Воеводское правление

Надо заметить, что одной из черт, связывающих воевод с прошлым, в частности с наместничеством, является по-прежнему не изжитый в московской жизни институт кормления. Вроде бы он должен был исчезнуть вместе с кормленщиками уже в 1556 г., но само явление это продержалось невообразимо долго - до тех пор, пока в России не была установлена система регулярной выплаты жалованья чиновникам, т.е. до времени Екатерины Великой. Правда, надо заметить, что при Петре Великом правительство пыталось внести ясность в этот вопрос, устанавливая оклады для чиновников высшего и среднего звена <1>. Но преемники Петра отошли от этого правила. Екатерина I установила в одном из своих указов платить жалованье одним только воеводам, президентам коллегий и некоторым категориям приказных, остальным же довольствоваться велено было от дел.

--------------------------------

<1> Точнее, при Петре I была установлена в виде жалованья система акциденций (accidentia) - доходов от дел: кто сколько даст. При Петре II акциденции распространили даже на Таможню. Екатерина Великая, как сказано, уничтожила это безобразие. Но акциденции продержались в присутственных местах Лифляндии вплоть до воцарения Александра I.

Злоупотреблений при правлении воевод было не меньше, если не сказать больше, нежели при правлении наместников. Нормы, карающие поборы, беспрерывно встречаются в актовом материале от Судебников до Соборного уложения и далее. Нередко правительство прибегало к репрессиям, устраивая отдельные заставы на путях возвращения воевод с воеводства. На заставах ведется безжалостный сыск, отбирается все нечестно нажитое. Но и эта мера скорее жест отчаяния. Нетрудно догадаться, что начальникам таких застав тоже что-то перепадало.

* * *

В ст. ст. 20 - 22 гл. II Соборного уложения воеводы названы вместе с царем и другими сильными мира сего, близость которых к царю не подлежит сомнению. Лица эти поставлены под непосредственную царскую защиту. Воевода есть, таким образом, прямой представитель царя, его военный заместитель в пределах пожалованной ему компетенции на местах. Если связь наместника с центром была призрачной: наместник садится на место удельного князя по повелению великого князя, еще не успевшего персонифицировать фигуру прежнего удельного властителя, то воевода как бы замещает царя. Это можно проследить по полномочиям так называемых больших воевод. Правовая связь воеводы с царем теперь очевидна. Это довольно тонкая вещь, она требует понимания, поскольку, прежде чем государство станет действительно централизованным, эта централизация должна сложиться в сознании подвластных, обрести понимание в виде четкой структуры власти, аппарата ее на местах в том числе.

Итак, при Иоанне IV воеводы - главным образом лишь орган военного управления, при Борисе Годунове воеводы начинают брать на себя функции гражданского управления, а при первых Романовых наступает время их полновластия в государственном аппарате. Воеводы назначались на воеводство только царем, по его именному указу. Назначение осуществлялось через Разрядный приказ. Личные качества при назначении учитывались мало, в учет брались местничество и прежняя служба. Именно последним можно объяснить то, что в воеводы в основном назначали раненых или увечных на войне дворян (детей боярских), т.е. неспособных уже к ратному делу. Иногда воеводами назначали детей. Так, в 1698 г. иркутскому воеводе было поручено смотреть за своим малолетним племянником, нерчинским воеводой. В 1672 г. вышел указ, по которому запрещено было назначать воеводами дворян в те местности, где у последних были поместья. Назначение на воеводство, как правило, инициировалось самим желающим.

При отправлении на воеводство воевода обязан был получить наказ или наказную память, известную с середины XVI в., в которой устанавливалась его компетенция. Содержание таких памятей было почти одинаковым, однако в них нередки были клаузулы типа: "Делать по сему наказу и смотря по тамошнему делу и своему высмотру, как будет пригоже и как Бог вразумит". С юридической стороны наказные памяти напоминают edictum perpetuum римских магистратов, за тем исключением, что наказы не писались самими воеводами.

Сам институт воеводства не представлял собой однородное целое. Изначально он был, как мы говорили выше, исключительно институтом военного управления. Характер этот он сохранил вплоть до петровских времен в лице так называемых полковых воевод, которые в зависимости от своего ранга и ранга своего полка занимались еще немного и военной юстицией. В этой связи можно привести положения ст. 26 гл. VII Соборного уложения, где названы инстанции военных судов: воевода, судья, сотенный голова. Не названы, правда, приказы, где служилые люди обязаны были судиться в мирное время согласно приписке. Следующие за ст. 26 ст. ст. 27 - 32 фактически содержат устав о воинских преступлениях, наказания за которые налагали военные судьи. Еще о полковых воеводах можно сказать, что рядом с ними, равно как и с послами Московского царя, неотлучно находился подьячий Тайного приказа, в обязанность которого входила слежка за воеводой и послом.

Наряду с полковыми воеводами были городовые воеводы, как их называет Котошихин, или "воеводы в городех", как их часто именует Уложение. Среди городовых воевод различали так называемых больших воевод. Таковые назначались только из числа бояр и околничьих. Товарищами (заместителями) их были: для бояр - околничьи, стольники и дьяки; для околничьих - стольники и дьяки (подьячии). Важно подчеркнуть, что характер власти больших воевод приравнивался к власти центрального правительства. "Как ведают на Москве бояре и думные люди приказы", - подчеркивал Котошихин. Большие воеводы назначались в крупные, исторические области Московского государства, ранее бывшие сами удельными княжествами: Новгород Великий, Казань, Астрахань, Сибирь, Псков, Смоленск и др.

Далее можно назвать пригородных воевод. Ими могли быть рангом не ниже стольника. Товарищами их выступали дьяки и подьячии. Пригородные воеводы, как правило, сидели в уездном городе и были подчинены главному, областному городу. Соответственно пригородные воеводы напрямую подчинялись большим воеводам, сноситься с Москвой они могли только через них. Еще ниже стояли средние воеводы. Эти воеводы были вообще без каких-либо помощников. Они судили иски не свыше 20 руб.

Компетенция воевод включала в себя:

- военные вопросы. Воеводы посылались в города для проверки их обороноспособности и, если надо, проверки военных припасов. Они следили за сбором войска и ратных людей; вели дворянам и детям боярским реестр на местах. С Петра Великого воеводы стали ведать рекрутскими наборами;

- дипломатические вопросы. В приграничье воеводы, равно как и их предшественники наместники, занимались дипломатическими делами. Воевода выдавал "заграничные паспорта" того времени - проезжие грамоты. Кроме того, воеводы часто назначались послами. В приграничье они также занимались разведывательной деятельностью;

- финансовые вопросы. Финансово-хозяйственная деятельность воеводы подчинялась интересам казны. Воевода наблюдал за сбором податей по воеводству, за отправлением населением повинностей, заведовал казенными промыслами. Правда, компетенция воевод по сбору податей в разное время подвергалась ограничению со стороны губных и земских учреждений (см. ниже). Воеводы обязаны были оказывать старостам, целовальникам, кружечным головам и пр. содействие в сборе податей. Исключение составляли таможенные сборы, которыми непосредственно ведала Москва. Воевода нередко надзирал за царским имуществом в своей местности; он составлял так называемые ужинные или омолотные списки по состоянию царской пашни, подавал отчеты о состоянии царских садов, угодий и промыслов. Кроме того, воевода не мог ограничиться простым наблюдением за сбором податей, он обязан был принимать меры к их увеличению. В противном случае он мог быть бит батогами. Воеводы в своей местности ведали государственными монополиями: винокурением и рудными промыслами;

- полицейские вопросы. Воеводы организовывали пожарную охрану, проводили санитарные мероприятия, вели сыск беглых крестьян (ст. 20 гл. XI и ст. 6 гл. XX Соб. ул.), а также розыск и возвращение беглых от службы дворян и детей дворянских (ст. 69 гл. XVI Соб. ул.);

- судебные вопросы. Компетенция воевод в этом вопросе была крайне ограниченна. Воевода не мог без царского указа ни вчинить крупный гражданский иск, ни осудить кого-либо. Правда, делалось исключение для воевод в отдаленных местностях, например Сибири, Астрахани и Терека, "потому что ис тех городов к Москве, к царю письма их и от царя против их писем о всяких делех указу вскоре приходить не можно, и их в таких дальних городах велено казнити без указу царского: русских средних людей, и татар, и чювашу, и черемису; а дворян, и мурз, и князей, и нарочитых знатных людей без указу царского казнити не велено" (Котошихин. 1906. С. 124).

Исполнительным органом при воеводе была Приказная съезжая изба, которая состояла из самого воеводы и его помощников - дьяков и подьячих.

Губные учреждения.

Губные учреждения являются в Московском государстве раньше земских. Первая дошедшая до нас губная грамота - Белозерская 1539 г., а уставная земская - Важская 1552 г. В губных и земских учреждениях, не говоря уже о Земских соборах Московского государства, мы видим лишь далекий отблеск былой самостоятельности народного самоуправления под названием "вечевой уклад". В то же время былая самовластность не могла быть бесследно устранена из народной памяти. Другое дело, что теперь самовластность превратилась в свою полную противоположность. У московских летописцев XVI в. выражение "сътворити вече" теперь означает "устроить бунт". Тем не менее губные учреждения были выборными. Губных старост избирало все население "губы" вне зависимости от сословного происхождения, но самих старост выбирали все же из числа детей боярских.

Итак, "губа" есть обозначение особого территориального округа. Этимология этого слова указывает на глагол древнерусского языка губити, от которого, собственно, произошло и само название "пагубных" учреждений, появившихся сначала в виде привилегии жителей отдельных местностей, но с 1555 г. - в общегосударственном масштабе. Со времен царя Михаила Федоровича губа равнялась уже двум уездам. С этого же времени в характере губных учреждений заметно преобладание административных черт, так как помимо уголовных дел губные занимаются теперь чисто ведомственными вопросами. Кроме того, с 1661 г. губными старостами стали замещать убывших на войну воевод. С момента издания Уложения власть губных старост еще больше усилилась, с 1669 г. они получили право рассматривать важные категории государственных преступлений, таких, например, как отпадение от православия. Уголовное наказание за это преступление в России предусматривалось вплоть до 1905 г.

Сама компетенция губных старост была довольно широкой: сыск и суд уголовных преступников. Впрочем, по сообщениям капитана Якова Маржарета, смертные приговоры, выносимые губными старостами вплоть до Бориса Годунова, подлежали утверждению в Разбойном приказе. Власть губных старост однозначно превосходила власть вотчинника, власть вотчинного суда, поскольку в уголовных делах губные судили даже помещичьих крестьян: "А будет в царских селех и волостях, - сообщает Котошихин, - и в помещиковых и вотчинниковых и иных деревнях объявятся воры, разбойники, тати и помещики, и иные злочинцы, и таких, сыскивая, велено отсылати: московским к Москве, в Разбойный приказ, а городовым - в городы, к воеводам и к губным старостам, а самим вотчинникам и помещикам в таких делех сыскивати и указ чинити никому не велено" (Котошихин. 1906. С. 142 - 143).

Органом губного управления была Губная изба. Она состояла помимо губного старосты из целовальников и губного дьяка. В 1669 г. к этим лицам добавились губные сыщики. Именно тогда в России, можно сказать, впервые появился профессиональный уголовный сыск.

Губные учреждения были упразднены Петром Великим в 1702 г., когда по указу было велено: "в городах губным старостам и сыщикам не быть, а ведать всякие дела с воеводы дворянам".

Дата добавления: 2014-11-06