ИДЛи 123022, г. Москва, а/я 9 2 страница

Чудеса Аполлония сильно напоминают те, что творил Христос. Согласно Евангелиям, Иисус исцелял больных, возвращал зрение слепым, изгонял демонов и воскрешал мертвых. Если признать ход рассуждений д-ра Магнуса правильным, то Иисус Христос был худшим из мошенников, а его учителя — ессеи — не научили его ничему, кроме ловкости рук. Перед наукой встает недвусмысленный вопрос, возможны ли чудеса? Она не может ответить на этот вопрос ни утвердительно, ни отрицательно. Она не в состоянии доказать невозможность чудес и не желает признать обоснованность любого свидетельства, говорящего в пользу трансцендентализма. Поэтому ей приходится занимать выжидательную позицию, ненаучную и унизительную. Будучи неспособной ни подтвердить, ни опровергнуть это утверждение, наука всегда пользуется привилегией оставаться великодушной, под этим мы подразумеваем открытое, искреннее великодушие. Если наука сможет избавиться от своего комплекса «непогрешимости» и осознает, что ученые — это всего лишь группа людей, которым, подобно всем остальным смертным, свойственно ошибаться, все эти затруднения будут устранены. Как-то раз один старый индейский знахарь разговаривал с продуктом обучения в нашем высшем учебном заведении. Университетский муж начертил на песке маленький кружок и сказал: «Вот то, что знает индеец». Краснокожий с серьезным видом кивнул головой. Тогда самодовольный бледнолицый нарисовал вокруг маленького кружка еще один, побольше, и произнес: «А это, приятель, то, что знает белый человек». Индеец, помолчав минуту, взял палочку и нарисовал вокруг обоих кругов третий, еще больший круг и выразил свое мнение словами: «А в этом круге и белый и краснокожий глупцы».

В сократическом диалоге предполагается, что знание приведет людей к согласию. Мнения могут различаться, а факты должны совпадать. Однако люди, вооруженные знаниями, предоставляемыми наукой, видимо, точно так же подвержены влиянию «мнений», как и их менее образованные собратья. Приведем в качестве примера случай с Парацельсом. Мы почтительнейше взываем к науке, умоляя ее проявить тонкую проницательность, необходимую для отделения истинного от ложного в нижеследующих комментариях, лестных и не очень. Сэр Уильям Ослер, баронет, доктор медицины, член Королевского общества, в курсе лекций «Развитие современной медицины», прочитанном в Йельском университете, говорит: «Он [Парацельс] сделал важные открытия в химии, среди которых цинк, различные соединения ртути, каломель[11], серный цвет, и был убежденным сторонником использования препаратов железа и сурьмы....Именно Парацельс, самый выдающийся из современных ятрохимиков[12], дал мощный стимул к изучению химии и фармации». Сейчас наша задача заключается в том, чтобы согласовать дань уважения, воздаваемую ученым, с нижеследующим осуждением с их стороны. Дэниел У.Геринг, доктор философии, доктор права, называет Парацельса «еще одним средневековым мошенником», а д-р Р.М.Лоренс заявляет, что Парацельс был истинным «королем шарлатанов» и что «его система основывалась на мистицизме и фанатизме грубейшего толка».

Вернемся, однако, к нашей исходной посылке. В основе мыслей и поступков человека по-прежнему лежит человеческая природа. Нам всем очень нравится иметь свое мнение, мы все любим, когда наше мнение считают разумным, и в нас всех живет жгучее желание навязывать свое мнение другим людям. Временами мы бываем достаточно фанатичны, чтобы поверить, что некоторые наши мнения представляют собой нечто большее, чем просто мнение. А в результате получается масса так называемых фактов, реально не существующих, опровергнуть которые, однако, смогут лишь грядущие века. Поскольку вся Вселенная наполнена непостижимым и нам позволительно иметь всего лишь мнение о нем, давайте будем иметь только такие мнения, которые будут способствовать достижению общего блага. Так как нам необходимы верования, то пусть это будут только конструктивные верования. Человеку простится его вера в Бога, если эта вера сможет превратить этот мир в лучшее место для жизни. С другой стороны, неверие непростительно, если оно порождает войны, разрушение и смерть и нарушает гармонию природы. Когда мнениям придается чрезмерное значение и их ценность приравнивается к ценности фактов, неизбежно начинаются гонения. У религии были свои мнения, приведшие к инквизиции. Теперь у науки есть свои мнения, и интеллектуальная инквизиция, такая же неразумная, как и ее предшественница, подвергает свои жертвы пыткам осмеянием и остракизму.

Встает вопрос, следует ли ребенку получать религиозное образование в школе? Безусловно, но не в виде сектантских наставлений. В общем, можно посоветовать преподавать религию детям дома, хотя и эта идея не лишена недостатков. Обычным родителям недостает ни знаний, ни умения одолеть материализм, внушенный нашей молодежи. К тому же отец и мать часто не имеют высшего образования, и у детей, его получивших, в результате развиваются комплексы подавляющего превосходства. Поэтому, если родители попытаются смягчить крайний материализм нынешних научных взглядов или облагородить статистику идеалами, собственные дети могут обвинить их в туповатости. Те, чьи умы уже обращены в материализм и кто усматривает благороднейшее выражение жизни в действии химических сил, а не в исповедовании идеализма, из жалости терпеливо выслушивают родительский совет. Наука и не пытается осенить духовную жизнь расы. Она совершенно не готова предоставить человечеству заменитель морали.

Существует расхожее мнение, что в древности обучение было основано на «убеждении», а в современном мире — на «наблюдении». Такая точка зрения противоречит фактам, поскольку жрецы-философы дохристианской эпохи в гораздо большей степени заслуживают названия наблюдателей, чем люди нового времени. Свои знания они накапливали в непосредственном контакте с природой, и время было таким несущественным фактором, что на проверку какой-то одной гипотезы обычно уходило несколько тысячелетий. Как утверждает Цицерон, халдеи потратили не одно тысячелетие на наблюдения и классификацию астрологических данных. Никакая другая отрасль знаний не может претендовать на более достоверные исходные данные, полученные из первоисточника. О практической ценности обращения к древней традиции однозначно высказывается Бухан в своей «Симптоматологии». Сей достойный врач пишет: «Первоначально медицину рассматривали и изучали как раздел философии. Современная философия медицины отвергает представление о существовании связи между припадками, внезапно возникающими у маньяка, и фазами луны. Однако в таком случае трудно объяснить, почему с глубочайшей древности термин «selenilikoi»[13], эквивалентный термину «moonstruck»[14], что значит «лунатик» или «помешанный», применяли к такого рода страдальцам. Я пришел к заключению, что даже малая толика внимания к этим древним критериям обернется для меня полезным практическим руководством, и рекомендовал бы ознакомиться с ними каждому изучающему медицину и особенно тем, чей долг, может статься, призовет их заняться профессиональной деятельностью в тропиках. Ведь именно в странах с таким климатом зародились подобные доктрины и, кроме того, не секрет, что по мере приближения к экватору все сильнее сказывается влияние планет».

Пытаться примирить между собой науку и мистицизм — значит быть обвиненным в медиевизме[15]. Мы, как из старого платья, выросли из теургии[16] и более привержены новым теориям жизни и смерти со звучащей в них нотой неопределенного финала. Принято считать, что процесс приобретения знаний начался в XVI в. и закончился в XX в. Каждый великий ученый прекрасно понимает полную нелепость подобных утверждений, но великих ученых слишком мало, ведь это посредственность — правило, а гений — исключение. Самый опасный из глупцов — это глупец, получивший образование, ибо, будучи умным лишь в своих собственных глазах, он служит вечной помехой всяческому прогрессу. Материализм — это идефикс толпы, а не факт, доказуемый в процессе научного исследования. Вопреки авторитетному мнению «просвещенных личностей», каждый человек, здоровый душой и телом, содержит в себе некую долю идеализма. Он от рождения любит все прекрасное, почитает добро и испытывает внутреннее побуждение познать Высший Разум, управляющий вселенским порядком действий. И если эти естественные чувства должным образом воспитывать и поощрять, то индивидуум станет полезным для общества гражданином и конструктивным фактором в развитии цивилизации. Но что-то явно неладно в этом мире. Юные умы отвлечены от стремления к высшим идеалам этики и эстетики. Кажется, будто какая-то таинственная сила действует в сфере образования. Путем различных инсинуаций и умозаключений духовные ценности низведены до грани почти полного исчезновения. Молодое поколение запугано опасностями «нездорового мистицизма». Так спрашивается, нужно ли миллионам молодых мужчин и женщин покидать стены наших университетов и колледжей, превратившись в апостолов, более того, проповедников научного атеизма? «Ценность всех научных открытий определяется той пользой, какую извлекает из них человечество», — заявил в недавнем интервью сэр Оливер Лодж, один из самых выдающихся ученых мира. Этот почтенный мыслитель высказал также убеждение, что пришло время «перестать предавать науку, используя для взаимного уничтожения те достижения, которые предназначены для обеспечения общего блага». Дать человеку знания обо всех явлениях, хранящихся в систематизированном виде в пухлых архивах науки, и выпустить его в жизнь лишенным добродетелей и даже простой человеческой доброты — значит натравить на мир такого монстра, как Франкенштейн.

Ученые древности относились к телу человека с глубоким почтением, рассматривая его как вселенную в миниатюре и наиболее подходящий объект для изучения в земных условиях. И в то время как некоторым древним народам почитание священной неприкосновенности «божественной формы» запрещало производить анатомирование трупов, философия анатомии достигла высокого уровня в Китае и Индии, откуда впоследствии распространилась в Халдею, Египет и Грецию. Во многих общинах были открыты клиники, где велись наблюдения за больными, а в Азии устраивались специальные лечебницы для животных. Пифагорейцы, за ними платоники, неоплатоники и гностики называли физическое тело жилищем, или домицилием[17], души и утверждали, что телесная ткань может принимать различные формы, видоизменяясь под действием геометрических сил, присущих душе. В современных биологических системах слово «душа» не наделено смыслом, однако на основании анатомирования вряд ли возможно установить, есть она у человека или нет.

В этом вопросе оккультная анатомия полностью расходится с наукой. Оккультизм не оспаривает результаты научных исследований, а утверждает, что физикам не удалось доказать химическое происхождение жизни, хотя они упрямо отстаивают мнение, противоречащее фактам жизни. Оккуль тизм не отвергает открытий в области физики, а утверждает, что так называемые физические причины являются вторичными по отношению к причинам сверхфизическим. Мировое тело одушевлено, а мировой механизм управляем. Феноменальные аспекты жизни являются следствием адекватных причин, а эти причины принадлежат миру, не подлежащему оценке и исследованию методами физики в ее нынешних границах, миру, относящемуся исключительно к компетенции метафизики. Механисты и виталисты, зайдя в тупик, многие годы хранили молчание. Затем несколько оживились сначала одни, потом другие. Однако напыщенные словеса каждой из противоборствующих сторон помогли им всего лишь вернуть себе прежних приверженцев. И только факты, имеющие отношение к Первопричине, признанные материалистическим учением, были «узаконены» без доказательств, а в грандиозную систему обсервационализма[18] вошли люди, не способные путем наблюдения проникнуть в истинный смысл собственных посылок. Физика, как полагается, превознесла материю, отведя ей основное место во вселенной и наделив большинством атрибутов, которыми теология украшает все божественное. Метафизика, обогащенная мудростью пятидесяти тысячелетий, не выказывает склонности к теологическим спорам, но смутно прозревает сквозь завесу материи действие грандиозных сил, обнаружить которое способен лишь интеллект, подстегиваемый рассудочным познанием.

Барон фон Лейбниц, похоже, заимствовал свои теории монадологии у пифагорейцев и других ранних атомистов. Полагают, что широкое распространение в астрономии гелиоцентрической системы лишило убедительности все соответствия между человеком и вселенной, о которых твердили в древности посвященные философы. И вновь популярная метафора так и осталась без поправок. Так называемую коперниковскую систему знали и признавали именно те самые учителя, которые первыми проповедовали великую герметическую аксиому о том, что пребывающее наверху подобно тому, что внизу, а величайшее подобно ничтожнейшему. Для современного образования одновременно и опасно, и сомнительно добиваться собственного возвеличивания путем дискредитации мыслителей прошлого, поскольку именно этим древним ученым наука обязана своим существованием. И разумеется, нет нужды повторять, что доктрина Макрокосма и микрокосма была с проклятием изгнана из цитадели знаний. «Идея полного совпадения структур человека и огромной вселенной, — пишет Чарльз Сингер, — постепенно лишилась признания в научных кругах, а среди людей, далеких от пауки, она полностью деградировала, став немногим лучше, чем обычный бред сумасшедшего. Эта идея как таковая предстает в заумных бреднях английского последователя Парацельса, розенкрейцера Роберта Фладда, который часто с завидной точностью воспроизводил системы, отличавшиеся некоторой новизной за пять веков до его рождения. В той же форме фантастической навязчивой идеи эта некогда плодотворная гипотеза все еще нет-нет да и появится в современных трудах, трактующих извращенное учение» («От магии к науке»). Выходит, самое большее, на что можно надеяться в отношении настоящего труда, — это занять скромно местечко в «Index Expergalorius scientiae»[19]. Однако мы окажемся в прекрасной компании, поскольку там собралась целая конгрегация избранных. И если мистер Сингер не будет слишком осторожничать, то вполне может к нам присоединиться, так как, рассуждая о Парацельсе в своем произведении, цитата из которого была приведена выше, этот господин отмечает: «Он [Парацельс] все же верил в существование связи между микрокосмом и Макрокосмом — что в известном смысле присуще и нам [!]» (Курсив мой — М.П.Х.). По этому поводу вспоминается профессор одного колледжа, который, распалившись в споре о бессмертии души, увенчал свою аргументацию следующим сногсшибательным заявлением: «Такой вещи, как бессмертие души, вообще не существует, и когда я умру, я вернусь назад и докажу вам это».

Сформулированный Геккелем[20] первый принцип биогенеза[21] тоже граничит с этой ересью, поскольку сей достойный профессор заявляет, что основной закон эволюции органической природы выражается теорией, «что история эмбриона есть олицетворение истории происхождения» или, проще говоря, «что последовательность форм, через которые индивидуальный организм проходит в процессе развития от яйцеклетки до состояния полного развития, есть краткое и сжатое воспроизведение длинной последовательности форм, через которые прошли животные предки этого организма (т.е. наследственных форм его вида), начиная с самых ранних периодов так называемого сотворения органического мира вплоть до настоящего времени» («Эволюция человека»). То, что великое раскрывается через малое, что прошлое представлено в настоящем и что, следовательно, вселенная, в которой эволюционировал человек, оставила на нем свой отпечаток, превратив в компендиум[22] своего бесконечного ветвления, — все это древние теории, отвергнутые, недооцененные и опороченные в других местах, а здесь тем не менее сформулированные заново на другом языке в виде научного принципа первостепенной важности. Допустим, что одноклеточный предок человеческой расы постепенно эволюционировал на протяжении невообразимого числа столетий, постоянно видоизменяясь, чтобы приспособиться к условиям окружающей среды тех веков, вплоть до достижения своего нынешнего, относительно сложного, состояния. Но тогда что же еретического можно усмотреть в предположении, что он, по крайней мере, в каком-то одном отношении является воплощением этих веков, заключая в своей малой в сравнении с вселенной структуре правдивое свидетельство тех звездных процессов, которые привели к его материализации? Человек представляет собой не малую вселенную, возникшую по приказу своевольного и капризного бога-тирана, а скорее — продукт вселенского закона, действие которого проявляется в непрерывном ряде развивающихся организмов. Человек — это микрокосм по наследству. Он — потомок субстанции и движения. Вселенная есть причина появления человека, и если подобное производит подобное, то и человек должен быть подобен вселенной. С биологической точки зрения наследственность имеет приоритет над окружающей средой, которая может видоизменять, но не в состоянии уничтожить вселенский аспект человека. Здесь стоило бы процитировать Менделя[23], дабы подкрепить утверждение, что наследственный фактор Макрокосма передается и сохраняется в каждом из его микрокосмов. Однако подобную теорию тут же наградили бы эпитетом «извращенного учения» и занесли в список книг, запрещенных католической церковью для чтения до их переработки!

Признавая важность окружающей среды в формировании наследственных факторов, не следует забывать, что для человека его собственное тело является имманентной[24] средой. Излучаясь в феноменальное состояние, ноумен[25] обретает тело как неизбежного посредника. Если тезис «нет тела, нет феномена» составляет научный трюизм[26], то утверждение «нет осязаемого тела, нет ноумена» доказать гораздо труднее. Здоровье и болезнь — это состояния, свидетельствующие о важности тела как среды обитания человека. Если знание целиком посвящается улучшению этой среды обитания, следует в обязательном порядке учитывать его темперамент как фактор, направляющий энергию на созидание или разрушение. И когда нарушение ментального, физического или морального равновесия приводит к расстройству организма, «заражая» его бесчисленными фобиями, наследуемыми плотью, миру начинает угрожать реальная опасность. Говоря о среде обитания, мы обычно имеем в виду дом, школу, места отдыха и церковь, тогда как древние под средой обитания понимали, главным образом, тело; а завоевание этой среды достигалось исключительно самодисциплиной. Если человек разумно направляет жизненные силы на законные цели, то этим он наилучшим образом защищает общее благосостояние и сохраняет собственную целостность.

Опыт проистекает из контакта с окружающей средой, и не важно, будет ли это тело как первичная среда обитания или несопоставимо огромный мир. Мы неизбежно вынуждены полагаться на наш сенсорный аппарат, когда речь идет о накоплении тех впечатлений, из которых выкристаллизовывается знание, и о том, как обогатить наш внутренний мир. Тогда почему средний, так называемый образованный, человек так редко связывает улучшение физического состояния с проблемой расширения чувственного восприятия? Научные исследования нуждаются в постоянном совершенствовании научных приборов, не требуя никакого эстетического облагораживания самого исследователя. Не в этом ли заключается разгадка провала идеи образования? И к тому же у ума есть предел насыщения. Но тогда существует только один выход: увеличить вместимость ума. То, что человек съедает, вовсе не обязательно оказывается для него питательным, а поэтому и обжоры могут умереть от анемии. Это верно и в отношении ума. Только то, что интеллект в состоянии усвоить, способствует его благополучию. И если наука должна созреть, чтобы полностью сформироваться, то ученый должен дозреть, чтобы стать таковым.

Глубокое различие между наукой и мистицизмом уже содержится в их собственных предпосылках. Наукой овладевают, приобретая знания, а мистиком становятся. Секрет воцарения в Греции золотого века заключается в ныне забытом и полностью игнорируемом факторе — философской жизни. Сегодня средний человек не только ничего не знает о высших идеалах жизни, но в своем нынешнем состоянии даже не способен их усвоить. Прежде чем посадить семя в почву, ее необходимо обработать. В этом и состоит смысл существования мистерий — тех самых тайных институтов, которые ныне высмеивают, но которые, по сути, необходимы для развития и поддержания высшего образования. Взгляды посвященных древности называют ограниченными, диктаторскими, предназначенными для избранных и антинаучными только потому, что они требовали определенного уровня совершенства от тех, кому доверяли бесценные тайны жизни и природы. В наш век была предпринята попытка поставить древнее правило с ног на голову, и вместо того, чтобы возвысить человека до знания, знание унизили до уровня человека. Результатом явилась ужасающая узость мышления. «Тот, кто просто созерцает внешнюю сторону вещей, — не философ, — писал Парацельс. — Истинный философ за внешностью всегда прозревает реальность». Наука предпочла отойти от старых традиций. Отделившаяся часть знания вступила на путь спекуляций, пронизанных духом соперничества. В мистериях более не производились «божественные аутопсии». «Священные» обряды, прекратившие существование как общественные институты, тайно сохранялись теми, кто остался верен исходным идеям. Каббалисты, а позднее герметисты, алхимики, розенкрейцеры и тамплиеры заимствовали свой оккультизм у уцелевших адептов более старой школы. По мере того, как с течением веков пропасть между материальной и духовной наукой становилась все шире, факты исчезали, а неопределенности множились, пока не остались одни лишь теории. Невозможно довести науку до совершенства, пока не объединены отдельные отрасли знания, которое растащили по углам и распределили среди ученой аристократии. Подобное деление на части выглядело издевательством перед лицом более широких требований всеобщей взаимозависимости. Если, к примеру, руки и ноги человека работают каждая по-своему, как это происходит с составляющими целой системы образования, нечего и ожидать согласованных действий. И до тех пор, пока наука, религия и философия не найдут общий язык, бесполезно пытаться скоординировать усилия людей, направленные на совершенствование расы.

Ученые мужи нынешних времен, не будьте слишком высокомерны и с большей благосклонностью отнеситесь к мудрости прошлого. Ведь строители пирамид тоже были людьми высокой учености и благородных убеждений. Будьте благодарны прошлому, уважайте мечты тех, кто пришли в этот мир раньше вас. Бережно храните память о них и, если вам покажется, что в некоторых вещах вы разбираетесь лучше, не испытывайте к ним презрения, а лучше восхититесь теми качествами, которые отличали их от остальных. Как судите вы, так же будут судить и вас. Завтра вы отойдете в вечность, ваши труды станут достоянием расы, и где гарантия, что наука будущего не набросится на ваши мечты подобно стае голодных волков? Великодушие — вот критерий истинного величия, а терпимость — показатель правильного видения. Не уподобляйтесь тем, кто с высоты своего положения выносит несправедливые суждения о других. Расширяйте научную концепцию, чтобы включить в нее все знания, а не только скудные сведения избранного меньшинства. Помните слова Парацельса: «То, что ныне представляется невозможным, свершится в будущем, то, что неожиданно сегодня, завтра окажется истинным, и то, что выглядит суеверием в одном веке, станет основой признанной науки в следующем» («Оккультная философия»).

Посмотрите на эти фолианты ушедших веков, научные труды огромных размеров, как это было принято в старину, написанные на благородном пергаменте с рисунками, сделанными от руки людьми, давно покинувшими сей бренный мир, и чопорными, выполненными в своеобразной манере портретами авторов на левой стороне разворота титульного листа. В одной из книг на портрете изображен человек, который стоит, прижав левую руку к сердцу, а правой крепко сжимает астролябию. Широкий гофрированный воротник его костюма служит явным признаком Елизаветинской эпохи, а украшение на верху его гербового щита и девиз на латыни свидетельствуют о его знатном происхождении. Этот труд хранит в себе его мечты и стремления, его надежду на бессмертие в сердцах людей. Фрагменты давно забытых дней, как трогательны они в своем пышном великолепии! Вот грубо нарисованный портрет мужчины. Вы заметили, какие усталые у него глаза? Обратите внимание на глубокие морщины, прорезавшие его лоб, на трагическую линию рта. Полные печали серьезные лица, проступившие сквозь пелену веков; люди, ставшие первопроходцами на пути к процветанию человечества и направляющие его движение вперед; герои, прокладывающие путь и содействующие прогрессу, результаты которого им не суждено было увидеть. Вот еще один портрет. Узнаете? Это Бруно. Всмотритесь в его благородное лицо, обрамленное огненно-красными языками пламени костров, запылавших по приказу инквизиции. А в этой небольшой книге — Парацельс со ступкой и пестиком, сраженный рукой наемного убийцы. На следующем портрете изображен маленький, скромного вида человек, это — Петр Де Абано, «ученый, вдохновленный вселенской жаждой знаний», изображение которого было сожжено и который сам избежал смерти на костре только потому, что умер, не дождавшись вынесения приговора. Неужели мы не в состоянии сказать ни единого слова в защиту этих великих бессмертных? Старались ли мы хоть когда-нибудь вникнуть в известное им? Пытались ли мы по достоинству оценить уровень их интеллекта или раскрыть суть их знаний, вооружившись которыми они сумели совершить переворот в мировом мышлении? Мученики и провидцы, ваши тела мирно покоятся в утробе Великой Матери, ваши души вернулись в эмпирей, чтобы там воссоединиться со звездами, освещавшими ваш земной путь!

На страницах этой книги мы попытались собрать немного крошек с пиршественного стола мудрецов. Мы не собираемся полемизировать с наукой, поскольку тот аспект человека, рассмотрением которого ограничено содержание данной книги, по сути, относится к области сверхфизических явлений, а значит, выходит за рамки научного наблюдения. Мы просто попытаемся использовать метафизику в той сфере, куда физике доступ пока еще закрыт. Мы не являемся авторами доктрин, изложенных на этих страницах: они принадлежат векам, составляя часть благородного наследия доисторических времен. Одни говорят, что знание снизошло с небес, другие — что оно вышло на свет из докембрийских наносов. Путь мудрости четко определен. Золотой нитью вьется он по цивилизации — единственная реальность в мире нереальностей. Он сравним с лучом небесного света, который касался бутонов эмпирии[27], и, согретые его сиянием, расцветали эпохи и приносили свои плоды.

Те, кто предвидел подлинное торжество мудрости, закрыли свои книги навеки. Человеческое тело свидетельствует о скрытом величии. Человек, заглядывая в собственные глаза, видит там «новый завет». Кровь циркулирует по венам и артериям; стук сердца отдается барабанным боем прогресса; разум взмывает ввысь в стремлении исследовать просторы вечности; рука тянется через вереницу тел, чтобы коснуться руки другого. Науку не удовлетворяет учение, что человек рождается, страдает и умирает. Подобные утверждения не представляют интереса для рационально мыслящего человека. Человек — это символ более благородного замысла, свидетельство более высокого предназначения. Понятие смертности интеллекта, если истинное просвещение коснулось его своим сияющим перстом, полностью преобразуется. Посредством алхимии познания человечество достигает бессмертия. Жизнь продолжается, душа, цель и реальность тоже продолжают свое существование. Бессмертие неизбежно. Только ум, который под влиянием ложных доктрин свернул со своего естественного пути, может додуматься до веры в угасание. Так что лучше давайте посыплем алхимическим «порошком» идеализма сухие факты, и они в мгновение ока превратятся в чистейшее золото.

Глава II
Оккультные основы науки

Из «De Humani Corporis Fabrica»

Рис. 2. Андреас Везалий, отец современной анатомии
(1493-1541)

Никакое образование не сможет сохранить современную цивилизацию, если правильное понимание человеком высших ценностей жизни будет разрушено материализмом. Учение свернуло со своего древнего пути и грозит потерять свое название как обозначение действия. Метафизика, первая и самая прекрасная из всех наук, приобрела дурную славу и пережила тяжелые времена. Наставники золотого века были людьми героических представлений и высокой цели. Ныне обильные пожертвования буржуазии и самодовольное профессорство, распространенное среди консерваторов порождают заурядность. Образование, которое слишком часто представляет собой всего лишь рабскую зависимость от мнения и крепостничество авторитета, заслоняет собой знание. Радуясь своей псевдопросвещенности. современная интеллигенция, подобно фарисеям прошлого, благодарит, что она не такая, как остальные люди. Алтари древнего знания, воздвигнутые добрым духам, превратились в прах. Трансцендентализм уступил место материализму, почитание ларов и пенатов — поклонению великому богу — Сомнению. Даже изрыгающему пламя Ваалу жрецы служили не так фанатично, как в наши дни они простираются ниц перед алтарями механистического реализма.

Хотя в природе существует масса принципов, которые можно приспособить к механическим целям, сама природа не является механической. Мир не машина, и создавался он стихийно. Он организм, а не организация. Вселенная представляет собой жизнь, проявляющуюся путем рождения. Сознание и интеллект прорастают сквозь материю, как крошечные ростки, пробивающиеся сквозь темную землю. Среди рисунков, оставленных Леонардо да Винчи, есть один, на котором он уподобляет сердце и расходящиеся от него сосуды прорастающему семени; а Бёме сравнивает человеческую душу с саженцем, тянущимся вверх сквозь материальную природу человека в поисках света. Мудрый человек всегда помнит алхимическую аксиому, что искусство может дополнять природу, но никоим образом не должно нарушать ее законы. Преклоняться перед реально существующим — значит быть мудрым; признавать простое величие божественного хода событий — значит утвердиться в важнейшей истине. Первые наставники человечества — иерофанты древнейших обрядов — те, о ком пишут, что они без страха взирали на богов, передавали последующим векам доктрины, которые оказались необходимыми для выживания человеческой души. Фабион, основатель мистерий финикиян, скрыл секреты рождения в изображении Мирового Яйца и, как сообщает Санхониафон, сочинил относящиеся к нему легенды и аллегории, такие глубокие по своему истинному смыслу, такие величественные в своем дерзании и такие облагораживающие при практическом приложении, что в течение многих веков они вызывали изумление и восхищение смертных.

Дата добавления: 2014-11-20