Гармония цвета 5 страница

Иерархия цветовой гаммы «Божественной комедии» восходяща и устремлена к свету, порождающему в свою очередь каждый цвет этой гаммы. Хаос же цветовых ощущений ориентирован на их гармонию, на союз божественного и земного, воскрешенных и воплощенных в субъекте. Свет объективирован. Человек — носитель лишь малой его частицы. В алхимии иное: Свет выведен из иерархии цветов. Носитель света — сам алхимик, творящий символы как образ. Он — ряженый бог. Данте же, представляя средневековье, метафоризирует все-таки образец, божественный образец.

«В каком же отношении у Данте находится цвет к определяемой вещи?» — задается вопросом В. Л. Рабинович. В символическом? Едва ли. Цвет, если только отвлечься от сакрального контекста, — физическая краска, в некотором смысле произвольно нанесенная на объект. Аллегорические поучения, соотнесенные с цветами спектра, в тексте поэмы не даются, но разноречиво примысливаются обыденным сознанием средневекового человека.

Цвет как признак вещи едва не слит с вещью. Возможность объективации признака почти не проявлена. Аллегорические смыслы возникают в связи с окрашенной вещью. В алхимии не так. Но разведенность и в Дантовом видении все-таки есть. Цвет — существенный момент вещи; ее, так сказать, потенциальная, очищенная от земных случайностей судьба. Вещь и ее цвет находятся не в символических — иных отношениях. Вещь, данная в опыте, восходит к феномену. Цвет же, данный в традиции, восходит к сущности, то есть к Слову — вопреки своей очевидной феноменальности. Метафизический смысл прочитывается в световой — не цветовой! — реальности. Синтетическое единение четырех смыслов Оригена — Данте.

Диаметральное переосмысление цвета дела не меняет. Отношение вещи к цвету остается прежним — менее всего символическим. Византиец Никита Хониат (XII в.) сопрягает царский пурпур не с рождением, а с кровью расправ, а царское золото — не с высоким светом немеркнущего Солнца, а с цветом «желчи, обещающим поражение». Багрец и золото — двойственная сущность власти василевса. Внутреннее состояние земного мира, а не символическое его удвоение. Воистину: цвет только слышим, а слово — видимо. И только.

Однако кривозеркальная жизнь алхимии не прошла не замеченной и не учтенной официальным средневековьем. Отношение вещи к цвету под воздействием символических — цветовых связей в алхимии существенно видоизменяется. И здесь В. Л. Рабинович обращается к примечательнейшему месту «Божественной комедии»:

И я от изумленья стал безгласен,

Когда увидел три лица на нем;

Одно — над грудью, цвет его был красен;

...Лицо направо -— бело-желтым было;

Окраска же у левого была,

Как у пришедших с водопадов Нила

Трехипостасное лицо — точнее, три лица Люцифера, — как отмечает В. Л. Рабинович. Три устойчивых цвета, приколоченные к этой триликой роже навечно: красное, бело-желтое, неопределенное (по-видимому, близкое к черному). На память приходит трехцветная судьба философского камня, изобретенного алхимиком. Здесь Данте изобретатель вдвойне. Цветовые переходы исключены. Цвета дискретны, непереходящи друг в друга. О свете и говорить нечего! Каждый цвет — знак прямо противоположного тому, что за ним закреплено в традиции. Но все-таки еще знак.

Не потому ли это уже в некотором роде алхимические символы?! И все же, по данным В. Л. Рабиновича, имеется одно отличие: если алхимический медиатор богоподобен, то алхимический образ у Данте дьяволоподобен. Он и есть дьявол. Отличие — в нравственной направленности. Искривленное изображение кривого бога есть дьявол. Алхимик — конструктор цветовой символической пары. Человек средневековья (отчасти и Данте) — участник-комментатор подвижной, пластической пары иного рода, свободной от алхимического символизма. Аббат Сугерий: «Мы. приобретаем... драгоценную чашу, сделанную из одного куска сардоникса, в котором красный цвет присваивает себе цвет другого»

Алхимик-еретик тайно подослан в келью послушливого христианина, дабы выправить столь странное для наших нормальных глаз и ушей положение. Так, по заключению В. Л. Рабиновича, алхимик призван из цвета сделать краску, а слово представить бесплотным тусклым звуком. Но все это, кажется, уже знал и умел античный Мастер. Но все это (хотя и по-другому) еще будет уметь и знать Мастер нового времени — живописец, физико-химик, технолог, музыкант и их несметные потребители. Люди с нормальным слухом и нормальным зрением. Но пока об этом никто не знает и ничего такого не умеет…

Особое значение символика цвета приобрела в искусстве западного средневековья. Когда разделяются мир человеческий и божественный, между ними посредством символов устанавливаются своеобразные «мосты». Невидимый мир отпечатывает свои знаки в доступной взору материи, и в частности, в цвете. Так,

белый означает мир, благородство, высшую власть;

черный — ночь, мрак, смерть, печаль;

пурпур — знак высшего достоинства, силу, могущество и благородство;

красный — регальный цвет, войну, храбрость, мужество, неустрашимость;

золотой — богатство, силу, верность, правду (честность), постоянство (пить с золота);

зеленый — надежду, изобилие, свободу, жизнь (местное значение);

голубой — величие, красоту, ясность.

Возникшее в начале XVIII веке масонство разработало собственную символику цвета:[mcxciv]

белый — непорочность, беспристрастие;

серый — каббалистический цвет мудрости

черный — печаль, смерть;

пурпурный — символ власти, царственности, высоты Духа;

красный — цвет крови, гнева, мести, войны, возмездия, верности;

розовый — любовь, вечность жизни.

золотой — символ чистоты, благородства побуждений;

зеленый — одоление, победа;

голубой (синий) — цвет неба, возвышенности устремлений, совершенствования духа.

Англичане эпохи Возрождения обладали развитым чувством колорита, утонченностью в подборе красок. Так, по данным Аллы Черновой, в 1607 году одна торговая фирма разослала список товаров, где перечислены семьдесят четыре цвета.

В этом списке помимо названий, которые мы можем увязать с цветами, существующими в наше время, красуются и названия, для нас ни с чем не соизмеримые: “цвет трубочиста”, “цвет короля”, “цвет поцелуй меня, милашка”, “цвет потерянного времени”... Здесь есть и “цвет мертвых листьев”, и “цвет гусиного дерьма”, и “фантастический красный”. Не говоря уже о каких-нибудь там “вишневых”, “розовых”, “салатных”, “морковных” и т. п.

При этом оттенок указывался в названии порой очень точно (хотя и странно, с позиций русскоязычного восприятия), например: “цвет лошадиного мяса”. Один только серый цвет имел названия: “цвет пыли”, “цвет пепла”, “жемчужный”, “серый нищенский”, “серый джентльменский”, “крысиный”, “цвет волос молодых женщин” и т. п.

По мнению Й. Хейзинги, где-то с середины ХV столетия (это, однако, предварительное впечатление, — отмечает он, — требующее более детального подтверждения) ахромные цвета временно отступают, тогда как употребление синего и желтого возрастает. В ХVI в. в одежде чересчур смелые комбинации цветов, о которых шла уже речь выше, в основном исчезают — одновременно с тем, что искусство также начинает избегать наивного противопоставления основных цветов.

И отнюдь не Италия принесла художникам бургундских земель ощущение гармонии цвета. Уже Герард Давид, формально правоверный последователь старой школы, являет в сравнении со своими предшественниками то более тонкое чувство цвета, которое в своем развитии непосредственно связано с общим духовным ростом. «Вот область, где история искусства и история культуры еще многое могут сказать друг другу», — полагает Йохан Хейзинга.[mcxcv]

Й. Хейзинга в своем труде неоднократно отмечает, что наивное удовольствие от всего броского, привлекающего внимание, заметно и в восприятии цвета эпохи Возрождения. Чтобы описать все это достаточно полно, понадобилось бы развернутое статистическое исследование, которое охватывало бы цветовую гамму произведений изобразительного искусства, а также цвета одежды и предметов декоративных искусств; что касается одежды, то здесь пришлось бы обращаться не к скудным остаткам тканей, а к бесчисленным описаниям.

Так, некоторые ценные сведения дает Сицилийский Герольд в ранее уже упоминавшемся труде «Blason de couleurs». Наряду с этим обстоятельные описания одежды участников турниров и торжественных шествий можно обнаружить и в хрониках. В торжественных и парадных одеждах господствуют, разумеется, иные тона, чем в повседневном платье. Сицилийский Герольд посвящает главу красоте цветов, весьма наивную по своему содержанию.

Красный цвет — самый красивый, коричневый — наиболее уродливый. Зеленый же цвет, как природный, имеет для него наибольшую привлекательность. Из сочетаний цветов он хвалит голубой с бледно желтым, оранжевый с белым, оранжевый с розовым, розовый с белым, черный с белым и множество прочих. Сине-зеленый и красно-зеленый — распространенные сочетания, но они некрасивы. Языковые средства, которыми он пользуется при описании цветов, еще весьма ограниченны. Он пытается различать градации серого и коричневого, именуя их беловато-коричневым и фиолетово-коричневым.

В повседневной одежде уже широко используются серый, черный, лиловый. «Черный, — говорит Герольд, — по нынешним временам излюбленный цвет одежды, ибо это цвет самый простой. Но все им злоупотребляют». Далее предлагается идеальный мужской костюм, состоящий из черного камзола, серых панталон, черных башмаков и желтых перчаток, — можно сказать, вполне современное сочетание. Для платяных тканей также обычны серый, фиолетовый и разные оттенки коричневого. Синее носят в деревне, а также — англичане, девушкам тоже идет синий цвет, как, впрочем, и розовый. Белый предпочтителен для детей, не достигших семилетнего возраста, и для слабоумных! Желтый носят прежде всего военные, пажи и слуги; без добавления других цветов желтым пользуются неохотно. «А с наступлением мая не хочется видеть никаких иных цветов, кроме зеленого».

В праздничной и парадной одежде над всеми прочими цветами господствует красный. От этой багряной эпохи никто, впрочем, и не мог бы ожидать ничего иного. Торжественные выходы государей редко полностью выдержаны в красном. Наряду с этим становится повсеместной праздничная одежда преимущественно белого цвета. При составлении цветовых сочетаний возможны самые разнообразные комбинации: синий — с красным или фиолетовым. На одном праздничном представлении, которое описывает Ла Марш, в “entremets” девушка появляется в шелковом фиолетовом платье верхом на иноходце, покрытом попоной из голубого шелка; лошадь ведут трое юношей в ярко-красном шелку и в зеленых шелковых шапочках.

Рыцари ордена Дикобраза, учрежденного Людовиком Орлеанским, облачены в камзолы фиолетового сукна и голубые бархатные плащи с карминной атласной подкладкой. Особое пристрастие к сумрачно-пылающим и приглушенно-пестрым цветовым сочетаниям не вызывает сомнений. Черное, особенно черный бархат, явно знаменует гордое, мрачное величие, столь любимое этой эпохой, высокомерное обособление от веселой пестроты, которая царила вокруг. Филипп добрый, простившись с годами своей юности, всегда одет в черное, так же и его свита; его лошади тоже убраны черным. Цвета короля Рене, стремившегося более ревностно подчеркивать знатность и утонченность, — серый, белый и черный.

В новое время интерес к символике цвета постепенно начал пропадать, хотя в стиле рококо еще и придумывались такие, например, цвета как «бедро испуганной нимфы», «голубиная шейка», «опавшие листья», «резвая пастушка», «тертая земляника» и т. п. «Просветители» же настолько скептически и материалистически (в худшем смысле этого слова) относились к цвету вообще, что цветовая символика практически вышла из употребления и начала забываться.

Цвет стал приобретать светские формы в моде и начал вызывать интерес философов и психологов. Так, уже Гете, например, монохромию голубого противопоставлял монохромии желтого, «близкого к свету» в противовес «выдумке Ньютона».

В наше время появилась теория, согласно которой были выведены определенные цветовые триады для нескольких конкретных национальных школ живописи. Согласно этой теории, «во франко-итальянской школе триада должна состоять из желтого, оранжевого и синего цветов, в испанской школе должна доминировать триада из белого, красного и черного, а русская школа может быть охарактеризована триадой из белого, красного и зеленого цветов».[mcxcvi]

Дата добавления: 2014-10-31