Критерии этнической идентификации 4 страница

Вспомним, в этой связи, что предсказания курляндских волхвов предрешили выбор Рюрика на Великое княжение словен, после кончины Гостомысла и его сыновей. Наследственные духовные функции первых князей, дружинного боярства и дворянства, давших Руси первых подвижников, монахов, священников и первых русских святых, наконец, уходят корнями в духовную традицию верхушки воинского сословия языческой Руси. Но в этом аспекте словено‑русы не представляли собой ничего принципиально отличного от того, что мы находим в истории других индоевропейских племен Европы. Наше отличие было лишь в том, что наши сословия, пройдя специфический национальный путь становления, дожили до двадцатого века, показав удивительную историческую живучесть.

В связи с вопросом о сословном делении русского народа, особенно коснемся и вопроса о нашей национальной аристократии. Важно помнить, что у нашей аристократии, и в этом ее особое отличие от большинства европейских аристократических родов, были местные этнические корни. Именно поэтому, у нас и не сложилось особой аристократической касты, как то мы видим в Европе или в иных местах. Аристократическая элита родилась у нас не из класса завоевателей, а выросла из местного старейшинства, из родоплеменной знати, из княжеской дружины. Большую роль сыграла и неизменность среды обитания народа. Мы не вторгались в чужие земли для расселения, и не завоевывали себе больших и чуждых этноплеменных массивов, где неминуемо завоеватели и завоеванные делились бы на рабов и господ, на арьев и дасью. Только затем, чтобы подчеркнуть свой аристократизм по западным шаблонам, у нас в дворянской среде стали выдумываться пышные и небывалые генеалогии и предки – «завоеватели» из орды да с Запада. Но суть, все же, в том, что завоевания одним этносом другого у нас не было. Отсюда – и наш особый «отцовский» а не абсолютистский монархизм, отсюда и вывод о нашей автохтонности, исконности на данных территориях.

Долгая жизнь этноса на одной территории имеет существенное значение для его становления, и далее этот фактор играет немаловажную роль в развитии национальной жизни.

Немецкий историк начала двадцатого столетия Александр фон Мюллер справедливо полагал, что «любая органическая жизнь, в том числе и жизнь народов, укореняется в земле и тем самым привязывается к определенным границам». Очевидно, что выход за эти границы чреват для народа постепенной утерей своей национальной идентичности. Примером тому может служить героическая попытка Белой эмиграции сохранить вдали от России свою русскость; попытка, обреченная на провал, так как уже их дети, не говоря о внуках, в большей степени имитируют русскость, чем в действительности являются русскими. Утрата национальной среды обитания тяжело сказывается на душевных свойствах народа, наносит ему не всегда сразу заметную, но всегда тяжелую психологическую травму. Автохтонность народа, постепенное эволюционное развитие государства и державного этноса, взаимно гарантируют устойчивость социальной структуры. Безусловно, монархическая власть в России была главным гарантом такой устойчивости. Но дело не только в этом.

Наша древняя социальная структура общества сложилась одновременно с монархическим принципом и взаимно обуславливали друг друга, гарантируя устойчивость национально‑государственного развития. Это наше отличие от европейских наций осталась в прошлом дореволюционной России. Но вот что важно: вопреки всем революционным экспериментам у нашего народа сохранилось особое «национальное чувство истории». Осознанное ощущение исторической миссии, незаконченность нашего национально‑государственного становления есть несомненная гарантия того, что русский народ еще исторически жив. Наша история не закончена, и мы это ощущаем. Наше историческое самосознание претерпело серьезные болезненные изменения, но вполне может излечиться от послереволюционной идеологической раздвоенности. Лекарство от этой болезни одно – возвращение в метафизический поток национальной истории. Здоровым национальным сознанием история воспринимается через миф и исторические сказания, через священные предания церкви. Если национальная история становится плодом кабинетных усилий и растиражирована беллетристической литературой, это значит, что этнос закончил свой исторический путь и его история из области жизни уходит в область воспоминаний, быстро теряющих связь с повседневностью, теряющих свою актуальность для народа и индивидуума. Дальше этнос неминуемо уходит с исторической арены. Его история становится достоянием музеев живых исторических народов.

Есть и еще один важный фактор, который определяет самосознание этноса и нации – фактор географической ниши, которая воспринимается этносом как нечто неотъемлемое, нечто, таинственным образом связанное с его национальной жизнью. Речь, конечно, идет не просто о географии, но о сакральной географии пространства исторического бытия данного этноса.

Этнос, переживающий историческую фазу становления нации, в которой он выступает в роли монолитного национального стержня (если нация этнически неоднородна – в роли этнического ядра) для нового суперэтнического образования имперского, например, типа, имеет своей характерной особенностью четко осмысленную, исторически преемственно очерченную, сакральную географию, которая, в принципе, и является исконными границами данного этноса.

Именно границы святынь данного народа есть его истинные границы, а не этнокормящий ландшафт исторического месторазвития, определяемый всего лишь экономическими потребностями этнической единицы. В этом смысле русский народ, в его триединстве (великороссы, малороссы и белорусы) имеет своими границами не нынешние границы РФ, и даже не границы бывшего СССР, а те рубежи, которые отмечают крайние границы распространения его национальных святынь.

Более того, не в политическом смысле, каковым наделен вышеупомянутый критерий определения границ этноса, но в некоторого рода мистическом плане, народ русский, как наследник священного бремени быть последним этническим пастырем‑вождем церковного народа, народа Божьего имеет не только национальные или государственные границы. Его границы раздвигаются до всех священных мест всей исторической христианской ойкумены, определяя специфику его национальных интересов и политических приоритетов.

Рассмотрев важнейшие критерии, из которых состоит любой сложный этнический организм исторического народа‑нации, мы можем констатировать, что русский народ являет нам уникальное лицо самого древнего и одновременно устойчивого этнического образования Европы, пронесшего свою национальную идентичность через такие исторические бури и ураганы, через которые не могли бы пройти и сохранить себя никакие народы человеческой истории. Невозможно поверить, что такая удивительная сохранность народа в истории, сохранность его физического и духовного лица, сохранность его древних институтов, сохранность, не имеющая аналогий в истории индоевропейских народов, является исторической случайностью. Бог хранит нас для решающего акта всечеловеческой истории, хранит даже вопреки нашему неумению оценить такие дары, данные нам даром.

Еще раз кратко укажем на критерии оценки, по которым русский народ является уникальным историческим явлением, продолжающим свою историческую жизнь, неизменно сохраняя свое духовное и физическое лицо.

– Удивительна и не имеет прямых аналогий наша этническая древность и прямая генетическая преемственность современного русского населения с насельниками Русской равнины времен неолита, по крайней мере.

– Очень важно, что русский народ сохранил автохтонность (исконность) территории своего этнического становления и развития.

– Русский народ сохранил удивительную антропологическую однородность и преемственность по отношению к своим древнейшим предкам.

– Русский народ в своей соборной совокупности сохранил устойчивое национальное самосознание и историческую самоидентификацию, по крайней мере, с десятого века.

– Русский народ показал более чем тысячелетнюю приверженность Православной вере, явив уникальную духовную цельность натуры. Оставаясь верным своему древнему, издревле сложившемуся, духовному строю, народ русский на бытовом уровне сберег и дохристианские архаические поверья, сохранив, тем самым, на уровне психологическом, душевном, связь со своими языческими предками, что помогло избежать духовного надлома при принятии Христианства.

– Русский народ обладает удивительным богатством – русским языком, эволюционно развивавшимся с глубокой древности, генетически связанным с богослужебным, церковнославянским языком, и начавшим складываться в общенациональный литературный язык уже в XI веке.

– Объективные данные истории говорят о древнем сложении единого русского народа из родственных восточнославянских племен, рано начавшего историческую эволюцию в единую русскую нацию, сложившуюся в добуржуазный период.

– Русский народ обладает древней, устойчивой и преемственной исторической государственностью, имеющей своим священным фундаментом исконный монархический принцип верховной власти.

– До 1917 года Россия выделялась среди других европейских держав древностью и устойчивостью своих сословных институтов.

– Русский народ и сейчас может гордиться относительной сохранностью архаичных, достаточно разветвленных семейно‑родовых связей.

– Русская аристократия имела исключительно национальные корни.

– Но самое главное, русский народ сохранил в себе древнее и верное чувство своей особой исторической миссии, и более того – мессианское чувство, выплавленное и очищенное в горниле Православной веры.

На этом духовном и этническом монолите вырос чудесный феномен человеческой истории – русское национальное государство.

Дата добавления: 2014-11-20