НОЯБРЯ (Бессмертие)

НОЯБРЯ (Осуждение)

Осуждение ближнего неразумно: оно ни на что не нужно, а между тем вредно и себе и другим.

Когда в конце вечернего собрания один из гостей про­стился и вышел, оставшиеся стали судить о нем и сказали про него много дурного. То же было и со вторым ушедшим. Так разошлись все гости до одного. «Позвольте мне остаться но­чевать, — сказал этот последний. — Я слышал, как пострада­ли все ушедшие, и боюсь за себя».

Пословица говорит: об умерших говори доброе или мол­чи. Я думаю, что наоборот надо не говорить дурного о живых, потому что это может сделать им больно и испортить их отно­шение к живым, но о мертвых, о которых принято говорить льстивую ложь, ничто не мешает говорить полную правду.

Осуждение тем особенно дурно, что то самое суждение о недостатках человека, которое, будучи сказано в глаза, могло бы быть полезно ему, скрывается от того, кому оно может быть нужно, и сообщается тем, кому оно вредно, возбуждая в них дурное чувство к осуждаемому.

Будьте строги к самим себе и снисходительны к другим, и вы не будете иметь врагов.

Китайская мудрость

Человек перестает осуждать других, как только победит самого себя.

Я знал старичка, который нарочно растягивал слова так, что проходило несколько секунд между каждым словом. Он делал это умышленно, боясь согрешить словом.

Мы все дурны, и потому все то, что мы осуждаем в других, мы всегда найдем в себе. Давайте же прощать друг другу. Одно средство жить нам в мире — это взаимное прошение.

————————

Слово — выражение мысли, мысль — проявление божеской силы, и потому слово должно соответствовать тому, что оно выражает. Оно может быть безразлично, но нe может и не должно быть выражением зла.

Можно смотреть на жизнь, как на сон, и на смерть — как на пробуждение.

Я не могу отрешиться от мысли, что я умер прежде, чем родился, и в смерти возвращаюсь снова в то же состояние. Умереть и снова ожить с воспоминанием своего прежнего су­ществования — мы называем обмороком; вновь пробудиться с новыми органами — значит родиться.

Лихтенберг

Если я умертвил животное — собаку, птичку, лягушку, даже хотя бы только насекомое, то, строго говоря, все-таки немыслимо, чтобы от моего злобного или легкомысленного поступка могло превратиться в ничто это существо, или, вер­нее, та первоначальная сила, благодаря которой это столь удивительное явление еще минуту тому назад представало пред нами во всей своей энергии и жизнерадостности. А с другой стороны, миллионы животных всякого рода, каждое мгновение вступающих в жизнь в бесконечном разнообра­зии, полных силы и стремительности, — не могли совершен­но никогда не существовать до акта своего рождения и не бывши ничем — начать быть. Если, таким образом, я заме­чаю, что одно скрывается у меня из виду неведомо куда, а другое появляется неведомо откуда, и притом то и другое имеет одинаковую форму и сущность, одинаковый характер, но только не одну и ту же материю, которая, впрочем, и в продолжение их существования непрестанно отбрасывается и заменяется новой, — то само собой напрашивается предполо­жение, что то, что исчезает, и то, что становится на его место, есть одно и то же существо, испытавшее лишь небольшое преобразование, обновление формы своего существования и, стало быть, то, что сон для индивида, то смерть для вида.

Шопенгауэр

Во сне мы живем почти так же точно, как и наяву. Пас­каль говорит, что если бы мы видели себя во сне постоянно в одном и том же положении, а наяву в различных, то мы счи­тали бы сон за действительность, а действительность за сон,.

Это не совсем справедливо.

Действительность отличается от сна тем, что в действительной жизни мы обладаем нашей способностью поступать сообразно с нашими нравственными требованиями. Во сне же мы часто знаем, что совершаем отвратительные, безнравственные поступки, но не властны удержаться. Так что я бы сказал, что если бы мы не знали жизни, в которой бы мы были более властны в удовлетворении нравственных требова­ний, чем во сне, то мы сон считали бы вполне жизнью и ни­когда не усомнились бы в том, что это не настоящая жизнь.

Теперь наша вся жизнь, от рождения до смерти, со свои­ми снами не есть ли, в свою очередь, сон, который мы прини­маем за действительность, за действительную жизнь и в дей­ствительности которой мы не сомневаемся только потому, что не знаем жизни, в которой наша свобода следовать нрав­ственным требованиям души была бы еще больше, чем та, ко­торой мы владеем теперь.

Я не жалею о том, что родился и прожил здесь часть моей жизни, потому что я жил так, что имею причину думать, что принес некоторою пользу. Когда же придет конец, то я оставлю жизнь так же, как я бы ушел из гостиницы, а не из своего настоящего дома, потому что я думаю, что пребыва­ние наше здесь предназначено нам, как переходное и только временное.

Цицерон

Если бы я даже ошибался, полагая, что душа бессмертна, я был бы счастлив и доволен своей ошибкой; и пока я живу, ни один человек не в силах отнять у меня эту уверенность, которая дает мне такое неизменное спокойствие, такое полное удовлетворение.

Цицерон

————————

Мы неправильно ставим вопрос, когда спрашиваем: что бу­дет после смерти? Говоря о будущем, мы говорим о времени, а умирая, мы уходим из времени.

Дата добавления: 2014-11-06