Укрепление державы

Первые полтора столетия исторической жизни Киевской Руси известны нампо скупым намекам источников, требующим пристального внимания иосторожности. Из суммы намеков и осмыслений выявляется все же процесссложения государственности и государства. Государственность, классовые отношения, окняжение земли началось еще науровне племенных союзов, то есть приблизительно в полутора десяткахотдельных центров. Примером может служить племенной союз вятичей на Оке,где, по данным восточных географов, существовали князья ("главы" племен) иверховный князь союза ("глава глав"), соответствующий "светлому князю"договора 911 года. Ежегодный объезд подвластных племен и сбор повинностей("приношений") -- это уже оформленные узаконенные отношения господства иподчинения, осуществление реальной власти "светлого князя", окруженногоконной дружиной в "превосходных кольчугах". Источником сведений о том, чтоделалось внутри "страны Вантит", являлась, как предполагают, "анонимнаязаписка" середины IX века. Данные об отдаленном (и не самом передовом) союзе вятических племен мывправе экстраполировать на все остальные известные нам союзы славянских,литовско-латышских и финских племен Восточной Европы с теми или инымилокальными поправками относительно темпа и хронологии общего процессапервичной феодализации. Одновременно с этим повсеместным процессом превращения союзов племенкак высшей формы первобытного общества в первичные феодальные организмы шелпроцесс интеграции союзов, несравненно ускорявший историческое развитие.Объединение племенных союзов кое-где могло быть добровольным (например, взоне кочевнических набегов), но зачастую осуществлялось и прямой силой.Центром интеграции вполне естественно и закономерно стал Русский союзплемен, объединивший уже в VI веке нашей эры собственно Русь, полян исеверян. К IX веку он распространил свою власть на союзы древлян,дреговичей, волынян (?), полочан. Однако политические границы Киевской Руси, "союза союзов" племен, былиочень изменчивы: то один, то другой союз выходил из повиновения, отстаивалсвою суверенность. На протяжении целого столетия Киеву приходилось вестиповторные войны с землями древлян, уличей, тиверцев, радимичей, вятичей,волынян. Местная племенная феодализирующаяся знать противостояла киевскимдружинам и, как мы видели на примере древлянских князей, могла объединитьнародные массы против киевских дружин (945 год). Феодальная иерархия"всякого княжья" складывалась в Киевской Руси не столько путем пожалований,сколько путем вовлечения племенной знати в общий процесс. Первым общегосударственным мероприятием, превосходящим по своеймасштабности все внутриплеменные дела местных князей, было полюдье. Недаромэто русское слово вошло и в язык греческого цесаря, и в язык скандинавскихсаг. Полгода в году киевский князь и его дружины посвящали объезду огромнойтерритории ряда племенных союзов, проделывая путь около 1500 километров, аво вторую, летнюю, половину года организовывали грандиозные военно-торговыеэкспедиции, везшие результаты полюдья по Русскому морю в Болгарию и Византиюв одном направлении и на Каспий -- в другом. Во втором случае русскиесухопутные караваны достигали Багдада и даже Балха по пути в Индию. Систематические ежегодные экспедиции в Византию и Халифат сквозь степи,занятые воинственными хазарами, мадьярами и печенегами, требовали сложной игромоздкой системы осуществления. На Черном море появилась такая мощнаябаза, как озерно-морской "остров русов" в Добрудже и гирлах Дуная ("дунайцы"русских летописей). В ряде экспедиций, возможно, принимали участие наемные отряды варягов,но это приводило и к внутренним трениям (дружина Игоря и варяги Свенельда),и к серьезным внешним осложнениям. Десятки лет русские высаживались на любомберегу "Хорезмийского" ("Хвалынского", Каспийского) моря и вели мирный торг,а в самом начале X века, когда Киевом владел Олег, "русы" (в данном случае,очевидно, варяги русской службы) произвели ряд жестоких и бессмысленныхнападений на жителей каспийского побережья. Военная сила Киева и порождаемое ею внешнеполитическое могущество,закрепленное договорами с империей, импонировали "всякому княжью" отдаленныхплемен, получавшему под покровительством Киева возможность приобщения кмировой торговле, и частично ослабляли сепаратизм местной знати. Такобстояло дело к середине X века, когда в результате хищнических поборовсверх тарифицированной дани князь Игорь Киевский был взят в плен древлянамии казнен ими. Главой государства, регентшей при малолетнем Святославе, сталавдова Игоря Ольга, псковитянка родом. В летописи, завершенной еще в конце X века, содержится много сказаний,облеченных в эпическую форму, о трех поколениях киевских князей: Игоре и егожене Ольге, их сыне Святославе и внуке Владимире, которого церковникиназывали святым, а народ воспел как защитника Руси. Первым действием княгини Ольги была месть древлянам за убийство мужа,месть, которой она придала государственно-ритуальный характер. Впрочем, этотраздел летописи настолько пронизан духом эпических сказаний, что, можетбыть, отражает не историческую реальность, а желательную формубылины-назидания. По этому сказанию события происходили так: древлянепослали в Киев на ладьях (по Тетереву и Днепру) посольство, котороенеожиданно сделало предложение молодой вдове стать женой древлянского князяМала. "Послала нас Древлянская земля сказать тебе: мужа твоего убили потому,что был он словно волк, восхыщая и грабя, а наши князья хороши, так как онихорошо управили Древлянскую землю. Выходи замуж за нашего князя Мала!" Автор сказания построил его на контрастах: сначала древляне убиваютглаву государства, а затем устраивают сватовство. В дальнейшем игра наконтрастах продолжается. Ольга дает послам коварный совет потребовать, чтобыих несли к княгине в ладье. Доверчивые древляне принарядились и, сидя владье, позволили нести себя к каменному терему Ольги. А на княжьем дворебыла заранее вырыта яма, в которую ввергли послов и живыми закопали в землю. В Древлянскую землю Ольга отправила гонцов, которые передали древлянам(ничего не знавшим о расправе с первым посольством), что княгиня согласна набрак и просит прислать за ней почетное посольство из "нарочитых мужей", таккак иначе киевляне не отпустят ее из Киева. Древляне "избьраша лучьшая мужа,иже дьржаху Деревьску землю". Новым послам Ольга предложила по русскомуобычаю (в сказках: "гостя в баньку сведи, накорми, напои -- потом речиведи") вымыться в бане. Здесь древлянских послов заперли, баню подожгли, "иту изгореша вьси". Обе формы мести воспроизводят тогдашние погребальные обряды:путешественников, умерших в дороге, хоронили в ладьях; обычным видомпогребения было сожжение в небольшом домике. Следующей стадией погребальногообряда была насыпка над ладьей или над спаленной домовиной огромнойкурганной насы-ПИ) и завершала все это тризна и погребальный пир. Сказание о мести вдовы Игоря было создано как антитеза неслыханномуфакту убийства великого князя во время полюдья. Автор сказания, во-первых,установил отступление от обычной нормы дани, во-вторых, указал на причинутакого отступления -- непомерную роскошь варяжских наемников и завистьрусских дружин. В третьей, главной части своего сказания автор использует дляустрашения своевольных древлян, поднявших руку на "кагана Руси", языческуюпогребальную символику: приплывшие послы зарыты в ладье на глазахнасмехающейся над ними Ольги. Второе знатное посольство сожжено. Для заключительной части погребального обряда -- насыпки кургана --княгиня Ольга едет сама в Древлянскую землю. Автор сказания и здесь веренсебе, своей любви к контрастам: когда объявляется воля княгини, то слушателисказания воспринимают все буквально, так, как предназначено для древлян, неподозревая коварства и жестокости истинного замысла, который раскрывается вконце каждого эпизода. Княгиня едет к древлянам "да поплачюся над гробъмь его (Игоря)". ТамОльга "повеле съесути (насыпать) могилу велику и яко съсъпоша -- повелетризну творить". Тризна -- это воинские игры, состязания в честь умершегополководца. После тризны начался поминальный пир, завершившийся, "якоупишася древляне", тем, что киевские дружинники изрубили пьяных древлян "иисекоша их 5000". Трудно ручаться за достоверность всех деталей, занесенных в летопись,но совершенно неправдоподобно выглядит неведение древлян о том, чтопроисходило в Киеве. Древлянская земля очень близко подходила с запада кКиеву (1--2 дня пути), и всенародное сожжение посольства в центре столицыникак не могло остаться тайным. Неведение древлян -- литературный прием, необходимый для связиотдельных звеньев задуманного рассказа. Вероятно, смерть великого князя вполюдье была как-то отомщена киевлянами, но "сказание о мести Ольги", какусловно можно назвать этот рассказ, -- не отражение реальных событий, аустрашающее эпическое произведение, созданное в интересах киевской монархии.Язычник-киевлянин не мог еще сказать "взявший меч от меча и погибнет", и онсоздал страшную картину мести, используя языческую символику погребальногокостра и поминок. Заключительный эпизод сказания связан с реальной осадой древлянскогогорода Искоростеня (современный Коростень) Ольгой. Целый год киевские войскаосаждали город, под которым был убит Игорь, но искоростенцы не сдавались,опасаясь мести. Ольга и здесь поступила, с точки зрения средневековогопоэта, мудро -- она заявила горожанам: "а уже не хощю мыцати [мстить], нохощю дань имати по малу и съмиривъшися с вами, пойду опять [назад, вспять]".В замысле малой дани снова сказалось возводимое в степень мудрости коварствокиевской княгини: "аз бо не хощю тяжькы дани возложити, якоже мужь мой, носего прошю у вас мала... дадите ми от двора по три голуби, да по триворобие". Искоростенцы обрадовались небывалой и действительно легчайшей дани.Ольга же, получив птиц, приказала привязать кусочки серы к каждой птице ивечером, в сумерки, сера была подожжена и голуби и воробьи отпущены в своигнезда в голубятни и под застрехи. Город запылал. Горели клети, башни, спальные помещения "и не бе двора,идеже не горяше...". Люди побежали из города и были или избиты, или обращеныв рабство. Два умертвленных посольства древлянской знати, 5 тысяч древлян,убитых у кургана Игоря, и сожженный дотла мятежный город -- таков итогборьбы древлян с Киевом. Автор "Сказания о мести" воздействовал примитивными художественнымисредствами на примитивное, полупервобытное сознание своих современников, и кмечам киевских дружинников он присоединил идеологическое оружие, заставляясвоих слушателей поверить в мудрость и непобедимость киевского княжескогодома. Обман, коварство, непревзойденная жестокость главной героини сказания,очевидно, не выходили из рамок морали того времени. Они не осуждаются, анапротив, прославляются как свойства и преимущества высшего мудрогосущества. В этом отношении "Сказание о мести" является исключительно интереснымлитературно-политическим произведением, первым целенаправленным(первоначально, вероятно, устным) сказом о силе Киева. Включение сказания влетопись при внуке Ольги Владимире показывает ценность его для официальногогосударственного летописания. Спустя полтора столетия летописец конца XI века обратился к эпохекнягини Ольги и ее сына Святослава как к некоему политическому идеалу. Онбыл недоволен современным ему положением (время Всеволода Ярославича), когдакняжеские тиуны "грабили и продавали людей". Летописец (киево-печерскийигумен?) вспоминает давние героические времена, когда "кънязи и не събираахумънога имения, ни творимых вир [ложных штрафов], ни продажь въскладааху налюди, но оже будяше правая вира -- и ту възьма, даяше дружине на оружие. Адружина его кормяхуся, воююще иные страны". Автор в своем предисловии к историческому труду обращается к читателям:"Приклоните ушеса ваша разумьно, како быша древьнии кънязи и мужие их и какообарааху [обороняли] Русскыя земля и иные страны примаху под ся". Если ввоенном отношении идеал этого летописца-социолога -- князь Святослав, то вотношении внутреннего устройства Руси -- очевидно, Ольга, так как сразу жевслед за "Сказанием о мести" в летопись внесены сведения о новшествах,введенных княгиней. Месть местью, а государству нужен был порядок ирегламентация повинностей, которая придавала бы законность ежегоднымпоборам: "И иде Ольга по Деревьстей земли с сынъм своимь и с дружиною,уставляющи уставы и урокы. И суть становища ея и ловища..." "В лето 6455(947) иде Ольга Новугороду и устави по Мъсте погосты и дани и по Лузе оброкыи дани. И ловища ея суть по вьсеи земли и знамения и места и погосты. И саниея стоять в Пльскове и до сего дьне. И по Дънепру перевесища и по Десне. Иесть село ея Ольжичи и доселе". Летопись сохранила нам драгоценнейшие сведения об организациикняжеского домениального хозяйства середины X века. Здесь все времяподчеркивается владельческий характер установлений Ольги: "ее становища","ее ловища", "ее знамения", "ее город Вышгород", "ее село". То, что сообщенов этой летописной статье, совершенно не противоречит тому большому полюдьюкиевских князей, о котором шла речь выше. То полюдье, по-видимому, шлобольшим кольцом по Днепру до Смоленска и далее вниз по Десне; о нем здесьнет речи. Днепра и Десны касаются только "перевесища", то есть огромные сетина птиц, связанные с княжеским застольем и, по всей вероятности,географически охватывающие девственный угол между Днепром и Десной, ввершине которого стоял княжеский Вышгород. В побежденной Древлянской земле установлен порядок, возложена тяжкаядань (две трети на Киев, треть на Вышгород). Определены повинности --"уроки" и "уставы", под которыми следует понимать судебные пошлины и поборы.В интересах безопасности предстоящего взимания дани Ольга устанавливает своистановища, опорные пункты полюдья. Кроме того, определяются границыкняжеских охотничьих угодий -- "ловищ", за нарушение которых три десятка летспустя внук Ольги убил варяга Люта Свенельдича. Как видим, здесь ужеобозначается тот каркас княжеского домена, который столетием позже оформитсяна страницах "Русской Правды". Обширные домениальные владения указаны на севере (за пределами большогополюдья), в Новгородской земле. Здесь Ольга устанавливает дани и оброки назапад (по Луге) и на восток (по Мете) от Новгорода. На Мете, являвшейсяважной торговой магистралью, связывающей балтийский бассейн с каспийским,Цль'мень___ и Волхов с Верхней Волгой, Ольга ставит погосты. Мета выделенаособо, очевидно, в силу этого своего исключительного положения, но тут жедобавлено, что погосты ставились по всей (подразумевается Новгородской)земле. Кроме погостов перечислены основные промысловые угодья, дававшие"мед, воск и скору": "знамения" (знаменные борти), "ловища" (охотничьиугодья) и "места", возможно означавшие главные рыболовные места. Дляосуществления всех нововведений (или дополнений) Ольги необходимо былопроизвести размежевание угодий, охрану границ заказников и назначитьсоответствующую прислугу для их систематического использования. Самым интересным в перечне мероприятий княгини является упоминание оборганизации становищ и погостов. Становища указаны в связи с Древлянскойземлей, где и ранее происходило полюдье. Возможно, что при Игоре киевскиедружины пользовались в качестве станов городами и городками местныхдревлянских князей (вроде Овруча, Малина, Искоростеня) и не строили своихсобственных опорных пунктов в Деревской земле. Конфликт с местной знатью и"древлянское восстание" потребовали новых отношений. Потребовалосьстроительство своих становищ для безопасности будущих полюдий. И Ольга ихсоздала. На севере, за пределами большого полюдья, за землей кривичей, вНовгородской земле, киевская княгиня не только отбирает на себяхозяйственные угодья, но и организует сеть погостов-острогов, придающуюустойчивость ее домениальным владениям на севере, в тысяче километров отКиева. Различие между становищем и погостом было, надо думать, не слишкомвелико. Становище раз в год принимало самого князя и значительную массу еговоинов, слуг, ездовых, гонцов, исчислявшуюся, вероятно, многими сотнямилюдей и коней. Поскольку полюдье проводилось зимой, то в становище должныбыли быть теплые помещения и запасы фуража и продовольствия. Фортификациястановища могла быть не очень значительной, так как само полюдьепредставляло собой грозную военную силу. Оборонительные стены нужны былитолько в том случае, если в становище до какого-то срока хранилась частьсобранной дани. Погост, удаленный от Киева на 1--2 месяца пути, представлял собоймикроскопический феодальный организм, внедренный княжеской властью в гущукрестьянских "весей" (сел) и "вервей" (общин). Там должны были быть все техозяйственные элементы, которые требовались и в становище, но следуетучесть, что погост был больше оторван от княжеского центра, большепредоставлен сам себе, чем становища на пути полюдья. Полюдье устрашало окрестное население; ежегодный наезд всего княжьегодвора был гарантией безопасности, чего не было у погоста: подъездные,данники, емцы, вирники, посещавшие погост, тоже были, конечно, вооруженнымилюдьми, но далеко не столь многочисленными, как участники полюдья. В силуэтого погост должен был быть некой крепостицей, острожком со своимпостоянным гарнизоном. Люди, жившие в погосте, должны были быть не только слугами, но ивоинами. Оторванность их от домениальных баз диктовала необходимостьзаниматься сельским хозяйством, охотиться, ловить рыбу, разводить скот. Чтокасается скота и коней, то здесь могли и должны были быть княжеские кони длятранспортировки дани и скот для прокорма приезжающих данников ("коликочерево возметь"). На погосте следует предполагать больше, чем на становище,различных помещений для хранения: дани (воск, мед, "скора" -- пушнина),продуктов питания гарнизона и данников (мясо, рыба, зерно и т. п.), фуража(овес, сено). Весь комплекс погоста нельзя представить себе без тех или иныхукреплений. Сама идея организации погоста, внедренного в покоренный княземкрай, требовала наличия укреплений, "града", "градка малого". Поэтому у насесть надежда отождествить с погостами некоторые городища IX--XI веков вславянских и соседних землях. Единственный случай, когда археологом был обследован погост,упоминаемый в грамоте 1137 года, это погост Векшенга (при впаденииодноименной реки в Сухону, в 89 километрах к востоку от Вологды). "...УВекшенге давали 2 сорочка 80 шкурок святой Софии", д. В. Никитин обследовалместо рядом с селом, до сих пор называемое "погост". Это обычное мысовоегородите треугольной формы, у которого две стороны образованы оврагами, а стретьей, соединяющей мыс с плато, прорыт ров. Городище небольших размеров.Укреплено оно было, по всей вероятности, тыном. Культурного слоя на самомгородище почти нет: люди проживали, очевидно, на месте современного селаВекшенги. Количество становищ и погостов IX--XI веков мы определить точно неможем. Для большого полюдья становищ должно быть не менее 50. "Штат" каждогостановища должен был насчитывать несколько десятков человек. К этому следуетдобавить села, расположенные вокруг опорного пункта (как становища, так ипогоста), в которых жили и пахали землю люди, обслуживавшие стан или погост. Количество погостов, вероятно, значительно превышало число прежнихстановищ, но мы лишены возможности его определить. Можно думать, чтоплотность погостов в северной половине русских земель могла бытьзначительной, а общее их количество для земель Псковской, Новгородской,Владимиро-Суздальской, Рязанской, Муромской можно ориентировочно (исходя изграмоты 1137 года) определить в 500-2000. В социологическом смысле первоначальные погосты представляли собойвынесенные вдаль, в полуосвоенные края, элементы княжеского домена. Погост вто же время был и элементом феодальной государственности, так как оба этиначала -- домениальное и государственное -- тесно переплетались и впрактике, и в юридическом сознании средневековых людей. Погосты были как бы узлами огромной сети, накинутой князьями X--XIвеков на славянские и финно-угорские земли Севера; в ячейках этой сети моглиумещаться и боярские вотчины, и общинные пашни, а погосты представляли собоюте узлы прочности, при помощи которых вся сеть держалась и охватывалапросторы Севера, подчиняя их князю. Каждый погост с его постройками, оборонительным тыном, примыкавшими кнему селами и пашнями, где вели свое хозяйство люди, поддерживавшие порядокв погосте, представлял собой как бы микроскопическое полусамостоятельноегосударство, стоявшее в известной мере над крестьянскими мирами-вервямиместного коренного населения. Сила его заключалась не в тех людях, которыежили в погосте и окружавших его сельцах, а в его связи с Киевом (а позднее сместной новой столицей), с государством в самом обширном смысле слова. Надо полагать, что каждый погост, каждый узел государственной сети былсвязан с соседними погостами, а все погосты в целом представляли собойпервичную форму живой связи столицы с отдаленными окраинами: гонцы из Киевамогли получать в каждом погосте свежих коней, чтобы быстро доехать доследующего погоста; иные вести могли передаваться от погоста к погостусамими их жителями, лучше гонцов знающими дороги и местные топи и гати. В наших средневековых источниках понятие "погост" вплетено в такойкомплекс: погост, села, смерды. Смерды -- это не все крестьянское население(которое именовалось "людьми"), а определенная часть его, близко связанная скняжеским доменом, подчиненная непосредственно князю, в какой-то мерезащищаемая князем (смерда нельзя мучить "без княжья слова") и обязаннаянести определенные повинности в пользу князя. Смерды платили дань. Наиболеепочетной обязанностью смердов была военная служба в княжеской коннице,ставившая смердов на одну ступень выше обыкновенных крестьян-общинников. Смерды пахали землю, проживали в селах, а приписаны были к погостам. "...а кто смерд -- а тот потягнеть в свой погост" (грамота 1270 года). Современное нам слово "село" имеет расширительное значение сельскогопоселения вообще и близко к понятию деревни. В Древней Руси обычная деревняназывалась древним индоевропейским словом "весь", а слово "село" былообозначением владельческого поселка, домениального княжеского или боярскогоселения. Смерды жили в "селах", а не в "весях": "...А смерд деля помолвих, иже по селам живут..." (Вопрошание Кирика.XII век). Летописные сведения о реформах княгини Ольги в 947 году ценны тем, чтодают нам начальную точку отсчета исторической жизни такого комплекса, как"погост -- село -- смерды". Система эксплуатации "людей", крестьян-вервников в их весях, состоялаиз следующих элементов: дань, взимаемая во время полюдья, и ряд повинностей("повоз", изготовление ладей и парусов, постройка становищ) в видеотработочной ренты. Дань взималась, по всей вероятности, местной племеннойзнатью, делившейся (поневоле) с киевским князем. Кроме того, с середины X века нам становятся известными некоторыеразделы княжеского домениального хозяйства. За пределами большого полюдья,на севере Руси, дрмениальное княжеское хозяйство утверждалось в виде системыпогостов, окруженных селами с проживавшими в них данниками князя --смердами. Время княгини Ольги, очевидно, действительно было временем усложненияфеодальных отношений, временем ряда запомнившихся реформ, укреплявших июридически оформлявших обширный, чересполосный княжеский домен отокрестностей Киева до впадающей в Балтийское море Луги и до связывающейБалтику с Волгой Меты. Переломный характер эпохи Игоря и Ольги, середина X века, ощущается и вотношении к христианству. Официальное принятие христианства какгосударственной религии произошло позже, в 988 году, первое знакомство схристианством и эпизодическое крещение отдельных русских людей началосьзначительно раньше, в 860-е годы, но в середине X века мы уже ощущаемутверждение христианства в государственной системе. Сравним два договора сгреками: при заключении договора 911 года русские послы клянутся толькоязыческим Перуном (послы-варяги тоже клянутся чужим для них русскимПеруном), а договор 944 года скрепляется уже двоякой клятвой как Перуну, таки христианскому богу. "Мы же, елико нас крестилися есмы, кляхомъся цьркъвию святаго Илие всъборьней цьркъви и предълежащьмь честьнымь крьстъмъ..." Церковь святого Ильи (сближаемого с Перуном-громовержцем) находилась вторговой части Киева на Подоле "над Ручаем, коньць Пасынъче Беседы". Важноотметить, что церковь названа соборной, то есть главной, что предполагаетналичие и других христианских храмов. Кроме крещеных русских упомянутыкрещеные хазары и варяги. Христианство представляло в то время значительную политическую икультурную силу в Европе и на Ближнем Востоке. Принадлежность к христианскойрелигии облегчала торговые связи с Византией, приобщала к письменности иобширной литературе. К этому времени ряд славянских стран уже принялхристианство. Для наших земель наибольшее значение имела христианизация Болгарии(864?) и изобретение славянской письменности Кириллом и Мефодием (серединаIX века). К середине X века в Болгарии создалась уже значительная церковнаялитература, что облегчало проникновение христианства на Русь. Вполневозможно, что одним из связующих звеньев между Болгарией и Киевской Русьюбыл "остров русов", земля "дунайцев", нередко находившаяся в политическойзависимости от Болгарского царства. Древнейшая русская кириллическая надпись943 года обнаружена именно там. Второй точкой соприкосновения древних русовс болгарскими культурными центрами был сгусток "русских" пристаней наболгарском побережье Черного моря между Констанцией и Варной. Князь Игорь был язычником: он и клятву давал не в Ильинской церкви, а"приде на хълм, къде стояше Перун и покладоша оружие свое и щиты и злато"; ипохоронен он был Ольгой по языческому обряду под огромным курганом. Но средиего боярства, его послов к императорам Византии была уже какая-то частьхристиан, "крещеной руси". Вдова Игоря, княгиня Ольга, регентша малолетнего Святослава,впоследствии приняла христианство и, возможно, предполагала сделать егогосударственной религией, но здесь сразу резко обозначилось противоречие,порожденное византийской церковно-политической концепцией: цесарь империибыл в глазах православных греков наместником бога и главой как государства,так и церкви. Из этого делался очень выгодный для Византии вывод: любой народ,принявший христианство из рук греков, становился вассалом греческогоимператора, политически зависимым народом или государством. Киевская Русь, спокойно смотревшая на христианские верования,предпочитала равноправные взаимоотношения с Византией, которые определялисьбы взаимной выгодой, равновесием сил и не налагали на Русь никакихдополнительных обязательств, связанных с неубедительной для неебожественностью императора. Объявленное Ольгой в 955 году желание креститься в христианскую веруследует расценивать не как эпизод ее личной жизни, а как политическийпоединок монархов, возглавлявших две крупнейшие державы того времени,поединок, в котором каждая сторона стремилась обусловить свою позицию впредстоящей ситуации. Мы не знаем предмета спора, не знаем пределовпожеланий сторон, так как переговоры были тайными и в известные намисточники просочились только намеки и недомолвки. Хотя следует сказать, чтоавтором одного из источников был непосредственный участник этих тайных бесед-- сам цесарь Константин Багрянородный, тот самый, который оставил намподробное описание русского полюдья. Император, как видим, умел хранитьтайны. В русскую летопись включено особое сказание о поездке русскойкнягини-регентши в Константинополь: "В лето 6463(955 год) иде Ольга в Грькы и приде Цесарю-граду. И бетьгда цесарь Костянтин сын Леонов, и приде к нему Ольга. И видев ю добрусущю зело лицьмь и съмысль-ну, удививъся цесарь разуму ея, беседова с ней,рек ей: "По-добьна еси цесарьствовати в граде сем с нами". Сказание составлено не по свежим следам -- в некоторых списках цесарьназван Цимисхием (969--976), а он начал царствовать уже после смерти Ольги;в приведенном отрывке другая несообразность -- цесарь сватается к русскойкнягине, тогда как у него жива жена, беседовавшая с Ольгой. Ольга ответилаКонстантину, что она язычница и хочет, чтобы ее крестил он сам: "Аз погана семь. Да аще мя хощеши крьстити, то крьсти мя сам. Аще ли[ин], то не крыцюся". "И крьсти ю цесарь с патриархъм..." "Бе же имя ейнаречено в крыцении Олена, якоже и древьняя цесарица, мати ВеликогоКостянтина". Выбор христианского имени весьма символичен: Ольге дали имя императрицыЕлены, принимавшей в IV веке участие в утверждении христианства какгосударственной религии империи. Цесарь Константин Великий и его мать Еленабыли за это признаны православной церковью "равноапостольными". Наречениерусской княгини при крещении Еленой очень прозрачно намекало на стремлениеВизантии установить с ее помощью христианство на Руси как официальнуюрелигию и тем самым поставить молодое, но могучее славянское государство ввассальные отношения к цесарю Византии. Далее сказание разрабатываетпонравившуюся автору неправдоподобную, но занятную романтическую тему:Константин Багрянородный будто бы сделал формальное предложение Ольге-Елене:"Хощю тя пояти собе жене". С легкой руки В. Н. Татищева историки считали Ольгу в момент приезда еев Царьград пожилой женщиной 68 лет от роду и усматривали несообразность всватовстве к ней именно в этом. Произведем примерный расчет, исходя из известных нам данных и обычаевДревней Руси. Святослав -- единственный ребенок Ольги. В 946 году онсимволически начинал битву с древлянами, бросая копье, но оно упало у самыхног его коня -- "бе бо вельми детеск". В Древней Руси мальчика сажаливпервые на коня в 3 года (обряд "постригов"); очевидно, княжичу Святославутри года уже исполнилось, но то, что он смог пробросить копье только "сквозеуши коневи", говорит о том, что ему было не более 3--5 лет ("вельмидетеск"). Следовательно, он родился в интервале 941-943 годов. Замуж в Древней Руси выходили обычно в 16--18 лет. Ольга, по этимрасчетам, родилась в интервале 923--927 годов. В момент бесед с Константиномей должно было быть 28--32 года. Ее правильнее было бы назвать молодойвдовой, а не сильно пожилой княгиней. Ольга, торжествуя, ответила сватающемуся цесарю: "Како хощещи мя пояти,крьстив мя сам и нарек мя дъщерию?" Крестный отец по церковным порядкам немог жениться на своей крестнице. Автор сказания изображает дело так, какбудто бы Ольга заранее задумала крещение как способ избавления отнежелательного брака с императором. Получив такой коварный ответ, цесарьбудто бы воскликнул: "Переклюкала ми [перехитрила меня] еси, Ольго!" И дастьей дары мъногы: злато и сьребро и паволокы и съсуды разноличьныя и отьпустию, нарек ю дъщерию собе". Сам Константин описал встречи с Ольгой в книге "О церемониях" под 957годом. Здесь говорится о дарах русскому посольству, упомянуто золотое блюдо,на котором было поднесено 500 милиарисиев. Об этом блюде упомянулновгородский купец Добрыня Ядрейкович, побывавший в Константинополе в 1212году. Он писал, что видел в Софийском соборе "блюдо велико злато, служебноеОлгы Русской, когда взяла дань, ходивше ко Царюгороду". Император, описывая церемонию приема Ольги в своем дворце, упомянул дваее визита -- 9 сентября и 18 октября. Ольга прибыла со своим священникомГригорием. О крещении княгини император не говорит ничего. Трудно допустить,что если бы Ольга действительно была окрещена в Царьграде императором ипатриархом, то Константин, перечисливший состав посольства, размер уплат,приемы, беседы и обеды, не намекнул бы в своем тексте на это важное событие. Вероятнее всего, что Ольга прибыла в Византию уже христианкой (недаромпри ней был священник, вероятно -- духовник), а красочный рассказ о крещенииее императором -- такая же поэтическая фантазия русского автора, как исватовство женатого Константина. Предметом долгих и, очевидно, не вполнеудовлетворивших стороны переговоров было нечто иное, не связанное ни скрещением, ни с браком. Из слов Добрьши Ядрейковича явствует, что Ольгавзяла у греков "дань", но это скорее всего просто богатые дары. Летописное сказание раскрывает больше: "Си же Ольга приде Кыеву и, якоже рехом, приела к ней цесарь Грьчьскый,глаголя, яко "Мъного дарих тя. Ты бо глаголаше къ мъне, яко, аще възвращюсяв Русь -- мъногы дары присълю ти: челядь и воск и скору и вой в помощь".Отъвещавъши же Ольга, рече к сълом [послам]: "Аще ты, рьци такоже постоиши умене в Почайне, якоже аз в Суду, то тогда ти дам". Выясняются две важные подробности: во-первых, русское посольствослишком долго держали в цареградской гавани ("Суд"), а во-вторых, Ольгаобещала за что-то дать "дары многи". Кончилось дело тем, что Ольга самаполучила какую-то "дань"; даров и воев из Киева не прислала и оченьзлопамятно пообещала Константину, что если бы ему довелось приехать в Киев,то он натерпелся бы у нее в киевской гавани Почайне. Главным предметом обсуждения был, очевидно, пункт о военной помощиВизантии со стороны Киевской Руси. У многих историков возникала мысль о том,что причиной напряженности переговоров был вопрос об организации русскойцеркви с элементами самостоятельности. Через два года, в 959 году, судя по западноевропейским источникам,Ольга направила послов к германскому императору Отгону I якобы с просьбойприслать епископа и священников. Просьба, "как оказалось впоследствии, былапритворной". Однако на Русь отправился (заранее посвященный в епископы Руси) монахАдальберт. В 962 году Адальберт, "не сумев преуспеть ни в чем, для чего онбыл послан, и видя свой труд тщетным, вернулся назад. На обратном пути изКиева некоторые из его спутников были убиты и сам он с большим трудомспасся". Возможно, Ольга действительно думала об организации церкви на Руси иколебалась между двумя тогдашними христианскими центрами -- Константинополеми Римом. Представитель римской курии был изгнан русскими и едва уцелел;представитель константинопольской патриархии не был послан. Не сыграла лиздесь свою роль византийская концепция церковно-политического вассалитета? Русский летописец довольно наивно радовался тому, что и патриарх иимператор назвали Ольгу дочерью. Это не только и не столько "указание наопределенную степень престижа того или иного государя", сколько определениеполитической дистанции между "отцом" и "сыном" или "дочерью". Когдакакой-либо русский князь XII века просил великого князя принять его ввассалы, то просил как милости права называться его сыном и "ездить подлеего стремень". Напутствие Константина Ольге в итоге всех переговоров ("нарек ю дъщериюсобе") едва ли было напутствием предполагаемого крестного отца своейвеликовозрастной крестнице. Это было определением ситуации с точки зренияглавы империи и церкви: русская княгиня расценивалась им не как равноправная"сестра" цесаря, а всего лишь как подчиненная ему "дщерь". Такая концовкапереговоров и вызвала, очевидно, отказ Ольги от присылки русских товаров, отпосылки русского вспомогательного корпуса и притворное заигрывание с римскойцерковью. Этим же объясняются и злобные воспоминания княгини о самихпереговорах в Константинополе, когда ей долгое время пришлось жить не водворце, а на корабле в Босфоре. Как видим, эпоха Ольги отмечена рядом новшеств: в дополнение к старомуполюдью, проводимому князем совместно со своими мужами (и местнымикнязьями), организуется собственно княжеский домен. Далеко на севере, вНовгородской земле, на бойких международных путях (Мета) создаются погосты,новая форма окняжения земель вне зоны полюдья. Для упрочения княжеской власти над населением земель, объявленныхпринадлежащими киевскому князю, применялись две различные формы мероприятий:во-первых, устанавливалась более определенная фиксация повинностей и их норм("уставы", "уроки", "оброки" и "дани"), а во-вторых, создавались эпическиепроизведения, прославлявшие великую княгиню в ее внешней политике(исторически недостоверное сказание о крещении в Царьграде) и устрашающее"Сказание о мести", первое на Руси монархическое произведение, рассчитанноена запугивание народных масс и местной знати показом трагическойобреченности всех попыток неповиновения Киеву. К этому же разрядуохранительных государственных мер следует отнести и попытку введенияхристианства Ольгой. Государство Киевская Русь выглядит уже вполне оформившимся и в меруисторических условий устроенным. Эпоха Ольги завершала собою большой,полуторасотлетний период истории Руси от "каганата русов" начала IX века доКиевской Руси середины X века, описанной авторами разных стран. В самых восторженных тонах придворного панегирика описано русскимлетописцем короткое княжение Святослава Игоревича (964--972). Страницы,посвященные этому князю, являются не столько хроникой событий, скольковоспеванием доблести, рыцарства и мудрости молодого князя, "славой","хвалой" ему, где восхищение преобладает над добросовестным описанием. Авторнебрежен в датировке событий, его не интересует география театра военныхдействий. (Он пропускает такие известные города, как Филиппополь, ПреславВеликий, Аркадиополь.) Даже император Византии у него оставлен без имени,точь-в-точь как в том сказании, каким пользовался Нестор, извлекая из негосведения о путешествии князя Кия в Царьград "к цесарю, которого не съвемы".Имя императора Иоанна Цимисхия указано только в пересказе договора 971 года,сделанном другим лицом. Летописная запись о Святославе хорошо сохранила эпический стройдружинной поэзии, близкой к былинам, но не тождественной им; как ужеговорилось, в народном эпосе имени Святослава нет. Автор дружинного сказания показывает своего героя слушателям (а потом ичитателям) еще ребенком, "детским вельми". Но этот мальчик 3--5 летобрисован как настоящий князь-полководец -- он открывает сражение сдревлянами броском своего копья, и воеводы почтительно говорят: "Кънязь ужепочал. Потягнем, дружино, по кънязи!" На последующих страницах летописи переплетаются голосалетописца-церковника, превозносящего Ольгу за принятие христианства, ипевца-воина, славящего князя за верность своей языческой дружине -- науговоры матери последовать ее примеру пятнадцатилетний княжич твердоотвечал: "Како аз хощю ин закон прияти един? А дружина сему смеятисяначнуть..." Христианство было отвергнуто Святославом, так как он и его боярехорошо знали, что за крещением последует вассалитет по отношению к Византиии очередной цесарь охотно назовет его "сыном" в феодальном смысле. Под 964 годом в летопись включено эпическое описание началасамостоятельного княжения Святослава, возможно, сохранившее первоначальнуюритмику устного сказа: "Кънязю Святославу възрастъшю и възмужавъшю нача вой съвъкупляти мъногои храбр бе бо и сам храбр. И льгько ходя, акы пардус, войны мъногы творяше.Ходя же, воз по себо не вожаше, ни котьла, ни мяс варя но потънъку изрезавконину или зверину или говядину на угъльх испек ядяше. Ни шатьра имеяше, ноподъклад постилаше а седьло -- в головах. Такоже и прочий вой его вьси бяхуИ посылаше к странам глаголя: "Хощю на вы ити!" Перед нами спартанец, привыкший к суровому походному быту,пренебрегающий жизненными удобствами ради быстроты движения войска безотягощающего обоза. Стремительный барс благороден: он заранее предупреждаетпротивника о своем походе. Перед сражениями Святослав вдохновлял свое войско речами, ставшимипозднее хрестоматийными. Об этих речах полководца, обращенных ко всемвоинам, свидетельствуют и греческие писатели, современники событий. Византийский хронист X века Лев Дьякон приводит одну из речейСвятослава: "...Проникнемся мужеством, которое завещали нам предки, вспомнимо том, что мощь россов до сих пор была несокрушимой, и будем храбросражаться за свою жизнь! Не пристало нам возвращаться на родину, спасаясьбегством. Мы должны либо победить и остаться в живых, либо умереть сославой, совершив подвиги, достойные доблестных мужей!" Летописная передача речей Святослава (около 969 года) близка к этойзаписи участника императорских походов: "Уже нам некамо ся дети -- волею и неволею стати противу. Да не посрамим земле Русьскые, но лязем костию ту! Мъртви бо срама не имам; аще ли побегнем, то срам имам. И не имам убежати, но станем крепъко! Аз же пред вами пойду; аще моя глава ляжеть -- то промыслите о собе". И реша вой: "Идеже глава твоя, ту и главы наша съложим!" Святослав воевал в Волжской Болгарии, в Хазарии у Каспийского моря, впеченежских степях, на территории Болгарии и в Византии. По самым минимальным подсчетам, Святослав прошел походами за нескольколет 8000--8500 километров. Иногда историки обвиняют Святослава в излишнейвоинственности, безрассудной драчливости, называя его авантюристом,"предводителем бродячей дружины". При этом обычно ссылаются на события 968года, когда в отсутствие князя печенеги осадили Киев и Ольга с внукамиоказалась в опасности. "И посълаша кыяне к Святославу, глаголюще: "Ты, къняже, чюжея землиищеши и блюдеши, а своей ся охабив -- малы бо нас не възяша печенези..." Легкий, как пардус, князь, находившийся в это время на Дунае, "въбързевъсед на коне с дружиною своею, приде Кыеву и целова матерь свою и дети свояи съжалися о бывъшимь от печенег. И събьре вой и прогъна печенегы в Поле. Ибысть мирьно". Независимо от благополучного исхода эпизода с осадой Киева обвинение вавантюризме и отсутствии государственного мышления осталось на Святославе.Нам надлежит рассмотреть деятельность этого князя более подробно и нашироком историческом фоне. Прежде всего следует сказать, что военная деятельность Святослава привсем ее небывалом размахе подчинена только двум направлениям:волжско-каспийскому (хазарскому) и цареградскому, византийскому. Оба ониявляются, как мы уже неоднократно видели, основными направлениями торговыхэкспедиций, организуемых Киевской Русью как государством. Государственныйэкспорт был формой реализации первичной феодальной ренты, и обеспечение егобезопасности являлось важнейшей задачей молодой державы. К X веку торговля Руси с Востоком приобрела и транзитный характер. Вполучении разных восточных товаров (шелк, пряности, оружие, украшения,скакуны и многое другое) были заинтересованы многие государства СевернойЕвропы и Франция, не имевшие прямого доступа к ним: Византия слишком строгорегламентировала и централизовала свой экспорт; прямая сухопутная дорога ванатолийские восточные земли была закрыта мощным полукольцом кочевых племенот Среднего Дуная до Нижней Волги: мадьяры, тюрко-болгары, печенеги, хазары,кипчаки, гузы. Крестовыми походами XI--XIII веков западноевропейское рыцарство пробилосебе путь на Восток, а до крестовых походов только Киевская Русь была всилах провести свои "бремены тяжкие" через кочевнические заслоны и в Багдад,и в Царьград, и в Раффельштетен или в Регенсбург на Дунае. Борьба за свободу и безопасность торговых путей из Руси на Востокстановилась общеевропейским делом. Паразитарное государство хазар, жившее за счет таможенных пошлин,держало в своих руках все выходы из Восточной Европы на Восток в странугузов, Хорезм и остальные владения Халифата. Хазарский каган брал огромныепошлины при проезде и возврате, а в случае благоприятного для негосоотношения сил просто грабил возвращавшиеся русские караваны, как это былов 913 году. Византия начала систематические агрессивные действия против Болгарии(Первого Болгарского царства), устанавливая время от времени свое влияние втех местах Балканского полуострова, мимо которых проходил давний торговыйпуть русов в Константинополь. Оба направления русских заморских экспедиций по-прежнему требоваливоенной поддержки. Хронология походов Святослава в источниках не очень точна, но четковыделяются два последовательных комплекса: 1. Поход на вятичей, на Волгу и на Хазарию (по летописи в 964--966годах, по Ибн-Хаукалю -- в 968--969 годах). 2. Поход в Болгарию Дунайскую и война (совместно с болгарами) противВизантии (967--971 годы). Описание Хазарского похода Святослава в летописи с двух сторонобрамлено упоминанием вятичей, плативших ранее дань (проездную пошлину?)хазарам. Это в какой-то мере определяет маршрут похода, во время которогорусские войска воевали в Волжской Болгарии, в земле буртасов и в Хазарии,где взяли Итиль и древнюю столицу каганата -- Семендер на Каспийском море.Затем были покорены народы Северного Кавказа -- ясы (осетины) и касоги(адыгские племена). Поход был закончен на Таманском полуострове, который сэтого времени стал русской Тмутараканью. Очевидно, на обратном пути был взятСаркел ("Белая Вежа") на Дону, и Святослав оттуда пошел не прямо в Киев, аобходным вятическим путем на север (поэтому земля вятичей упомянута дваждыпод 964 и под 966 годами), для того чтобы миновать приднепровские кочевьяпеченегов. Протяженность похода -- около 6 тысяч километров. На его осуществлениепотребовалось, надо полагать, не менее трех лет с зимовками где-то на Волгеи Северном Кавказе. Какие именно это годы, сказать трудно; комбинируя данныелетописи и Ибн-Хаукаля, можно допустить, что грандиозный поход состоялся впромежуток 965--968 годов. Ибн-Хаукаль знает уже о том, что русы послепобеды над Хазарией отправились в "Рум" (Византию) и "Андалус" (Анатолию,южный берег Черного моря). Результаты похода были совершенно исключительны: огромная Хазарскаяимперия была разгромлена и навсегда исчезла с политической карты Европы.Пути на Восток были расчищены; Волжская Болгария перестала быть враждебнымзаслоном и, кроме того, Саркел и Тмутаракань, два важнейших городаюго-востока, стали русскими центрами. Изменилось и соотношение сил в полувизантийском, полухазарском Крыму,где Керчь (Корчев) стала тоже русским городом. Спустя сто лет князь Глеб,праправнук Святослава, измерял замерзший Керченский пролив и оставилзнаменитую запись о том, как он "мерял море по льду от Тмутаракани доКорчева", как бы отмечая столетний юбилей русской победы на этой важноймагистрали. Возросшее после побед могущество Киевской Руси, появление русских вКрыму и распродажа полюдья (накопившегося за годы похода) в Византии и еемалоазиатских владениях могли создать неизвестную нам конфликтную ситуацию,которая в очень неясных формах обозначалась в 967--968 годах, а к 969 годуприняла характер большой войны русских и болгар с Византийской империей.Оценки этой войны тоже противоречивы, в чем повинна прежде всего неполнотасведений русской летописи и крайняя тенденциозность греческих источников,стремившихся изобразить русских как врагов Болгарии, а византийцев какДрузей и освободителей болгар. Но именно по поводу этих событий русскийлетописец и написал свою знаменитую фразу о лживости греков, частовспоминаемую историками: "Суть бо грьци льстиви и до сего дьне". Все началось с того угла Черного моря, где, по предположению, помещался"остров русов", образованный излучиной и дельтой Дуная, морем и огромным"Траяновым валом" с полноводным рвом. В 943 году, когда Игорь Киевский принимал здесь, на Дунае, откупнуюдань Византии, эта область принадлежала Болгарии (в надписи 943 годаупомянут жупан Димитрий), но по праву заселения русами-уличами на нее моглапретендовать и Киевская Русь, владевшая здесь несколькими гаванями. Впрочем,этническая близость жителей "острова русов" к киевским русам еще неопределяла политических симпатий -- ведь уличи переселились на Дунай врезультате трехлетней войны с Киевом. Греческое население приморских городков и обилие здесьримско-византийских крепостей и крепостиц давало некоторое основание иимперии заявлять свои претензии на эту стратегически важную область. Стотысячное русское население "острова" могло, подобно позднейшимдонским казакам, стремиться к независимости, но в силу разных внешнихсобытий оно неизбежно должно было колебаться между двумя родственнымистранами -- Киевской Русью и Болгарией. Меньше всего оно было заинтересованов подвластности Византии, так как это, во-первых, возлагало бы многообязательств по охране дунайской границы, а во-вторых, лишало бы местныепорты выгод, получаемых от русско-цареградской торговли. Обстановка усложнялась тем, что внутри Болгарии среди феодальной знатисуществовали как сторонники, так и противники Византии. Вполне возможно, чточем дальше от империи была расположена та или иная область, тем меньшуюнепосредственную опасность представляла империя и тем безопаснее былообращаться к ее покровительству. Во всяком случае, власти Переяславца наДунае, столицы "острова русов", несколько раз обнаруживали свою враждебностьСвятославу во время его войны с Византией. Начало балканских походов Святослава русская летопись описывает так: "В лето 6475 [967 год]. Иде Святослав на Дунай на българы. И бивъшемъсяобоим. Одоле Святослав българом и възя город 80 по Дунаеви. И седе къняжату, Переяславьци, емля дань на Грьцех". В этой короткой заметке ощущается ряд противоречий. Преувеличеннымкажется такое большое количество дунайских городов; отчасти оно объясняетсятем, что в свое время император Юстиниан построил на Дунае множествокрепостей, часть которых потом запустела. Странным представляется и то, что одолел Святослав войско болгар, адань взимал с Византии. Это объясняется, очевидно, резким переломом ввизантийско-болгарских отношениях в конце царствования Никифора Фоки(963--969 годы). Византия ощутила свою силу, расторгла в 966 году невыгодныйдля нее договор с Болгарией (927 года), и Никифор начал обращаться кболгарскому царю Петру как к своему вассалу. Тогда же, в июне 966 года,император, по словам хроники Иоанна Скилицы, "выступил, чтоб обозретьгорода, расположенные во Фракии, и прибыл к так называемому Большому Рву. Оннаписал архонту Болгарии Петру, чтобы тот воспрепятствовал туркам [мадьярам]переправляться через Истр и опустошать владения ромеев...". Дальнейшие события греческий автор изображает так: царь Петр отказалсявыполнять распоряжение Никифора. Византия и Болгария стали врагами. В это время на Нижнем Дунае дважды появляется Святослав с россами ибудто бы по просьбе Никифора занимает болгарские земли, после чего"разрывает договор, заключенный с императором Никифором" и дает цесарю"ответ, преисполненный варварской хвастливостью". Другой греческий автор, Лев Дьякон, сообщает несколько иную версию:императорский посол патрикий Калокир в переговорах со Святославом началдействовать в своих личных интересах и уговаривал Святослава ввести войска вБолгарию, с тем чтобы в дальнейшем начать войну с Византией и помочь ему,послу Калокиру, свергнуть Никифора и овладеть императорским троном. Греческие источники полны недомолвок, противоречий и явного нежеланияпризнать союз русских с болгарами, который, судя по переходу к Святославу 80болгарских городов, обозначился уже при первом появлении русских на Дунае.Греческие авторы писали тогда, когда Византия, вытеснив Святослава с Балкан,полностью поработила Болгарию, и их многочисленные выпады против русскихявляются просто выполнением политического задания. Это следует учитывать прианализе источников. Из того, как император Никифор (будто бы сам пригласивший Святославадля того, чтобы привести к покорности болгар) отнесся к вести о появлениирусских у дельты Дуная, уже становится ясно, что никакого приглашения,никакого дружественного договора Византии с Киевской Русью, направленногопротив болгар, на самом деле не было. Узнав о появлении русских, Никифор начал спешно готовиться к оборонесвоей столицы: "снарядил закованную в железо конницу, изготовлял метательныеорудия и расставлял их на башнях городской стены"; Босфор был перетянутогромной железной цепью. Союзников, якобы "повиновавшихся императору", такне поджидают. Из слов того же Льва Дьякона явствует, что появление Святослава наДунае сам император расценивал как "начало войны против обоих народов", тоесть и против русов, и против болгар. "Ему показалось, что полезно склонитьодин из этих народов на свою сторону". Хитроумные византийцы решили получитьу болгарской знати заложников и под видом смотрин невест для принцев(сыновей императора Романа) заполучили в Константинополь болгарских знатныхдевушек. После этого какая-то часть болгарских феодалов невольно оказалась вруках Никифора. Это объясняет нам многое в событиях конца 960-х годов. Очевидно, летописные свидетельства о битвах Святослава с болгарами в967 году относятся не к Болгарскому царству Петра, не к Болгарии вообще, а котдельным феодальным владетелям, вроде тех, чьи Дочери стали заложницамицесаря. К ним должны оыть отнесены и владетели Переяславца на Дунае,враждебные Святославу. Здесь, на месте старого дворца хана Омортага(середина IX века), могли сохраниться контингента тюрко-болгарскоговсадничества, несколько обособленного от остального населения. В свете данных о сторонниках Византии в среде болгарской знати мыдолжны крайне осторожно отнестись к преднамеренным высказываниям феческиххронистов о войне русских против болгар. Если результатом нижнедунайскихвоенных действий Святослава была контрибуция, наложенная им на Византию(летопись), то из этого становится ясным, кто именно был его настоящимпротивником. В 969 году умер болгарский царь Петр, а император Никифор был убитсвоим двоюродным братом Иоанном Цимисхием, собственноручно зарубившим егомечом (10 декабря 969 года). Иоанн стал императором. Обстановка в 970 году была такова: в столице Болгарии Великой Преславев царском дворце жил, обладая всеми сокровищами, болгарский царь Борис, сынПетра. В качестве воеводы при нем находился варяг русской службы Свенельд. В Переяславце на Дунае, в середине "острова русов" княжил Святослав. ВКиеве он оставил старшего сына Ярополка; другого -- Олега -- посадил вмятежной земле древлян, а третьего -- Владимира -- направил в Новгород. СамСвятослав был весьма доволен той новой землей, куда он переместился в967--969 годах. Это не было переносом столицы, но являлось переносомрезиденции и закреплением новой, очень выгодной позиции на скрещении разныхпутей: "Не любо ми есть жити Кыеве, -- говорил Святослав матери и боярам. --Хощю жити Переяславьци в Дунай, яко то есть среда земли моей, яко ту вьсяблагая съходяться: от Грьк -- паволокы [шелк], злато, вино и овощеверазноличьнии [фрукты], ис Чех и из Угьр -- съребро и комони, из Руси же --скора и воск и мед и челядь". Русские и болгарские войска не только господствовали в Болгарии, но иперешли в широкое наступление по всей северной границе Византийской империи.Они оказались там, где недавно проводил свою инспекционную поездку императорНикифор. Войска Святослава перешли Балканы, пересекли византийскую фанипу иоказались в "долине роз", в бассейне Марицы. Здесь был взят Филиппополь(современный Пловдив), и союзники дошли до Аркадиополя. "За малъмъ бо бе Недошьл [Святослав] Цесаряфада". До Царьграда оставалось всего лишь 4 дня путипо равнине. В большом сражении под Аркадиополем печенеги и венфы, входившие врусско-болгарское войско, дрогнули, и битва была проиграна. Иоанн Цимисхий в971 году начал грандиозное наступление, отозвав для этого азиатские войскаиз Сирии и тренируя их всю зиму. Грекам удалось отбить натиск, взять ВеликийПреслав, где они пленили царя Бориса, взять Плиску и двинуться на север кДунаю. При взятии болгарских городов византийцы предавались беззастенчивымграбежам. Так, при взятии Преслава "ромеи все разом ворвались в город,рассыпались по узким улицам, убивали врагов и грабили их имущество" (ЛевДьякон). Святослав сделал своим опорным пунктом Доростол (Силистрию) на Дунае,где и проходила заключительная фаза войны с Византией. Здесь происходил рядкрупных сражений, после которых славяне устраивали пофебальные костры длясвоих павших воинов (сюжет известной картины Семирадского); здесь Цимисхийболее двух месяцев осаждал Доростол, безуспешно ожидая сдачи; здесьпроизошла личная встреча императора с прославленным киевским князем,описанная Львом Дьяконом. Свою последнюю решительную битву русские начали в день Перуна, 20 июля971 года, но ни та, ни другая сторона не добилась победы. Началисьпереговоры о мире. Император стремился поразить славянского полководца всемвеликолепием византийского Царского убора, но сам оказался пораженнымпростотой одежды великого князя: "Государь Иоанн Цимисхий, покрытый вызолоченными доспехами, подъехалверхом к берегу Истра, ведя за собою многочисленный отряд сверкавших золотомвооруженных всадников [так называемых "бессмертных"]. Показался и Святослав,переплывающий реку на скифской ладье. Он сидел на веслах и греб вместе состальными, ничем не отличаясь от них. Вот какова была его наружность: умеренного роста, не слишком высокого ине очень низкого, с мохнатыми бровями и светло-синими глазами, курносый,безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой[усами]. Голова у него была совершенно голая, но с одной стороны ее свисалклок волос -- признак знатности рода. Крепкий затылок, широкая грудь и все другие части тела вполнесоразмерные. Выглядел он угрюмым и диким. В одно ухо у него была вдетазолотая серьга; она была украшена карбункулом, обрамленным двумяжемчужинами. Одеяние его было белым и отличалось от одежды других только чистотой. Сидя в ладье на скамье для гребцов, он поговорил немного с государем обусловиях мира и уехал". Цимисхий, как пишет тот же автор, "с радостью принял условия россов".Условия мира были изложены в договоре, помещенном в летописи: Святославобязывался не вести более войны с Византией. Князь уходил "възьм имениемъного у Грьк и полон бещисльн". Мир был почетным. Однако византийцы приняли свои меры: они известили печенегов о движенииСвятослава, и те напали на него в днепровских порогах весною 972 года. Изчерепа убитого князя печенежский хан "съделаша чашю, оковавъше лоб его ипияху в немь...". С уходом Святослава из Болгарии пала самостоятельностьВосточно-Болгарского царства, завоеванного и оккупированного Византией.Когда Цимисхий взял в плен в Великом Преславе законного болгарского царяБориса, союзника Святослава, то он лицемерно "воздал ему почести, назвалвладыкой булгар". Но как только Святослав со своим войском, защищавшимболгар, покинул берега Дуная, тот же Цимисхий показал свое истинное лицо. "Он [Иоанн Цимисхий] вступил в великий храм Премудрости Божье [СофииЦареградской] и, воздав благодарственные молитвы, посвятил богу первую долюдобычи -- роскошную болгарскую корону. Затем он последовал в императорскийдворец, ввел туда царя болгар Бориса и приказал ему сложить с себя знакицарского достоинства... Затем он возвел Бориса в сан магистра". Столица Болгарии была переименована в честь цесаря в Иоаннополь,древний Доростол -- в Феодорополь, а вся придунайская Болгария превратиласьв византийскую провинцию Паристрион. Подводя итоги короткому, но блистательному княжению Святослава, мывидим, что он вовсе не был "безрассудным авантюристом", бродившим где попалопо степям. Его волжско-хазарский поход был жизненно важен для молодогогосударства Руси, а его действия на Дунае и за Балканами были проявлениемдружбы и солидарности с народом Болгарии, которому Святослав помогалотстаивать и свою столицу, и своего Царя, и политическую самостоятельностьот посягательств Византии. Поражение Святослава было концом суверенной Болгарии, возродившейсятолько два столетия спустя. По отношению к Руси вся стремительная деятельность Святослава не тольконе была невниманием к ее интересам или неосознанным стремлением "охабить",пренебречь ею, но, наоборот, все было рассчитано на решение большихгосударственных задач, требовавших напряжения всех сил. Важнейшая задача,состоявшая в обеспечении безопасности со стороны Хазарского каганата, быларешена вполне успешно. Вторая задача -- создание мирного торгового плацдармана западном побережье Русского моря (в содружестве с Болгарией) -- выполненане была, так как здесь Руси противостояли две значительные силы: Византия иПеченегия, раскинувшаяся по степям на "месяц конного пути".

Дата добавления: 2014-01-11