Психология креативной личности 3 страница

Ломброзо находил основное физиологическое отличие гениального человека от обыкновенного в утонченной и почти болезненной впечатлительности первого. «По мере развития умственных способностей впечатлительность растет и достигает наибольшей силы в гениальных личностях, – писал он, – являясь источником их страданий и славы. Эти избранные натуры более чувствительны в количественном и качественном отношении, чем простые смертные... Мелочи, случайные обстоятельства, подробности, незаметные для обыкновенного человека, глубоко западают им в душу и перерабатываются на тысячи ладов, чтобы воспроизвести то, что обыкновенно называют творчеством, хотя это только бинарные и кватернарные комбинации ощущений» (186).

Но тонкость структурной организации головного мозга, тонкость и сложность когнитивной сетки – это только один из биологических факторов. Какую бы мелкую сеть мы не опустили в воду, мы ничего не поймаем, если не будем прилагать еще и энергичные усилия, если мы не будем тащить эту сеть.

Поэтому второй биологический фактор – это энергетический фактор, или активность мозговых процессов, или активность психической деятельности. Это тот фактор, на который указывал Н. С. Лейтес, говоря о природных индивидуальных различиях, как предпосылках способностей. Обобщая, имеющиеся по этому вопросу данные, он сформулировал положение о том, что свойства нервной системы имеют отношение к общей психической активности человека, связанной с энергетическими характеристиками его деятельности» (78).

В тех случаях, когда мы имеем перед собой сочетание повышенной мозговой активности и врожденную филигранность структурной организации мозгового вещества, когнитивной сетки – мы имеем право ожидать возникновение феномена креативной личности.

Одна только лишь энергия, равно как одно только лишь хорошее устройство головного мозга ничего не дает. При отсутствии хорошо организованной когнитивной матрицы (еще в начале века физиологи поняли тормозящую роль коры) вся психическая энергия будет выплескиваться лишь в недифференцированных, грубых, брутальных эмоциях и мы будем иметь перед собой эректильного олигофрена или возбудимого психопата, или несчастного «деревенского философа», всю жизнь посвятившего изобретению вечного двигателя, нового способа улучшения жизни всего человечества путем использования новой солонки, новый способ разубеждения бреда и т. п.

Однако мы забыли про социальный фактор. Оказывает ли социальная среда какое–либо влияние на формирование креативной личности? Несомненно, да. Как социальная среда наполняет и формирует основу личности, так же она формирует и наполняет основу креативной личности. Другое дело, что креативная личность в результате и в процессе своего более длительного формирования перерастает возможности окружающей среды. Если примитивная личность усваивает ту часть социальной системы, которая необходима ей для более или менее успешной социальной адаптации и в значительной степени равна этой среде, или меньше ее, то креативная личность в силу того, что энергетический потенциал, а следовательно и потребность в информационном поглощении у нее значительно превышает те, которые может предоставить ей общество в готовом виде, так сказать, в виде полуфабрикатов, в определенный момент перерастает любое общество и оказывается неожиданно для себя вне общества – на границе между спокойной информационно бедной известностью и непознанным хаосом мира, на границе «terra incognita».

Креативная личность вырастает не в инкубаторе и не на необитаемом острове, и поэтому ничто человеческое ей не чуждо, но жажда нового, другой мир, мир, который не видят и не хотят видеть большинство людей, манит ее и ничто человеческое ей не интересно. Характерный признак одаренности, по мнению В. Н. Мясищева, заключается именно в «опережении человеком предъявляемых к нему требований непосредственной узкой среды» (91). Рано или поздно любая креативная личность остается и одна и вне общества.

Между креативной деятельностью ребенка и креативной деятельностью креативной личности нет никаких принципиальных различий. И в том и в другом случае речь идет о познании – то есть, о поглощении, интериоризации, упорядочивании, структуризации в субъективном мире объективной реальности. В результате этой деятельности у ребенка возникают навыки, речь, индивидуальный опыт, но этот опыт имеет социальную природу. Ребенок учится ходить – но он ходит как все, ребенок учится говорить – но он говорит на том же языке, что и окружающие, ребенок учится думать – но и думает он также, как и окружающие его люди. На все эти процессы тратится гигантское количество энергии, и она у ребенка есть. Но чтобы научится видеть не как все, думать не как все, говорить не как все необходимо еще большее количество энергии, с одной стороны, и время – с другой стороны. Никто еще не стал великим поэтом, не научившись перед этим просто говорить, не проговорив в своей поэзии поэзию других, никто не стал великим ученым, не научившись просто анализировать факты так, как это делали тысячи людей до него. И только вместив в себе все это, если только у человека еще остались силы, он начинает говорить своим языком и оставляет свой вклад в живописи, поэзии, литературе, музыке, науке. Он расширяет в своей креативной деятельности сферу познанного мира, он стоит на границе познания и, глядя в неизведанное, глядя в ничто, как маленький ребенок рисует на бумаге нечто лишь отдаленно напоминающее реальное лицо или лошадку, так и креативная личность рисует в своем творчестве отдаленное подобие того, что никто и никогда еще не видел. Он рисует мир. Те, кто придет вслед за ним, усовершенствуют его рисунок.

Таким образом я понимаю феномен креативности и креативной деятельности. В этой главе мы рассмотрим особенности креативной личности, вытекающие из всего вышесказанного.

Современными психологами деятельность рассматривается как креативная, если она обладает такими характеристиками как новизна, оригинальная когнитивная перестройка имеющейся информации (Newell, Shaw, and Simon, 1963), практичность (workable) (Murray, 1959; Stain, 1956), эффективное использование аналогий (Brandsford and Stain, 1984). Отмечается и подчеркивается частая бессознательность креативных инсайтов (Ghiselin, 1952), при этом обязательной базой креативной деятельности служит общая информированность по той или иной проблеме (Wood, 1983), сильная мотивация и настойчивость в решении поставленной проблемы (Gruber, 1981) (223).

Если вдуматься во все вышеперечисленные критерии креативной деятельности – то что это как не обычная, повседневная, можно даже сказать, ежечасная нормальная деятельность ребенка, ассимилирующего в процессе развития окружающую реальность? Практически все вышеперечисленные характеристики используются детскими психологами при описании особенностей функционирования психики ребенка.

Очень часто встречается тенденция рассматривать креативную деятельность как деятельность, свойственную зрелой личности, более того, как своеобразную черту характера, которая с возрастом лишь проявляется или нет. Но ни один из психологов, рассматривающих креативность как характерологическое или личностное свойство взрослого человека, не может показать убедительных отличий этого свойства у взрослого человека и у ребенка. С другой стороны, те психологи, которые пишут, подобно Роджерсу, что творческий характер имеют и действия ребенка, изобретающего со своими товарищами новую игру, и работа Эйнштейна, формулирующего теорию относительности, и деятельность домохозяйки, изобретающей новый соус для мяса, и работа молодого автора, пишущего свой новый роман, также теряют при этом достаточно существенное смысловое отличие, которое все же имеется между этими видами деятельности.

Поэтому в первую очередь необходимо еще раз подчеркнуть, что креативность – это по сути дела обычная, нормальная функция мозга, а не особое редкое качество, черта характера или свойство личности, встречающееся лишь у незначительной части индивидов. Если более широко рассматривать креативность, как мы ее себе понимаем, то практически вся деятельность ребенка и подростка, ассимилирующего в течении первых 10 – 15 лет жизни окружающую реальность, носит креативный характер. Образ мира, формирующийся в сознании ребенка в этот период, отличается с одной стороны крайней незавершенностью и фрагментарностью, а с другой стороны – чрезвычайной изменчивостью и гибкостью. Изменение одной из составляющих этой сложной мировоззренческой системы приводит к последующему изменению всей системы. Когнитивная матрица ребенка и подростка напоминает более или менее жидкую субстанцию, и воспринимаемая информация подобно камню, брошенному на поверхность воды, оставляет после себя целую серию последующих волнообразных изменений, затрагивающих самые отдаленные области сознания и личности. Чем меньше возраст ребенка, тем более масштабный характер имеют изменения, которые претерпевает личность под воздействием новой информации. И наоборот, чем старше становится человек, чем более сформирован его индивидуальный образ мира, так называемый гештальт, тем меньше у нас шансов ожидать каких–либо существенных, глобальных, кардинальных изменений в его системе мировосприятия, несмотря на существенное изменения характера сенсорной стимуляции со стороны окружающей среды.

Именно в этом плане мы говорим, что креативность, как основное свойство центральной нервной системы человека, имеет максимальную выраженность в раннем детстве, постепенно снижается к периоду биологического созревания, после чего субъективный образ мира приобретает все более автономный, самодостаточный, самодовлеющий ригидный характер, помогающий адаптации в условиях стабильной социальной системы, но малоспособный адаптироваться к ее быстрым изменениям, и тем более к принятию иной социальной структуры и системы. Этот феномен хорошо известен. В свое время он был назван немецким психологом Карлом Дункером «функциональной ригидностью» психики, и использовался многими психиатрами (начиная от концепции неврастении Бирда до концепции невроза Хорни) для объяснения механизма возникновения невротических расстройств у личности в современном быстроменяющемся обществе.

Рассмотрим на примерах как происходит трансформация мировоззренческих систем у ребенка и взрослого человека.

Например, все мировоззрение ребенка, воспитывающегося в религиозной среде, проникнуто идеей, что бог есть, что он всегда рядом, что он справедлив и мудр и карает несправедливость и жестокость. Мы имеем целостную систему, все информационные блоки которой привязаны к идее справедливого Бога и пропитаны ей. Ребенок живет с этим мировоззрением годы, он таким образом видит весь мир (т.н. наивная детская религиозность). Подрастая, он начинает замечать, что в жизни происходят события, не укладывающиеся в имеющуюся систему, добро не всегда торжествует, а зло не всегда наказуемо, и взрослые как обычно не могут достаточно разумно помочь ребенку разрешить возникающее противоречие. Вспомним спор между Томом Сойером и тетушкой Полли по поводу необходимости перед едой просить у Бога благословения, но невозможности попросить у него удочку для рыбалки. Этих капель сомнения, попадающих в детскую душу, иногда достаточно, чтобы в считанные дни и даже часы перевернуть всю систему мировоззрения. Еще вчера Бог был, а сегодня его уже нет.

Какая гигантская трансформация мировоззрения должна произойти при этом в детской душе. А ощущение смертности, появляющееся в 14 – 15 лет, когда в один прекрасный момент ты понимаешь, что умрешь. Не узнаешь, а понимаешь, и это также переворачивает всю личность.

В зрелом возрасте такие кардинальные трансформации крайне редки и практически невозможны. До сих пор сталинские процессы и удивительная покорность жертв репрессий поражают многих психологов и социологов. Но с психологической точки зрения по другому и не могло быть.

Если в мировоззренческую систему, пронизанную идеей «партия всегда права» проникает информация об обратном, то есть когда человека ни за что, невинного бросают в тюрьму, пытают, осуждают и судят – почему не происходит трансформации сознания у большинства людей? Потому что уже и не может произойти. Ригидная омертвевшая мировоззренческая система подавила чужеродную информацию, вытеснила ее и вернулась к стабильному состоянию.

Большинство психологов, изучающих феномен креативности, рассматривают ее, как проявившееся при благоприятных социальных условиях свойство личности, присущее каждому человеку, и требующее всестороннего развития и раскрытия. Рассматривая креативность в отрыве от энергетического, динамического, онтогенетического функционирования центральной нервной системы, наблюдаемое снижение креативности в зрелом возрасте связывается не с общим снижением психической энергии, а с тем, что якобы в течении жизни ребенок и подросток постоянно сталкиваются с задачами «закрытого типа», которые в свою очередь приводят к нарастанию стереотипности и ригидности когнитивных матриц. Таким образом, получается, что если ребенка специально тренировать на задачах «открытого типа», появится оригинальность и самостоятельность мышления, полет фантазий и идей, то есть, черты креативного мышления (50).

Один американский автор пошутил, что для творческого прозрения необходимо иметь всего три условия, так называемые три «В» – «Bath» (ванну, которая помогла Архимеду), «Bus» (автобус, на ступеньке которого Пуанкаре решил сложную математическую задачу) и «Bed» (кровать, в которой столь многим ученым пришло решение их проблем).

Специальным исследованиям в области креативности, приведшим в настоящее время к выделению специального раздела психологии – психологии креативности, предшествовали многолетние исследования интеллектуальной и мыслительной деятельности человека.

Эти исследования, в ходе которых возникла сама проблема креативности, осуществлялись на протяжении последних полутора–двух столетий с двух сторон: с одной стороны, это работы в рамках классической психологии, посвященные изучению интеллектуальной деятельности и интеллекта и, с другой стороны, это самые разнообразные исследования, посвященные проблеме гениальности.

Упрощенные представления об интеллектуальной деятельности, характерные для ученых 19–го века, когда, например, немецкий астроном Бессель утверждал в 1816 году, что может определить уровень интеллекта своих сотрудников всего лишь по скорости их реакции на световую вспышку, а Гальтон в 1884 году проводил исследования, ориентируясь всего на несколько простейших психометрических тестов, сменились на втором этапе более дифференцированными представлениями, нашедшими свое отражение в попытках конструирования сложных, многоуровневых интеллектуальных тестов.

В 1885 году Кэттелл разработал первые несколько тестов, которые он назвал «ментальными». Определяя быстроту рефлексов, время реакции, время восприятия определенных раздражителей, болевой порог при надавливании на кожу, число букв, запоминаемых после прослушивания буквенных рядов, и т.п., Кэттелл доказал колоколообразную кривую распределения этих показателей среди населения.

Вслед за ним к разработке интеллектуальных тестов приступили Бине и Симон (Binet, Simon, 1905). Интеллект в то время рассматривали как свойство, как способность правильно судить, понимать, размышлять и способность, благодаря «здравому смыслу» и «инициативности» приспосабливаться к обстоятельствам жизни.

В 1939 году Векслер, используя подобные подходы, создал первую шкалу интеллекта для взрослых. Он считал, что «интеллект – это глобальная способность разумно действовать, рационально мыслить и хорошо справляться с жизненными обстоятельствами», т.е., короче говоря, «успешно меряться силами с окружающим миром» (159).

Третий этап в исследованиях интеллекта, можно связать с попытками его структуризации и практически независимому выделению в этом интегральном феномене двух основных факторов, которые различными учеными были обозначены по разному. Впервые в начале века Спирмен существенно революционизировал теоретическое понимание интеллекта, введя в психологию два фактора интеллекта: генеральный фактор – G, и специфический фактор – S.

Спирмен утверждал, что в основе общей одаренности лежит особая «умственная энергия» (mental energy), которая будучи постоянной для отдельного индивида, значительно варьирует от одного человека к другому, определяя различие в общей одаренности. «Умственная энергия» по Спирмену характеризуется тремя показателями: 1) количество, уровень умственной энергии (фактор «G"), 2) степень инерции энергии, т.е. быстрота перехода от одной деятельности к другой (фактор Р – perseveration) и, наконец, 3) степень колебаний энергии, т.н. легкость ее восстановления после определенной деятельности (фактор О – oscilation). Не имея достаточных экспериментальных подтверждений существования этой особой «умственной энергии», Спирмен рассматривал ее как гипотетическое свойство, отмечая, что общие способности проявляют себя так, как «если бы» такая энергия существовала. К сожалению, как мы уже упоминали, доказательств реального существования гипотетического конструкта «психическая энергия» не имеется и по настоящее время.

Кэттэлл уже в 70–х годах нашего столетия также выделил в интеллекте два общих фактора, один из которых назван им «текучим» или «жидким» интеллектом (intelligence fluid), а другой «кристаллизованным» или «кристаллическим» интеллектом (intelligence crystallized). Если «кристаллизованный» интеллект наиболее значимо развертывается в познавательных задачах, требующих уже сформировавшихся умственных навыков, то «текучий» интеллект проявляется в задачах совершенно новых, где кристаллизованный интеллект как результат прошлого опыта уже не играет решающей роли. Кэттелл считает, что «текучий» интеллект зависит больше от общих физиологических свойств индивида, в то время как «кристаллизованный» интеллект определяется главным образом влиянием Среды и изменяется в процессе обучения.

Очевидно, что в процессе онтогенетического развития соотношение между этими двумя факторами меняется. «Текучий» интеллект в процессе ассимиляции окружающей реальности переходит в «кристаллизованный» и соответственно падает способность самой ассимиляции.

«Жидкий» ителлект (intelligence fluide) по мнению Кэттелла лежит в основе нашей способности к мышлению, абстрагированию и рассуждению. Примерно к двадцати годам этот интеллект достигает своего наивысшего расцвета. С другой стороны, формируется «кристаллический» интеллект (intelligence cristallisee), состоящий из различных навыков и знаний (лингвистических, математических, социальных и т.п.), которые человек приобретает в процессе накопления жизненного опыта.

Потенциальный интеллект – это совокупность врожденных способностей, которые используются индивидуумом для решения проблем адаптации к окружающей среде. «Кристаллический» же интеллект образуется в процессе решения этих проблем и требует развития одних способностей за счет других, а также приобретения конкретных навыков.

В 80–х годах другой известный американский психолог Хебб с несколько иных позиций выдвигает представление о двух типах интеллекта, которые он обозначил как «А» и «В». Интеллектом «А» Хебб обозначает тот потенциал, которым человек обладает с момента зачатия и который служит основой для развития интеллектуальных способностей личности в целом. Что касается интеллекта «В», то он примерно соответствует «кристаллическому» интеллекту Кэттэлла и по мнению Хебба формируется в результате взаимодействия потенциального интеллекта «А» с окружающей средой. Хебб подчеркивал, что все интеллектуальные тестовые батареи, известные к концу двадцатого века, позволяют оценивать только «результирующий» интеллект «В» и мы никогда не сможем узнать, что представлял собой интеллект «А». В лучшем случае, по мнению Хебба, мы могли бы лишь примерно оценить этот интеллект, если бы знали, что индивидуум уже с первых мгновений жизни находится в идеальных условиях, обеспечивающих всестороннее развитие наследственного потенциала, что, конечно, неосуществимо.

К выделению двух факторов в интеллектуальной деятельности привели также и исследования интеллекта Гилфордом. Гилфорд, как известно, первоначально выделил 120 факторов интеллекта, создав кубическую модель по трем измерениям: операции, продукты и содержание.

Гилфорд предложил выделять пять типов операций (познание, память, конвергентное и дивергентное мышление, оценивание), четыре вида содержания (образное, символическое, семантическое и поведенческое) и шесть видов конечного мыслительного продукта (элементы, классы, отношения, системы, преобразования и выводы). Сочетание всех этих составляющих, позволило ему выделить 120 самостоятельных факторов интеллекта.

Но особый интерес в плане изучения креативной деятельности имеют описанные Гилфордом два типа операций: конвергентное и дивергентное мышление. Он описал два принципиальных типа поиска решений. Первый тип характеризуется тем, что человек пытается использовать для решения задач имеющийся опыт, путем перебора схожих ситуаций и логического размышления – это конвергентный тип мышления, при котором все усилия концентрируются на поиске единственно верного решения. Для другого типа поиска решения характерен так называемый «веерообразный» поиск по всем направлениям, часто приводящий к оригинальным решениям – это дивергентный тип мышления. В принципе, Гилфорд считал, что все интеллектуальные способности в какой–то мере являются творческими, но наибольшее отношение к творчеству имеет способность к дивергентному мышлению. Такие люди очень любят комбинировать различные элементы и создавать из них новые.

Опираясь на свою кубическую модель интеллекта, Гилфорд выделил некоторые факторы, имеющие по его мнению, непосредственное отношение к креативной деятельности. К ним он отнес фактор способности к генерированию идей (Ideational Fluency), семантическую спонтанную гибкость (Semantic Spontaneous Flexibility), ассоциативную беглость (Associational Fluency), дивергентную продукцию образной системы (Divergent Production of Figural Systems), беглость экспрессии (Expressional Fluency), образную адаптивную гибкость (Figural Adaptive Flexibility), оригинальность или семантическую адаптивную гибкость (Semantic Flexibility), семантическое совершенствование (Semantic Elaboration), чувствительность к проблемам (115). Для выявления и исследования каждого из вышеприведенных факторов Гилфорд разработал и предложил использовать определенные, специально подобранные тесты.

Четвертый этап в изучении интеллекта связан с тем, что использование лонгитудинального метода обследования лиц с высоким интеллектуальным коэффициентом, полученным с помощью классических интеллектуальных тестов, показало что кэттэлловское колоколообразное разделение всех людей на «средних», «отсталых» и «сверходаренных» практически ничего не говорит о их реальных интеллектуальных достижениях. Термен и его сотрудники в 1937 году собрали результаты тестирования 2904 детей в возрасте от 2 до 18 лет и проследили судьбу тех из них, кто показал при первичном тестировании наивысший интеллектуальный коэффициент. При этом был выявлен поразительный факт, давший новый импульс к исследованиям: никто из этих людей не стал ни Моцартом, ни Эйнштейном, ни Пикассо (159).

С этого периода психологи стали большее внимание уделять при построении тестов, направленных на выявление интеллектуального потенциала, характеристикам пластичности, подвижности и оригинальности мышления. Более того, пришло понимание: для изучения истоков творческой деятельности необходимо оценивать не только и даже не столько необходимый для этой деятельности базовый уровень интеллекта, сколько личность человека и пути ее формирования.

Исследования Термена были продолжены Гетцельсом и Джексоном, которые решили установить соотношение между интеллектом, измеряемым с помощью коэффициента IQ и творческими способностями. При разработке тестов на общую креативность они использовали уже известные тесты Гилфорда и Кэттелла.

Для участия в эксперименте они отобрали две группы студентов: в одной были люди с очень высоким IQ, хотя не слишком успешные в творчестве, а в другой – со средним уровнем интеллекта, но очень продуктивные творчески. Всем испытуемым предъявлялся рисунок с изображением мужчины, который с задумчивым видом сидит в кресле самолета, после чего просили рассказать что с ним произошло. Типичный ответ представителей первой группы звучал примерно так: «Успешно завершив дела, мистер Смит летит домой и думает о встрече с женой и детьми в аэропорту». Характерный ответ из другой группы: «Мужчина возвращается из Мексики, где добился развода. Он не мог переносить жену из–за невероятного количества крема, которое она употребляла на ночь – его было столько, что ее голова скользила по подушке. Теперь он думает, как изобрести нескользкий крем».

На основании своих экспериментов Гетцельс и Джексон пришли к однозначному заключению, что творческий потенциал человека не тождественен его интеллектуальным способностям и существующие интеллектуальные тесты практически не позволяют диагностировать эту характеристику.

Жо Годфруа указывает, что в целом наибольшую роль в развитии представлении об «одаренных» личностях и об особенностях их эффективной деятельности, сыграли два направления исследований: это исследование способности студентов решать необычные, нестандартные задачи, проведенное в 40–х годах, немецким психологом Карлом Дункером и выделение дивергентного мышления в расширенной концепции интеллекта Гилфорда (159). Эти исследования привели к вычленению феномена «креативности» из феномена «интеллектуальной деятельности», а постановка проблемы, как известно, – половина ее решения.

Основная заслуга в изучении креативности как самостоятельного феномена принадлежит американскому психологу Торренсу. Созданная им на основании многолетних исследований батарея тестов креативности до настоящего времени считается одной из лучших.

Торренс и другие исследователи подтвердили, что креативность не всегда связана со способностью к обучению и зачастую не отражается в стандартных тестах на интеллект. В то время как люди, показывающие хорошие результаты в тестах на креативность, как правило хорошо выполняют тесты на интеллект, многие люди с высоким интеллектом не являются креативными (Roe, 1946, 1953; Wood, 1983).

Торренс определял креативность как возникновение чувствительности к проблемам, недостаткам, провалам в знаниях, отсутствующим элементам, дисгармонии, несообразности и т.п; фиксации этих проблем; поиска их решения, выдвижение гипотез; и, наконец, формулирование решения. Он рассмотрел более полусотни определений и в итоге остановился на определении креативности как естественного процесса, который порождается сильной потребностью человека в снятии напряжения, возникающего в ситуации неопределенности или незавершенности.

Торренс совершенно верно определил основную сущность и цель креативного процесса – снятие напряжения, но в объяснении причин креативности остался на позициях отражательного принципа построения психической деятельности. Само определение Торренса не дает никакой возможности понять, почему креативная деятельность (если она запускается ситуацией неопределенности) не возникает у любого человека в той же ситуации неопределенности и незавершенности, более того, почему большинство людей вообще не видят этих ситуаций на каждом шагу.

Сам принцип построения тестов Торренса указывает на ошибочность понимания им сущности креативности. Не учитывая онтогенетические аспекты индивидуального существования, он рассматривал креативность как врожденную личностную характеристику, определяющую своеобразие личности на протяжении всей жизни. Не случайно он так стремился к достижению высоких корреляций между результатами тестовых показателей креативности у младших школьников и их творческими достижениями 22 года спустя.

Не совсем верно понимая сущность креативности, Торренспри всем великолепии своих тестов не мог объяснить, почему высокие показатели тестов креативности у детей отнюдь не гарантируют их дальнейших творческих достижений. Пытаясь объяснить этот парадокс, он был вынужден предложить модель из трех частично пересекающихся окружностей, соответствующих творческим способностям, творческим умениям и творческой мотивации. Высокий уровень творческих достижений, по его мнению, может ожидаться только при совпадении всех этих трех факторов.

Торренс очень близко подошел к пониманию роли мотивации, то есть энергетического обеспечения креативной деятельности, но, судя по всему, был склонен рассматривать эту мотивацию как обладающую своеобразным автономным источником питания, с одинаковой интенсивностью поставляющим энергию на протяжении всей жизни.

Чтобы охватить как можно большее количество сторон психической деятельности, Торренс сгруппировал свои тесты в вербальную, изобразительную, звуковую и двигательную батареи, отражая различные проявления креативности в показателях беглости (скорости), гибкости, оригинальности и разработанности идей и предполагал использование в практике обследований таких батарей в целом. Выполнение каждого теста оценивалось в баллах, начисляемых по общебиологическому разделению на нормативность и ненормативность: например, оценка оригинальности происходила следующим образом: если меньше чем пять процентов испытуемых давали одинаковый ответ, то он оценивался одним баллом, если меньше двух процентов – двумя баллами.

К показателям креативности Торренс отнес:

1) Беглость – отражающую способность к порождению большого числа идей, выраженных в словесных формулировках или в виде рисунков, и измеряемая числом результатов, соответствующих требованиям задания. Этот показатель помогает понять некоторые другие показатели. Импульсивные, банальные и даже глупые ответы позволяют получить высокий балл по этой шкале. Однако такие ответы приводят к низким показателям гибкости, оригинальности и разработанности. Низкие значения беглости могут быть связаны с детальной разработанностью ответов в рисуночных заданиях, но могут также наблюдаться у заторможенных, инертных или недостаточно мотивированных испытуемых.

Дата добавления: 2014-10-31