Этническая символика

Как отмечает Ю. П. Платонов[clxxxiii], сравнение этнофоров и этнических групп проводится главным образом по степени выраженности у них тех или иных общих черт или признаков. Но чтобы сравнение было объективным, нужно учитывать относительность любых этнических характеристик (разрядка моя — Н.С.). И далее Ю. П. Платонов приводит прекрасный пример этой относительности, который как нельзя более точно описывает триадный характер построения и любых хроматических систем.

«Так, — пишет Ю. П. Платонов, — в работах, посвященных русскому национальному характеру, часто называется, например, такое качество, как эмоциональная сдержанность. Но по сравнению с кем русские кажутся эмоционально сдержанными? По сравнению с итальянцами? Да. Но не по сравнению с финнами или эстонцами. Утверждения, относящиеся к чертам национального характера и высказанные в абсолютной форме, без указания того, с кем сравнивается данная группа, неизбежно порождают путаницу». Поэтому

В основу фонда национальной символики легли элементы, издавна и исподволь накапливавшиеся на донационалъном этапе. Это подтверждает мысль Ю. М. Лотмана, что символ никогда не принадлежит какому-нибудь одному синхронному срезу культуры — он всегда пронзает этот срез по вертикали, приходя из прошлого и уходя в будущее. Память символа всегда древнее, чем память его несимволического текстового окружения [clxxxiv].

Вместе с тем, передавая эту память от поколения к поколению, лишь в эпоху становления и развития наций этнокультурная символика приобретала для соответствующего народа общеэтническое значение, становясь в полном смысле национальным девизом. Он мог быть сходным для большинства народов региона либо выражать специфические, актуальные для данного народа, заботы. Часть подобных символов со временем заменялась, другие обретали длительную значимость, прочно входя в сознание народов, интересам которых они отвечали.

Так, например, в библиотеке Зимнего дворца «национальным цветом» обозначались даже переплеты книг: русские — коричневые, французские — синие, английские — красные, немецкие — зеленые[clxxxv].

Согласно В. Г. Кульпиной[clxxxvi], к основному признаку цветовых этнопредпочтений относятся такие цвета, которые позволяют проявиться романтическим чувствам человека. Это цвет воды и неба, цвет глаз и цвет растений и других объектов, более всего волнующих человека и идеализируемых им. В качестве основных критериев выделения этноцвета В. Г. Кульпиной отмечена также его способность выступать в качестве цветового определителя абстракций и обязательное присутствие в фольклорной традиции.

Гипотеза В. Г Кульпиной состоит в том, что определенные цветообозначения чрезвычайно важны для данного этноса, так как в каждом языке есть свой этнически предпочтительный цвет (этноцвет), обладающий качеством доминантности и этноприоритетности. Как мы убедимся, такие предпочтения действительно проявляются в религии, политике, общественной жизни и других сферах человеческой деятельности, о которых речь пойдет далее.

Символика цвета была призвана наглядно, визуально подчеркнуть этническую и связанную с ней государственную, региональную, социальную, профессиональную и иную маркировку людских коллективов и индивидуумов. При этом наиболее универсализирующими возможностями обладала прежде всего цветовая символика.

В этнографической литературе отмечалось, что в качестве элементов такой символики у славянских народов чаще всего выступали красный и белый цвета. Наряду с ними, в крестьянской среде пользовались популярностью также желтый и синий или зеленый цвета. Впрочем, как заключает А. С. Мыльников (после анализа этого вопроса[clxxxvii]), едва ли здесь возможна абсолютизация подобной привязки. И дело заключалось не столько в локальном многообразии культуры каждого этноса, сколько в их контактах и взаимовлияниях в повседневной жизни.

Дата добавления: 2014-10-31