Вся эта живность

Прямо напротив двойного забора с тремя рядами колючей проволоки живут ястребы, совы, вороны, орлы, утки, гуси, ласточки, голуби, зяблики, черные дрозды, сороки, олени, медведи, койоты, змеи, зайцы, белки, лошади, коровы, кошки и собаки. Из них только собаки находятся под замком – так же, как и мы. Обученные вынюхивать наркотики или выслеживать беглецов, они заключены в здании через дорогу от тюрьмы. Летом, когда окно моей камеры открыто, я слышу их лай, продолжающийся полночи.

Однажды я увидел белоголового орлана. Мы с приятелем гуляли по двору, когда он пикировал прямо над нашими головами. Затем он уловил восходящий поток воздуха и пошел спиралью вверх, по крайней мере, на тысячу футов. Все это время мы стояли завороженные в наших зеленых тюремных робах, будто растения, посаженные на этом поле.

Птицы, конечно, частенько появляются на территории тюрьмы, особенно вороны. Их любимое место – мусорные баки у столовой. Но они могут поймать и голубя, сидящего на крыше тюрьмы. А как-то я видел, как они выгнали зайчонка из его норы. Большие чайки с соседнего озера гоняют взрослых зайцев, но зайцы для них слишком быстроногие. Но они не столь быстрые для молчаливых филинов, которые хорошо питаются ими каждую ночь. Это виргинские филины, элегантные и мужественные, сидящие на телеграфных столбах в сиянии огней, зажженных по внешней границе тюрьмы. Иногда они ждут часами, двигая головами с торчащими перьями вверх-вниз и из стороны в сторону, приглядываясь и прислушиваясь к тому, что может находиться даже на расстоянии мили от них. Однажды дождливым вечером одна из этих великолепных птиц приземлилась на заборе прямо у моего окна, расправила свои массивные крылья и стала трястись – я предположил, что она принимает душ после тяжелой ночи, проведенной на работе.

В округе полно койотов. Вой начинается с наступлением темноты. Я уверен в том, что они дразнят собак. Я видел, как они прогуливаются по дороге вдоль внешней границы тюрьмы так, будто она принадлежит им. Почему бы и нет? Так оно и есть!

Однако больше всего мы, заключенные, любим именно близкий контакт с живностью. Осенью, пока тарантулы еще не нашли себе жилье на зиму, они позволяют нам носить их на руках или на футболках. Весна вновь приносит ласточек, которые строят свои глиняные гнезда под карнизами на стене корпуса с камерами – там, докуда мы не можем дотянуться, а затем все лето терпят наши непрестанные хождения туда-сюда. Здесь также останавливаются одиночные летучие мыши, повисая вниз головой с трещины на стене рядом с ласточкиным гнездом или даже с нижней части самого гнезда. Эти посетители с весьма странной внешностью вызывают у ласточек любопытство, однако они никогда не кажутся потревоженными ими.

Каждый год бывают случаи спасения зайцев. Весть об этом быстро распространяется по зданию тюрьмы, и какой-то заключенный становится героем дня. Дело в том, что зайцы постоянно забираются в дырку в задней части автомата, продающего газировку, прячутся там и иногда оказываются плененными или даже раненными вентилятором. А после сильного ливня зайчата часто тонут в своих затопленных норах – если мы вовремя к ним не подоспеем. Однажды заключенный вытащил из-под автомата шестифутовую сосновую змею, где она, несомненно, ждала случая подкрепиться.

Возможно, некоторым может показаться странным, что заключенные проявляют такую искреннюю заботу об этих тварях, тогда как зачастую с таким пренебрежением относятся к другим людям. Но в тюрьме мировоззрение меняется. Здесь койоты и олени занимаются своими делами по ту сторону заборов; зайцы, змеи и белки с легкостью их преодолевают, а птицы, самые свободные из свободных, вообще летят куда хотят. Какой заключенный не мечтал бы стать птицей? Пусть даже на минуту!

Когда-то давно я отбывал срок в мексиканской тюрьме и все время своего пребывания там был одержим мыслью о побеге. Был готов даже рисковать жизнью, чтобы только выбраться из той дыры. Когда же я вышел оттуда, то после первичной быстро схлынувшей радости обнаружил не свободу, а постоянное ощущение разочарования. И не то чтобы я раньше не испытывал подобного разочарования, но тот раз, наверное, был первым, когда я явно ощутил, что свобода – это не место, не что-то, к чему я мог бы стремиться или с чем я мог бы столкнуться «где-то там». Но я продолжал упорствовать в своих разрушительных привычках.

Сегодня в этой тюрьме происходит то же самое. Здесь нет человека, который не считал бы, что ему будет лучше где-нибудь еще. Мне кажется, это и есть причина того, что дикие животные так очаровывают нас и вызывают такую нежность. Свободные от всех пут, непредсказуемые, они так от нас отличаются. Конечно, и у них разыгрываются драмы. Посмотрите, например, как несколько пар ласточек соперничают за место для гнезда или за право на воздушное пространство. Но в этом, кажется, нет никаких страстей, никакого стремления быть где-либо, кроме как там, где они сейчас; или чем-либо, кроме как тем, кто они сейчас.

Один друг рассказал мне, как однажды, во время весьма удачного периода его жизни (он был классическим музыкантом), он взял и все бросил – просто взял и бросил. Ушел из своей квартиры в обеспеченном жилом квартале Манхэттена, наполненной дорогими вещами, среди которых были рояль, книги, одежда, кредитки, наличные – все, что у него было, – и ушел, понятия не имея, куда он идет и как он будет жить. Он сказал, что у него было такое чувство, будто он сбросил огромный груз, который постоянно на себе таскал. Не испытывая никакого страха перед тем, что принесет ему будущее, он внезапно ожил, гуляя вдоль Риверсайд-Драйв, чувствуя мир вокруг с остротой, которую уже давно забыл.

Подобное случилось и с моей дочерью. Она посещала Школу для Работы Байрон Кэти, десятидневный интенсивный семинар, на котором участники учились расставаться с убеждениями, которые приковывают человека к жизни, наполненной разделенностью и неудовлетворенностью. Однажды утром ее отвезли в какой-то район Лос-Анджелеса и там и оставили, без денег и документов. Все, что у нее было, – одежда, которая была на ней. По инструкции ей нельзя было говорить (можно было произнести одну или две заранее подготовленные фразы типа «Я голодна» или «Нет, спасибо») и вечером следовало достичь места встречи.

Она рассказывала потом, что больше всего ощущала свободу от обязательств, личной «истории», забот. Радуясь только тому, что давалось ей минута за минутой, и зная, что это все, что ей нужно.

Мораль этих двух историй – не призывать к бродяжничеству, как к пропуску в свободу, а указать на тот факт, что свобода – это не что-то, что может быть приобретено, больше того или больше этого; или найдено где-то в другом месте. Она не имеет никакого отношения к этому миру. Отсутствие свободы – это наслаивание, все больше связывающее накопление идей, убеждений и «историй» с целью защитить или увеличить то ложное «я», которым мы себя считаем. Отрежьте часть этой «истории» и сразу же почувствуете себя свободнее. Отрежьте всю «историю» полностью и станьте по-детски непосредственными – как тот ястреб, летящий над нами, или как тот заяц в поле.

Невозможно, скажете вы. Верно. К счастью, нет нужды избавляться от «истории» собственного эго (как будто это возможно). Просто предоставьте ему свободу обосноваться там, где ему место, со всеми другими вещами и явлениями этого мира. Это становится очевидным, когда вы видите То, Что Вы Есть на самом деле, смотря Сюда – то есть на то, откуда вы смотрите, – и сознательно становитесь своей Светящейся пустой Природой Здесь, где нет ничего, что могло бы быть связанным, и в Которой все, что появляется, возникает и уходит в точности так, как Она желает. Это зрелость Видящего и единственная свобода, которая существует. И ирония в том, что за этой свободой не надо никуда идти (куда бы вы ни направились, вы уже там – иными словами, Вы никогда не сходили с места), и ради этой свободы не нужно ни от чего отказываться (все появляется в Вас, поэтому в любом случае все Ваше). Все дело в том, чтобы смотреть Сюда и позволять быть тому, что там. И, таким образом, видеть, что никто и ничто не делает ни того ни другого.

Уже дважды сообщали, что на парковке для тюремного персонала видели медведей, которые бродили вокруг машин. А однажды в овраге рядом с восточной вышкой охраны видели пуму. Вся эта живность завораживает. Каждый день напоминает мне о множестве форм, которые я принимаю, при этом всегда оставаясь этой великолепной Пустотой. Это такая радость, смотреть, как эти черные вороны творят свою черную магию! Какая честь, эти визиты зайцев и белок!

Сегодня свирепый ветер. Он взбивает облака оранжевой пыли с окрестных полей. И прямо в гуще грозного порыва – голуби, огромная стая, ныряющие, выписывающие виражи и парящие в поразительной демонстрации синхронизированной акробатики. Кто бы мог подумать, голуби! И не по какой-то там причине, просто так, ради забавы.

Вся эта живность! Разве это не любовный роман впечатляющих масштабов?

Дата добавления: 2014-10-17