Дискурс-анализ в новой психологии

Выходом из этой почти тупиковой ситуации стало обращение к дискурс-анализу. Нормальная повседнев­ная человеческая речь, а не языковая способность в по­нимании Н. Хомского стала предметом исследования на пути к познанию когнитивных процессов. Дискурс в этом направлении рас­сматривается как социальная деятельность в условиях реального мира, но не как абстрактно-теоретический конструкт или продукт лабораторного экспе­римента. Ниже приводятся психологически релевантные особенности дискурс-анализа, выдвигающие его на роль методологического инструмента новой парадигмы [см.: Edwards, Potter 1992: 28—29; Potter, Wetherell 1995]:

1. Дискурс-анализ исследует устные и письменные формы речевой комму­никации в естественных условиях «реального мира». Языковым материалом служат письменные тексты и выполненные в соответствии с принятыми нор­мами и правилами транскрипты устных дискурсов, включая интервью с ин­формантами. Этим дискурс-анализ отличается от работ в русле теории рече­вых актов и формальной прагматики, а также от большинства исследований в рамках экспериментальной психологии и социологии, обращающихся к текстовому материалу. К тому же дискурс-анализ предполагает охват более широкого круга теоретических вопросов и самого языкового материала по сравнению с конверсационным анализом.

2. Дискурс-анализ самым тщательным образом исследует предметно-содержательную сторону языковой коммуникации, уделяя, пожалуй, больше внимания ее социальной организации, чем формально лингвистической. Этим он качественно отличается от лингвистики текста или анализа диалога, как правило, ориентированных на выработку слабо учитывающих содержание схем (например, описывающих формальную связность текста или диалога).

3. Дискурс-анализ идейно держится «на трех китах» — трех важнейших категориях: действие, (по)строение (construction) и вариативность. Когда люди что-нибудь говорят или пишут, они тем самым совершают социальные дей­ствия. Конкретные свойства этих социальных действий определяются тем, как устный дискурс или письменный текст построены, с помощью каких именно лингвистических ресурсов, отобранных говорящим или пишущим из всего многообразия языковых средств, функциональных стилей, риторических

приемов и т. п. С одной стороны, весьма интересен сам процесс построения дискурса. С другой стороны, поскольку устный дискурс или письменный текст вплетены в живую ткань социальной деятельности и межличностного взаимо­действия, их вариативность воплощает особенности различных социально-деятельностных контекстов и намерений авторов.

4. Одной из центральных характеристик дискурс-анализа является инте­рес к риторическим, аргументативным структурам в любых типах текста и жанрах речи: от политических дебатов до бытовых разговоров. Главной целью риторического анализа в данной парадигме становится стремление по­нять, как для того, чтобы раскрыть природу и коммуникативное предназна­чение какой-либо одной дискурсивной версии событий или положения дел, нам приходится иметь дело с реальными и/или гипотетическими конкури­рующими положениями дел и версиями социальных миров, эксплицитно или имплицитно доказывать несостоятельность альтернативных вариантов и правомочность своего собственного [см.: Баранов, Сергеев 1988b; Billig 1987; van Eemeren, Grootendorst 1992; Myerson 1994].

5. Наконец, дискурс-анализ все более явно приобретает когнитивную направленность, стремление посредством изучения речи решать вопросы о соотношении и взаимодействии внешнего и внутреннего миров человека, бы­тия и мышления, индивидуального и социального. Кстати, это уже прояви­лось в пересмотре целого ряда базовых психологических категорий: установ­ка, восприятие, память, обучение, аффект и эмоции. Дискурс-анализ с осо­бым интересом изучает такие когнитивные феномены, как знания, верования и представления, факт, истина и ошибка, мнение и оценка, процессы решения проблем, логического мышления, аргументации [см.: Crimmins 1992; Donohew е. а. 1988; Bicchieri, Dalla Chiara 1992; Schank, Langer 1994; Sperber, Wilson 1995 и др.].

В рамках дискурсивной психологии разработано несколько аналитиче­ских моделей [например DAM: discursive action model — Edwards, Potter 1992].

Дискурсивная психология отнюдь не лишена недостатков и противо­речий. Как и теория социальных представлений, она, сосредоточиваясь на изучении дискурса, решительно отходит от традиционной когнитивной пара­дигмы как главного направления социальной психологии. Принципиально отказываясь от привычной когнитивной проблематики, уделяя максимум вни­мания речи, дискурсивная психология в то же время нередко игнорирует некоторые аспекты мышления, а также процессы социального распределения и конструирования знания, упускает из виду факт существования мышления до, после и параллельно с речепроизводством. В отличие от дискурсивной психологии исследовательские позиции теории социальных представлений

характеризуются интеграцией анализа знаний и представлений непосредст­венно с изучением социальной деятельности: теория социальных представле­ний дополняет внутренние реальности (мышление и знание) внешними (дис­курсом и коммуникацией). Поэтому с психологической точки зрения она вы­глядит более сбалансированной, хотя дискурсивная психология сегодня все же ближе лингвисту, изучающему языковое общение.

* * *

Закончив обзор научной картины мира, вернее, тех немногих фрагментов многоцветной мозаики, по которым в общих чертах угадывается замысел целого, следует признать, что в социальных теориях и современных тенден­циях их развития наблюдается определенная общность, вызванная, во-пер­вых, феноменологическими истоками их взглядов, во-вторых, признанием социокультурной обусловленности научного знания, следовательно, его относительности, и, в-третьих, приоритетом качественного, интерпретатив­ного анализа.

Коммуникация понимается как конститутивный элемент культуры, дея­тельности и социальных отношений, а не только как простой обмен инфор­мацией и репрезентативное отражение внешней действительности, объектов в мире «вещей». Это находит логическое продолжение в признании принципа социального конструкционизма, т. е. дискурсивного возведения индивидами и человеческими сообществами социально-психологических миров. В связи с этим подчеркивается интерсубъективность общения, его социокультурный характер, интерактивность и символическая обусловленность «общих» или «разделенных» смыслов (shared meanings). Также вызывают интерес особен­ности конструирования социальных представлений в языке и дискурсе, рито­рические аспекты общения и дискурсивно-психологические подходы к ана­лизу уникального феномена Человека.

Глава 3. ДИСКУРС-АНАЛИЗ КАК ПАРАДИГМА В ИЗУЧЕНИИ ЯЗЫКОВОГО ОБЩЕНИЯ

3.1. AB OVO — ЧТО ТАКОЕ «ДИСКУРС»

'Doing discourse analysis' certainly involves 'doing syntax and semantics', but it primarily consists of 'doing pragmatics'.

G. BROWN, G. YULE [1983: 26]

В первом разделе третьей главы рассматриваются различные подходы к опре­делению дискурса в отношении к родственным категориям текст, речь, монолог, диалог и т. д., а также излагаются некоторые теоретические и прак­тические аспекты анализа языкового общения в условиях конкуренции фор­мальных и функциональных подходов к языку и коммуникации.

3.1.1 Функционализм vs. формализм

Дискурс-анализ, как одно из ведущих междисциплинарных направлений, изучающих языковое общение, явился своеобразной ре­акцией на соссюровский, а позже — хомскианский редукционизм предмета языкознания. Во второй половине XX в. интересы языкознания отчетливо переместились в сферу языковой коммуникации, что воплотилось в появле­нии ряда «двойных» дисциплин (когнитивной, психо-, социо-, прагма- и про­чих лингвистик).

Если в начале XX века лингвистику прежде всего занимал вопрос Как устроен язык?,то во второй его половине и особенно в последней трети боль­ше внимания уделяется вопросу Как функционирует язык? Невозможность дать ответ на этот последний вопрос с позиций имманентной лингвистики предопределила расширение ее предмета и общую тенденцию к пересмотру философско-онтологических оснований всей дисциплины. К концу века за­метно восстановление в правах интуиции и интроспекции, что, безусловно, объясняется ростом внимания к человеческому фактору, субъективности в лингвистике. Говоря о перспективах развития науки о языке, А. Е. Кибрик [1995: 219] прогнозирует переход от дискретной лингвистики, опирающейся на классическую аристотелевскую логику понятий, к науке, построенной на логике прототипов и размытых множеств; на смену таксономической, сосре-

доточенной на вопросе КАК?, приходит объяснительная ПОЧЕМУ- линвистика. В этой связи по-новому мыслится спор формализма и функционализма.

Дискуссия о формализме и функционализме [ functionalism vs. formalism debate — см.: Nuyts 1995: 293; Schiffrin 1994: 20—23; Leech 1983: 46] имеет две стороны, на практике, как правило, взаимосвязанные: во-первых, сталки­ваются два трудно совместимых взгляда на лингвистические исследования (методологический аспект), во-вторых, обсуждаются различные точки зрения на природу самого языка (теоретический аспект).

Формализм исходит либо из утверждения об отсутствии у языка собствен­ных точно определяемых функций, либо из теории о полной независимости формы от функции, ключевые понятия здесь: autonomy и modularity [Newmeyer 1988а; 1991]. Поэтому в своей методологии формализм настаивает на анализе структурных особенностей «языка в себе», не отягощенном изучением «языка в общении».

Принцип функционализма, опираясь на метафору «языка-инструмента», исходит из семиотического понимания языка как системы знаков, которая служит или используется для достижения каких-либо целей, выполнения каких-то функций. Методология функционализма предполагает изучение и структуры, и функционирования языка с целью выявления соответствий между ними. Теоретически функционализм основывается на признании взаимозависимости между формой и функцией, учете влияния употребления языка на его структуру.

В разные периоды функционализм был присущ многим лингвистическим и не только лингвистическим направлениям, например, он практически все­гда присутствовал в психологии языка [Bühler 1934]. Формализм как научный принцип «явно моложе» [Nuyts 1995: 294]. Формализм, о борьбе с которым говорил Л. В. Щерба [1974: 75], намечая линии «перестройки старой грамма­тики», характерен для теорий, имеющих позитивистскую ориентацию, методо­логически ассоциированных с американским структурализмом (в отличие от большинства европейских школ структурализма). В 60—70-х годах прошлого века формализм оказал влияние на психологию языка своей критикой функ­ционализма за его альянс с бихевиоризмом, со своей стороны предложив ментализм генеративной грамматики, хотя в психологии языка формализм по-настоящему так и не состоялся.

Генеративной лингвистике и многим другим направлениям середины века было присуще стремление к разработке строгих исследовательских процедур, основанных на логике формальных критериев, допускающих алгоритми­ческую верификацию. Автономности и ментализму формальных теорий функционализм противопоставил изучение языка в широком социокультур­ном контексте.

функционализм придерживается следующих принципов или «аксиом», формирующих «грамматику языковых игр» сторонников данного подхода [ср.: Кобрина 1981; Бондарко 1984; Givón 1995; Nuyts 1995]:

• язык — это социально-культурная деятельность;

• структура языка обусловлена когнитивной или коммуникативной функцией;

• структура не произвольна, а мотивирована, иконична;

• постоянно имеют место изменения и вариативность;

• значение зависит от контекста, оно неатомично;

• категории размыты, «менее чем дискретны»;

• структура — гибкая, адаптивная система, а не застывшее форми­рование;

• грамматики постоянно возникают и видоизменяются;

• грамматические правила допускают отклонения.

Все эти принципы справедливы, но лишь в известной мере и «только в определенных контекстах» [Givón 1995: 9]. Пафос данного манифеста направ­лен не столько против формальных методов исследования, сколько против связанного с ним редукционизма. Ведь голое отрицание постулатов Соссюра и Хомского приводит к обратному редукционизму (отрицая полную произ­вольность и немотивированности грамматики, функционализм готов выве­сти ее полную мотивированность, иконичность и т. д.). Так функционализм, временами откровенно скатываясь к релятивизму, загадочным образом «пре­вращается в карикатуру Хомскианства» [Givón 1995: xvii]. Чтобы избежать этого, дискурс-анализ, будучи представителем функциональной парадигмы, органично интегрирует достижения и данные всей предшествующей формаль­но-структурной лингвистики. Причем для этого у него есть свои особенные предпосылки: сама история возникновения дискурс-анализа как самостоятель­ного научного направления в изучении языка и языкового общения говорит о его глубоких формальных и структурных корнях.

Дата добавления: 2014-10-15