплывающей в памяти, отно­симой к будущему или далеко только воображаемой. Образы эти различа­ются по своей модальности, чувственному тону, степени ясности, большей или меньшей устойчивости и т.д. Обо всем этом написаны многие тысячи страниц. Однако эмпирическая психология постоянно обходила важней­ший с точки зрения проблемы сознания вопрос: о той особой функции, которую выполняют в сознании его чувственные элементы. Точнее, этот во­прос растворялся в косвенных проблемах, таких, как проблема осмысленно­сти восприятия или проблема роли речи (языка) в обобщении чувственных данных.

Особая функция чувственных образец сознания состоит в том, что они придают реальность сознательной картине мира, открывающейся субъекту. Что, иначе говоря, именно благодаря чувственному содержанию сознания мир выступает для субъекта как существующий не в сознании, а вне его сознания — как объективное «поле» и объект его деятельности.

Это утверждение может показаться парадоксальным, потому что ис­следования чувственных явлений издавна исходили из позиций, приво­дивших, наоборот, к идее об их «чистой субъективности», «иероглифично-сти». Соответственно, чувственное содержание образов представлялось не как осуществляющее непосредственную связь сознания с внешним ми­ром², а, скорее, как отгораживающее от не>го.

¹ Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. 2-е изд. М.: Политиздат, 1977.
С. 133—140.

² См. Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 18. С. 46.

Леонтьев А.Н. Чувственная ткань сознания 543

В послегельмгольцевский период экспериментальное изучение про­цессов перцепции ознаменовалось огромными успехами, так что психоло­гия восприятия наводнена сейчас великим множеством разнообразных фактов и частных гипотез. Но вот что удивительно: несмотря на эти ус­пехи, теоретическая позиция Гельмгольца осталась непоколебленной.

Правда, в большинстве психологических работ она присутствует не­видимо, за кулисами. Лишь немногие обсуждают ее серьезно и открыто, как, например, Р.Грегори — автор самых, пожалуй, увлекательных совре­менных книг о зрительном восприятии¹.

Сила позиции Гельмгольца в том, что, изучая физиологию зрения, он понял невозможность вывести образы предметов непосредственно из ощу­щений, отождествить их с теми «узорами», которые световые лучи рисуют на сетчатке глаза. В рамках понятийного строя естествознания того вре­мени решение проблемы, предложенное Гельмгольцем (а именно, что к ра­боте органов чувств необходимо присоединяется работа мозга, строящего по сенсорным намекам гипотезы о предметной действительности), было единственно возможным.

Дело в том, что предметные образы сознания мыслились как некото­рые психические вещи, зависящие от других вещей, составляющих их внеш­нюю причину. Иначе говоря, анализ шел в плоскости двоякой абстракции, которая выражалась, с одной стороны, в изъятии сенсорных процессов из системы деятельности субъекта, а с другой — в изъятии чувственных обра­зов из системы человеческого сознания. Сама идея системности объекта на­учного познания оставалась неразработанной.

В отличие от подхода, рассматривающего явления в их изолирован­ности, системный анализ сознания требует исследовать «образующие» соз­нания в их внутренних отношениях, порождаемых развитием форм свя­зи субъекта с действительностью, и, значит, прежде всего, со стороны той функции, которую каждое из них выполняет в процессах презентирова-ния (представленности) субъекту картины мира.

Чувственные содержания, взятые в системе сознания, не открывают прямо своей функции, субъективно она выражается лишь косвенно — в безотчетном переживании «чувства реальности». Однако она тотчас обна­руживает себя, как только возникает нарушение или извращение рецеп­ции внешних воздействий. Так как свидетельствующие об этом факты имеют для психологии сознания принципиальное значение, то я приведу некоторые из них.

Очень яркое проявление функции чувственных образов в сознании реального мира мы наблюдали в исследовании восстановления предмет­ных действий у раненых минеров, полностью ослепших и одновременно потерявших кисти обеих рук. Так как у них была произведена восстано­вительная хирургическая операция, связанная с массивным смещением

' См. Грегори Р. Разумный глаз. М., 1972.

544 Тема 7. Человек как субъект познания

мягких тканей предплечий, то они утрачивали также и возможность ося­зательного восприятия предметов руками (явление асимболии). Оказалось, что при невозможности зрительного контроля эта функция у них не вос­станавливалась, соответственно у них не восстанавливались и предметные ручные движения. В результате через несколько месяцев после ранения у больных появлялись необычные жалобы: несмотря на ничем не затруд­ненное речевое общение с окружающими и при полной сохранности ум­ственных процессов, внешний предметный мир постепенно становился для них «исчезающим». Хотя словесные понятия (значения слов) сохраняли у них свои логические связи, они, однако, постепенно утрачивали свою предметную отнесенность. Возникала поистине трагическая картина раз­рушения у больных чувства реальности. «Я обо всем как читал, а не ви­дел... Вещи от меня все дальше» — так описывает свое состояние один из ослепших ампутантов. Он жалуется, что когда с ним здороваются, «то как будто и человека нет»¹.

Сходные явления потери чувства реальности наблюдаются и у нор­мальных испытуемых в условиях искусственной инверсии зрительных впечатлений. Еще в конце прошлого столетия Стреттон в своих класси­ческих опытах с ношением специальных очков, переворачивающих изо­бражение на сетчатке, отмечал, что при этом возникает переживание не­реальности воспринимаемого мира².

Требовалось понять суть тех качественных перестроек зрительного образа, которые открываются субъекту в виде переживания нереальности зрительной картины. В дальнейшем были обнаружены такие особенности инвертированного зрения, как трудность идентификации знакомых пред­метов³ и особенно человеческих лиц⁴, его аконстантность⁵ и т.п.

Отсутствие прямой отнесенности инвертированного зрительного об­раза к объективному предметному миру свидетельствует о том, что на уров­не рефлектирующего сознания субъект способен дифференцировать воспри­ятие реального мира и свое внутреннее феноменальное поле. Первое представлено сознательными «значимыми» образами, второе — собственно чувственной тканью. Иначе говоря, чувственная ткань образа может быть представлена в сознании двояко: либо как то, в чем существует для субъ­екта предметное содержание (и это составляет обычное, «нормальное» явле-

¹ Леонтьев А.Н., Запорожец А.В. Восстановление движения. М., 1945. С. 75.

² См. Stratton M. Some preliminary experiments in vision without inversion of the
retinal image // Psychological Review. 1897. № 4.

³ Cm. Gaffron M. Perceptual experience: an analysis of its Relation to the external
world through internal processing // Psychology: A Study of a Science. 1963. Vol. 4.

⁴ Cm. Jin. Looking an upside-down face // Journal of Experimental Psychology. 1969.
Vol. 81 (1).

⁵ См. Логвиненко АД., Столин В.В. Восприятие в условиях инверсии поля зрения.
Эргономика. Труды ВНИИТЭ. М., 1973. Вып. 6.

Леонтьев А.Н. Чувственная ткань сознания 545

ние), либо сама по себе. В отличие от нормальных случаев, когда чувствен­ная ткань и предметное содержание слиты между собой, их несовпадение обнаруживается либо в результате специально направленной интроспек­ции¹, либо в особых экспериментальных условиях — особенно отчетливо в опытах с длительной адаптацией к инвертированному зрению². Сразу после надевания инвертирующих призм субъекту презентируется лишь чувствен­ная ткань зрительного образа, лишенная предметного содержания. Дело в том, что при восприятии мира через меняющие проекцию оптические уст­ройства видимые образы трансформируются в сторону их наибольшего правдоподобия; другими словами, при адаптации к оптическим искажени­ям происходит не просто иное «декодирование» проекционного образа, а сложный процесс построения воспринимаемого предметного содержания, имеющего определенную предметную логику, отличную от «проекционной логики» сетчаточного образа. Поэтому невозможность восприятия предмет­ного содержания в начале хронического эксперимента с инверсией связана с тем, что в сознании субъекта образ представлен лишь его чувственной тка­нью. В дальнейшем же перцептивная адаптация совершается как своеоб­разный процесс восстановления предметного содержания зрительного об­раза в его инвертированной чувственной ткани³.

Возможность дифференцирования феноменального поля и предмет­ных «значимых» образов, по-видимому, составляет особенность только чело­веческого сознания, благодаря которой человек освобождается от рабства чувственных впечатлений, когда они извращаются случайными условиями восприятия. Любопытны в этой связи эксперименты с обезьянами, которым одевались очки, инвертирующие сетчаточный образ; оказалось, что, в отли­чие от человека, у обезьяны это полностью разрушает их поведение и они впадают на длительный срок в состояние инактивности⁴.

Я мог привести здесь лишь немногие данные, касающиеся того особен­ного вклада, который чувственность вносит в индивидуальное сознание; бы­ли, например, вовсе опущены некоторые важные факты, полученные в ус­ловиях длительной сенсорной депривации⁵. Но и сказанного достаточно, чтобы поставить вопрос, центральный для дальнейшего анализа рассматри­ваемой проблемы.

¹ Это дало основание ввести понятие «видимое поле» в отличие от понятия «видимый
мир». См. Gibson J.J. Perception of the visual world. Boston, 1950.

² См. Логвиненко А.Д. Инвертированное зрение и зрительный образ // Вопросы
психологии. 1974. № 5.

³ См. Логвиненко АД. Перцептивная деятельность при инверсии сетчаточного образа
// Восприятие и деятельность. М., 1975.

* См. Foley J.B. An experimental investigation of the visual

Дата добавления: 2014-01-11