К античной философии

Досократики обладают тем единственным в своем роде очарованием, которое свойственно "началам". Их чрезвычайно трудно понять так, чтобы это действительно отвечало сути их мышления. Нужно попытаться отказаться от всего "философского образования", которое заслоняет нам в привычных мыслительных и речевых образах присущую досократикам непосредственность. У досократиков мысль прокладывает себе дорогу из созерцания первоначального бытийного опыта. Мы присутствуем при том, как в первый раз происходят мыслительные озарения. В сочинении каждого великого мыслителя в отдельности господствует неповторимое единство стиля, свойственное лишь ему одному. С тех пор как фрагменты начали передаваться в русле традиции, почти каждый интерпретатор подпадал искушению прояснять унаследованное. Все здесь еще полно загадок.

Сочинения Платона, Аристотеля и Плотина — единственные из греческой философии, которые сохранились довольно полно. При изучении древней философии эти три мыслителя стоят на первом месте.

Платон учит вечному основополагающему философскому опыту. В движение его мышления вовлечено все богатство предшествующей греческой философии. Среди потрясений своей эпохи он стоит на границе времен. Благодаря свойственной ему предельно независимой открытости он выявляет то, что может быть помыслено. Он достигает предельной ясности в сообщении движения своих мыслей, но так, что тайна философствования переходит в язык, оставаясь вместе с тем постоянно присутствовать в качестве тайны. Все материальное у него расплавлено. Исполнение трансцендирования — вот что является единственно существенным. Платон забирается на такую вершину, через которую человек в своем мышлении, кажется, просто не переступает. От него до сегодняшнего дня исходят глубочайшие импульсы философствования. Его всегда не понимали, потому что он не предоставляет никакого учения, которое можно было бы просто заучить, — Платона всегда нужно осваивать заново. В процессе изучения Платона, как и Канта, учат не какой-то твердый и прочный предмет, но приходят к собственному философствованию. Любой более поздний мыслитель выявляет себя в том, как он понимает Платона.

У Аристотеля изучают категории, которые, беря начало в его философии, правят всем западноевропейским мышлением. Он определил язык (терминологию) философствования независимо от того, в согласии с ним, против него или нацеливаясь на преодоление всей этой области философствования разворачивается мышление.

Плотин использует традицию античной философии как средство для выражения удивительной метафизики, которая является оригинальной по своему настроению и в дальнейшем проходит через века как подлинная метафизика. Мистический покой заполнил промежутки в музыке абстрактного мышления, которая остается непревзойденной и тем или иным образом снова и снова звучит везде, где с тех пор мыслили метафизически.

Стоики, эпикурейцы и скептики, а также платоники и аристотелики (приверженцы новой академии и перипатетики) создают всеобщую философию образованных слоев (период позднейшей древности), для которой писали также Цицерон и Плутарх. При всей противоположности рациональных позиций и вопреки постоянной взаимной полемике здесь идет речь об общем мире или сообществе. Всестороннее участие в нем хотя и породило эклектиков, однако произвело также специфически определенную основополагающую установку этих столетий античности, личное достоинство, континуальность повторяющихся в своем существе позиций, нечто своеобразно законченное и неплодотворное, но также и всеобще понятное. Здесь залегает почва до сих пор имеющей хождение всемирной философии (Allerweltsphilosophie). Последний пленительный образ — это Боэций, чье "Consolatio philosophiae"("Утешение философией" — знаменитое сочинение Боэция. Прим. пер.) благодаря особому настроению, красоте и неподдельности входит в число основных книг каждого философствующего человека.

Если вести речь о слоях философского сообщества, объединенных образованием, особой понятийностью мышления, образом речи и общей позицией, то в качестве таких слоев выступали последовательно представители духовенства в Средневековье, гуманисты времен Возрождения и — в уже более ослабленной форме — те, кто был причастен спекулятивной идеалистической атмосфере в немецкой философии, распространившейся в мире образования в период между 1770 и 1850 годами от Риги до Цюриха, от Голландии до Вены. Заниматься этими слоями интересно с точки зрения истории культуры и социологии. Важно постичь расстояние, отделяющее великие философские творения от этой, становящейся всеобщей формы мышления. Особенно важен здесь гуманизм, потому что его собственный первоисток — это не какая-либо великая философия, но духовная направленность традиции и усвоения, непредвзятость понимания и человеческая свобода, без которой наше западноевропейское существование было бы невозможно. Гуманизм (ставший осознанным только в эпоху Возрождения благодаря таким фигурам, как Пико Делла Мирандола, Эразм, Марцилио Фичино, знакомство с которыми и сегодня является весьма благодарным делом) проходит через все эпохи, начиная с греческой Paideia (В эллинистический период воспитание и образование человека, нацеленное на его гармоничное формирование. Позже со значением Paideia соотносится римское представление о humanitas. Прим, пер.) и с тех пор, как римляне, находившиеся под греческим влиянием, осуществили его в эпоху Сципионов. В наши времена его сила ослабла. Невозможно предсказать судьбу человечества и те последствия, в духовном и человеческом плане, которые повлекло бы за собой его исчезновение.

О христианской философии

Среди отцов церкви, возвышаясь над всеми, стоит Августин. Изучая его труды, получают доступ ко всему христианскому философствованию. Здесь можно найти многочисленные незабываемые формулировки, посредством которых язык выражает самое сокровенное, язык, отмеченный такой высокой степенью рефлектированности и страсти, какие еще отсутствовали в античной философии. Безмерно богатое творческое наследие, полное повторений, иногда риторической пространности, и в целом, возможно, лишенное красоты, в отдельных моментах исполнено исчерпывающей лаконичности и глубоких истин. Его оппонентов узнают из цитат и реферативных обзоров, к которым он прибегает в процессе диалога с ними. Сочинения Августина — это колодец, из которого до сегодняшнего дня черпает всякое мышление, стремящееся проникнуть в глубины человеческой души.

Скот Эриугена мысленно выстраивает здание бытия, складывающееся из Бога, природы и человека, применяя при этом неоплатоновские категории и наделяя все диалектической свободой развития. Он приносит новое настроение, связанное с осознанием открытости мира. Ученый, знаток греческого языка, переводчик Дионисия, Ареопагита, Эриугена набрасывает, используя традиционный понятийный аппарат, свою широко задуманную и по своей направленности оригинально действующую систему. Он прозревает божественную природу и становится новым основателем спекулятивной мистики, влияние которой распространяется вплоть до современности. Он стоит в одиночестве в своем далеком от философии времени. Его творческое наследие — продукт усвоения высокой традиции, который сформировался на основании особой конституции жизни, опирающейся на философскую веру.

Методическое мышление Средневековья оригинально представлено в первую очередь у А нселъма. В строгих формах логического и юридического мышления находит себе место пленительная сила непосредственных откровений мысли, имеющих метафизическое значение. Далекий и чуждый нам, когда дело касается принудительной силы определенного хода мысли и особых догматических положений, он вполне современен и вызывает доверие, когда открывающиеся нам содержания берутся в их человеческой всеобщности (как, например, содержание сочинений Парменида), а не в историческом одеянии христианской догматики.

Абеляр учит энергии рефлексии, тому, какими путями движется логически возможное, учит методу диалектических противоположностей как особому пути рассмотрения проблемы. Доводя до крайности процесс вопрошания посредством противопоставления взаимопротиворечащего, он становится основателем схоластического метода (достигающего своей вершины у Фомы) и вместе с тем вносит опасность разложения христианской субстанции, в наивной форме выступавшей до этого несущим началом.

Фома строит грандиозную и во многом определяющую систему, которая и поныне имеет первостепенное значение в католическом мире. В его системе царство природы и царство милости Божьей, разумно постижимое и непостижимое (в которое нужно просто верить), мирское и церковное, опровергаемые еретические позиции и момент истины в них сливаются и разворачиваются в их единстве, которое по праву сравнивали с большим кафедральным собором Средневековья. Он объединил все то, что было выработано средневековым мышлением. По отношению к нему все предшествующие средневековые мыслители осуществляли предварительную работу, необходимую для упорядочивания всего накопленного материала и для разработки метода усвоения Аристотеля и под конец еще Альберта Великого. Последнего Фома превосходит, возможно, только 6лагодаря ясности, соразмерности и лаконичности своего мышления. В смысле настроения и особого взгляда с этой завершенной философской реальностью Средневековья можно познакомиться в "Божественной комедии" Данте.

Дунс Скотт и Оккам - почти в тот самый момент, когда здание средневекового мышления кажется совершенно готовым, выступают как своеобразный прорыв в этом строении. Дунс Скотт, несмотря на ортодоксальную, как это приято считать, форму мышления, будоражит дух посредством тех трудностей, которые он глубокомысленно открывает в воле и в неповторимой индивидуальности, как она выступает здесь и теперь. Оккам приводит основополагающую познавательную направленность к катастрофе, которая лежит в основании современного познания, довольного своей властью и все дальше распространяющего сферу своего влияния. В политическом смысле как публицист и сторонник Людвига Баварского, он разбивает различного рода притязания церкви. Однако подобно всем средневековым мыслителям, чьи труды до нас дошли, он является верующим христианином (неверующие, скептики, нигилисты известны преимущественно благодаря опровержениям и цитатам). Современного издания трудов Оккама нет и сегодня. Они не переведены на немецкий язык. Это, по всей видимости, единственный значительный пробел в существовавшей до сих пор разработке истории философии.

Николай Кузанский — первый философ Средневековья, с которым мы встречаемся в атмосфере, воспринимаемой нами как наша собственная. Конечно же, по своей вере он выступает еще как совершенно средневековый человек, ибо здесь еще несокрушимо единство церковной веры, доверие к становящемуся мировому единству католической церкви, единству, которое однажды в конце концов объемлет собой все народы, какой бы веры они ни были. Однако, несмотря на это, в своем философствовании Кузанский уже не выстраивает одну определенную систему, как это было у Фомы, не пользуется схоластическим методом, логически усвоившим переданный традицией материал со всеми его противоречиями и противоположностями, но обращается прямо к вещам, будь то метафизическим (трансцендентным) или эмпирическим (имманентным). Он идет особыми методическими путями исходя из собственного созерцания, перед которым открывается удивительное бытие Бога, по-новому раскрывающееся в этих спекуляциях. В этом бытии божества он видит все реальности мира и именно таким образом, что у него спекуляция прокладывает путь эмпирическому усмотрению, а эмпирическое познание, как и познание математическое, превращается в средство созерцания Бога. У Николая Кузанского мы имеем дело с мышлением, которое все обнимает собой, которое любовно льнет ко всему реальному и вместе с тем перешагивает его. Мир не обходится стороной, но сам вспыхивает в свете трансценденции. Здесь в мышлении разворачивается метафизика, которая и поныне остается незаменимой. Странствовать по ней — счастливейшие часы философствования.

Иное дело — Лютер. Изучать его совершенно необходимо. Он хотя и является теологическим мыслителем, который презирает философию и ведет речь о потаскухе-разуме, однако сам проводит такие основополагающие экзистенциальные мысли, без которых сегодняшнее философствование едва ли было бы возможно. Взаимопроникновение страстной серьезности веры и готового к приспосабливанию благоразумия, глубины и исходной враждебности, молниеносной меткости и грубого громыхания делает его изучение необходимым, но и мучительным. Атмосфера, которая исходит от этого человека, является для философии чуждой и пагубной.

Кальвин обладает дисциплинированной, методической формой мысли, грандиозностью заключительных выводов, железной логикой, безусловностью в устанавливании принципов. Однако он, со свойственной ему нетерпимостью, которая, не зная любви, распространяется как на теоретическое, так и на практическое действие, представляет собой жуткую противоположность философствованию. Полезно посмотреть ему прямо в лицо, чтобы вновь опознать этот дух повсюду, где бы он ни встречался в мире, проглядывая урывками или выступая в завуалированной форме. Он является вершиной воплощения христианской нетерпимости, которой ничего другого, кроме нетерпимости, противопоставить нельзя.

О современной философии

Современная философия не обладает той всеохватывающей целостностью, какая характерна для античной и средневековой философии, напротив, она распадается на самые разнообразные начинания, между которыми не существует никакой взаимосвязи, хотя и полна при этом грандиозных систематических построений, не располагая, однако, какой-либо фактически господствующей системой. Она исключительно богата, полна конкретики и свободна в силу спекулятивной абстрактности мышления, в силу его высокомерной рискованности. Она находится в постоянной взаимосвязи с новой наукой, национально дифференцирована, представлена на итальянском, немецком, французском, английском языках, кроме трудов, написанных на латыни, которые еще продолжают следовать привычке почти исключительно латинского Средневековья.

Мы характеризуем современную философию, следуя хронологически по столетиям.

Шестнадцатое столетие богато захватывающими в своей непосредственности и при этом гетерогенными по отношению друг к другу творениями, которые носят необычайно личностный характер. Они до сих пор являются непересыхающими истоками.

Если иметь в виду политическую ориентацию, Макиавелли и Мор являются творцами современной беспристрастности вопрошания относительно реальных взаимосвязей вещей. Их сочинения и сегодня в своем историческом одеянии являются столь же наглядными и интересными, как и прежде.

Парацельс и Бёме ведут в мир, равно богатый глубокомыслием и суеверием, прозрачной ясностью и некритической запутанностью, в мир того, что сегодня называется теософией, антропософией, космософией. Со свойственной созерцанию силой и образностью увлекают они в свои лабиринты. Здесь можно выявить рациональную структуру, отчасти обладающую некоторой рационалистической причудливостью, отчасти, в особенности у Бёме, блистающую диалектическим глубокомыслием.

Монтень — это просто обретший независимость человек, не обладавший волей что-либо реально осуществлять в этом мире. Самообладание и созерцание, честность и благоразумие, скептическая беспристрастность и практическая разборчивость находят у него свое выражение в современной форме. Написанное им — непосредственно и увлекательно и с философской точки зрения является совершенным выражением соответствующего образа жизни, но вместе с тем производит впечатление какого-то застоя, паралича. Без устремленного ввысь порыва (Aufschwung) такое довольствование самим собой — одно искушение.

Бруно - это, напротив, философ, который беспрестанно борется и разрывается на части от неудовлетворенности. Он знает о границах и верит в Высочайшее. Его диалог о "eroici furor"(Героический энтузиазм. Прим. пер.) — основная книга философии энтузиазма.

Бэкон считается основателем современного эмпиризма и наук. И то и другое неверно, так как подлинно современную науку — математическое естествознание — он поначалу не понял, и таковая никогда не была бы осуществлена на том пути, который он предложил. Однако Бэкон со свойственным эпохе Возрождения воодушевлением перед чем-то новым посвятил себя размышлениям о знании как силе, о невероятных технических возможностях, об уничтожении иллюзий ради разумного понимания реальности.

Семнадцатое столетие приносит с собой философию рационально выстроенной конструкции. В процессе безукоризненного логического развития возникают великие системы. Это подобно вхождению в область совершенно чистого воздуха, где в тиши и молчании исчезает полнота наглядности, действенный мир образов. Здесь обретается современная наука, которая и становится образцом.

Декарт является основателем этого нового философского мира и рядом с ним — Гоббс. Декарт стал роком для европейской мысли вследствие искажений в понимании науки и философии. Из-за целого ряда вытекающих отсюда последствий и из-за очевидности совершенной им основополагающей ошибки его и сегодня все еще нужно изучать, для того чтобы познать путь, которого следует избегать. Гоббс хотя и набрасывает свою систему бытия, однако подлинное его величие составляет выстроенная им политическая конструкция, исключительная последовательность которой с такой ясностью показывает линии существования, с какой они были осознаны здесь впервые.

Спиноза — это метафизик, который, используя материал традиции и картезианские понятия, придает философское выражение позиции веры, отличаясь при этом оригинальным метафизическим настроением, которое ему одному тогда было присуще и которое дает основание философскому сообществу и поныне быть преданным ему, единственному в том столетии.

Паскаль - это контрудар против абсолютизации науки и системы. Его мышление господствует и в том и в другом, обладает выдержанной во всем аккуратностью, но при этом еще и величайшей правдивостью и глубиной.

Лейбниц по своей универсальности подобен Аристотелю; по содержанию и открытиям он богаче всех философов этого столетия; всегда и во всем творческий и умный мыслитель, однако в своей метафизике он не обнаруживает основополагающей конституции, пронизывающей человека.

Восемнадцатое столетие отмечено в первую очередь широким потоком философской литературы для публики. Это век Просвещения.

Английское просвещение имеет своего первого представителя в лице Локка. Он дал английскому миру, начало которому было положено революцией 1688 года, духовную почву, в том числе и в политическом мышлении. Юм — превосходный аналитик, обладающий исключительной способностью разлагать все на части. Его понятливость, сам способ понимания, несмотря на всю его скуку, и сегодня не является для нас плоским. Его скепсис образован твердостью и честностью, которые присущи мужеству, отваживающемуся на то, чтобы на границах познания смотреть непостижимому прямо в глаза и не говорить о нем.

Во Франции и Англии нашли широкое распространение афористические и эссеистические сочинения, принадлежащие таким знатокам мира и человека, как "моралисты" (как их называют). Их познания были ориентированы на то, чтобы воспитывать, опираясь на психологическую и вместе с тем философскую установку. Так, в семнадцатом столетии, находясь при "высоком" королевском дворе, пишут Ларошфуко и Лабрюйер, в восемнадцатом столетии — Вовенарг и Шамфор. Шефтсбери — философ, придавший своей жизненной дисциплине эстетическую направленность.

Великая немецкая философия (представленная такими фигурами, как Кант, Фихте, Гегель, Шеллинг) со свойственной ей системосозидающией энергией и открытостью для самого глубокого и отдаленного обладает такой разработанностью мысли и богатством содержания, что до сих пор является необходимым основанием и источником воспитания для всякого серьезного философского мышления.

Кант. С ним связан решающий для нас шаг в осознании бытия, точность и тщательность в осуществлении трансцендирования на путях мышления, прояснение бытия в его основополагающих измерениях, образ мыслей, который проистекает из неудовлетворенности нашим существом, широта взглядов и человечность, а также исключительная ясность самого разума, которая объединяет его с Лессингом. Благородный человек.

Фихте. Его характеризует доходящая до фанатизма спекуляция, усиленная попытка осуществить невозможное. Гениальный создатель мыслительных конструкций, патетически настроенный в области морали. От него исходит роковое воздействие экстремальности и нетерпимости.

Гегель. Для него характерны совершенное владение диалектическими формами мышления и их всесторонняя разработка, проникновение (Innewerden) в содержание любого рода мышления, осуществление всеобъемлющей западноевропейской исторической памяти.

Шеллинг. Для него свойственны неустанные размышления над последними основаниями, обнаружение жуткой тайны, крах в системе, открытие новых берегов.

Девятнадцатое столетие — это период перехода, период разложения и осознания этого разложения, характеризующийся обширностью материала и научной широтой. Сила философии у преподающих философов становится все слабее и слабее, растворяясь в смутных и совершенно произвольных системах, не представляющих никакой ценности, и в истории философии, которая впервые делает доступным в полном объеме весь исторический материал. Сила же самой философии живет в науке и в тех редких мыслителях-исключениях, которые едва ли ценятся современниками.

Немецкая профессорская философия назидательна, полна прилежания и усердия, объемлюща, но фактически ее жизнь больше уже не основывается на энергии человеческого бытия, она живет, опираясь на университетский мир бюргерской культуры с ее представлениями о ценности образования, ее благонамеренной серьезностью и ее границами. Даже такие значительные явления в философии, как Фихте мл., Лотце, также будут изучаться не ради их сущностного содержания, а лишь ради самого обучения.

Оригинальные философы этого времени — Киркегор и Ницше. Ни один из них не имеет системы и каждый выступает как исключение и жертва. Они сознают катастрофу, высказывают неслыханные истины и не показывают никакого пути. В их лице эпоха документирует себя посредством самой безжалостной самокритики, какая когда-либо осуществлялась в истории человечества.

Киркегор. Формы внутренних поступков, серьезность мысли, необходимая для личностного решения, восстановление текучести всего, в особенности фиксированного гегелевского мышления. Глубочайший христианский дух.

Ницше. Бесконечная рефлексия, простукивание и опрашивание всего будоражат и подрывают все основания, не находя никакой почвы, но выводя к новым абсурдностям. Глубочайший антихристианский дух.

Современные науки — не во всем своем размахе, но благодаря отдельным (однако же многочисленным) личностям — стали носителями философской позиции. Для примера назовем некоторые имена.

Философия государства и социальная философия. Токвиль постигает движение современного мира к демократии посредством социологического изучения политических режимов Античности, Французской революции, Соединенных Штатов Америки. Его забота о свободе, чувство человеческого достоинства и понимание значения авторитета позволяют ему реалистически рассуждать о необходимом и возможном. Он человек и исследователь первого ранта. Лоренц фон Штайн, основываясь на политических действиях и политическом мышлении французов, начиная с 1789 года освещает последовательность событий вплоть до сороковых годов, показывая полярность государства и общества. Его взгляд нацелен на вопрос о судьбе Европы. Маркс использовал эти знания, развернув их в виде научных конструкций, смешав с ненавистью против всего существующего и наполнив хилиастической нацеленностью на будущее. Обиженным и лишенным надежды пролетариям всех стран должен засиять луч надежды, который объединит их в одну силу, способную разрушить имеющееся социально-экономическое и политическое положение, чтобы создать мир всеобщей справедливости и свободы.

Философия истории. Ранке развивает историко-критические методы на службе у универсально-исторического воззрения, которое в атмосфере Гегеля и Гете, при кажущемся отклонении от философии как таковой, само является философией. Якоб Буркхардт чувствует себя как бы жрецом исторического образования, показывает величие и осчастливливающую силу исторической памяти, благо и беду (вытекающую из основной пессимистической установки) того состояния, когда находишься в конце мира, величие которого состоит только в такой памяти. Макс Вебер осуществляет непредвзятый подход к истории, он всеми средствами исследует историческую реальность, единообразно проясняя взаимосвязи, так что большая часть предшествующих описаний истории вследствие их неопределенности в категориях, в которых осуществлялось постижение, кажется смутной и неудовлетворительной. Он теоретически и практически обозначает существующее напряжение между ценностями и познанием. Благодаря тщательно выверенной проверке действительного познания, отказываясь от всего приблизительного и тотального, он создает пространство для любых возможностей.

Натурфилософия. К. Е, фон Байер, предпринимая свое богатое открытиями исследование, предоставляет грандиозное видение всего живого в его основополагающих характеристиках. Дарвин, его прямая противоположность, ищет в этом видении определенные каузальные взаимосвязи, которые в своих последствиях уничтожают созерцание подлинной жизни.

Психологическая философия. Фехнер закладывает основания методического экспериментального исследования отношения между психическим и физическим в чувственном восприятии (психофизика), однако это становится у него звеном в понятийно закрепленной, но в действительности совершенно иллюзорной конструкции, утверждающей одушевленность всей жизни и всех вещей. Фрейд занимается разоблачающей психологией, представляющей собой популярную, эффективную натурализацию и тривиализацию того понимания, которое в более высоком виде было дано у Киркегора и Ницше. Фрейдовское мировоззрение, предстающее в форме гуманности, но на самом деле являющееся человеконенавистническим и опустошающим, было соразмерно эпохе, разнообразные проявления которой были пропитаны ложью и подверглись в этом учении безжалостному разложению, однако сделано это было таким образом, как будто показанный Фрейдом мир был миром вообще.

Список имен II

Дата добавления: 2014-11-06