Функции массовой коммуникации: индивидуальный уровень

В фокусе внимания при исследовании функций массовой коммуникации на уровне индивида находится коммуникативное поведение индивида, смещения в нём, трансформации. Выделяются следующие функции:

1. Информационная, предполагающая нахождение информации о событиях, условиях жизни индивида; удовлетворение общих интересов и любознательности. Обучение и самообразование; поиск советов, необходимой информации для принятия решений.

2. Функция личностной идентификации, предполагающая подкрепление индивидуальных ценностей, получение сведений о моделях поведения4 идентификация с ценностями других; достижение понимания самого себя.

3. Функция интеграции и социального общения, предполагающая понимание положения другого, переживание чувства «мы»; формирование основы для диалога, социального общения; помощь в реализации социальных ролей; возможность общения с семьёй, друзьями, обществом.

4. Функция развлечения, включающая в себя эмоциональную разрядку, организацию досуга индивида; эскапизм; уход от проблем; получение эстетического наслаждения.

Можно говорить и о дисфункциях массовой коммуникации. эта дисфункциональность может проявляться, например, в том, что информационная функция приобретает форму дезинформации; функция развлечения может перерождаться в функцию «контроля сознания»; функция мобилизации при определённых условиях способствовать насилию и т.д.

Для функционального подхода изучения массовой коммуникации характерным является ряд проблем методологического порядка. Одна из них касается многозначности самого понятия функция. Другая проблема связана с тем, что работа средств массовой коммуникации связана с деятельностью целого ряда социальных институтов. Естественно, что это серьёзно усложняет разделение функций собственно массовой коммуникации и других структурных компонентов общества (партий, общественных объединений, бизнеса). Кроме того, согласованное видение функций массовой коммуникации требует более или менее согласованного взгляда на общество, поскольку одна и та же функция может иметь различную интерпретацию в рамках различных теоретических подходов.

В ряду недостатков следует отметить цикличность, замкнутость и, как следствие, определённую консервативную направленность функционализма. По мнению критиков, идея о том, что массовая коммуникация играет важнейшую роль в поддержании социальной системы в целом скрывает на самом деле конфликт интересов. Причём согласие в обществе принимается как некоторая данность. Однако в реальности «консенсус» обеспечивается в интересах выигравших, доминирующих социальных сил. Следует также указать на сложность эмпирического выявления направленности и результатов долговременного функционирования массовой коммуникации.

Вместе с тем, функциональная традиция анализа массовой коммуникации обладает рядом достоинств. По существу, здесь предлагается универсальный методологический язык обсуждения системы отношений средств массовой коммуникации – общество. При этом удаётся описать основные виды активности массовой коммуникации в контексте других процессов и элементов социальной структуры.

ТЕМА 3. ФЕНОМЕН МАССОВОСТИ

Развитие и динамичное нарастание индустриально-урбанистических процессов, борьба за эмансипацию в политико-правовой и экономической сферах, демократизация общественной жизни в 19 веке повсеместно в странах Западной Европы и США вызвали рост и активизацию традиционных форм социально-массовых явлений и возникновение новых: массовизации производственных и жизненных укладов, массовых движений радикального и реформаторского толка.

Параллельно этим явлениям возникли следующие подходы к социально-массовым явлениям:

· политико-ориентированный

· социально-психологический

· культурцентристский

· социокультурный

Центральными категориями в области массовых явлений стали «толпа», «масса», «массовое сознание», «массовая культура», «коллективное поведение».

В качестве общего атрибутивного свойства всех социально-массовых явлений выступает массовость, понимаемая не только как количественная, но прежде всего как качественная, характеристика социального или духовного взаимодействия, как «единый способ сознания и поведения». Социально-массовые явления обнаруживаются непосредственно: различные модификации массы, массовых взаимодействий и опосредованно: массовое сознание.

До последней трети 19 века для европейской традиции было свойственно:

· экстраполяция эмпирически наблюдаемых признаков, характеристик толпы на более широкие и внутренне сложные явления (масса, аудитория);

· низкая оценка деятельности народных низов, отрицающих конструктивную роль в историческом процессе (определение этой роли как пассивной, второстепенной, стихийно-разрушительной);

· признание элиты и массы основными, ни к чему другому не сводимыми сегментами социальной структуры, что закрывало путь к анализу иных типов дифференциации общества.

На рубеже XIX- XX веков возникли новые тенденции, так или иначе акцентирующие внимание на проблеме массы:

- различные варианты теории элитизма (В. Парето, Г.Моска);

- ницшеанское направление, где масса – нетворческое, эстетически и этически несовершенное большинство;

- теории массового общества, где господствовал тезис о доминировании массовых ценностей при разной оценке его источников, к ним относили активизацию самих масс, влияние субъектов массовой культуры, идеологической манипулятивной деятельности бюрократии (она предлагает рациональный инструментарий для принятия управленческих решений); массовизация как феномен индустриально-урбанистичесого общества);

- основы культурцентристского подхода в духе Ортеги-и-Гассета, где масса и элита рассматриваются как социокультурные субъекты.

Масса понимается, как фиксирует Д.Белл, в пяти смыслах:

1. недифференцируемое множество, гетерогенная аудитория средств массовой информации;

2. низкое качество современных индивидов;

3. механизированное общество, в котором человек – механизм;

4. «бюрократическое общество», отличающееся хорошо расчленённой организацией, в которой принятие решений допускается исключительно на высших этажах иерархии;

5. толпа, общество, характеризующееся отсутствием различий, однообразием, бесцельностью существования, недостатком интеграции.

Нас не будет интересовать рассмотрение «массы» как буйствующей толпы, рвущейся к власти «черни», угрозы для элиты, массы как консервативной силы, «завербованной политической элитой» (К.Маннгейм), а буде озадачивать понимание массы как «множества одиноких», гетерогенной совокупности социально-атомизированных индивидов, контролируемых бюрократической и пропагандистской машиной (человек, управляемый другими – Д.Рисмен; человек организации –У.Уайт).

Масса представляет собой реально существующий социальный субъект, не относящийся к классическим социальным общностям. Классическая социальная общность – это система качественно устойчивых отношений, включающих в себя материальные, идеологические отношения, воспроизводимые во времени и в пространстве.

Б.Грушин, отечественный мэтр социологии, дал характеристику такой неклассической социальной общности: это ситуативно существующая, гетерогенная общность, которой свойственен «единый способ поведения и сознания», вероятностная по своей природе. Ей свойственны такие черты как: аморфный тип целостности, вероятностный характер возникновения, ситуативность появления и существования, гомогенность в каком-то одном отношении (иногда масса связана с каким-то общим видом деятельности, что придаёт ей относительно устойчивый характер).

Виды масс:

· большие и малые

· устойчивые (постоянно функционирующие) и неустойчивые (импульсивные)

· сгруппированные и несгруппированные

· контактные и неконтактные

· спонтанные (стихийно возникающие) и организуемые (институционально порождаемые)

· состоящие из представителей одного социального слоя или из нескольких социальных слоёв).

Истоки осмысления массы мы видим в теориях, репрезентирущих социально-психологический подход к исследованию и объяснению массы (Г.Лебон, Г.Тард). Их главная заслуга – характеристика явлений толпы. Толпа – это определённая общность людей, поведение которых определяется не только и не столько той или иной формой сознания, сколько эмоционально-психологическими бессознательными переживаниями. Г.Тард – толпа – это прежде всего «пучок заразительных влияний», оказываемых именно физическим соприкосновением» входящих в него индивидов. Лебону принадлежит заслуга в описании «превращения» индивида в толпе:

-исчезновение сознательной личности;

-преобладание личности бессознательной;

-одинаковое направление чувств, идей, определяемое внушением;

-стремление превратить в действия внушённые идеи.

Лебон и Тард выделяют несколько причин формирования новых качеств индивида в толпе: осознание численности, иллюзия всемогущества толпы и её анонимность ведут к исчезновению чувства ответственности у индивида в толпе; «заражаемость» такова, что индивид жертвует своим личным интересом в пользу общего; восприимчивость индивида в толпе к внушению.

Для толпы характерно: относительно случайный, спонтанный, несанкционируемый властью характер сборища; преимущественно гетерогенный состав участников; непосредственно контактный характер взаимодействия, ведущий к эрозии самоконтроля; доминанта коллективного переживания способна перерасти в массовое непредсказуемое и несанкционируемое действие, гиперсолидарность, жертвование своим «я» ради ощущения единства; сильная «гипнотическая зависимость» от «фокуса взаимодействия».

Р.Макайвер отмечал, что масса, толпа в значительном числе случаев являются феноменом, который обеспечивает моментальное высвобождение инстинктов и импульсов, живущих в отдельном индивиде. Но подавляемых условиями повседневной социальной жизни и социальным контролем. Э.Канетти. исследователь феномена массовости, полагал, что внутри массы господствует равенство, все общепринятые внешние установления и правила, социальные иерархии в момент кульминационного развития массы демонстративно подвергаются атаке. ля толпы характерно относительно случайный. й. жизни общества явление толпы стало трактоваться мой сознания, сколько эмоциональ

Некоторые выводы Тарда и Лебона позволили расширенно толковать толпу. Б.Грушин: «…крайне узкое по своему фактическому положению в жизни общества явление толпы стало трактоваться непозволительно широким образом, отождествляться с массой как таковой, с гигантскими секторами в структуре общества».

Но всё-таки основное внимание уделяется и в рамках культурцентристского и социокультурного феномену массы.

Впоследствии выделили функции и стадии в формировании массы (функции: аффективная и аттракционная).

Стадии: латентная, т.е. некий зародыш будущей массы и актуальная, т.е. оформившаяся, реально существующая масса, представляющая единство коллективного сопереживания и действия.

По степени активности выделяют:

· массу «внимающую», т.е. пассивную;

· массу манифестирующую, т.е. демонстрирующую собственную численность, мощь, возможность прямого действия;

· массу действующую, активистскую массу, которая реализует себя в совместном символическом аспекте: деструктивном действии (позитивном или социально-приемлемом).

Ортега-и-Гассет, осмысливая феномен массовости, провозгласил выход на авансцену истории «человека массы». Его черты: отсутствие самости, но одновременно самодостаточность, самодовольство; ему не дано проектировать собственную жизнь и планировать её; у него ограниченные творческие возможности. Сложность, многогранность, драматизм бытия его пугают, он хочет отгородиться от сложностей окружающего мира готовыми объяснениями, дающими иллюзию ясности и логичности. Отсутствие стимулов к саморазвитию, приверженность «ценностям потребления» также характеризует его бытие. В XX веке такого рода человек-масса резко активизируется, начинается его подлинная экспансия в сферу политики и культуры. Нарушение динамического равновесия между элитой (высокодуховной и высококвалифицированной) и массой становится явным. Масса давит всё непохожее, личностное, избранное. Главными причинами скачкообразных изменений в поведении массы Ортега считает разрушение традиционных форм доиндустриальной жизни, рост «жизненной силы» современного общества, проявляющийся через взаимодействие 3 факторов: экспертной науки, индивидуализации и либеральной демократии. Движение техники привело к невиданному расширению возможностей как общества, так и отдельного человека – расширению его представлений о мире, повышению уровня его жизни. Рост населения за 1800- 1914 год произошёл со 180 млн. до 460 млн. Этот поток трудно цивилизовать. «Мы живём в эпоху всеобщей нивелировки: происходит выравнивание богатств, прав, культур, классов, полов». (Ортега) Власть идеалов равенства – формальная, это равенство прав и возможностей, не подкреплённое самосовершенствованием. Человек-масса утверждает своё право на равенство не путём восхождения к высотам культуры, самосовершенствованием, а путём низведения себя до окружающей его среды. Человек-масса жаждет перестроить мир по своему собственному сценарию. Цивилизация должна стать инструментом, средством такого перестраивания. Мы впали бы в иллюзию социального титанизма, если бы потребовали от массы, от большинства населения постоянно находиться в состоянии ответственности, поиска. Ортега особенно внимателен к тому образу духовной элиты, которая могла бы противостоять массовизации. Духовная элита есть носитель высокой культуры, она не связывает своё бытие с претензиями на высокое материальное вознаграждение. Существование духовной элиты основано на признании самоценности культуры. Она может и должна быть арбитром, социальным экспертом, давая оценку решениям власти, хотя в последней трети ХХ века ряд философов усомнился в этом праве на духовное лидерство. Духовная элита становится лишним элементом в массовом обществе. Масса (в интерпретации Ортеги) – это качественно низший слой социума, чьи жизненные потенции и потребности практически не выходят за рамки простого и расширенного потребления. Хотя она и проникает в политику, но и там

Феномен соотношения духовной элиты и массы в России имеет свою специфику, свой генотип, на котором мы позволим себе остановиться. В России несколько обстоятельств окончательно оформили «две с половиной культуры»: имперскую внеэтничную российскую культуру, культуру властной элиты; «низовую» культуру, но слабо интегрированная в культуру имперскую. Культурная расколотость проявлялась и в двух векторах ориентации элиты и народа. Если первая глядела и стремилась на Запад, то низовая культура так и не выработала определённого взгляда. И если экспансия на Запад — военная и культурная, несмотря на временные успехи, в общем-то, не задалась, то за счет народного исхода за землей и волей на Восток Россия получила самую малозатратную в истории империю. Проявлением имперской российской культуры стала и интеллигенция — социальная группа, пытающаяся занять исключительно противоречивую позицию между властью и народом: уничижения и вины перед ними и одновременно — быть в роли критика-поводыря. И власть, и народ не любят российскую интеллигенцию, и не без основания — не доверяют ей. При всем своем промежуточном положении русская интеллигенция не является «средним классом», стабилизирующим общество: лишенная прочного экономического самостояния, зависимая от власти, духовно и культурно оторванная от народа, она своим нравственным максимализмом и идейными шараханиями не стабилизировала российское общество, а наоборот, - все больше «раскачивала лодку».

Второе радикальное искушение российского духовного опыта — искушение рационализмом Просвещения. После петровских преобразований, закрепленных в царствование Екатерины II, открывших Россию для восприятия западноевропейского опыта и культуры, российская имперская культура еще более отрывалась от народных корней. В конечном счете, это противостояние культур и взорвало империю. Критическая масса была накоплена в течение двух столетий. Главные события развернулись в XIX в. Рационализм, ориентированный на над - и внеличностное универсально общее, с одной стороны, а с другой — на носителя знания этого общего и универсального закона, оказался созвучным предельным напряжениям российской духовности с ее озабоченностью проблемой власти, тяготением к полюсам кротости и крутости, тем большей любовью к ближнему, чем он дальше. Сыграла свою роль и политическая практика просвещенного рационализма в период Великой Французской революции, освятившая «добродетельный террор».

Это искушение проявилось в движении декабристов — молодых европейски образованных офицеров, участвовавших в победе России не просто над врагом, а над Европой, объединенной волей Наполеона. Им был знаком и накопленный в родном отечестве богатый опыт целой серии «сериальных» (по выражению А.И.Герцена) дворцовых переворотов и цареубийств. Какое искушение установления разумного общественного устройства с помощью просвещенной властной воли?! Дело за малым — надо только взять власть. Традиционная российская постановка проблемы и ее решения.

Другими следствиями прививки рационалистического Просвещения российскому духовному опыту стали влияние немецкой классической философии и романтического идеализма, результатом чего стало противостояние западничества и славянофильства; проникновение и развитие позитивистского мировоззрения с его установкой на самоценность конкретного «позитивного» естественнонаучного знания, обернувшегося на Руси «нигилизмом» — показательна сама трансформация западноевропейского позитивизма в российский нигилизм, выразившийся, помимо прочего в нравственном обосновании индивидуального террора — сознательного убийства по высоким нравственным мотивам.. И, наконец, это проникновение и развитие в России идей «научного социализма» в том числе и в их марксистской формулировке. «Общие понятия и большое самомнение в любой миг могут стать причиной большого несчастья», — писал великий Гете. К сожалению, именно это произошло с Россией.

В революционно-демократическом сознании российский духовный опыт получил своеобразное уточнение и развитие: нравственный герой, ведущий толпу и неподсудный ей, духовное единство как конспиративность, оправданность присвоения результатов чужого труда, допущение лжи «во благо», необходимость «иссечения» любых частных мнений и сомневающихся, любого инакомыслия. На этом фоне марксизм — чрезвычайно рационалистическое и наукообразное учение, согласно которому на смену капитализму придет общественный уклад, ликвидирующий частную собственность, с коллективистской моралью, с его оправданием террора коллективного, классового, — был воспринят почти религиозно. Он давал простые ответы на простые вопросы. Кто виноват? Экспроприаторы-собственники — надо только указать на них пальцем. Что делать? Бороться за власть, для чего необходимо создание российской революционной партии «нового типа». И такая партия была создана. Ее новизна заключалась, прежде всего, в том, что она не связывала себя парламентскими формами борьбы за власть, ставила себя по ту сторону добра и зла: нет общечеловеческих ценностей и морали, есть партийные интересы и цели, оправдывающие любое насилие по отношению к целым социальным слоям. В итоге мифологемы российского духовного опыта были выражены в марксистской рационалистически-наукообразной терминологии, а сам марксизм приобрел характер учения, дающего ответы на все случаи жизни, т.е. приобрел черты мифологии, что лишь усиливалось его упрощением и популяризацией для целей пропаганды в неподготовленной малообразованной среде. Через искушение «научным социализмом» прошел практически каждый российский интеллигент. Речь, однако, идет не просто об адаптации марксизма российской идеей. Скорее можно говорить об ее «очищении» с его помощью. Марксизм нес в себе самостоятельный мощный заряд духовной энергии, заключенный в единстве глобального размаха, научной глубины и формы изложения, а также мобилизующей силы революции обездоленных маргиналов (пролетариата), которым нечего терять в этом мире. Другое дело, что этот мощный заряд лиминальности пришелся на общество, в котором «овечьи добродетели народа» (Н.А.Бердяев) сочетались с зараженной самозванством интеллигенцией. На фоне изнурительных и унизительных войн, нравственного и политического разложения династии и режима, симбиоз российского духовного опыта и коммунистической идей послужил источником мощнейшего взрыва духовной и политической энергии. Взрыва разрушительного.

Ростки же инфраструктуры свободы, защиты от самозванства — молодая демократия, земство, народное самоуправление (деревенский мир и казачество) — оказались слишком слабы или несостоятельны. Либерализм, представленный яркими фигурами в научной среде, среди высших чиновников и офицерства, оказался невостребован российским обществом. Подлинная история 1917 г. еще не написана: февраль-октябрь 1917 г. — не столько история захвата власти большевиками в результате реализации гениального плана, сколько история утраты власти русскими либералами, оказавшимися настолько несостоятельными и лишенными социальной поддержки, что к октябрю власть практически валялась на улице и ее могла самозванно присвоить горстка заговорщиков.

Защитники великодержавных, монархических позиций, от имперского космополитизма до черносотенства, от офицерства и чиновничества до провинциального купечества и помещиков, потерпевшие поражение в Гражданской войне, со временем распознали имперскую великодержавную тему в реальном социализме и коммунистической идеологии. Не случайно А.Деникин в 1939 г. в Париже поднял тост за Советскую Россию и большевиков, которые «смогли сделать то, что не смогли мы — спасти великую империю». В исторической перспективе получилось, что «свои своих не узнаша».

В развитом индустриальном обществе насаждение индивидам унифицированных массовых качеств приобретает всеохватывающий характер. Это означает, что выработка массовидных и утрата индивидуальных качеств происходит во всех наиболее значимых областях деятельности: производительной и потребительской, коммуникативной и ценностной. В силу действия ряда разных факторов требуется и вырабатывается тип индивида, соединяющий в себе ряд качеств: нетворческий, функциональный тип личности, ориентированный на механичное выполнение заданной социальной роли; деиндивидуализированный потребитель, податливый рекламе; человек, у которого доминируют массовые ценности.

При таком развитии масса выступает уже не фрагментом общества, а общество выступает как масса. Массовизация связана с утверждением индустриального общества. Массовизация означает включение растущего числа людей в однотипные процессы (производственные, распределительные, культурные); микро-и макросоциальные взаимодействия и формирование на этой основе однородных укладов, стилей жизни, типов мышления. Это проявляется в том, что умножаются социальные связи; происходит уравнение характеристик деятельности индивидов, ведущее к определённому уравнению свойств самих индивидов. О.Тоффлер считает, что массовый человек является порождением, результатом «социального заказа» индустриального общества на определённый тип работника – «частичного работника» (повторение маленькой, без конца повторяющейся деятельности). Массовое, серийное, стандартизированное производство и соответствующая организация сбыта, что стимулировало формирование массовых стандартов, стереотипов потребления, в широком смысле единообразие, похожесть, деиндивидуализация превращались в позитивную социальную норму. У Ортеги «масса», раз возникнув, становится агрессивной, активной силой, субъектом вульгаризирующей экспансии в культуре и политике, Тоффлер говорит о массе как объекте, продукте формирующего воздействия индивида. Общество рубежа XIX – XX века является индустриально-урбанистическим, в котором происходит не просто разрастание административных и торгово-ремесленных поселений, а рост индустриальных и торговых городов-гигантов нового типа. Локальная западная урбанизация сменилась глобальной. Возникает образ города-спрута, поглощающего человека без остатка, города-скопища. Происходит изменение характера межличностной коммуникации, нарастает отчуждение, происходит атомизация общества. Если человек попадает в город, то разрушаются традиционные регулятивы его жизни, усиливается маргинализация.. Отсутствие стабильных форм общения, личных связей – это усиливает дезорганизованность. В то же самое время урбанизация – предпосылка для формирования «анонимной массы», у которой снижается роль и значение «первичных связей», падает роль таких социальных институтов, как семья, соседство, церковь – «инкубаторов» по формированию человеческой личности. Меняется характер коммуникации. На смену, построенным на началах солидарности, личных неформальных отношений, связям приходят более обезличенные связи в составе многочисленных и разнородных социальных общностей. Одни из них формируют групповое сознание, другие – нет. Коммуникации интенсифицируются и одновременно вынужденно формализуются. Человек одновременно участвует в 5 малых групп и 10-15 больших и средних. Поверхностный характер общения становится неизбежным. Распад чувства «мы» (конкуренция совпадающих интересов ведёт к автономизации, снижению перегородок, изживанию солидарности) также характеризует этот тип общества. Такое содержание коммуникационных процессов позволяет объяснить снижение роли непосредственной массовой активности и перенос центра тяжести в виде «публики» в сферу политики (в качестве электората) и культуртворчества (в форме аудитории). Меняется характер культуры и мышления. Возникает представление о непрерывной изменчивости, невозвратности основ бытия. Новоиспечённый горожанин ориентируется уже не на традиции, не на установления церкви и жёсткие патриархатные нормы, а на новые «городские» авторитеты – поведенческие стереотипы, массовые слухи и пересуды, пропагандируемые и бросающиеся в глаза образцы этики и эстетики. Система ценностей такого личностного типа становится неустойчивой, безосновной, направляемой извне, а не изнутри. В социологии начинает обсуждаться тема «человека-локатора», «человека, управляемого другими», «лица в толпе». Д.Рисмен описывет и анализирует три различных типа социальных характеров, каждый из которых ориентирован на определённое общественное устройство: «традиционно-ориентированная личность», приверженная обычаям и конформная по отношению к сословию, касте, клану; «изнутри-ориентированная», характерная для начального периода развития индустриального общества, когда, с одной стороны, ослабевали силы традиций, контроль со стороны первичных групп, а с другой стороны, средства массовой информации находились в фазе раннего становления; «извне-ориентированная» - эпохи развитого общества потребления (поведение определяется модой, давлением авторитарной бюрократии). Этот тип является великим потребителем информации, у которого отсутствует выраженная интериоризированная система ценностей. Можно даже заметить, что индивид обезличен, является объектом манипулирования. Поведенческие установки такого человеческого типа во всё возрастающей степени определяются односторонними, извне идущими потоками информации; средства массовой коммуникации становятся ведущим фактором массовизации. Бурный характер процесса становления СМИ на рубеже веков был основан не только на растущих успехах техники и технологии, но и явился отражением определённых общественных потребностей, спроса со стороны численно возрастающей, в том числе и образованной публики. Эскалация деятельности СМИ была призвана компенсировать распад традиционных форм общественных отношений и способность к сплочению, объединению анонимной городской общности.

Тема 5. Средства массовой информации

Дата добавления: 2014-01-13