Специфика методов социально-гуманитарных наук. О новой парадигме социальной методологии

В сфере социально-гуманитарного исследования (коль скоро оно научное) могут и должны использоваться все философские и общенаучные методы и принципы (о которых шла речь в гл. V). Однако они здесь должны быть конкретизированы, модифицированы с учетом особенностей социального познания и его пред­мета (общество, культура, личность).

Так, в социально-гуманитарных науках результаты наблюде­ния в большей степени зависят от личности наблюдателя, его жиз­ненных установок, ценностных ориентации и других субъектив­ных факторов. В этих науках различают простое (обычное) на­блюдение, когда факты и события регистрируются со стороны, и соучаствующее (включенное) наблюдение, когда исследователь включается, «вживается» в определенную социальную среду, адап­тируется к ней и анализирует события «изнутри».

В психологии давно применяются такие специфические фор­мы наблюдения, как самонаблюдение (интроспекция) и эмпатия. Интроспекция (лат. — смотрю внутрь) — осознанное системати­ческое наблюдение за действиями собственной психики с целью выявления ее особенностей. Для преодоления субъективизма са­монаблюдение должно сочетаться с внешним наблюдением («со стороны»). Блестящие примеры использования интроспекции как способа познания и регуляции жизни дают многие восточные уче­ния, ориентированные на самосовершенствование человека.

Эмпатия (от лат. — вчувствование, проникновение) — спо­собность представить себя на месте другого человека и понять его чувства, желания, идеи и поступки, т. е. это проникновение в пе­реживания других людей. Эмпатия— восприятие внутреннего мира другого человека как целостное, с сохранением эмоциональ­ных и смысловых оттенков, сопереживание его духовной жизни.

Своеобразные методы и приемы наблюдения формируются с 60-х гг. XX в. в рамках трансперсональной психологии в работах американских психологов А. Маслоу, А. Уотса, С. Грофа и др. В трансперсональной психологии сделана продуктивная попытка за­ново взглянуть на человека в тех областях, где он выходит за пре­жние границы сознания — в экстатическом, религиозном, мисти­ческом опыте, в опыте околосмертных переживаний умирания и рождения. Активно развивается экзистенциальная психология (с ее «личностно-центрированным подходом»), которая, по оценке ряда авторов (В. Франкл, Р. Мэй, И. Ялом и др.) — сегодняшний день психологии, ее «живой нерв».

Разновидностью включенного наблюдения является этноме-тодология, суть которой состоит в том, чтобы результаты описания и наблюдения социальных явлений и событий дополнить идеей их понимания. Такой подход сегодня все более широкое примене­ние находит в этнографии, социальной антропологии, социоло­гии и культурологии.

Этнометодология претендует сегодня на новую теорию соци­ального познания, в которой онтологический и методологический аспекты очень тесно переплетаются. Их трудно разделить, пото­му что понимание выступает и на стороне объекта познания как основа взаимодействия, и на стороне субъекта познания (исследо­вателя) как способ постижения этой основы социального бытия, т. е. как своеобразное понимание понимания.

Специфика этнометодологического подхода выражается в том, что он ориентирует исследователя на изучение сугубо духовных явлений культуры, выражая социальную реальность через значе­ние слов, понятий, суждений и т. п., отождествляя ее с практи­кой языковой коммуникации. Методы познания этой практики и представляются в качестве основных средств познания социаль­ной реальности. Последняя же предстает как онтологизация зна­чений (смыслов) слов и она конструируется в ходе речевой ком­муникации.

Все шире развиваются социальные эксперименты, которые способствуют внедрению в жизнь новых форм социальной орга­низации и оптимизации управления обществом. Объект социаль­ного эксперимента, в роли которого выступает определенная группа людей, является одним из участников эксперимента, с интереса­ми которого приходится считаться, а сам исследователь оказыва­ется включенным в изучаемую им ситуацию.

В психологии для выявления того, как формируется та или иная психическая деятельность, испытуемого ставят в различные экспериментальные условия, предлагая решать определенные за­дачи. При этом оказывается возможным экспериментально сфор­мировать сложные психические процессы и глубже исследовать их структуру. Такой подход получил в педагогической психоло­гии название формирующего эксперимента. Это метод активного воздействия на испытуемого, способствующий его психическому развитию и личностному росту. Активное воздействие экспери­ментатора заключается главным образом в создании специаль­ных условий и ситуаций. Они, во-первых, инициируют появление определенных психических функций и, во-вторых, позволя­ют целенаправленно их изменять и формировать.

Кроме формирующего в психологии выделяют естественный, лабораторный, экспериментально-патологический и некоторые другие виды экспериментов.

Следует сказать о том, что в последние годы некоторые пси­хологи и философы говорят о том, что «в психологии экспери­мент невозможен». С этим положением можно согласиться, если под экспериментом понимать классический естественнонаучный эксперимент, а не социальный эксперимент и его differentia specifica.

Своеобразной формой социального эксперимента является со­циальная инженерия, большой вклад в разработку которой внес британский философ и социолог К. Поппер. Развитием социаль­ной инженерии является социальное проектирование, широко рас­пространенное в современной социологии.

Социальные эксперименты требуют от исследователя строго­го соблюдения моральных и юридических норм и принципов. Здесь (как и в медицине) очень важно требование — «не навреди!». Глав­ная их особенность (социальных экспериментов) — в «способнос­ти служить орудием проникновения в тайники интимно челове­ческого».

В социально-гуманитарных науках широко применяется срав­нительный (компаративистский) метод, опять же с учетом спе­цифики их предмета. Так, в психологии этот метод реализуется в двух вариантах:

а) Сопоставление различных групп по возрастам деятельности
и другим параметрам — метод поперечных срезов. Попереч­
ные срезы — это совокупность данных о человеке на опреде­
ленных стадиях его онтогенеза (младенчество, детство, юность
и т. п.), полученных в исследованиях соответствующих кон-
тингентов.

б) Многократное обследование одних и тех же лиц на протяже­
нии длительного времени — лонгитюдный метод (лат. long —
длинный). Длительное систематическое изучение одних и тех
же испытуемых позволяет определить возрастную и индиви­
дуальную изменчивость фаз жизненного цикла человека. Лон-
гитюд широко применяется при изучении возрастной дина

мики, преимущественно в детском возрасте (особенно близ­нецов).

В социально-гуманитарных науках кроме философских и об­щенаучных применяются специфические средства, методы и опе­рации, всецело обусловленные особенностями предмета этих наук. Выше уже шла речь о таких методах, как идиографический ме­тод — описание индивидуальных особенностей единичных исто­рических фактов и событий; диалог («вопросо-ответный метод»); понимание и рациональное (интенциональное) объяснение; ценнос­тный подход («отнесение к ценностям») (Риккерт, Вебер).

Назовем еще некоторые из своеобразных методов, подходов и принципов, характерных именно для социально-гуманитарного познания. (Заметим, что проблема их классификации еще по су­ществу не решена.)

1. Анализ документов, который позволяет получить сведения о
прошедших событиях, наблюдение за которыми уже невоз­
можно. Анализ документов может быть качественным («про­
блемный поиск», тематические обобщения) и количественным
(контент-анализ, основанный на идентификации «поисковых
образцов» и их подсчете).

К числу документов относятся письменные источники-тек­сты в любой форме; статистические данные; иконографические изображения (кино, фото и т. п.); фонетические документы (ра­дио, телевидение, магнитофон и т. п.); информация в машиночи­таемой форме (дискеты, компакт-диски и т. п.).

Качественный анализ направлен на полное, всеобъемлющее выявление содержания документов. Основной недостаток анали­за этих документов — субъективизм — во многом преодолевает формализованный (количественный) метод изучения документов (контент-анализ). По некоторым данным, около 80% разведыва­тельной информации в мире «вычерпывается» с помощью кон­тент-анализа открытых СМИ.

2. Методы опроса — основаны на высказываниях людей с це­
лью выявления их мнений по каким-либо проблемам. Все раз­
нообразие указанных методов сводится к двум основным фор­
мам.

•Анкетирование — опрос по специальным анкетам, содержа­щим конкретные вопросы.

• Интервью — целенаправленная, заранее запланированная бе­седа с опрашиваемым (респондентом) «лицом к лицу».

В зависимости от источника (носителя) первичной информа­ции различают опросы массовые (где таким источником выступа­ют представители различных социальных групп) и специализиро­ванные. Носители информации в последних — высокопрофессио­нальные компетентные в определенной области лица (эксперты). Поэтому специализированный опрос называют экспертным опро­сом (методом экспертных оценок).

Разновидностью последнего является метод групповой дис­куссии, который, обеспечивая глубокую проработку имеющейся информации, разных точек зрения по данной проблеме, тем са­мым способствует вьфаботке адекватного в данной ситуации ее решения. Существует целый ряд форм организации групповой дискуссии. Наиболее известный из них — «мозговой штурм», метод активизации творческого мышления в группе. Метод опро­са особенно широко применяется в социологии и социальной пси­хологии.

3. Метод монографический (греч. monos — один, единственный
и grapho — пишу) — метод, состоящий в том, что данную про­
блему или группу проблем тщательно и со многих сторон ана­
лизируют на одном социальном объекте («случае»), после чего
делают гипотетический вывод от этого объекта к более широ­
кой области сходных объектов. Названный метод требует мак­
симально полного описания данного случая как характерного,
типичного.

4. Биографический метод — один из методов исследования
субъективной стороны общественной жизни индивида, осно­
ванный на так называемых личных документах, в которых
кроме описания определенной социальной ситуации содержит­
ся также личный взгляд пишущего.

Разновидностями биографического метода являются автоби­ография и просопография, т. е. создание коллективных биогра­фий. Иначе говоря, это выявление определенного круга лиц, их дат жизни, социального происхождения, образования, места жи­тельства, рода деятельности, религии и т. п. Например, группы императоров, президентов, Нобелевских лауреатов, спортсменов, звезд шоу-бизнеса и т. п.

5. Проективные методы (в психологии) — способ опосредован­
ного изучения личностных особенностей человека по резуль­
татам его продуктивной деятельности. Эти методы позволя­
ют «проявиться личности вовне» и сделать выводы о тех или
иных ее «склонностях», о специфике ее психологического раз­
вития.

Наиболее известными и давно применяемыми проективны­ми методами являются метод чернильных пятен Роршаха и мето­дика фрустраций Розенцвейга. В первом случае выявляется связь между продукцией воображения и типом личности, во втором — реакции индивида в ответ на травмирующую (фруетрирующую) ситуацию. (Фрустрация — это состояние, вызванное переживани­ем неудачи, крушением планов.) Проективные методы широко применяются и в современной социологии.

6. Тестирование (в психологии и педагогике) — стандартизиро­
ванные задания, результат выполнения которых позволяет из­
мерить некоторые личностные характеристики (знания, уме­
ния, память, внимание и т.п.). Выделяют три основные груп­
пы тестов — тесты интеллекта (знаменитый коэффициент IQ),
тесты достижений (профессиональных, спортивных и др.) и
тесты способностей — как общепсихологических (сенсорных,
моторных и др.), так и специальных (математических, худо­
жественных, музыкальных и др.). При работе с тестами очень
важным является этический аспект: в руках недобросовестно­
го или некомпетентного исследователя тесты могут принести
серьезный вред и моральный урон личности.

7. Метод социометрии — применение математических средств
к изучению социальных явлений. Чаще всего применяется
при изучении «малых групп» и межличностных отношений в
них (например, выявление «лидеров» группы, отношений фор­
мальных и неформальных, конфликтных и неконфликтных и
т. п.). Конечно, «подсчет процентов» кое-что дает, но далеко
не все. И все же метод социометрии позволяет выявить ре­
альную позицию человека в коллективе по различным при­
знакам.

Еще раз подчеркнем, что при всей важности процессов мате- * матизации и компьютеризации не следует забывать пределов при­менимости этих формальных методов в социально-гуманитарных науках. Целый ряд явлений «живой жизни» они охватить не в

состоянии. Особенно это относится к внутреннему опыту личнос­ти, к «абсолютно-интимному ее ядру» (А. Шюц), к числу таких ее глубинных структур сознания, как воображение, фантазия, интуи­ция, неосознанные чувства и др.

8. Игровые методы — применяются при выработке управлен­
ческих решений — имитационные (деловые) игры и игры от­
крытого типа (особенно при анализе нестандартных ситуаций).
Среди игровых методов выделяют психодраму и социодраму,
где участники проигрывают соответственно индивидуальные
и групповые ситуации.

Следует сказать, что в современной культуре значение игры как важной «области деятельности и жизни» существенно возрос­ло. Нидерландский культуролог Й. Хейзинга в работе «Человек играющий» показал, что игра относится к сущностным характе­ристикам человека наряду с разумностью и созидательной спо­собностью. Культура «возникает и развивается в игре», имеет иг­ровой характер. Мыслитель распространяет категории игры на процесс понимания текста, картины, спектакля и т. п.

Опираясь на идеи Хейзинги, Гадамер рассматривает игру как «способ бытия самого произведения искусства». Утверждая «свя­щенную серьезность игры», немецкий философ высшей ее ступе­нью, «завершением», «преобразованием ее в структуру» (т. е. дос­тижением ею идеального состояния) считал искусство. А после­днее, по его мнению, — один из важных способов постижения истины.

9. Иконография (греч. — изображение, образ и описание) — сис­
тематическое изучение и описание изображений каких-либо
(чаще всего — религиозных и мифологических) сюжетов или
лиц, истолкование их смысла, символики, атрибутов, харак­
терных особенностей. В искусствознании иконография — опи­
сание и систематизация типологических признаков и схем,
принятых при изображении каких-либо персоналий или сю­
жетных сцен — преимущественно в средневековом искусстве
с его символикой.

Определенный интерес представляют предложенные В. В. Ильи­ным следующие правила (принципы), характерные, по его мнению, исключительно для социально-гуманитарного познания: 1) Принцип терпимости: этическая толерантность к продуктам научного творчества, легализация здорового плюрализма, вое-

приимчивость к аргументам, отсутствие идиосинкразии (из­менения чувствительности) к инакомыслию.

2)Принцип условности: понимание относительности собствен­
ных результатов, того, что возможны более адекватные ре­
шения.

3) Принцип аполитичности: эпистемологическая реалистичность,
автономность, самодостаточность, система запретов на исполь­
зование идеологем, мифологем, утопий, ориентации на пред­
рассудки.

4)Принцип антиактивизма: деятельная, политическая абсистен-
ция (уклонение, отсутствие). Назначение теоретика — объяс­
нять, а не изменять мир.

5) Принцип гуманизма: общество — средство, человек — цель¹.
Мы рассмотрели лишь некоторые из методов социально-гу­
манитарных наук (напомним, что их сколь-нибудь четкой класси­
фикации пока еще не существует). Общая же ситуация в этой об­
ласти такова, что «специализированной методологии гуманитар­
ных наук, по своей разработанности, значительности и значимос­
ти сопоставимой с методологией наук естественных, невзирая на
несомненные находки — проницательные мысли и обобщения не­
многочисленных теоретиков-энтузиастов, до сих пор не сложи­
лось»². «Сложить» такую методологию — самое важное (а не «одна
из») задача современной социально-гуманитарной мысли.

Потому сегодня все чаще говорят о том, что социальное по­знание стоит на пороге методологической революции, ему надо пересмотреть (и очень кардинально) свой методологический арсе­нал. При этом главное содержание этой революции мыслится как изменение в самом фундаменте мышления, формирование новой «большой» парадигмы и замена предыдущей старой (точнее — ста­рых). Из основных причин, вызывающих необходимость разра­ботки новой методологии социального познания, можно назвать следующие: I. Изменение предмета исследования (в самом широком смысле), т. е. современной социальной действительности, усиление ее динамизма, целостности, противоречивости, открыт(К,|*'

-> ста, взаимозависимости отдельных ее сторон, связей и отно- % шений. Сегодня широким распространением пользуется кон-• я цепция информационного общества, которая главным факто-,; ром общественного развития считает производство и исполь­зование научной, технической и иной информации. При этом утверждается, что капитал и труд как основа индустриально­го общества уступают место информации и знанию в инфор­мационном обществе.

Выдвигается проект «глобальной электронной цивилизации» на базе синтеза телевидения, компьютерной службы и энергети­ки. «Компьютерная революция» постепенно приводит к замене традиционной печати «электронными книгами», изменяет науку, культуру, образование, духовный мир человека и т. п. Возникают новые механизмы человеческого общения и взаимодействия, рас­ширяется и усиливается взаимозависимость самых разных куль­тур и религий и т. п.

Необычайная сложность общества XXI столетия, способного, по словам И. Пригожина, «претерпевать огромное число бифур­каций» (раздвоений), создает новую ситуацию в мире, поскольку сложные системы обладают «высокой чувствительностью по от­ношению к флуктуациям» (колебаниям), и это «вселяет в нас од­новременно и надежду и тревогу». Все это привело к тому, что мир «навсегда лишился гарантий стабильных, непреходящих за­конов».

По убеждению многих исследователей, принципиально но­вые состояния общества плохо описываются старым категориаль­ным аппаратом наук об обществе. Нужен новый категориальный аппарат и новые методологические средства социально-гумани­тарных наук.

2. Развитие науки в целом и отдельных научных дисциплин, пе­
реход научного познания на качественно новый — «постне-
классический» — этап, широкое внедрение науки во все сфе­
ры общественной жизни. Особенно бурными темпами разви­
вается синергетика (об этом шла речь выше).

3. Включение в научный оборот новых литературных источни­
ков. В последние годы переведено на русский язык большое
количество иностранных источников, в том числе по пробле­
мам социального познания и его методологии. Большой пласт
неосвоенных ранее источников представлен текстами русских

религиозных философов. Открытый доступ получен к лите­ратуре на иностранных языках. Выходят свободные от «идео­логических шор» работы российских ученых. Появились ранее запрещенные по политическим соображениям труды советс­ких философов, историков, социологов, экономистов и др. Все это требует глубокого, тщательного освоения и творчес­кого использования.

4. Возрастание потребности в практической отдаче со сторо­ны гуманитарных наук — для рекомендации в различные сфе­ры общества — в экономику и практическую политику, в уп­равление социальными процессами, в сферы культуры, обра­зования и т. п. Но «хорошая» социальная теория невозможна без «хорошего» метода, точнее — системы методов, на основе которых она строится.

Контуры (основные черты) новой формирующейся парадиг­мы социально-гуманитарного знания и его методологии «выри­совываются» в следующем виде.

1. Сближение естествознания и социально-гуманитарных наук.
(Об этом в гл. III уже шла речь.)

2. Все более тесное сближение и взаимодействие противополож­
ных концептуально-методологических подходов: рациональ­
ных и внерациональных, научных и вненаучных, экзотери­
ческих и эзотерических, явного и неявного знания и т. п. О
необходимости сочетания «мягких» и «жестких» методов, о
«фигуре гибкого методолога», сочетающего регулятивное зна­
чение классики с неклассическим и постнеклассическими под­
ходами, о невозможности вмещать человеческое в узкий го­
ризонт рационального говорят многие современные исследо­
ватели.

3. Резкое расширение внутринаучной рефлексии в самих гумани­
тарных науках, т. е. усиление внимания к собственным гно­
сеологическим и методологическим проблемам, стремление
связать органически решение последних с решением специ­
фически-содержательных вопросов этих наук.
Углубленная разработка и совершенствование методов и при­
емов собственно социального познания (непосредственно соответ­
ствующих своему предмету) и формирование новых — характер­
ная тенденция отечественного обществознания.

4. Широкое внедрение аппарата герменевтики, культурологии,
понимающих методик, что вызывает — и чем дальше, тем
больше — сближение объяснительного и интерпретационно­
го подходов. Социальные науки сегодня представляют собой
арену взаимодействия объяснения и интерпретации. А это
значит, что такие схемы сочетают элементы естественных наук
с интерпретирующими методами и ценностными подходами
наук о культуре таким образом, что примиряют обе крайние
позиции.

5. Активное внедрение в социальное познание идей и методов си­
нергетики и возрастание в связи с этим статистически-ве­
роятностных методов и приемов. Повышается внимание к
случайным, неопределенным, нелинейным процессам, к не­
стабильным (бифуркационным) открытым системам (о чем
выше уже шла речь).

Становится все более острой необходимость в формировании у представителей гуманитарных наук так называемого «нелиней­ного мышления*. Его основные принципы должны отражать в своем содержании:

а) многовариантность, альтернативность эволюции;

б) возможность выбора ее определенных — «удобных человеку»
путей;

в) возможность ускорения темпов развития, инициирования про­
цессов быстрого, нелинейного роста;

г) необратимость развития;

д) влияние каждой личности на макросоциальные процессы;

е) эволюционность и целостность мира;

ж) недопустимость навязывания социальным системам путей раз­вития;

з) протекание социальных процессов в условиях неопределен­ности и нестабильности и ряд других моментов.

О необходимости именно синергетического подхода к моде­лированию социальных явлений, о тех возможностях, которые приносит этот подход для познания социокультурной реальности, сегодня говорят многие исследователи. Вместе с тем следует иметь в виду, что применение синергетики в исследовании социальных процессов ограничено в некоторых отношениях:

а) Только коллективные, массовые процессы могут быть поня­
ты удовлетворительным образом с помощью синергетики. Ин­
дивид как отдельная независимая личность фактически ока­
зывается оставленным синергетикой в полной неясности.

б) Синергетика практически не учитывает роль сознательного.
фактора духовной сферы.

в) Трудности приложения синергетики к социальной сфере зак­
лючаются также в том, что с переходом на более высокие уров­
ни организации возрастает количество факторов, которые уча­
ствуют в детерминации изучаемого социального явления.
Синергетика применяется к коллективным, массовым процес­
сам и «только в состоянии неустойчивой социальной среды (вблизи
точки бифуркации или момента обострения социальных процес­
сов) действия отдельной исторической личности могут определить
возникновение новой макросоциальной картины процессов»¹.

6. В настоящее время происходит резкое изменение субъект-
объектных отношений в сторону субъективного фактора, по­
ворот к конкретному человеку. Сегодня, как никогда, под­
тверждается афоризм Л. Фейербаха, что «человек — центр всей
методологии».

Человек не должен исчезать ни в своих социальных порожде­ниях, ни в своих методах. Как верно заметил К. Ясперс, в своем предельном выражении все теоретико-методологические схемы служат вместе с тем выражением духовной борьбы за способы бытия человека.

Все чаще центр тяжести познавательного интереса представи­телей социально-гуманитарного знания ориентируется на субъек­та («свободное развитие каждого становится условием свободного развития всех» — Маркс), на ценностно-смысловые параметры в их индивидуализирующей форме.

7. Формируются и утверждаются новые регулятивы челове­
ческой деятельности. Если прежде среди регулятивов, опре­
деляющих ее, были ориентации на традиции, преемственность,
созерцательность в отношении к внешнему миру, то в совре­
менном обществе эти регулятивы постепенно заменяются на
противоположные. Приоритет традиции сменился признани-

ем безусловной ценности инноваций, новизны, оригинально­сти, нестандартности. Экстенсивное развитие сменилось на интенсивное. Происходит переход от установок на неограни­ченный прогресс, беспредельный экономический рост — к представлениям о пределах роста, гармонизации экономичес­кой экспансии на природу с принципами экономического сдер­живания и запрета.

8. Все настоятельнее возникает необходимость в создании цело-
% _; стной концепции жизнедеятельности человека в единстве его

-4. социальной и биологической сторон. Сегодня нужна целост--•; ная концепция взаимодействия общества и природы, опти-

^{; мальные принципы этого взаимодействия, необходимо более

1_. тесное соединение когнитивных и ценностных начал в чело-

■;... веческой деятельности.

^! Новая парадигма — парадигма единства человека и природы: осмотрительность вторжения в природу, поиск динамического рав­новесия между деятельностью человека и природными биогеоце­нозами и др. Основной парадигмальной установкой человечества начала XXI в. становится коэволюционная стратегия в познании и деятельности (о чем ранее шла речь).

9. Характерной чертой новой парадигмы социальной методоло­
гии является все усиливающееся стремление представите­
лей гуманитарных наук повысить концептуальный, теорети­
ческий статус последних на основе новых методологических
подходов. Они пытаются «насытить» свой научный арсенал
всеми атрибутами зрелого теоретического знания: понятиями,
категориями, принципами, «идеальными типами», различно­
го рода абстракциями, методологическими и философскими
установками, идеализациями и т. п. Ибо «сила абстракции» —
вследствие «мягкости», «расплывчатости», «подвижности» и
т.п. эмпирического базиса здесь очень велика. И эта тенден­
ция четко просматривается по всем гуманитарным наукам.
Однако при этом все глубже осознается то обстоятельство,

что любая форма рациональности (в том числе научная), какой бы гибкой и утонченной она ни была, не может «уложить в себя», пожалуй, большинство социокультурных явлений с их «загадка­ми», «тайнами» и т. п. Например, никакая рациональность не мо­жет превратить религиозное сознание (с его личностно-экзистен-

циальным содержанием) в строгое концептуальное мышление с его четкими понятиями и принципами.

Вместе с тем многие современные представители социальных наук все яснее понимают, что рациональное познание и в наше время выступает в качестве необходимой культурной ценности.

10. Возрастание внимания к диалектике как важному методу ис­
следования социальной жизни во всех ее проявлениях. Свои
успехи представители социально-гуманитарных наук все чаще
(хотя и с трудностями) связывают с этим методом.
Примечательно, что эту тенденцию «уловили» и некоторые

современные западные гуманитарии. Так, в «Социологическом словаре» (Чикаго, 1997) американских ученых Р. Будона и Ф. Бур-рикада есть статья «Диалектика». В ней объясняется, что совре­менная социология избегает это понятие из-за неудачного исполь­зования в политике, но «реабилитирует» его, говоря о бесчислен­ных диалектических эффектах, выявленных социологическими ис­следованиями.

11. Все зримее вырисовывается ориентация современной гумани­
тарной методологии не только на познание, но и на социаль­
но-историческую практику, т. е. теоретизация и методологи-
зация последней. Проблема регуляции практики на основе оп­
ределенных принципов и норм и проблема «онаучивания» со­
циального мира становятся все более актуальными. Приори­
тет в этом отношении принадлежит польскому философу
Т. Котарбиньскому — основателю праксеологии как общей
теории и методологии рациональной деятельности. Польский
ученый подчеркивает необходимость выхода общей методо­
логии за пределы сферы только научного познания и включе­
ния в ее предмет исследования методов любого вида деятель­
ности. «Вне всякого сомнения, — отмечает он, — можно не
только рассуждать согласно такому-то, а не иному методу, не
только развивать науку и писать научные труды лучше или
хуже с точки зрения данного метода. Кроме того, можно де­
лать что-либо лучше или хуже с точки зрения метода»¹.
Важнейшая задача социально-гуманитарных наук сегодня —

их активное и методологически грамотное участие в решении прак­тических проблем социальной жизни.

Подводя итоги рассмотрения вопроса о необходимости форми­рования новой парадигмы социальной методологии, отметим сле­дующее. Наиболее перспективный путь создания такой парадиг­мы — синтез, целостное единство любых и всяких методологи­ческих подходов на основе принципа «все дозволено» (П. Фейера-бенд). Исходя из такого понимания структура социально-гумани­тарной методологии может быть представлена в следующем виде:

I. Имманентный (внутренний) уровень — совокупность мето­дов, принципов, приемов и т. п., непосредственно обусловлен­ных специфическим предметом гуманитарного познания, т. е. со­циумом во всех его многообразных проявлениях — общих, осо­бенных и единичных (в том числе уникальных).

П. Трансцендентальный (внешний) уровень, который включа­ет в себя методы и средства: философские, общенаучные (эмпи­рические, теоретические, общелогические), вненаучные, методы естественных наук.

III. Единство, тесная взаимосвязь двух названных уровней, их взаимодействие входе применения.

При этом подчеркнем, что, во-первых, методология социаль­ного познания есть целостная, органическая система, а не случай-"ный, произвольный, эклектический набор каких-либо отдельных ее элементов (методов, принципов и т. п.). В своем применении эта система всегда модифицируется в зависимости от конкретных условий ее реализации.

Во-вторых, решающим, определяющим уровнем данной сис­темы, ее «ядром» является имманентный (внутренний) уровень.

В-третьих, вся система социально-гуманитарной методологии (а не только ее внутренний уровень) должна соответствовать пред­мету социального познания и данному, конкретному этапу его развития. А это означает, в частности, что методологические сред­ства естественных наук нельзя механически переносить на гума­нитарные науки без учета специфики их предмета и своеобразия применения.

В-четвертых,,всегда должна быть свобода выбора исследо­вателем необходимых методов, а не навязывание каких-либо из них как «единственно верных». Но никогда в исследовательской практике недопустимо так называемое «методологическое при­нуждение».

В-пятых, углубляя и совершенствуя уже имеющиеся методы и принципы социально-гуманитарного познания, следует искать новые методологические подходы и средства, не абсолютизируя ни один (или несколько отдельно взятых) из них.

В-шестых, представляется невозможным существование со­вершенно обособленной методологии социального познания, не связанной, оторванной от всех других уровней и форм методоло­гического знания.

Глава IX

Наука как социальный институт

§1. Наука как социокультурный феномен

Наука, имея многочисленные определения, выступает в трех основных ипостасях. Она понимается либо как форма деятельно­сти, либо как система или совокупность дисциплинарных знаний или же как социальный институт. Понимание науки как социо­культурного феномена говорит о ее зависимости от многообраз­ных сил, токов и влияний, действующих в обществе, о том, что наука определяет свои приоритеты в социальном контексте, тяго­теет к компромиссам и сама в значительной степени детермини­рует общественную жизнь. Тем самым фиксируется двоякого рода зависимость и взаимообусловленность науки и общества: как со­циокультурный феномен наука возникла, отвечая на определен­ную потребность человечества в производстве и получении ис­тинного, адекватного знания о мире, и существует, в свою оче­редь, оказывая весьма заметное воздействие на развитие всех сфер общественной жизни. Наука рассматривается в качестве социо­культурного феномена потому, что, когда речь идет об исследова­нии ее истоков, границы того, что мы сегодня называем наукой, расширяются до границ «культуры». И с другой стороны, наука претендует на роль единственно устойчивого и «подлинного» фун­дамента культуры в целом, в ее первичном — деятельностном и технологическом понимании.

Сами отношения социальности расшифровываются как отно­шения людей по поводу людей и отношения людей по поводу вещей. Из этого следует, что наука как социокультурный фено­мен вплетена во все сферы человеческих отношений, все формыдеятельности, связанные с производством, обменом, распределе­нием и потреблением вещей, она внедряется и в базисные основа­ния отношений самих людей.

Наука не может развиваться вне освоения знаний, ставших общественным достоянием и хранящихся в совокупной социаль­ной памяти. Возникают различные образы науки: наука антично­сти, наука Нового времени, современная наука. Они пронизаны свойственными для той или иной эпохи нормами, ориентирами и установками, и обладают надындивидуальным характером. На­ука претерпевает процесс адаптации к культурной среде, подклю­чается к культурной традиции, вплетается в культурный контекст. Стиль мышления ученого и те задачи, которые он решает, во многом обусловлены его временем. Вместе с тем и сама культур­ная среда трансформируется под воздействием научных откры­тий и достижений. Наука является весомой движущей силой со­циально-исторического прогресса. Она способствует обеспечению преемственности в развитии цивилизации и ощущает на себе ее потенциал. Степень развития науки говорит об уровне цивилизо­ванности общества.

Культурная сущность науки влечет за собой ее этическую и ценностную наполненность. И хоть она украшена деятельностью своих творцов и каждое научное открытие связано с конкретными именами ученых и их личностным подвигом, в целом наука вос­принимается отдельным индивидом как структура внешняя, ему противостоящая. Назначение классической науки — фиксировать объективные параметры природной и социальной реальности. Од­нако наука, включенная в социальный процесс, вынуждена отве­чать на идеологические запросы общества. Она предстает как ин­струмент политики. Из истории отечественной науки видно, как марксистская идеология тотально контролировала науку, велась борьба с кибернетикой, генетикой, археологией (названной исто­рией материальной культуры), математической логикой и кван­товой теорией. Оценивая эту грань развития марксистской науки, Э. Агацци приходит к выводам: «...она (идеология) стремилась лишить науку имиджа объективного знания, который обеспечи­вал ей превосходство над идеологическим мышлением... Марк­систы твердили о социальной зависимости науки, особенно как деятельнести, в ее прикладных'областях и компромиссах с влас­тью (прагматический уровень), а кроме того, склонялись к отождествлению науки с технологией»¹. Официальная наука всегда вы­нуждена поддерживать основополагающие идеологические уста­новки общества, предоставлять интеллектуальные аргументы и практический инструментарий, помогающий сохранить привиле­гированное положение государственных приоритетов. В этом от­ношении науке предписано «вдохновляться» идеологией, вклю­чать ее в самое себя. Как метко заметил Т. Кун, «ученые учатся решать головоломки и за всем этим скрывается большая идеоло­гия». Следует отметить, что степень идеологического давления неравномерно распределена среди трех крупных классов науки. Наиболее зависимыми от идеологического воздействия оказыва­ются общественные (гуманитарные науки), наименее зависимы­ми — естественные. Технические науки во многом ограничены прикладными целями, востребованностью со стороны производ­ства, степенью внедрения.

Поскольку усвоение социальных норм и стандартов начина­ется в процессе первичной социализации, то наука никогда не может освободиться от влияния общества, хотя всегда стремится быть антиидеологичной. К характеристикам идеологии относят ее намеренное искажение реальности, догматизм, нетерпимость, нефальсифицируемость. Наука исповедует противоположные принципы: она стремится к точному и адекватному отражению реальности, зачастую терпима к конкурирующим теориям, ни­когда не останавливается на достигнутом и подвержена фальси­фикации. Идеология варьирует следующими моделями отноше­ния к науке:

1) осуждение;

2) безразличие (предоставляет той или иной науке развиваться
самой по себе);

3) апологетика и эксплуатация. При этом в ход пускаются меха­
низмы, направленные на то, чтобы запускать, замедлять или
блокировать определенные научные направления.
Постоянное давление общества ощущается не только потому,

что наука сегодня вынуждена выполнять «социальный заказ». Уче­ный всегда несет огромную моральную ответственность за по­следствия применения технологических разработок. В отношении точных наук большое значение имеет такая характеристика, как

секретность, которая распространяется на выполнение специаль­ных заказов, и в частности, разработки новых видов вооружения. Действительно, существуют такие технологии и разработки, о ко­торых человечеству лучше бы и не знать, чтобы не нанести себе вред, равносильный самоистреблению. В военной промышлен­ности в настоящий период известны не только виды оружия мас­сового поражения, но и инфразвуковое, радиочастотное, генети­ческое и этническое оружие. Инфразвуковое вызывает паничес­кое состояние, потерю контроля над собой, разрушение психики, стремление бежать от источника. Этническое оружие, как разно­видность химического и биологического, направлено на пораже­ние отдельных расовых групп. Оно воздействует на клетки, орга­ны, ткани, вызывает необратимые изменения, отрицательно ска­зывающиеся на полноценности потомства.

Социально-психологические факторы, определяющие науку, требуют введения в контекст научного исследования представле­ний об историческом и социальном сознании, размышлений о типах поведения ученых, когнитивных механизмах познания и мотивации научной деятельности. Они обязывают подвергнуть науку социологическому исследованию, тем более что как социо­культурный феномен она имеет не только положительные, но и отрицательные последствия своего развития. Венгерский иссле­дователь Лукач подчеркивает зависимость науки от товарного ха­рактера капиталистического производства, фетишизма. Филосо­фы особо предостерегают против ситуации, когда применение науки теряет нравственный и гуманистический смысл. Тогда она предстает объектом ожесточенной критики, остро встают пробле­мы контроля над деятельностью ученых, проблемы этоса науки: интеллектуальной и социальной ответственности, морального и нравственного выбора, личностные аспекты принятия решений, проблемы нравственного климата в научном сообществе и кол­лективе.

Сложность объяснения науки как социокультурного феноме­на состоит в том, что она стремится не поступиться своей автоно­мией и не растворяется полностью в контексте социальных отно­шений. Безусловно, наука — «предприятие коммунитарное» (кол­лективное). Ни один ученый не может не опираться на достиже­ния своих коллег, на совокупную память человеческого рода. На­ука требует сотрудничества многих людей, она интерсубъективна. Характерные для современности междисциплинарные иссле­дования подчеркивают, что всякий результат есть плод коллек­тивных усилий. Однако она включает в себя и сам процесс твор­чества, и уникальные особенности мыслительной деятельности творцов науки, и степень креативности научного коллектива.

Понятие науки простирается от университетской науки до про­мышленных лабораторий. Современная наука находится в зави­симости от множества определяющих ее развитие факторов, сре­да которых не только запросы производства, потребности эконо­мики и государственные приоритеты, но и собственно интеллек­туальные, философские, религиозные и даже эстетические фак­торы. Не следует упускать из виду и деятельность одержимых своей профессией изобретателей и рационализаторов. Важное t место принадлежит механизмам социальной поддержки научных _: исследований. Все эти разные уровни существования науки объе­динены системой универсальных для нее норм, которые для про-; фессии научного работника имеют значение императивов. Напри­мер, быть объективным, бескорыстным, стремиться к постиже-,'нию истины, быть эмоционально бесстрастным, предоставлять;! систему полного, аргументированного доказательства, исключать плагиат и пр.

Существующее в философии науки направление интернализма объясняло развитие науки только историей идей. Интерналис-ты выделяли в качестве движущей силы науки внутренние фак­торы, логику решения проблем, интеллектуальные традиции. Они отводили культурным и социально-экономическим процессам роль второстепенных факторов. Течение экстерналистов, напротив, в качестве факторов, определяющих динамику науки, выделяло со­циальные заказы, социоэкономические ориентиры, культурно-ис­торический контекст. Поэтому промышленная революция, эко­номический рост или упадок, политические условия стабильности или дестабилизации должны быть поняты как факторы, опреде­ляющие бытие науки.

Наука, понимаемая как социокультурный феномен, предпо­лагает соотнесение с типом цивилизационного развития. Соглас­но классификации А. Тойнби, выделяется 21 тип цивилизации. Более общий подход предлагает общецивилизационное разделе­ние с учетом двух разновидностей: традиционные и техноген­ные. Последние возникли в XVI—XVII вв. в связи с появлением в европейском регионе техногенных обществ. Некоторые традици­онные общества были поглощены техногенными, другие приоб­рели гибридные черты, эквилибрируя между техногенными и тра­диционными ориентациями.

При характеристике традиционных типов общества бросается в глаза, что они, обладая замедленным темпом развития, придер­живаются устойчивых стереотипов своего развития. Приоритет отдается канонизированным и регламентирующим формам мыш­ления, традициям, нормам, принятым и устоявшимся образцам поведения. Консерватизм способов деятельности, медленные тем­пы их эволюции отличают традиционную цивилизацию от техно­генной, которую иногда величают западной. Темп ее развития иногда достигает огромных скоростей. Перестройка и переосмыс­ление принятых основоположений, использование новых возмож­ностей создают внутренние резервы роста и развития техноген­ных цивилизаций. В техногенных обществах основной ценнос­тью являются не канон и норма, но инновация и новизна. Авторы учебного пособия «Философия науки и техники» В. С. Степин, В. Г. Горохов и М. А. Розов приходят к любопытному сравнению. В известном смысле символом техногенного общества может счи­таться Книга рекордов Гиннесса, в отличие от семи чудес света, которые подчеркивают завершенность мира, то, что все грандиоз­ное и действительно необычное уже состоялось¹.

Культурная матрица техногенного развития проходит три ста­дии: предындустриальную, индустриальную, постиндустриаль­ную. Важнейшей ее характеристикой, весьма понятной из самого названия, становится развитие техники и технологии. Техноген­ный тип развития — это ускоренное изменение природной среды, соединенное с активной трансформацией социальных связей лю­дей. Считается, что техногенная цивилизация живет чуть более 300 лет. Она весьма агрессивна и приводит к гибели многих сак­раментальных культурных традиций. Внешний мир превращает­ся в арену деятельности человека. Диалог с естеством на основе принципа невмешательства — «увей» — прерывается.

В традиционном и техногенном обществах различны отноше­ния и к проблеме автономии личности. В техногенном обществе она-отстаивается, позволяет погружаться в самые разные социальные общности и культурные традиции. Человек понимается как активное деятельностное существо. Однако природа не может быть бездонным резервуаром для различного рода техногенных упражнений, поскольку человеческая деятельность изначально представала в качестве одного компонента биосферы, но не ее доминанты.

Наука есть род деятельности, осуществляемый конкретными людьми — учеными. Основоположник социологии науки, амери­канский исследователь Мертон при признании ведущей роли уче­ного-исследователя предлагал различать многообразие его соци­альных ролей — учителя, администратора, эксперта и пр. Иногда науку даже определяют как то, что делают ученые. Последние же по большей части разобщены, одни из них работают в секретных и недоступных лабораториях, другие занимаются сложными вы­числениями и доказательствами, все они пользуются языком, по­нятным только их коллегам. Вместе с тем на смену представле­ния о том, что открытие, так или иначе, было бы совершено, не­зависимо от личностного вклада конкретного ученого, приходит ясное понимание того, что за теорией стоит личность определен­ного ученого, философа или мыслителя. Ценность его научного вклада определяется при использовании индикатора цитирования его работ.

Как же выглядит и что собой представляет современный уче­ный? Самым ярким образцом философского творчества, устрем­ленного к осознанию отличительных черт ученого нашей эпохи, созданию его портрета, являются страницы, вышедшие из-под пера американского методолога Пола Фейерабенда. Он создает портрет ученого, обращаясь к образу друга и коллеги Имре Лака-тоса. Портрет выписан жестко, ибо основная задача методоло­га — быть реалистом. Сам Пол Фейерабенд, по отзывам совре­менников, был колоритной фигурой и экстравагантной личнос­тью с большим чувством юмора. Он нещадно высмеивал истеб­лишмент, казенную иерархию и разного рода помпезность. Как и всякая яркая, критически настроенная личность, он был принят в штыки и вызывал к себе неизбежную враждебность.

Фейерабенд настолько антагонистичен академической школе, что громко провозглашает тезис: ученый добивается успеха именно потому, что не позволяет связать себя законами природы. Уче­ный порывает с боязливым конформизмом. В его уме в целостности слит разум и антиразум, смысл и бессмыслица, расчет и случай, сознание и бессознательное, гуманность и антигуманизм. Иногда он проявляет необыкновенно точное понимание психики оппонентов, однако может питать и отвращение к эмоциональ­ным, духовным и социальным путам. Бесспорным выводом Фей-ерабенда, имеющим огромную традицию, в том числе и в русской философии (вспомним «сродное делание» Сковороды, обознача­ющее труд по призванию и способностям), является вывод о том, что человечество и наука получают пользу лишь от тех, кто зани­мается своим делом.

Необходимо добавить к портрету то, что ученый ценит исти­ну превыше всего, он убежден, что знание— это высший дар жизни, что сама истина важнее всяких убеждений, идеологий и общественного мнения, что ученый призван проповедовать исти­ну, а значит, иметь учеников и последователей. Изучая вековеч­ные проблемы Вселенной и природы, он глух к молве мира. Для ученого смысл его существования состоит в поиске истины, «в повышении качества осознания» бесконечного универсума.

Существует предположение, согласно которому чрезмерное развитие рациональных способностей ведет к сужению и даже ат­рофированию всех прочих каналов мировосприятия. Естествен­но, что уменьшение информационной базы данных о действи­тельности никак не способствует ее целостному постижению, а напротив, ведет лишь к ограниченному способу мировосприятия. И когда ученые ссылаются на интуицию, они тем самым манифе­стируют свое стремление вырваться за пределы обусловленности только рациональным разумом. Рационализм пытается проинтер­претировать объект и все многообразие мира вместить в виде слов и понятий в рамки концептуализации.

Постоянно присутствующая в ориентациях ученого амбива­лентность нашла отражение в одноименной работе Р. Мертона¹, фиксировавшей наличие противоположно направленных норма­тивных требований, на которые ориентируются ученые в своей деятельности. Противоположность норм и контрнорм сказывалась практически в каждом моменте научного исследования. К приме­ру, ученому надлежит как можно быстрее сделать свои результа­ты доступными для коллег. Однако он обязан тщательно и не торопясь проверить свои результаты перед их публикацией, что­бы в них не проскользнула ошибка. Далее, ученый должен быть восприимчивым по отношению к новым идеям и веяниям. Но при этом он призван отстаивать свои научные принципы и не под­даваться интеллектуальной моде. От ученого требуется знать все относящиеся к области его интересов работы предшественников и современников. Вместе с тем он намерен сохранять самостоятель­ность мышления и его эрудиция не должна влиять на оригиналь­ность его взглядов. Ученому необходимо стремиться вписать до­бытые им результаты в сокровищницу науки, однако с самого начала он должен быть скептически настроенным ко всем добы­тым в рамках предшествующей парадигмы знаниям. Таким обра­зом, амбивалентность ценностно-нормативной структуры науки всегда ставит ученого перед дилеммой. С одной стороны, жить и работать на благо человечества, с другой — в условиях, когда ре­зультаты его исследований смертоносны и разрушительны, не взваливать на себя бремя ответственности за последствия их ис­пользования.

Очень часто обращают внимание на то, что хоть подлинные ученые и представляют собой личности энергичные, большин­ство из них испытывают большие сложности в повседневном бытии, они, как говорится, «не от мира сего». В быту они не все­гда рациональны и, как малые дети, нуждаются в уходе и опеке, ибо мысль их устремлена в научные дали-горизонтали.

Ученый — это тот, кто превосходит по своему интеллекту сред­ний тип, кто в принципе отвращен от лжи, кто, не впадая в отча­яние, терпеливо идет по пути поиска и обнаружения истины. Об­раз мыслей ученого избегает путаницы, смешения понятий, но признает взаимосвязь и взаимозависимость всего существующе­го. Накопление и систематизация знания — ключ к тайникам мыс­лительной лаборатории ученого. Критический пересмотр и новая оценка традиции есть механизм движения вперед. Обильные, но хаотичные знания не позволяют отделить ценное от бесполезно­го, извлечь реальную и практическую пользу. Все это ставит под вопрос подлинные достижения. И потому процедуры классифи­кации, а затем и выявление основополагающих принципов столь необходимы, ибо ведут к упорядочиванию обширных, но несис­тематизированных знаний. В результате подобных процедур уче­ный говорит: «Моя точка зрения на мир состоит в утверждении, что... И она непрерывно подтверждается как предшествующими знаниями, так и существующими опытными данными, а также на основании внутреннего диалога с самим собой».

Обратим внимание на модель, которую предлагает Дж. Хол-тон, опираясь на высказывания А. Эйнштейна о мотивах, движу­щих учеными: «Ученый, мыслитель или художник для того, что­бы скрыться от хаоса мира, образованного опытом, создает «упро­щенный ясный образ мира», помещая в него «центр тяжести своей эмоциональной жизни»¹. Ученый убеждает себя в том, что объект исследования представляет собой нечто целое, самодостаточное. Взаимосвязи объекта, оборванные жесткими рамками эксперимен­та, оцениваются как второстепенные, не влияющие на полученные результаты. Ученый вынужден идеализировать объект, так как в противном случае он не сможет осуществить эксперимент, т. е. поставить перед природой некоторые сформулированные им воп­росы и получить от нее удовлетворяющие его ответы. А если все это происходит именно так, то о предсказаниях и прогнозах, пост­роенных на данных предпосылках, можно говорить с огромной сте­пенью вероятности. Ученый вряд ли может предсказать все по­следствия, вызванные вмешательством в природу.

Масса сложностей и проблем связана и с процедурой интер­претации, поскольку то, что увидел или понял ученый, требует своего лингвистического оформления. Таким образом, он вынуж­ден вступить в царство языковых норм и форм. Здесь фактор раз­личия интерпретации указывает на то, где и как учился ученый, что у него за душой, какая перспектива видится ему в частном, единичном эксперименте. Эти и множество подобных проблем объединены одним тезисом — о социальной природе научного по­знания, социальной обусловленности деятельности ученого.

Анализ высказываний ученых, проведенный Н. Гильбертом и М. Маклеем, привел к выводу: «Вариабельность суждений — их неотъемлемое свойство, а не следствие методологических неувя­зок». Ученые весьма различно оценивают поведение своих коллег, иногда они отказываются понимать очевидный смысл употребляе­мых терминов и теорий, крайне непостоянны в своих предпочтени­ях и мнениях. И могут даже поменять их на прямо противополож­ные и перейти в стан интеллектуальных противников. В результате

берутся под сомнение основания великой идеализации: ученый — рыцарь истины, истины единой и объективной. И когда в споре все-таки рождается истина, она представляет собой определенный консенсус, который достигают ученые, несмотря на разногласия, различные мнения и взаимоотрицающие позиции.

Таким образом, труд ученого и условия достижения консен­суса становятся проблемой, дополняющей его портрет. На одном полюсе требуемое единодушие по поводу содержания теории, ме­тодов ее построения, обоснование экспериментальной базы и вы­воды о последствиях, на другом — явно выраженное нежелание понять доводы оппонента, перевести их в приемлемую для дис­куссии форму. Исследователи подчеркивают, что и консенсус, и дисконсенсус могут существовать как в явной, так и в неявной форме. Явный консенсус находит свое отображение в учебниках, монографиях. Он проявляется институционально: открытием но­вых кафедр в учебных заведениях, выделением ассигнований на исследования. Неявный консенсус проявляется, когда ученые при обсуждении не затрагивают «больные» темы, либо считают, что они думают одинаковым образом по одному и тому же поводу. Достижение консенсуса предположительно осуществляется на уровнях парадигмы; научно-исследовательской программы; школ и направлений; индивидуальных решений и согласий.

Ученые, достигшие определенных успехов, стремятся сохра­нить status quo. А следовательно, они не заинтересованы в быст­рой смене существующих представлений, которые согласовыва­ются с их личным вкладом в науку. Поэтому труд ученого сопря­жен с надеждой оставить свой след на страницах Великой книги Природы. Ф. Франк как-то заметил, что ученых часто упрекают в том, что они все упрощают. Это верно: нет науки без упрощения. Работа ученого и состоит в нахождении простых формул. После того, как он сформулировал какую-либо простую формулу, он дол­жен вывести из нее наблюдаемые факты, затем проверить эти следствия, чтобы убедиться, действительно ли они находятся в согласии с наблюдением. Таким образом, по мнению Ф. Франка, труд ученого состоит из трех частей: 1. Выдвижение принципов. 2. Выведение логических заключений из данных принципов для получения относящихся к ним наблюдаемых фактов. 3. Экспери­ментальная проверка наблюдаемых фактов.

Далее он указывает, что эти три части осуществляются благо-

Дата добавления: 2014-10-15