Паралич влечений

Невроз креативности

Невроз креативности может возникнуть в том слу­чае, если, например, при достаточно уже развитом ро­левом репертуаре и имеющихся в наличии реальных возможностях ролевая дистанция становится настолько большой, что жизненно важные роли уже не могут ис­полняться спонтанно. При любом из таких неврозов расщепление между переживанием реальности и пред­ставлением, возникающее с появлением второй психи­ческой вселенной, может углубиться в дальнейшей жиз­ни непомерным образом. Эта проблема выражена в сно­видении профессионального теннисиста, который хочет сыграть матч, но не знает, с чего начать. Поскольку этот сон приснился ему после многолетнего психоана­литического лечения, он служит показанием к тому, чтобы дополнить данный метод, ориентированный глав­ным образом на рефлексию, акциональным методом. Рассматривая торможения спонтанности и неврозы кре­ативности, Морено пишет: «Именно спонтанность по­рождает спонтанность, а не рефлексию по ее поводу. Именно спонтанность порождает порядок, а не законы, которые сами являются артефактом спонтанного поряд­ка. Именно она, спонтанность, усиливает креативность» (96). Тренинг спонтанности наряду с уже описанными тестом спонтанности, ситуационными играми и пробами на реальность являются психодраматическими средства­ми терапии неврозов креативности.

Основным симптомом многих психических наруше­ний является паралич влечений. Он препятствует здо­ровой актуализации ролей и тем самым развитию само­го человека. В результате существенно нарушается вза­имодействие человека с миром и как следствие его бы­тие в мире как таковое. Первый психодраматический шаг к преодолению паралича влечений и к оживлению акционального голода состоит в активном сценическом изображении самим пациентом своего в той или иной мере пассивного поведения. За этим следует выяснение причины паралича с помощью раскрывающей психо-драмотерапии; последняя дополняется тренинговыми методами, такими, как тренинг спонтанности, ролевой тренинг и тренинг креативности, которые должны быть приведены в полное соответствие с потребностями дан­ного пациента.

Пример: Двадцативосьмилетняя женщина с детства страдает расстройством влечений, проявляющимся временами в виде полного их паралича. В таких случаях пациентка ложится в кровать и подолгу не встает с нее.

Во время психодраматической проработки суп­ружеского конфликта другой участницы из амбула­торной психодраматической группы она идентифи­цируется с нею. Тем не менее лишь в начале оче­редного занятия психодраматической группы она сообщает, насколько сильно взволновала ее эта сце­на и поставила перед лицом ее собственной супру­жеской проблемы. Потому ей бы хотелось сыграть сегодня самой.

В фазе разогрева она сообщает, что вот уже без малого год, как она развелась с мужем после почти десятилетнего бездетного брака.

Фаза игры ее психодрамы начинается с изобра­жения последнего перед разводом протагонистки супружеского кризиса. Из-за обострения депрессии после переезда ее психоаналитика в другой город клиентка находилась на стационарном лечении в психиатрической клинике. В это время установи­лись тесные контакты между ее подругой и мужем. Вопреки ожиданиям психодрамотерапевта протагонистка не придает этим отношениям существенного значения. Подруга всегда была благожелательна по отношению к ней, а из-за болезни пациентки и по­стоянного нахождения в клинике ее муж в конце концов оказался одинок и душевно подавлен. В разыгранных сценах она изображает короткую встречу с подругой и мужем во время своего приез­да из клиники на Рождество. В ходе трехсторонней беседы она саботирует каждое разумное предложе­ние относительно проведения праздников. В конеч­ном счете она добровольно отправляется обратно в клинику и велит мужу в подарок на Рождество при­слать ей домой венок на могилу.

В следующей психодраматической сцене воспро­изводятся типичные ситуации из семилетнего пси­хоаналитического лечения пациентки. Долгое время психоаналитические сеансы характеризовались упорным молчанием. На поездки в отпуск психо­аналитика пациентка регулярно реагировала обост­рением депрессии и все время проводила в постели. Также и в других случаях она неделями не вставала с постели, вынуждая ухаживать за собой своего за­ботливого мужа. Возвращение аналитика каждый раз на какое-то время несколько стимулировало ее. В монологе протагонистка выражает своего рода благодарность депрессии, в острых фазах которой она по крайней мере была способна воспринимать свое «Я».

В последней сцене психодраматического занятия протагонистка изображает себя в маленьком доми­ке, расположенном рядом с воспитательной колонией для наркоманов, где она в одиночестве живет после развода с мужем. Там к ней иногда приходят подростки, которые уважают ее за чуткость. В изо­браженной в психодраме сцене она радуется пред­стоящему визиту своего по-прежнему заботящегося о ней бывшего мужа. Точно так же, как в реально­сти, ее встреча с ним уже в первые полчаса стано­вится настолько невыносимой, что в этот же день он от нее уезжает.

На следующем психодраматическом занятии клиентка необычайно активна и сообщает, что по­сле своей психодрамы испытала облегчение.

На этот раз психодрамотерапевт ухватывается за прозвучавший на предыдущем занятии в монологе протагонистки намек на ее весьма позитивное в на­стоящее время отношение к матери и сестре с тем, чтобы после психодраматического исследования этих позитивных контактов средствами психодрамы усилить их по возможности еще больше.

В качестве первой идеи пациентка воспроизво­дит сцену из детства. В четырехлетнем возрасте она была отправлена в детскую больницу лечиться от энуреза. В психодраме она изображает, как после лечения едет в своем самом красивом платьице до­мой, а на вокзале ее встречают мама и бабушка. В роли ребенка она отвергает свою беременную в то время мать и к тому же боится возвращаться в асо­циальную атмосферу своей семьи. Она испытывала огромный страх перед постоянно пьяным отцом. В следующей сцене она предстает ребенком того же возраста, беседующим на улице с другой маленькой девочкой. Сцена кажется бесплодной и прерывается психодрамотерапевтом как раз в тот момент, когда протагонистка отвергает предложение девочки по­играть следующими словами: «Я с тобой не вожусь, потому что ты бедная». Ошарашенный психодрамо­терапевт молниеносно оказывается позади протаго­нистки и дублирует:

\ТД — терапевт в роли дубля, П — протагонистка — Прим. Авт.\

ТД: «А я...»

П: «Из одного из тех красивых домов, что на другой стороне улицы».

Поскольку это не согласуется с изображенной ранее сценой, дубль продолжает:

ТД: «Иногда я навещаю там...»

П: «Нет, я там живу».

ТД: «То есть...»

П: «Я сижу одетая в шелка и бархат в роскош­ной комнате».

ТД: «И...»

П: «Выглядываю из окна».

ТД: «Обычно...»

П: «Я тоже гляжу в окно, а люди смотрят на ме­ня».

ТД: «Но иногда я выхожу на улицу...»

П: «Нет, я никогда не выхожу из дома».

ТД: «Только иногда...»

П: «Я позволяю, чтобы меня вынесли на ру­ках».

ТД: «...»

П: «Друг моего брата».

Монолог прерывается. Протагонистка выбирает среди участников группы исполнителя роли друга своего брата. Неожиданно она высказывает мысль, что и брат тоже должен стоять во время сцены на заднем плане и смотреть, как друг пронесет ее на руках мимо него. Сцена разыгрывается.

Словно сказочный принц, «избранный» участ­ник группы выносит протагонистку из ее парадной комнаты на улицу. Следуя выраженным ею в пси­ходраматическом монологе с дублем фантазиям, он уносит ее все дальше за пределы страны в далекую снежную пустыню и по ее желанию оставляет одну в иглу.

Продолжить теперь уже несомненно кататимную психодраму можно только через монолог. Поэтому психодрамотерапевт становится позади протагонистки и дублирует:

ТД: «Здесь холодно».

П: «Я не мерзну».

ТД: «Но я совсем одна...»

П: «Нет, иногда снаружи проходят мимо дети и восхищаются снежной принцессой».

ТД: «А если вдруг они не придут?»

П: «Тогда я буду сидеть одиноко в своем иглу».

ТД: «Поэтому я лучше вернусь обратно в город, пока я еще не проголодалась...»

П: «Нет, я лучше останусь голодной!»

Это восклицание протагонистки приводит тера­певта в ужас. Он размышляет, как же подступиться к этому неподдающемуся адинамичному поведению пациентки, и, не прерывая эмоционально насыщен­ную сцену, подзывает коллегу, усаживает его спра­ва перед протагонисткой, сам садится слева перед нею и в роли левой ноги протагонистки говорит:

\ТЛН — терапевт в роли левой ноги, ПаПН — партнер в роли правой ноги, ТП — терапевт в роли протагонистки, ПЛН — протагонистка в роли левой ноги. — Прим. авт.\

ТЛН; «Мы твои ноги, мы хотим ходить и бе­гать, ведь мы не созданы для бездействия, Исполь­зуй нас!»

П: «Нет. вы мне не нужны!»

ТЛН: «Почему же?»

П (обращаясь к левой ноге): «Потому что ты ма­ленькая и вся скукоженная».

ПаПН: «А я?»

П: «Ты хоть и здорова, но тоже мне не нужна!»

Психодрамотерапевт меняется теперь ролями с протагонисткой, протагонистка изображает свою ле­вую ногу.

ТП: «Ты хоть и здорова, но мне ты тоже не нуж­на! Я вас не буду использовать!»

На это протагонистка в роли своей левой ноги отвечает:

ПЛН: «Я отомщу тебе за это. Я сгнила уже поч­ти до колена, и разложение будет идти все дальше до тех пор, пока ты не начнешь меня использо­вать!»

В этот чрезвычайно напряженный момент пси­ходрамотерапевт снова меняется ролями с протаго­нисткой и в роли левой ноги повторяет:

ТЛН: «Я отомщу тебе за это. Я сгнила уже поч­ти до колена, и разложение будет идти все дальше до тех пор, пока ты не начнешь меня использо­вать... — И добавляет: Так будешь ты нас исполь­зовать или нет?»

Тут протагонистка вскакивает и говорит:

П: «Я буду вас использовать!»

В тот же момент «ноги» берут протагонистку под руки и пускаются с нею вскачь по сцене. Про­тагонистка смеется все громче. Внезапно «левая но­га» и протагонистка своей левой ногой начинают ритмично топать, кричать: «Левая нога, левая но­га» — и вместе с «правой ногой» еще какое-то вре­мя продолжают носиться по кругу.

В последующей фазе обсуждения исполнителям ролей брата и его друга приходит мысль, что в своей первой игре протагонистка выбрала одного и того же участника группы для изображения своего психоаналитика и мужа. Другие параллели между обеими играми все участники группы усматривают в упорном нежелании протагонистки использовать свои ноги и ее пассивности в период брака и во вре­мя психоанализа. По поводу своей роли принцессы протагонистка в ходе ролевой обратной связи гово­рит, что ощущала себя в игре как в детстве. Хотя внешне она росла в асоциальных условиях, внут­ренне она долгое время воспринимала себя прин­цессой в сказочном замке. От этого затянувшегося сна наяву она избавилась только в пубертате, но сразу же после этого у нее появились психотиче­ские симптомы, и она впервые попала в клинику.

На следующем групповом занятии клиентка со­общает, что вторая психодрама повергла ее в пе­чаль. После нее она почувствовала, что только те­перь безвозвратно утратила исчезнувшую было еще в пубертате фантазию о принцессе.

По поводу катамнеза следует сказать, что кли­ентка сблизилась с другим участником группы; по профессии социологом и социальным работником, и спустя несколько месяцев после психодраматиче­ских занятий отправилась вместе с ним за границу, чтобы получить дополнительное образование.

Комментарий: Изображенное в первой психодраме реальное пассивное состояние после второй психодрамы клиентки производит впечатление конкретного воплоще­ния ее детской фантазии о сказочной принцессе, возник­шей как компенсация неблагоприятных для нее внешних условий (ВУ) и межчеловеческих отношений (МО). Вто­рую игру — «истинный Второй Раз» ее мира сказок — протагонистка не без горечи восприняла как окончатель­ное освобождение от этих фантазий.

Тем не менее спустя несколько недель после этих игр ее акциональный голод был уже достаточно велик для поездки за границу и дальнейшего обучения.

Следует предостеречь не очень опытного психодрамотерапевта от участия в подобных ситуациях, посколь­ку—в отличие от переходящего дублирования, — вхо­дя в ту или иную роль, он легко может упустить из рук нити управления психодрамой.

На этом мы хотам завершить рассмотрение нами тео­ретических основ, возможностей и точек приложения психодрамотерапии на практике, представляя себе при этом, что в приведенных примерах выражается важный принцип психодраматической терапии, который был сформулирован Морено в его появившейся полвека на­зад книге «Театр импровизации» следующим образом:

«Жизнь — это вдох, импровизация — выдох души. Вдох приводит к появлению ядов (конфликтов), благо­даря импровизации они снова выходят наружу. Импро­визация позволяет бессознательному (не поврежденно­му сознанием) свободно расширяться. Это освобожде­ние происходит не в результате постороннего вмеша­тельства, а автономно. В этом состоит смысл психо­драмы как целебной игры. Место глубинного анализа за­нимает глубинная продукция с намерением сделать бо­лезнь осязаемой... Больной сам изживает свою болезнь. Повторение в иллюзии делает его свободным» (83).

Приложение 1

Дата добавления: 2014-10-22