Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

О национальной кротости великороссов 3 страница




Вот такая внутриеврейская антисемитская история, и время, и действующие лица которой, и место происшествия известны. А что за «литературный журнал», где не утвердили Свирского? Кто именно не пожелал видеть его в редколлегии? Когда это было? Бог весть!.. Я Свирского знал. Писатель он небольшой, ныне забытый, а скандалист выдающийся. Так не резоннее ли предположить, что именно по этим причинам или из‑за помянутого «перебора» его и не ввели в редколлегию какого‑то таинственного журнала? Уже давно он живет в Израиле. А главное, какой же это государственный антисемитизм, если виновником неутверждения еврея в должности мог быть всего один человек – главный редактор журнала, который, разумеется, мог оказаться лично и антисемитом.

Кто еще жертва? Оказывается, Борис Слуцкий. Он «испытал все прелести политики государственного антисемитизма». И – ни единого прелестного факта! Да и где их взять? Провинциальный юноша поступает в столичный юридический институт. Не понравилось – через два года перешел в Литературный, который успешно закончил. Вступил в партию. На фронте был сперва военным следователем, потом политработником. Награжден тремя орденами, дослужился до майора, вернулся в Москву. На литературном пути ему содействовали, о нем писали такие мэтры, как Антокольский, Эренбург, Светлов, Симонов, Самойлов, знаменосец Евтушенко… Обо мне, например, из них писал только этот знаменосец, причем совсем не ласково. Ну, конечно, были у поэзии Слуцкого и противники. Вспоминаю статью Сергея Григорьевича Острового «Дверь в потолке», напечатанную в «Литгазете». Но это уж очень трудно отнести к прелестям антисемитизма…

А вот еще кошмарная судьба Владимира Войновича, тоже друга Сарнова и упомянутой Аси Берзер. В рахитичной статейке «Фашисты и коммунисты в одном строю» (это любимая мысль и Бенедикта Михайловича), напечатанной в «Литгазете»(№52’98) он писал: «Бытовой антисемитизм присутствует всюду – в какой стране мира не рассказывают анекдотов о евреях». Боже мой, да у нас больше рассказывают о чукчах, но они же не шумят об античукчизме. А сколько анекдотов о Чапаеве, о Петьке и Анке? Есть они и в книге Сарнова. Дальше: «Можно ли говорить о вине СССР перед евреями?» Подумал бы лучше, можно ли молчать о долге евреев перед СССР. Хотя бы за спасение миллионов во время Отечественной войны, не говоря уж о создании государства Израиль, куда потом укатили сотни тысяч спасенных, – он не появился бы на карте мира без энергичного содействия СССР и лично Сталина. Дальше: «У нас, слава Богу, не было холокоста». Пронесло, дескать. И как язык поворачивается!.. «Но, безусловно, были совершены прямые преступления против евреев, вспомните «дело врачей», расстрелы еврейской интеллигенции». Во‑первых, в «деле врачей», где были и русские, никто не пострадал. Во‑вторых, расстрелы евреев? А кто были по национальности Павел Васильев, Николай Клюев, Николай Вавилов, – евреи? А кто по национальности хотя бы Троцкий и Ягода, творившие расправы главным образом над русскими?

Но идем дальше: «Я уж не говорю о «чистоте кадров», когда во всех ведомствах следили, чтобы у сотрудников пятый пункт был в порядке». Не во всех ведомствах, но в некоторых за этим действительно следили. И правильно делали, ибо, как сейчас обнаружилось, у множества евреев оказались родственники за границей, а в иных «ведомствах» это крайне нежелательно. Такие «ведомства» есть во всем мире. Взяли бы на работу в Госдепартамент США человека, имеющего тетю в Саратове? А о чем‑то говорит и тот факт, что сотни тысяч советских евреев, как уже сказано, при первой возможности сами рванули за бугор? Например, в адресном справочнике московских писателей 2000 года, приведен список недавно уехавших. В нем 70 имен, больше половины – еврейские от Аксельрод до Шнитцер.

А какие у Войновича доказательства дискриминации «по пятому пункту»? Оказывается, тут у него личный горький опыт: «Меня в Литературный институт в свое время не приняли потому, что в приемной комиссии решили, что моя фамилия еврейская, хотя она сербская (моя мать еврейка, но в институте этого не знали»). Тут уже действительно попахивает госантисемитизмом, ибо будущий путинский лауреат оказался жертвой не одного человека (главного редактора, как Свирский), а приемной комиссии института. Но откуда же Войнович узнал, что его не приняли именно как еврея? Да неужели в приемной комиссии ему так и сказали: «У нас идеологический вуз, евреев не принимаем. Иди в пищевой». Или его Свирский надоумил?

 

* * *

 

Сарнов рассказывает, как некий князь в свое время обратился к директору какой‑то московской гимназии с просьбой принять мальчика Борю Пастернака. И получил такой ответ:

«Ваше сиятельство!

К сожалению, ни я, ни педагогический совет не можем ничего сделать для г. Пастернака: из 345 учеников у нас уже есть 10 евреев, что составляет 3%, сверх которых мы не можем принять ни одного еврея, согласно Министерскому распоряжению… К будущему августу у нас освободится одна вакансия для евреев, и я от имени педагогического совета могу обещать предоставить ее г‑ну Пастернаку».

Документик несколько сомнительный: ни имени директора, ни номера гимназии, ни даты… Но никто не отрицает, что была процентная норма для евреев как одна из особенностей дореволюционной жизни. И важно заметить, что, по убеждению Сарнова, эта жизнь была «гораздо более нормальная, чем советская», несмотря на то, что тогда норма была 3%, а в советское время… Но об этом дальше.

Здесь можно добавить вот что. Летом 1946 года я тоже получил от приемной комиссии Литературного института отказ. А ведь у меня, русского, были большие преимущества перед Войновичем: я пришел не со школьной скамьи, а с фронта, имел боевые награды, уже печатался… Но я по своей национальной кротости не стал вопить о русофобии в институте, а послал свои публикации его директору Федору Васильевичу Гладкову, и вскоре получил телеграмму: «Вы допущены к экзаменам».

Но Сарнов беспощаден в изобличении того, как антисемитизм поразил всю жизнь и проник в каждую пору: «Академик Понтрягин и другой знаменитый математик, ставший впоследствии крупнейшим идеологом антисемитизма, – Игорь Шафаревич у себя там, на математическом факультете МГУ, установили такую систему экзаменов, что не имел шанса просочиться даже абитуриент с самой микроскопической прожидью. Эта их система была куда более совершенной, чем жалкие «нюрнбергские законы» их педантичных немецких коллег». Легко и бесстыдно ставит покойного академика Понтрягина и его ученика на одну доску с немецкими фашистами. Хоть бы принял во внимание, что «жалкие» нюрнбергские законы беспощадно запрещали не только браки между евреями и немцами, но и внебрачные половые отношения между ними. А ведь Сарнову никто не помешал жениться на украинке. При некоторой фантазии можно допустить, что он имел внебрачные отношения с представительницами и других 127 наций и народностей СССР, включая чукчей. И тоже безнаказанно!..

А между тем, Л.С. Понтрягин, как известно, с тринадцати лет был слепым, и уже по одному этому не мог иметь никакого отношения к «системе экзаменов» с предварительной проверкой на «прожидь». Не имел к ней отношения и И.Р. Шафаревич. Экзамены – дело администрации, а оба академика к ней не принадлежали. Тем более что работали в Математическом институте Академии наук.

С какой же стати кинулся Сарнов хотя бы на первого из них? Дело скорее всего вот в чем. В воспоминаниях Лев Семенович писал об одной своей аспирантке: «Она меня совершенно поразила… Жаловалась мне, что в текущем году в аспирантуру принято совсем мало евреев, не более четверти всех принятых. А ведь раньше, сказала она, принимали всегда не меньше половины». Этих строк вполне достаточно, чтобы Сарновы на всю жизнь возненавидели, как фашиста, знаменитого ученого и мученика, лауреата Сталинской (1941) и Ленинской (1962) премий, Героя Социалистического Труда (1969), гордость русской науки. А ведь данные, приведенные аспиранткой, стоят в одном ряду с цифрами, которые мы уже знаем.

И треп о недоступности для евреев МГУ, вообще высшего образования продолжается: «Тут я мог бы рассказать тьму‑тьмущую разных историй. Но расскажу только одну, услышанную от одной моей близкой приятельницы». Уже были «один старый газетчик», «один журнал», «один писатель» и вот – «одна приятельница», еврейка. Да что мешает теперь‑то назвать имена? Ведь это все по нынешним временам либо бесстрашные герои, либо страдальцы тоталитарного режима. Нет, он на всякий случай промолчит.

И вот: «Сын приятельницы обнаружил выдающиеся математические способности и, естественно, хотел поступить на математический факультет МГУ. Тщетно все знакомые твердили, что это совершенно безнадежное предприятие, для евреев – даже для подозреваемых в слабой причастности к «пятому пункту» – там установлен совершенно непреодолимый барьер. (Дело было в середине 1970‑х.) Но приятельница на все эти уговоры не поддалась и решила предоставить своему выдающемуся мальчику возможность схватиться врукопашную с могучей ядерной державой». Кто были эти уговорщики? Надо полагать, евреи. Это не удивляет. Удивительно другое: почему 17– 18‑летний парень именуется мальчиком, а мать решила ему «предоставить возможность»? Не только в середине 70‑х, но и гораздо раньше выпускники школ решали этот вопрос, за редким исключением, сами. Я, например, поступал в шесть вузов, и всегда принимал решение вполне самостоятельно.

Но как бы то ни было, а малый ринулся в рукопашную схватку с ядерной сверхдержавой. И что же? «Выдающийся мальчик это сражение, конечно, проиграл, хотя из всех задач на экзамене не решил, кажется, лишь одну знаменитую теорему Ферма». Что ты лепечешь, Беня!.. Во‑первых, теоремы не решаются, а доказываются, – ты же за точность языка. Во‑вторых, это не просто знаменитая, а Великая теорема Ферма. Над доказательством сей теоремочки, сформулированной в XVII веке, бились Эйлер, Гаусс, Дирихле, Лежандр, Племель, Ламе, Лебег, Луивилль, но в общем виде она не доказана до сих пор. А ты мне про своего выдающегося еврейского мальчика… Да ведь если бы он доказал эту теорему, то немедленно получил бы 100 тысяч марок, которые немецкий математик Вольфскель, умерший в 1907 году, завещал тому, кто даст полное доказательство теоремы. И тогда зачем еврейскому мальчику МГУ, он мог бы укатить за границу и открыть свою газету… Словом, Великая теорема Ферма это столь высокая научная материя, что она не может быть предложена на экзаменах школьнику. Если уж ты среди «кубиков» и «шпал» запутался, то хоть на сей раз справочку навел бы, прежде чем удариться во все тяжкие.

К слову сказать, моя дочь, в которой нет ни грамма «прожиди», тоже с первого захода не прошла в МГУ. Но через год она ринулась второй раз в рукопашную схватку с ядерной сверхдержавой и одолела ее.

Так был ли мальчик‑то выдающийся? А если был, то что с ним потом произошло? Поступил он все‑таки или нет? Молчание… Это излюбленный прием Сарнова: ошарашить ужасающей историей, а чем она закончилась – утаить. Живописует, например, как его в Литинституте исключили из комсомола (теперь‑то ясно, что совершенно справедливо). Уверяет, что делом занимался – представьте себе! – «сам Жданов», что «близка была тогда разинутая пасть ГУЛАГа», что он «чуял уже ее зловонное дыхание, спинным мозгом ощущал смертельную опасность». И что же в итоге? Довольно скоро ЦК ВЛКСМ отвел «смертельную опасность» – восстановил Сарнова в комсомоле, институт он окончил в тот же год, что и все однокурсники, а вместо зловонного ГУЛАГа попал в члены благоуханного жюри ЦК по комсомольским премиям. Но обо всем этом – ни звука. Можно подумать, что, ободрав всю кожу, едва вырвался из разинутой пасти.

 

* * *

 

Пообещав рассказать «только одну» историю о живодерстве в МГУ, Сарнов не удержался и поведал вторую, еще более ужасную. На сей раз о русском мальчике да еще из Сибири, тоже «выдающемся математике». «Он был просто раздавлен, изо дня в день наблюдая, как прославленные профессора сладострастно топят одного блистательного абитуриента за другим, не жалея ни сил, ни времени, тратя по пять часов на каждого». Профессионал, ну, во‑первых, каким образом твой новый вундеркинд мог изо дня в день сидеть на чужих экзаменах? (Тем более что ему надо было готовиться к собственным.) Кто бы ему разрешил это? Во‑вторых, ну, кто тебе поверит, что прославленные профессора, т. е. люди пожилые (если Л.С. Понтрягин, то ему было тогда под семьдесят) тратили на каждого поступающего по пять часов, чтобы завалить! Да и зачем? Ведь это можно гораздо быстрее. Наконец, чего же хотели «прославленные», если безжалостно топили и евреев, и русских, и всех «блистательных» без разбора? Кого они в таком случае принимали – только чукчей, что ли, и притом – тупых? «Несчастный русский мальчик не знал, какая играется тут игра». И я не знаю, хотя давно не мальчик. А ты сам‑то знаешь?

Впрочем, твой второй вундеркинд, оказывается, до экзамена не дошел, но «убедившись, что такой экзамен ему нипочем не выдержать, он забрался на самый высокий этаж прославленного Московского университета и кинулся вниз». Как жаль, что не прихватил с собой некоторых московских сочинителей…

«Если бы это случилось с еврейским мальчиком, – просвещает нас автор. – Что ж! Еврейскому мальчику это на роду написано. И эта история была бы настолько банальной, что мне даже в голову не пришло бы о ней рассказывать. Мало ли было таких историй!» Вот кошмар‑то! Еврейским мальчикам, оказывается, на роду написано сигать с верхних этажей высотных зданий, знать, специально построенных для этого в Москве антисемитом Сталиным.

И опять: «Да, историй о наглой, подлой, гнусной дискриминации школьников‑евреев, тщетно пытавшихся поступить в разные советские вузы, мне приходилось слышать множество. И были среди них совершенно чудовищные!»

Но как же так? Такие жуткие преграды, такая вопиющая несправедливость, а вот цифры: в нашей стране 68% евреев имеют высшее образование, а еще 8% – незаконченное высшее, т. е. они поступали, были приняты, но по каким‑то причинам прервали, не завершили учебу. Таким образом, всего в вузы было принято 76% евреев, а вместе с принятыми в техникумы – 90. Цифры эти нам сообщили не антисемиты Марков, Бубеннов или Смирнов с того света, а живая товарищ Рывкина Раиса, кажется, Ивановна, доктор, профессор из Академии наук, сотрудница знаменитой Заславской Татьяны, кажется, Ивановны, академика. Эти цифры – из ее книги «Евреи в постсоветской России: кто они?» (М.,1996). Надо полагать, Сарнов уверен, что евреев не только душат на пороге вузов, но и тем из них, которым все же удается проскользнуть и получить высшее образование, дальше не дают никакого хода. Но вот еще одна поразительная цифра: в 1982 году число докторов наук среди евреев в процентном отношении было в 17,5 раза больше, чем среди русских.

Да вот же и наперсный дружок Войнович признает в своей последней книге, что когда он работал на радио, в его редакции «не меньше, чем половину составляли евреи и полукровки вроде меня» (с. 213). Не меньше, а может, и больше. И нет никаких сомнений – все с высшим образованием.

Разумеется, у евреев есть очень красивое объяснение этих удивительных, ни в одной другой стране невозможных цифр. Так, С. Кара‑Мурза приводит слова философа Д. Фурмана: «Несмотря на все препоны, создававшиеся советским антисемитизмом, на ограничения при приеме во все вузы и просто невозможность для евреев поступить в некоторые, наиболее престижные из них, евреи значительно, на порядок образованнее русских, что объяснимо лишь громадной, преодолевающей все препоны тягой к образованию». Значит, философ признает, что свою громадную тягу евреи удовлетворяют не путем, скажем, домашнего образования, а в вузах. Но как же все‑таки они туда проникают, если везде ограничения, всюду препоны, кругом заслоны? У меня, например, всю жизнь была громадная тяга стать оперным певцом, но там же перед безголосыми железный заслон, и мне прорваться не удалось. А евреи?..

Самый престижный в стране вуз это, конечно, Московский университет. Я там, к сожалению, не учился, но вот что пишет Ст. Куняев: «Смотрю на громадное фото нашего выпускного курса 1957 года, читаю фамилии, вглядываюсь в лица и понимаю, что не менее сорока студентов из двухсот двадцати, поступивших на первый курс филфака, были евреями… Судя по сегодняшним стенаниям борщаговских и рыбаковых, в те годы государственный антисемитизм якобы достиг такого накала, что легче было верблюду пролезть сквозь игольное ушко, нежели бедному еврейскому отпрыску войти под своды главного храма науки… А тут почти двадцать процентов – еврейские юноши и девушки!»

 

* * *

 

Литературный институт по‑своему не менее престижный вуз, чем МГУ. Вот и передо мной старая фотография. 1950 год. Во дворе Литинститута на его фоне стоят по дуге в два ряда студенты этого года выпуска. В центре – Константин Симонов, он был в тот год председателем экзаменационной комиссии. С левого края во втором ряду с папиросой в руке – проректор В.А. Смирнов, тот самый знаменосец антисемитизма. Кто же рядом со знаменосцем? Слева – Гриша Хейфец (Куренев); справа – Володя Шорор, Костя Левин, Володя Корнилов (по выражению Сарнова, «полтинник»), Сережа Файнберг (Северцев); впереди – П.Г. Печалина, Инна Гофф, Берман (забыл имя). Все славные ребята, но ведь нарочно не придумаешь такое окружение для знаменосца… А всего на снимке 24 человека, из них 12 евреев (13‑й – Александр Шендерович‑Ревич – отсутствует), 1 аварец, 1 армянка, 2 украинца и 8 русских. Восемь!.. То есть евреев 50 процентов, а русских – 33. Вот какие антисемитские цифры нас преследуют. А ведь Смирнов был и проректором, и завкафедрой творчества и секретарем парткома института, т. е. имел большую власть и мог бы многое сделать для оправдания клички знаменосца, данной ему Сарновым. И что же, пользуясь ею, он препятствовал приему евреев? губил их дипломы? изгонял преподавателей евреев? Да ведь там при нашей русской кротости такая была «прожидь», что сопоставима разве лишь с прежней поликлиникой Литфонда да с нынешним телевидением. А право жаль, что кое‑кого Смирнов, если бы мог, не сослал в кандалах на Колыму. И между прочим, вспоминаю, что два таких небезызвестных русака, как поэт Василий Федоров и автор этих строк, за свои дипломные работы получили у Смирнова тройки. По отношению к Федорову это была вопиющая несправедливость.

Вот бы и Сарнову вместо рассказа о «чудовищных историях», неизвестно когда и с кем происшедших, посмотреть на студенческие фотографии, вспомнить нечто вполне конкретное и документально достоверное. Например, как сам он в 1946 году поступал в Литературный институт. Большинство поступавших были только что вернувшиеся с войны солдаты и офицеры, многие уже печатались, а он, по собственному выражению, «желторотый юнец» – вчерашний школьник, еврейский мальчик, возросший у Елисеевского магазина, и за спиной – никаких литературных деяний, кроме школьных сочинений о Татьяне Лариной и «лишних людях». Однако же – приняли!. Правда, был он жутко начитанный. Помню, Л.Н. Галицкий в рассказе о каком‑то рыцарском романе употребил слово «гульфик». На всем курсе никто не знал, что это такое. Беня объяснил нам на перемене…

Всего за пять лет через наш курс вместе со студентами‑иностранцами и теми, кто внезапно появлялся и внезапно исчезал, прошло 37 человек, но в 1946 году нас было принято 25 честолюбцев. И среди 25 не только этот милый Сарнов, а также Фридман, Иоффе, Шлейман, Нидерле, Сорин, Марголин – кто тут не еврей? Поскольку Бенедикт уверяет, что в приемных комиссиях выискивали и душили на пороге вузов даже тех, кто «с самой микроскопической прожидью», то можно назвать еще Винокурова, Коршунова, Друнину, Поженяна – у них матери еврейки, позже двое первых и сами женились на еврейках, а Друнина, разведясь с Николаем Старшиновым, стала женой известного Каплера. Видимо, это и привело ее в 1991 году в ряды ельцинистов – защитников «Белого дома»… Так сколько же получается вместе с «прожидью»? Одиннадцать человек. Да ведь это 45 процентов! И мы в великорусской кротости своей не протестовали. Признаюсь, что у меня лично с одним из них на последнем курсе произошел острый конфликт, а с остальными и в институте и после были самые добрые, даже дружеские отношения: с Андреем Марголиным после первого курса – впервые в жизни! – ездили вместе туристами на Кавказ, Женю Винокурова позже я возил в свою деревню, у Люды Шлейман в Фурманном переулке частенько собирались мы почитать стихи и погудеть. Правда, однажды я ее ужасно напугал. Утром в день экзамена по старославянскому языку она получила телеграмму: «Зрю сквозь столетия: двойку обрящешь днесь. Феофан Прокопович». Получив четверку, Люда показала телеграмму экзаменатору, В. Д. Левину. Тот спросил, кто мог ее послать. Люда ответила: «Скорей всего Бушин». Виктор Давидович сказал: «Передайте ему, что он может не приходить на экзамен. Я ставлю ему в ведомости пятерку…» Милые мои друзья прекрасной советской молодости, незабвенные наши профессора… Пошли вам Бог вечный покой и благодать… Как сказал Женя Винокуров,

 

Я не решаю сложную задачу,

Глубинную загадку бытия.

Я ничего не знаю. Просто плачу.

Где все понять мне! Просто плачу я…

 

Вот и сопоставь, Беня: 3 процента евреев‑гимназистов в обожаемое тобой царское время и в 15 раз больше студентов при советской власти, проклинаемой тобой. Это тоже вина СССР перед евреями?.. Из приведенных цифр поступающих в вузы евреев (20–44 – 50 процентов) выросли цифры их высокой образованности: 68–76 – 90 процентов. И не только это… 24 марта 1953 года три секретаря Союза писателей СССР А. Фадеев, А. Сурков и К. Симонов направили в ЦК КПСС письмо «О мерах секретариата Союза писателей по освобождению писательской организации от балласта». Уж они‑то знали проблемку. И вот – допекло всех троих… В письме говорилось: «Из 1102 членов Московской писательской организации русских – 662(60%), евреев – 328(28,9%), украинцев – 23 человека, армян – 21, других национальностей – 67 человек». Как видим, соотношение русских и евреев в русской столице 2:1. В чем дело? С одной стороны, в приведенных выше цифрах, в частности, цифрах студентов Литинститута. Но не только. У трех секретарей было и свое объяснение: «Такой искусственно завышенный прием в Союз писателей лиц еврейской национальности объясняется тем, что многие из них принимались не по литературным заслугам, а в результате сниженных требований, приятельских отношений, а в ряде случаев и в результате замаскированных проявлений националистической семейственности» («Независимая газета», 29,1Х. 2000).

 

* * *

 

Но наш мемуарист никак не хочет отлипнуть от alma mater как цитадели государственного антисемитизма и сообщает нам вот что: «В Литературном институте на одном курсе со мной учился студент С., обладавший ярко выраженной еврейской внешностью. Такой еврейский нос, как у него, можно было встретить нечасто. И вот однажды другой студент, без всякого к тому повода, ну, просто так, ни с того, ни с сего, с криком «Жидовская морда!» врезал кулаком по этому выдающемуся еврейскому носу. Хлынула кровь. Драчуна оттащили, пострадавшему оказали первую помощь…»

Вы только подумайте, какая опять зверская живопись! Ведь не где‑то в темном переулке, а в общественном месте, в храме литературы с диким воплем лупцевали в кровь обладателей еврейских носов, прорвавшихся в институт. Ну, просто «хрустальная ночь» среди бела дня в центре Москвы. И это при том весомом контингенте евреев не только среди студентов, о чем уже говорилось, но и среди преподавателей: Белкин, Бровман, Исбах, Кунисский, Левин В., Левин Ф., Металлов, Нечаева, Новицкий, Печалина, Симонян (Ежерец), Фейгина, Щирина – кто тут не еврей?

А видел ли Сарнов своими глазами ту «хрустальную ночь среди бела дня»? Нет, не видел. Но несколько раз опубликовал ужасающую историю в книгах да еще огласил на всю державу по радио, уверяя, как очевидец, что она разыгралась в коридоре института.

А вот что поведал безо всякой утайки об этом кошмаре в своих воспоминаниях «Лобное место» (М., 2000) Михаил Годенко, тогда студент этого же курса и даже участник события: «Помню взрывной случай. На одной из лекций Семен Сорин, сидевший сзади Малова, разговаривал с соседом. Малов сделал ему замечание. Сеня, не задумываясь, ответил: «Заткнись, говно!» Обиженный с разворота, с левой, наотмашь стеганул по лицу обидчика. Сорин тоже не из флегматиков. Рывком вскочил, вырвал из‑под себя стул, занес его над головой Малова… Могла произойти трагедия. Пришлось мне, моряку‑балтийцу, вмешаться в конфликт. Успел выхватить занесенный для удара стул, поставил на место. Взяв под локоть Сорина, вывел его из аудитории (от греха подальше!), посадил на низкий подоконник в конце коридора. Сорин бушевал, грозил жестоко отомстить…» (с.13)

Итак, что же мы видим? Во‑первых, дело было не в коридоре, а на лекции, притом, добавлю, на лекции упомянутого В.Д. Левина, читавшего курс старославянского языка. Это уже ставит под большое сомнение «жидовскую морду» в устах студента. Во‑вторых, уверения Сарнова, что Сеня схлопотал «без всякого повода, просто так, ни с того ни с сего» достойны лучших афоризмов Свирского и Войновича, отравленного КГБ. В‑третьих, оскорбительный выкрик действительно имел место, но принадлежал не Малову, а Сорину и имел несколько другой смысл и направленность. В‑четвертых, потока крови и первой помощи пострадавшему не было, а была элементарная пощечина. В‑пятых, Сеня отнюдь не проявил здесь свою незлобивость и готовность простить.

Вы думаете это все? Не тот человек Сарнов, у него мунблитовская закалка… Он продолжает: «Обладатель еврейского носа легко согласился с товарищами, уговаривавшими историю эту оставить без последствий. Но вмешалась комсомольская организация. Возникло персональное дело. Объектом разбирательства стал и получил суровое комсомольское взыскание, однако, не студент, который ударил, а тот, – которого ударили… Обвинялся он в том, что спровоцировал русского человека на драку… Спровоцировал своей ярко выраженной «жидовской мордой». Точнее, носом. Такой нос не мог не возмутить и не вывести из себя истинно русского человека». Вероятно, Сарнов думает, что говорит все это о национальной кротости великороссов как истинно еврейский человек…

А какое же суровое взыскание получил невиновный Сорин? Ведь очень выигрышно назвать. Но автор молчит. Почему? А потому, что никакого взыскания не было. Почему? А потому, что комсомольская организация не вмешивалась и никакого персонального дела не было.

Почему? А потому, что Малов был не комсомольцем, а членом партии, Сорин же – ни членом партии, ни комсомольцем. Уж это все я знаю точно, поскольку был тогда членом комсомольского комитета, а потом и его секретарем. Из всего сказанного предельно ясно, кто тут истинный провокатор и антисемит. И к слову сказать, жестоко избитый Сеня пережил своего истязателя на 47 лет.

 

* * *

 

Как уже говорилось, Сарнов – великий энтузиаст защиты культуры вообще, русской культуры в частности, и особенно – русского языка. Это, пожалуй, даже главное в его последних книгах. Что ж, прекрасно!

Как же именно защищает он эти духовные ценности? Прежде всего, проходится по именам известных русских писателей от Горького до Николая Доризо и лепит им ярлыки такого пошиба: «чучело», «слюнтяй», «холуй»… А чаще – известного фекального характера: «г…о», «г….к», «г….ед» и т. д. Иногда это делается мимоходом, иногда сопровождается байкой. Так, пишет, например, что когда арестовали Л. Авербаха, то одна талантливая русская поэтесса, «выступая на партийном собрании, на котором клеймили разоблаченного, сказала:

– Даю слово коммуниста, что ни в какой связи с врагом народа Авербахом, кроме половой, я не состояла». Это, видите ли, сарновский юмор. Но ничего подобного быть не могло не только потому, что молодой поэтессе чужд такой цинизм и непристойность (это недоступно пониманию Сарнова), но и просто потому (уж это‑то он должен понять), что она была беспартийной. Какое же «слово коммуниста»? Да ведь и замужем. И вот при живом муже публично такие хохмочки? На это способны только существа, подобные нашему критику да иные активисты телепередач Ханги…

Что же касается «г. на», то, как мы уже видели и раньше, критик так привержен к нему в его разных ипостасях, словно ничего прекраснее на свете и быть не может. Так, на странице 485 оно трижды шибает в нос. Отсюда повышенный интерес с тому, что он назвал «проблемой российских сортиров». Вот однажды побывал критик в гостях у Надежды Мандельштам. О чем конкретно они долго беседовали, не рассказывает, но счел нужным сохранить для истории русской литературы вот что: «Провожая меня, она кивнула на дверь в прихожей: «Первый раз в жизни у меня отдельная уборная». Конечно, Надежда Яковлевна прожила жизнь нелегкую, но все же не всегда – без отдельной уборной. Об этом свидетельствует хотя бы Эмма Герштейн, большой друг семьи. Она рассказывает в своих «Мемуарах» (М., 1998), что в 1933 году Мандельштамы получили отдельную двухкомнатную квартиру в писательском доме в Нащокинском переулке. Они не имели права на эту квартиру, поскольку Осип Эмильевич не состоял в Союзе поэтов, построившем дом. Однако, «энергия Мандельштамов преодолела все препятствия. Мандельштам был включен в список членов кооператива, но какая‑то неуверенность чувствовалась до самого последнего дня. Как только был назначен день вселения, Надя с ночи дежурила у подъезда, поставив рядом с собой пружинный матрац.

Утром, как только дверь подъезда открыли, она ринулась со своим матрацем на пятый этаж и первая ворвалась в квартиру. И вот врезан замок, вселение свершилось.




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2014-11-20; Просмотров: 426; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.061 сек.