Право праславян

Состояние права в эпоху праславянской общности наукой изучено плохо. Известно очень мало, а то, что известно, реконструируется средствами исторической лингвистики, историко-сравнительного метода и на основе скупых сообщений античных писателей. Итак, ius gentis slavorum, mos gentis slavicae, ius slavicum, gentis slavicae consuetude - все это названия крайне архаичного правового порядка, не вышедшего еще из рамок мифа. Право славян изначально составляло часть мифологии, часть религиозного ритуала. Доказательство находим в символизме исторически известных нам правовых порядков славян.

Основа правовых воззрений древних славян, впрочем, как и других народов индоевропейского корня, заключается в первомифе о грехопадении. Лишенный сакральности, такой миф читается уже как миф о первопреступлении и о воздаянии за это преступление, наложенном богами. Миф, который повествует о первопреступлении, сюжетно является рассказом о первосуде. Суть права, таким образом, раскрывается через судебный процесс, судебный поединок, сущность которого есть выбор между добром и злом. Нахождение истины богом или его подручным (действующим судьей), часто победа бога - олицетворение добра и истины, справедливости, победы над другим божеством, ему противостоящим, его антиподом. Характерно, что в таком действии обязательно участие третьей стороны, собственно судьи в современном значении этого слова, который и делает выбор, но пока еще не самостоятельно, а по наущению тайному или явному бога, причем главного, ответственного за правосудие.

Решения такого суда обладают огромной императивностью, покоящейся на внутреннем убеждении участников, что решение вынесено не человеком, а именно богом, воплотившимся в фигуре судьи. Отсюда специальные ритуалы на суде, некоторые из которых дожили до наших дней. Суть этих ритуалов - привлечь на сторону истца или ответчика внимание и благорасположение бога правосудия. Именно тот, кто владеет большим искусством в этом, и выигрывает дело. Но искусство судьи заключается также в примирении сторон. Какой смысл в том, что одна из сторон выиграла дело, а другая его проиграла? Поэтому суд у праславян, как и у праиндоевропейцев, содержал в себе формальный момент - заключение между сторонами соглашения, договора. Сам процесс с формальной стороны представлял собой скорее действие по выявлению и оформлению согласованной воли сторон. Это видно на примере этимологии ст.-сл. садъ, которому соответствует следующая параллель: samdhis ("договор, связь", санскр.) - samda ("аренда, наем", лит.) - "СигмаИпсилонНиТэтаМиКаппаЭта" ("соглашение, договор", греч.).

Еще более зримо эта сторона суда как способа установления личного права тяжущегося видна на примере анализа терминов института кровной мести, которую славяне, безусловно, широко практиковали: цена (ст.-сл.), "ПиОмикронЙотаНиЭта" - "цена крови" (греч.), kaena - "возмездие" (авест.). Само ст.-сл. мьзда и от нее же мьстити сопоставимы с греч. "МиЙотаДельтаТэтаОмикронДзэта" - "плата, жалованье", то же mizdo (готск.), miata (д.в.н.), midham (санскр.), mizdem (авест.) заставляют нас заключить, что в основе возмездия лежит принцип: равное за равное (ius talionis). Но это не простое возмездие, к нему стороны приходят в ходе судебного заседания не с помощью угроз, насилия и т.п., а с помощью соглашения. Таким образом, в основе судебного решения лежит договор как частноправовая категория - соглашение сторон об урегулировании спора. Об этом говорят лингвистические данные, приведенные выше к ст.-сл. садъ. Здесь же можно добавить и еще одно: "СигмаИпсилонГаммаТэтаЭпсилонСигмаЙотаДзэта" (греч.), означающее "условия соглашения", и samhita (санскр.) - "соединение".

Право в эпоху праславянской общности не лишено было, таким образом, элемента религиозности, было частью религиозных верований славян. Подобный дуализм характерен не только для индоевропейцев, но и для других древних народов. Данный дуализм очень ярко виден на примере древнеримской правовой системы, состоявшей из норм fas и ius. Насколько была разработана область fas (ius divina) в эпоху праславянского единства, можно только догадываться, сведений практически нет, но можно предполагать, что др.-рус. правьда несет в себе некоторый отзвук божественного права как части ритуала, ошибка в исполнении которого способна стать причиной сильного гнева богов. Одновременно с существованием корпуса божественного права вполне вероятно наличие корпуса обычного права, достигшего определенной степени формализации по типу lex antiqua partum et majorum, но только еще не в письменной форме. Наличие формы обычая можно видеть в институте кровной мести, регулировании вопросов собственности, торгового оборота, брачно-семейных отношений. Эти нормы и составляют ius, т.е. ius civile праславян.

Кровная месть в эпоху древности подверглась определенной регламентации. Уже на примере ранних редакций ст. 1 Русской Правды видно, что общество старается ограничить круг мстителей только ближайшими родственниками. Среди них нет лиц женского пола, но в древности мстителями могли выступать и женщины, подтверждением может служить месть княгини Ольги за мужа князя Игоря, неудавшаяся месть Рогнеды (Гориславы). Известно также, что у южных славян ближайшие родственники-мужчины были обязаны оказывать женщине помощь в совершении возмездия. Не менее очевидно и то, что в эпоху общности устанавливается суррогат кровной мести в виде так называемой покоры. Этот институт известен из раннесредневековых памятников западных и южных славян, поэтому говорить о его глубокой древности приходится с осторожностью. Впрочем, известное посольство древлян к княгине Ольги с предложением выйти замуж за князя их Мала с полным основанием можно считать вариантом покоры. Суть этого института заключена в примирении кровников, в том, чтобы род обиженного согласился принять в той или иной форме выкуп за убитого. Характерно и то, что, судя по описаниям обряда покоры, она выглядела как имитация реального убийства, реального акта мщения!

Само слово "собственность" в русском языке довольно позднего происхождения. Впервые фиксируется его употребление в актах конца XVIII в., но это не значит, что сам институт собственности не был известен в древности. В эпоху праславянской общности наличие собственности можно фиксировать средствами исторической лингвистики на примере понятия исто древнерусского языка. Этим словом древнерусский законодатель часто обозначал имущество, данное взаймы. Знаменательнее же всего то, что в старославянском это слово означало "внутренности", "утроба", в более узком - "почки". Это крайне интересная деталь, она говорит о том, что в период архаики имущество, собственность вообще мыслятся как некое телесное продолжение собственника, его часть. Из этого можно сделать вывод, что праславянам было известно только личное движимое имущество, тот имущественный комплекс, который был неразрывно связан с человеком, поэтому это имущество часто отправляли в могилу вместе с умершим. Вещи, собственность хозяина должны продолжить свое служение ему на том свете. Недвижимость же, судя по всему, еще не имела того юридического значения, какое имеет сейчас. Таков смысл терминов славянских языков, применимых к ней: nedilnost, spolek, hromada. Это все то, что в позднейшую эпоху будет обозначаться как: dedina (ст.-чех.), dziedzicto (ст.-пол.), баштина (др.-серб.), отчина (др.-рус.). Распоряжаться такой собственностью может только род, в более позднюю эпоху выделившаяся из рода патронимия - большая семья.

Праславяне находились в тесном торговом контакте с окружающим миром еще с эпохи античности. Об этом авторитетно говорят археологические данные. Трудно, конечно, предположить, насколько развит был торговый оборот между самими славянами, здесь торговля могла быть только транзитной и не выходить за пределы формы мены. Купля-продажа, несомненно, была известна праславянам, хотя бы потому, что брак заключался ими именно в этой форме.

Заключение брака, а у праславян он носил еще полигамный характер, имело две формы: умыкание жены или ее покупка. На древность умыкания указывает не только известное место в русской летописи о брачных обычаях северян, радимичей и вятичей, но и этимология современного слова "невеста". По сути это табуированное имя новобрачной, точно такое же, как современное слово "медведь". Само слово "taboo" ("АльфаГаммаОмикрон" - греч., sacer - лат.) взято из языка полинезийцев и в антропологии означает "ритуальный запрет", на называние вещи своим именем в том числе. В противном случае магические или божественные силы, олицетворенные данной вещью, могут выйти из-под контроля и нанести вред назвавшему ее подлинным именем. Отчасти филиация подобных верований в современном русском языке сохранилась в выражениях типа "не поминай всуе", "не буди лиха" и т.п. Так вот, древнерусская невеста происходит от глагола с отрицательной частицей не ведати, т.е. "не знать". Буквально "невеста" - это "не ведомая", "не известная". Ее неизвестность служит надежным средством от напоминания о том, что в основе данного брачного союза лежит конфликт - насильственное похищение девушки. Не упоминая ее имя, жених гарантирован от мщения богов рода невесты! На более позднюю и, как следствие, более "прогрессивную" форму брака указывает др.-рус. вено (выкуп за невесту); ср.: wiano (ст.-пол.), wituma (д.в.н.), weotum (др.-англ.); интересна параллель с лат. venum, т.е. "продажа".

В древней славянской семье особое положение занимает брат матери: уи (ст.-сл.), оуи (др.-рус.). Именно он считается после отца и матери ближайшим родственником детей, что видно из обычая назначения его опекуном в случае смерти родителей. Впрочем, это общая для индоевропейцев норма. Имущественные отношения в праславянской семье определению не поддаются, ясно, что известные нам формы приданого, утреннего дара и т.п. - все это явления позднейшей культурной эпохи, когда славяне обретают истину христианского вероучения.

Дата добавления: 2014-11-06