Эмоции и деятельность

Если все происходящее, поскольку оно имеет то или иное отношение к человеку и поэтому вызывает то или иное отношение с его стороны, может вызвать у него те или иные эмоции, то особенно тесной является действенная связь между эмо­циями человека и его собственной деятельностью. Эмоция с внутренней необхо­димостью зарождается из соотношения — положительного или отрицательно­го — результатов действия к потребности, являющейся его мотивом, исходным побуждением.

Это связь взаимная: с одной стороны, ход и исход человеческой деятельности вызывают обычно у человека те или иные чувства, с другой — чувства человека, его эмоциональные состояния влияют на его деятельность. Эмоции не только обусловливают деятельность, но и сами обусловливаются ею. Характер эмоций, их основные свойства и строение эмоциональных процессов зависят от нее.

Так как объективный результат человеческих действий зависит не только от побуждений, из которых они исходят, но и от объективных условий, в которых они совершаются; так как у человека много самых различных потребностей, из которых то одна, то другая приобретает особую актуальность, результат дей­ствия может оказаться либо в соответствии, либо в несоответствии с наиболее актуальной для личности в данной ситуации на данный момент потребностью. В зависимости от этого ход собственной деятельности породит у субъекта поло­жительную или отрицательную эмоцию, чувство, связанное с удовольствием или неудовольствием. Появление одного из этих двух полярных качеств вся­кого эмоционального процесса будет, таким образом, зависеть от складывающе­гося в ходе деятельности и в ходе деятельности изменяющегося соотношения между действием и его исходными побуждениями. Возможны и объективно нейтральные участки в действии, когда выполняются те или иные операции, не имеющие самостоятельного значения; они оставляют личность эмоционально нейтральной. Поскольку человек как сознательное существо в соответствии со своими потребностями, своей направленностью ставит себе определенные цели, можно сказать также, что положительное или отрицательное качество эмоции определяется соотношением между целью и результатом действия.

В зависимости от отношений, складывающихся по ходу деятельности, опреде­ляются и другие свойства эмоциональных процессов. В ходе деятельности есть обычно критические точки, в которых определяется благоприятный для субъек­та или неблагоприятный для него результат, оборот или исход его деятельности. Человек как сознательное существо более или менее адекватно предвидит при­ближение таких критических точек. При приближении к ним в чувстве челове­ка — положительном или отрицательном — нарастает напряжение. После того как критическая точка пройдена, в чувстве человека — положительном или от­рицательном — наступает разрядка.

Наконец, любое событие, любой результат собственной деятельности челове­ка в соотношении с различными его мотивами или целями может приобрести амбивалентное — одновременно и положительное, и отрицательное — значе­ние. Чем более внутренне противоречивый, конфликтный характер принимает протекание действия и вызванный им ход событий, тем более сумбурный харак­тер принимает эмоциональное состояние субъекта. Такой же эффект, как не­разрешимый конфликт, может произвести и резкий переход от положительно­го — особенно напряженного — эмоционального состояния к отрицательному и наоборот. С другой стороны, чем более гармонично, бесконфликтно протекает процесс, тем более покойный характер носит чувство, тем меньше в нем остроты и возбуждения.

Мы пришли, таким образом, к выделению трех качеств, или измерений, чувства. Стоит сопоставить их трактовку с той, которая дана в трехмерной теории чувств В. Вундта. Вундт выделял именно эти измерения (удовольствия и неудовольствия, напряжения и разрядки (разрешения], возбуждения и успокоения). Каждую из пар он попытался соотнести с соот­ветствующим состоянием пульса и дыхания, с физиологическими висцеральными процессами мы связываем их с различным отношением к событиям, в которые включается человек, с различным ходом его деятельности. Для нас эта связь фундаментальна. Значение висце­ральных физиологических процессов, конечно, не отрицается, но им отводится иная — под­чиненная — роль; чувства удовольствия или неудовольствия, напряжения и разрядки и т. п. связаны, конечно, с органическими висцеральными изменениями, но сами изменения имеют у человека по большей части производный характер; они лишь «механизмы», посредством ко­торых осуществляется определяющее влияние взаимоотношений, которые в ходе деятельно­сти складываются у человека с миром. <...>

Многообразие чувств зависит от многообразия реальных жизненных отно­шений человека, которые в них выражаются, и видов деятельности, посредством которых они осуществляются.

Характер эмоционального процесса зависит далее и от структуры деятельно­сти. Эмоции прежде всего существенно перестраиваются при переходе от биоло­гической жизнедеятельности, органического функционирования к общественной трудовой деятельности. С развитием деятельности трудового типа эмоциональ­ный характер приобретает не только процесс потребления, использования тех или иных благ, но также и прежде всего их производство, даже в том случае, когда — как это неизбежно бывает при разделении труда — данные блага не­посредственно не предназначены служить для удовлетворения собственных по­требностей. У человека эмоции, связанные с деятельностью, занимают особое место, поскольку именно она дает положительный или отрицательный резуль­тат. Отличное от элементарного физического удовольствия или неудовольствия чувство удовлетворения или неудовлетворения со всеми его разновидностями и оттенками (чувства успеха, удачи, торжества, ликования и неуспеха, неудачи, кра­ха и т. д.) связано прежде всего с ходом и исходом деятельности.

При этом в одних случаях чувство удовлетворения связано преимуществен­но с результатом деятельности, с ее достижениями, в других — с ходом ее. Однако и тогда, когда это чувство связано в первую очередь с результатом дея­тельности, результат переживается эмоционально, поскольку осознается как до­стижение по отношению к деятельности, которая к ним привела. Когда данное достижение уже закреплено и превратилось в обычное состояние, во вновь уста­новившийся уровень, не требующий напряжения, труда, борьбы за его сохране­ние, чувство удовлетворения относительно быстро начинает притупляться. Эмо­ционально переживается не остановка на каком-нибудь уровне, а переход, дви­жение к более высокому уровню. Это можно наблюдать на деятельности любого рабочего, добившегося резкого повышения производительности труда, на дея­тельности ученого, совершившего то или иное открытие. Чувство достигнутого успеха, торжества сравнительно быстро затухает, и каждый раз снова разгорает­ся стремление к новым достижениям, ради которых нужно биться и работать.

Точно так же, когда эмоциональные переживания вызывает сам процесс де­ятельности, то радость и увлечение процессом труда, преодоление трудностей, борьба не являются чувствами, связанными лишь с процессом функционирова­ния. Наслаждение, которое доставляет нам процесс труда, — это в основном - наслаждение, связанное с преодолением трудностей, т. е. с достижением частич­ных результатов, с приближением к результату, который является конечной це­лью деятельности, с движением по направлению к нему. Таким образом, чувства, связанные по преимуществу с ходом деятельности, хотя и отличны, но неотрыв­ны от чувств, связанных с ее исходом. <...> Последние в трудовой деятельно­сти обычно преобладают. Осознание того или иного результата как цели дей­ствия выделяет его, придает ему ведущее значение, в силу которого эмоциональ­ное переживание ориентируется главным образом по нему.

Это отношение несколько смещается в игровой деятельности. Вопреки очень распространенному мнению эмоциональные переживания и в игровом процессе никак не сводятся к чисто функциональному удовольствию (за исключением разве первых, самых ранних, функциональных игр ребенка, в которых соверша­ется первоначальное овладение им своим телом). Игровая деятельность ребенка не сводится к функционированию, а тоже состоит из действий. Так как игровая деятельность человека является производной от трудовой и развивается на ее основе, то и в игровых эмоциях выступают черты, общие с теми, которые вытека­ют из строения трудовой деятельности. Однако, наряду с чертами общими, есть в игровой деятельности, потому и в игровых эмоциях и черты специфические. И в игровом действии, исходя из тех или иных побуждений, ставятся те или иные цели, но только воображаемые. В соответствии с воображаемым характе­ром целей в игре значительно увеличивается удельный вес эмоций, связанных с ходом действия, с процессом игры, хотя и в игре результат, победа в состязании, удачное разрешение задачи и т. п. далеко не безразличны. Это перемещение центра тяжести эмоциональных переживаний в игре связано и с иным, специфи­ческим для нее соотношением мотивов и целей деятельности.

Своеобразное смещение эмоционального переживания происходит в тех слож­ных видах деятельности, в которых расчленяется разработка замысла, плана действия и его дальнейшее осуществление, и первая выделяется в относительно самостоятельную теоретическую деятельность, а не совершается в ходе практи­ческой деятельности. В таких случаях особенно сильный эмоциональный на­строй может прийтись на эту начальную стадию. В деятельности писателя, уче­ного, художника разработка замысла произведения может переживаться особен­но эмоционально — острее, чем его последующее кропотливое осуществление.

К. Бюлер выдвинул закон, согласно которому по ходу действия положитель­ные эмоции перемещаются от конца к началу. Закон, так сформулированный, не вскрывает подлинных причин явлений, которые обобщает. Подлинные причины перемещения положительных эмоций от конца действия к его началу лежат в изменении характера и строения деятельности. По существу, эмоции, как поло­жительные, так и отрицательные, могут быть связаны со всем ходом действия и с его исходом. Если для ученого или художника с особенно интенсивной радо­стью может быть сопряжен начальный этап замысла своего произведения, то это объясняется тем, что разработка замысла или плана превращается в предваряю­щую, относительно самостоятельную и притом очень напряженную, интенсивную деятельность, ход и исход которой поэтому доставляют свои очень яркие радо­сти и — иногда — муки.

Смещение эмоционального переживания к началу действия связано также с ростом сознания. Маленький ребенок, не способный предвидеть результат своих действий, не может и заранее, с самого начала испытать эмоциональный эффект от последующего результата. Но у того, кто в состоянии предвидеть результаты и дальнейшие последствия своих поступков, переживание, соотнесение предстоя­щих результатов действия к побуждениям, определяющее его эмоциональный характер, сможет определиться уже с самого начала.

Таким образом, раскрывается многообразная и многосторонняя зависимость эмоций человека от его деятельности.

В свою очередь эмоции существенно влияют на ход деятельности. Как фор­ма проявления потребностей личности эмоции выступают в качестве внутрен­них побуждений к деятельности. Эти внутренние побуждения, выражающиеся в чувствах, обусловлены реальными отношениями индивида к окружающему его миру.

Для того чтобы уточнить роль эмоции в деятельности, необходимо различать эмоции, или чувства, и эмоциональность, или аффективность как таковую.

Ни одна реальная эмоция не сводима к изолированно взятой, чистой, т. е. абстрактной, эмоциональности или аффективности. Всякая реальная эмоция обычно представляет собой единство аффективного и интеллектуального, пере­живания и познания, поскольку она включает в себя в той или иной мере и волевые моменты, влечения, стремления, поскольку вообще в ней в той или иной мере выражается весь человек. Взятые в конкретной целостности, эмоции слу­жат побуждениями, мотивами деятельности. Они обусловливают ход деятель­ности индивида, будучи сами обусловлены им. В психологии часто говорят о единстве эмоций, аффекта и интеллекта, полагая, что этим преодолевают абст­рактную точку зрения, расчленяющую психологию на отдельные элементы, или функции. Между тем подобными формулировками исследователь лишь под­черкивает свою зависимость от идей, которые стремится преодолеть. В действи­тельности нужно говорить не просто о единстве эмоций и интеллекта в жизни личности, но о единстве эмоционального, или аффективного, и интеллектуально­го внутри самих эмоций, так же как и внутри самого интеллекта.

Если теперь в эмоции выделить эмоциональность, или аффективность, как таковую, то можно будет сказать, что она вообще не детерминирует, а лишь регу­лирует детерминируемую иными моментами деятельность человека; она делает индивида более или менее чувствительным к тем или иным побуждениям, созда­ет как бы систему шлюзов, которые в эмоциональных состояниях устанавлива­ются на ту или иную высоту; приспособляя, адаптируя и рецепторные, вообще познавательные, и моторные, вообще действенные, волевые функции, она обус­ловливает тонус, темпы деятельности, ее настроенность на тот или иной уровень. Иными словами, эмоциональность как таковая, т. е. эмоциональность как момент или сторона эмоций, обусловливает по преимуществу динамическую сторону или аспект деятельности.

Неправильно было бы (как это делает, например, К. Левин) переносить это положение на эмоции, на чувства в целом. Роль чувства и эмоций не сводима к динамике, потому что и сами они не сводимы к одному лишь изолированно взя­тому эмоциональному моменту. Динамический момент и момент направленности теснейшим образом взаимосвязаны. Повышение восприимчивости и интенсив­ности действия носит обычно более или менее избирательный характер: в опреде­ленном эмоциональном состоянии, охваченный определенным чувством, человек •'становится более восприимчивым к одним побуждениям и менее — к другим. Таким образом, динамические изменения в эмоциональных процессах обычно носят направленный характер. В конечном счете эмоциональный процесс вклю­чает и задает динамическое состояние и направленность, поскольку выражает то или иное динамическое состояние в определенной направленности или опреде­ленным образом направленные динамические соотношения. При этом динами­ческая характеристика эмоций неотрывна от их содержания, и в содержатель­ных отношениях индивида к тому объекту, на который направлена его деятель­ность, нужно искать причину того или иного распределения динамических соот­ношений, а не наоборот.

Только в тех случаях, когда, как при аффектах, очень сильное эмоциональное возбуждение тормозит сознательную интеллектуальную деятельность, динами­ческие моменты начинают преобладать над смысловым содержанием и избира­тельной направленностью действия: сильное эмоциональное возбуждение созда­ет напряжение, при котором любой повод может вызвать разрядку. Такой раз­рядкой и является импульсивное действие. Оно обусловлено по преимуществу динамическими отношениями, создавшимся в индивиде напряжением. Действие разрядки при этом сплошь и рядом направляется вовсе не на то и не на того, чем или кем было порождено обусловившее его напряжение. Такое действие поэто­му представляется мало мотивированным; «реакция» не адекватна «стимулу»: ничтожный повод может в таких условиях вызвать непомерно большую вспышку. У разных людей подверженность таким эмоциональным вспышкам или взры­вам, аффективным разрядкам различна: она зависит от особенностей их темпе­рамента. У одного и того же человека она различна в разных ситуациях: аф­фективные взрывы порождают, собственно, лишь конфликтные ситуации, в ко­торых индивид подвергается действию сильных побуждений, направленных в противоположные стороны, т. е. несовместимых между собой.

Таким образом, конкретно взаимоотношения между динамическими и содер­жательными, смысловыми компонентами эмоциональных процессов могут при различных условиях складываться по-разному. В основе своей они взаимосвя­заны. Но в некоторых случаях они могут выступать и различно: динамическое напряжение, возникшее из одного источника, и энергия, им порожденная или мобилизованная, могут быть переключены на другое, отличное от первоначаль­ного, русло. Такое переключение мобилизованной в эмоциональном состоянии энергии на новые, более важные и ценные пути, при некоторых условиях воз­можное, может иметь большое практическое значение. Не следует, однако, пред­ставлять его себе так упрощенно и, главное, механистично, как это иногда делают, говоря о переключении и сублимации. Для того чтобы произошло переключение энергии и сосредоточение ее в новом фокусе, отличном от очага, в котором она первоначально скопилась, необходимо, чтобы этот новый очаг сам тоже обладал притягательной эмоциональной силой; только тогда он сможет «переключить» — собрать и сосредоточить на себе порожденную в другом очаге динамическую силу. Неправильно было бы, например, предположить (как это делает 3. Фрейд), что подлинные импульсы к деятельности исходят только из сексуальных источ­ников, и при этом говорить о переключении сексуальной энергии на другие пути, о ее сублимировании. Вызванный специальным эмоциональным процессом ди­намический эффект может иррадиировать и дать общее разлитое возбуждение; но для того чтобы заключенные в нем силы сконцентрировались на новом очаге, нужно, чтобы к этому последнему их привлекли самостоятельно здесь действую­щие стимулы.

Динамическое значение эмоционального процесса может быть вообще двоя­ким: эмоциональный процесс может повышать тонус, энергию психической дея­тельности и может снижать, тормозить ее. Одни — особенно У. Кеннон, который специально исследовал эмоциональное возбуждение при ярости и страхе, — подчеркивают по преимуществу их мобилизующую функцию (emergency func­tion по Кеннону), для других (Э. Клапаред, Кантор и др.), наоборот, эмоции неразрывно связаны с дезорганизацией поведения; они возникают при дезорга­низации и порождают срыв.

Каждая из двух противоположных точек зрения опирается на реальные фак­ты, но обе они исходят из ложной метафизической альтернативы «либо — либо» и потому, отправляясь от одной категории фактов, вынуждены закрывать глаза на другую. На самом деле не подлежит сомнению, что и здесь действительность противоречива: эмоциональные процессы могут и повысить эффективность дея­тельности, и дезорганизовать ее. Иногда это может зависеть от интенсивности процесса: положительный эффект, который дает эмоциональный процесс при некоторой оптимальной интенсивности, может перейти в свою противополож­ность и дать отрицательный, дезорганизующий эффект при чрезмерном усиле­нии эмоционального возбуждения. Иногда один из двух противоположных эф­фектов прямо обусловлен другим: повышая активность в одном направлении, эмоция тем самым нарушает или дезорганизует ее в другом; остро подымающе­еся в человеке чувство гнева, способное мобилизовать его силы на борьбу с вра­гом и в этом направлении оказать благоприятный эффект, может в то же время дезорганизовать умственную деятельность, направленную на разрешение каких-либо теоретических задач. Это не значит, что динамический эффект каждой эмо­ции всегда специфичен или всегда обладает противоположным знаком для раз­лично направленных видов деятельности. Иногда эмоциональный процесс мо­жет дать генерализованный динамический эффект, распространяющийся с того очага, в котором он возник, на все проявления личности.

Сильная эмоция может в результате «шока» дезорганизовать деятельность человека и оставить его на некоторое время в таком подавленном состоянии, в котором он не может сделать что-либо, требующее какого-то напряжения и сосредоточения. И вместе с тем иногда необычное чувство, охватившее человека, может вызвать такой подъем всех его сил и сделать его способным на такие достижения, до которых он никогда бы не поднялся без этого чувства. Радость, порожденная каким-нибудь значительным для личности переживанием, может вызвать прилив сил, при котором любая работа будет делаться легко. Реальные взаимоотношения чрезвычайно многообразны и противоречивы. Сплошь и ря­дом выступающая противоречивость — то положительного, адаптивного и сти­мулирующего, то отрицательного, дезорганизующего — динамического эффекта эмоций связана, в частности, с многообразием эмоций и стереотипностью перифе­рического физиологического механизма эмоциональности.

Б. Спиноза правильно определял эмоции как состояния, которые «увеличи­вают или уменьшают способность самого тела к действию, благоприятствуют ей или ограничивают ее» («Этика», часть третья, определение 3). Радостное чув­ство, порожденное успехом, обычно повышает энергию для дальнейшей успеш­ной деятельности, а печаль, уныние, наступающие при неладящейся работе, в свою очередь могут снизить энергию для дальнейшей деятельности. Однако эту противоположность положительного и отрицательного динамического эффекта эмоционального процесса не следует превращать в чисто внешнее их противо­поставление. Деление чувств на стенические, повышающие, и астенические, по­нижающие жизнедеятельность (И. Кант), имеет лишь относительное значение, поскольку одно и то же чувство в зависимости от различных условий — преж­де всего силы его — может быть и «стеническим», и «астеническим». <...>

Роль периферических реакций в эмоциональном процессе особенно интере­совала У. Джемса и К. Ланге, построивших в результате свою психологическую теорию эмоций.

Джемс следующим образом резюмирует свою теорию: «Телесное возбужде­ние следует непосредственно за восприятием вызвавшего его факта: осознание нами этого возбуждения и есть эмоция. Обыкновенно принято выражаться сле­дующим образом: мы потеряли состояние, огорчены и плачем, мы повстречались с медведем, испуганы и обращаемся в бегство, мы оскорблены врагом, приведены в ярость и наносим ему удар. Согласно защищаемой мной гипотезе порядок этих событий должен быть несколько иным: именно первое душевное состояние не сменяется немедленно вторым; между ними должны находиться телесные про­явления, и потому наиболее рационально выражаться следующим образом: мы опечалены, потому что плачем, приведены в ярость, потому что бьем другого, боимся, потому что дрожим, а не говорить: мы плачем, бьем, дрожим, потому что опечалены, приведены в ярость, испуганы. Если бы телесные проявления не сле­довали немедленно за восприятием, то последнее было бы по форме своей чисто познавательным актом, бледным, лишенным колорита и эмоциональной "тепло­ты". Мы в таком случае могли бы видеть медведя и решить, что всего лучше обратиться в бегство, могли бы нанести оскорбление и найти справедливым отра­зить удар, но мы не ощущали бы при этом страха или негодования».

Основной смысл этих парадоксально звучащих утверждений заключается в том, что эмоции обусловлены исключительно периферическими изменениями: внешние впечатления чисто рефлекторно, минуя высшие центры, с которыми связаны процессы сознания, вызывают ряд изменений в организме; эти измене­ния обычно рассматриваются как следствие или выражение эмоций, между тем как по Джемсу, лишь последующее осознание этих органических изменений, обусловленное их проекцией на кору, и составляет эмоцию. Эмоция, таким обра­зом, отожествляется с осознанием органических изменений.

Аналогичную точку зрения развил К. Ланге в своей «сосудодвигательной те­ории» эмоций. Эмоции-аффекты, по Ланге, определяются состоянием иннерва­ции и шириной сосудов, которые задействованы при этих эмоциях.

Анализируя, например, грусть, Ланге говорит: «Устраните усталость и вя­лость мускулов, пусть кровь прильет к коже и мозгу, появится легкость в членах, и от грусти ничего не останется». Для Ланге, таким образом, эмоция — это осознание происходящих в организме сосудодвигательных (вазомоторных) из­менений и их последствий. Теория Ланге, таким образом, принципиально одно­родна с теорией Джемса. Поэтому обычно их объединяют и говорят о теории эмоций Джемса—Ланге. Но Джеме, не сужая так, как Лаке, физиологические основы эмоций, вместе с тем значительно более четко поставил основной вопрос о периферической или центральной обусловленности эмоций. Вокруг этой про­блемы сосредоточилась в дальнейшем экспериментальная работа.

Теория Джемса—Ланге правильно отмечала существенную роль, которую играют в эмоциях органические изменения периферического характера. Дей­ствительно, без вегетативных, висцеральных реакций нет эмоций. Они являются не только внешним выражением эмоций, но и существенным их компонентом. Если выключить все периферические органические изменения, которые обычно имеют место при страхе, то останется скорее мысль об опасности, чем чувство страха; в этом Джеме прав. Но теория Джемса—Ланге совершенно ошибочно свела эмоции исключительно к периферическим реакциям и в связи с этим пре­вратила сознательные процессы центрального характера лишь во вторичный, следующий за эмоцией, но не включенный в нее и ее не определяющий акт. Современная физиология показала, что эмоции не сводимы к одним лишь пери­ферическим реакциям. В эмоциональных процессах участвуют в теснейшем вза­имодействии как периферические, так и центральные факторы. Психология не может этого не учитывать.

Дата добавления: 2014-10-15