Документ 8.6

Документ 8.5.

Документ 8.4. Продолжение

«Бывший министр государственной безопасности СССР т. Игнатьев не оказался на высоте своего положения, не обеспечил должного контроля за следствием, шел на поводу у Рюмина и некоторых других работников МГБ, которые, пользуясь этим, разнузданно истязали арестованных и безнаказанно фальсифицировали следственные материалы».

Аналогичные положения содержатся и в другой записке — по «мингрельскому делу» (тоже, само собой, фальшивой).

«И. В. Сталин, будучи неудовлетворен результатами следствия, требовал применения к арестованным физических мер воздействия, с целью добиться их признания в шпионско-подрывной работе.

Бывший министр государственной безопасности СССР т. Игнатьев, несмотря на получаемые им чуть ли не с начала следствия... сигналы о недопустимых методах следствия и о провокационном характере всего этого дела, занял по меньшей мере непонятную позицию невмешательства (именно «непонятная позиция невмешательства», конечно, заставила Берию рассвирепеть до того, что Игнатьев с треском вылетел из ЦК и еле-еле остался в партии. - Е. П.) -в произвол и беззаконие... За время следствия по этому делу, длившегося выше 15 месяцев, арестованными было подано общей численностью свыше 145 заявлений с жалобами на применяемые к ним преступные методы. Все эти заявления МГБ Грузии представляло т. Игнатьеву, однако ни в одном случае т. Игнатьевым не было принято мер к проверке жалоб арестованных».

МВД (бывшее МГБ) Грузии помогло Хрущеву с «делом Берии», сфабриковав документы об участии подсудимых в репрессиях, так что ссориться с ним не было резона. Поэтому, согласно данной легенде, оно честно «передавало» Игнатьеву жалобы, а неопытный министр «не реагировал». Вот только неумелые фальсификаторы подставили своему подзащитному неслабый капкан. Что, неужели все эти 145 заявлений были на его имя? Или какие-то из них адресовались Сталину, Берии, Генеральному прокурору, и вскрывать их кому-либо другому, согласно правилам того времени, было строжайше запрещено? Ну, и что делал с ними Игнатьев? Читал и не принимал мер или не передавал адресатам?

Ах да, передавал, но Сталин велел: «бить их смертным боем».

Наконец, последнее «доказательство» - записка Игнатьева Сталину, датированная 15 ноября 1952 г.

«Во исполнение Ваших указаний от 5 и 13 ноября с. г. сделано следующее...

2. К Егорову, Виноградову и Василенко применены меры физического воздействия, усилены допросы их, особенно о связях с иностранными разведками...

3. Абакумов переведен из Лефортовской в Бутырскую тюрьму и содержится в ручных кандалах (может, все же в наручниках? Ах да, наручники в НКВД не применялись... - Е. П.)...

4. Подобраны и уже использованы в деле два работника, могущие выполнять специальные задания (применять физические наказания) в отношении особо важных и особо опасных преступников...»

То, что документ фальшивый, - ясно. Но насколько он врет по датам и фактам? Ведь фальшивки, как правило, делаются на основе подлинных событий.

Согласно показаниям Рюмина, указание о применении пыток было получено 12 ноября, и он его выполнил. Однако Игнатьев называет другие даты - 5-е и 13-е. Брент и Наумов пишут, что 13 ноября министр получил от Сталина резкий выговор на заседании какого-то органа, который назван «ЦК» - в реальности это могло быть Бюро Президиума ЦК, примерно по составу адекватное Политбюро. Однако об этом выговоре известно лишь из той же «записки Игнатьева Берии», так что поставим знак вопроса.

Четвертый пункт Док. 8.6. явно совпадает с показаниями Миронова, где говорится об избиениях подследственных уже по «делу Абакумова» — получается, что и этот рассказ относится к ноябрю? Игнатьев утверждает, что он «ни разу не был информирован, что кто-то из следователей принимал непосредственное участие в пытках заключенных или назначал им ужесточение режима содержания. И не получал никаких жалоб от арестованных врачей. Это было сделано только после очень жестких требований товарища Сталина», и что именно Сталин приказал привлечь для избиений двоих работников тюремной охраны.

Нас не интересует, кто приказал - а только дата. Если верно, что бригада Миронова появилась лишь в ноябре, ста-

ло быть, и чекистов до ноября не били (остальных способов мы не касаемся). Еще один аргумент в уменьшение виновности Рюмина...

Миронов, правда, утверждал, что они «работали» в Лефортово, а Абакумов, как явствует из письма, уже переведен в Бутырку. Впрочем, дату и название тюрьмы в мироновских показаниях могли и подкорректировать, чтобы виноватым снова выходил Рюмин. В этом деле либо работали несколько фальсификаторов, либо писатели сами уже запутались в своих сюжетах — но подобные несообразности вылезают постоянно.

Итак, перед нами целая гора самых разнообразных фальшивок, разного времени изготовления и уровня профессионализма, но сделанных с одной целью - отвести от ответственности за пытки министра ГБ Игнатьева. Да кто же он такой, в конце-то концов? Не знаю, но всяко не второстепенная фигура. Думаю, не ошибусь, поместив его в самую верхушку заговора.

И самое главное: подняв невероятный шум вокруг пыток, хрущевцы, а вслед за ними и все остальные, как-то совершенно упустили из виду, что основная вина Игнатьева со товарищи была не в этом. Основная их вина в фальсификации следственных дел — что, кстати, можно делать, вообще не вызывая арестованных на допросы и даже вовсе не имея никаких арестованных.

Напоследок слово тому же Рюмину. После прихода в МГБ Берии он был арестован. Ничего удивительного - как бы он ни повел себя осенью 1952 года, однако до этой осени успел заработать хороший срок. После прихода Хрущева его оставили в тюрьме, в 1954 году судили и расстреляли. Но вот судебные протоколы подделать куда труднее, чем протоколы допросов. Когда Рюмина спросили, почему он фальсифицировал направляемые Сталину материалы, он ответил: «Я бояся, что Игнатьев сделает со мной то же, что я в свое время сделал с Абакумовым. Близко работая с Игнатьевым, я узнал, что это умный и лицемерный человек, способный на любой поступок».

Все же переход МГБ в новое качество и сопутствующие тому события отразились на Игнатьеве: 14 ноября он попал в

больницу с сердечным приступом и на работу вышел только 27 января, о чем доложил Сталину (документ опубликован и вроде бы даже подлинный). Получается, что практически все пытки проходили без него, так что Игнатьева тоже осуждать не за что. Если, конечно, и тут нет какого-нибудь вранья.

Так кто все-таки отвечает за царивший в МГБ беспредел? Валить все на Игнатьева - тоже не ответ, он не профессионал. Это как с Булганиным и Жуковым: министр-то он министр, но для того, чтобы заставить армию действовать по устному приказу, нужен кто-то посолидней.

Вчерашний партиец — недостаточный авторитет для работников МГБ, чтобы заставить их нарушать закон. Должен был существовать еще кто-то, похлопавший министра по плечу, промолвив утешительно что-нибудь вроде: «Не горюй, товарищ нарком, все сделаем!» А может статься, и посоветовавший ему удалиться куда-нибудь на время, не путаться под руками. А потом этот «кто-то» собрал следователей и заявил: «Ну, ребята, а теперь будем слушать меня!»

Надо искать этого «кого-то», опытного, даже матерого чекиста. Ибо после ухода Рюмина в действиях МГБ появляется особого, ежовского свойства профессионализм. Дела начинают раскручиваться по старым проверенным рецептам «тридцать седьмого года».

...В отсутствие Игнатьева спецсообщения для Сталина подписывали его первые заместители. Их было двое, оба Сергеи: Гоглидзе и Огольцов. И тут начинается ведьмина пряжа.

Официально считается (и даже вошло в справочник «Лубянка»), что Огольцов был замом «по разведывательным делам», а Гоглидзе - «по остальным делам». Но уж очень неравномерная получается у них нагрузка. Огольцов курирует всего лишь один узкий участок, притом что сам никаким конкретным подразделением не руководит, а начальник 1 -го Главного управления (разведки за границей) Савченко тоже входит в число заместителей министра. Гоглидзе же везет всю остальную работу, плюс к тому являясь еще и начальником 3-го Главного управления (военной контрразведки).

Для подтверждения того, что именно Гоглидзе руководил следствием, он упоминается в этом качестве в насквозь

фальшивом «письме Игнатьева Берии». Он вообще упоминается постоянно, к месту и не к месту, что, зная нравы хрущевской команды, уже подозрительно. Опубликованы также спецсообщения Гоглидзе Сталину, касающихся «дела Абакумова» — впрочем, их могли и нарисовать, дело житейское. Другое существенно: если он был ответственным за пытки, почему Берия после своего прихода оставил его в МВД? Гоглидзе даже неведением не сумел бы отговориться, он старый чекист и «проворонить» такие нарушения не мог. Возможно, конечно, со стороны Берии это была игра с целью усыпить бдительность заговорщиков — но если Гоглидзе был их человеком, почему его расстреляли? Тоже предал?

В то же время всячески замалчивается деятельность другого первого зама Игнатьева — Огольцова, того самого «главного разведчика». Между тем это фигура куда более двусмысленная. Гоглидзе к ноябрю 1952 года уже девять месяцев находился в Москве, работал заместителем министра, имел свою сферу ответственности, никаким боком не пересекавшуюся со следчастью по ОВД, которую курировал замминистра Рюмин. Подведомственны Гоглидзе были: военная контрразведка, Главное управление охраны на водном и железнодорожном транспорте (которым он руководил до прихода Игнатьева), отделы «А» (учетно-архивный) и «К» (оперативное обслуживание атомных объектов). Так что, как видим, это был специалист в несколько другой области.

А вот с Огольцовым все куда интереснее. До середины ноября 1952 года он пребывал в Узбекистане, в должности министра ГБ этой солнечной республики, а потом вдруг был возвращен в столицу и 20 ноября назначен одним из двух первых замов Игнатьева. Что может быть естественнее, чем сделать вывод - Огольцов был вызван из Ташкента, чтобы заменить внезапно сошедшего со сцены Рюмина. Но в этом случае он автоматически попадает в козырную масть заговорщиков.

А любопытно, кстати, проверить: кем были оба «первых чекиста», когда снимали Абакумова? Смотрим дальше. В июле 1951 года, когда проходила проверка работы министра ГБ, Гоглидзе занимал важный, но далекий от театра боевых действий пост - начальника Главного управления охраны же-

лезнодорожного и водного транспорта. Заместителем министра он стал лишь 26 августа 1951 года. А вот Огольцов в момент отстранения Абакумова являлся его единственным первым замом и вполне мог как участвовать в проверке деятельности министра, так и подобрать любой материальчик.

Более того, 3 апреля, в тот самый день, когда ЦК принял постановление по «делу врачей», Огольцов был арестован. Существует совершенно изумительная по непрофессионализму фальшивка от имени Берии, касающаяся «убийства» Михоэлса. На основании этой бумаги считается, что Огольцова арестовали и лишили полученного в 1948 году ордена как раз за это убийство. Однако записка - грубая подделка, а кроме того, Юрий Мухин раскопал свидетельства о том, что и убийства-то не было. В таком случае вопрос: за что арестовали Огольцова? И ответ: за что — если не за игнатьевские дела? Тем более при такой дате ареста...

Уже 6 июля 1953 года Огольцов освобожден, причем не просто так, а по решению Президиума ЦК КПСС - который почему-то закрыл глаза на его участие в политическом убийстве, хотя обычно миловать соучастников сталинских преступлений был не склонен. Впрочем, «еврейский» уклон тема приобрела несколько позднее. В том июле даже сам Огольцов еще не знал, что по приказу Сталина ликвидировал Михоэлса.

Дальнейшая судьба Огольцова сложилась ни хорошо, ни плохо. 1 января 1954 года его отправили в запас, в 1959 году лишили генеральского звания, как запятнавшего себя за время службы в органах. А в целом он легко отделался: тот факт, что пытки в МГБ активизировались после ухода оттуда Рюмина, попросту замяли, свалив все на бывшего начальника следчасти. Но совсем не наказать Огольцова, когда начал раскручиваться скандал вокруг «дела врачей», было бы политически неправильно.

А вот в судьбе Гоглидзе все вышло куда более печально. В день убийства Берии он находился в Германии. Его арестовали там 27 июня 1953 года, привезли в Москву - по крайней мере, тюремные фотографии имеются, значит, когда оформляли, он был еще жив - а потом убили вместе с другими бывшими чекистами, проходившими по «делу Берии».

На первый взгляд, фигура это двусмысленная. С одной стороны, человек, карьера которого резко рванулась вверх именно после прихода в МГБ Игнатьева, из чего можно заключить, что он тоже входил в команду. А с другой, если взглянуть на его карьеру вообще...

В ноябре 1934 года 33-летний Сергей Гоглидзе становится наркомом внутренних дел Закавказской республики, что вроде бы несколько странно, поскольку до того он был начальником Управления пограничной и внутренней охраны. Однако если знать, что к тому времени Берия увел за собой в партийный аппарат большинство толковых чекистов, то и не странно, пожалуй. После расформирования Закавказской Федерации он становится наркомом внутренних дел Грузии. А дальше начинается что-то малопонятное.

Когда 30 июля 1937 года нарком внутренних дел Ежов подписал знаменитый приказ № 00447, которым был дан старт массовым репрессиям (подробно о том, что это за приказ, как он появился на свет и какие цели преследовал, — в моей книге «Творцы террора»), в нем определялись персональные составы «троек» по республикам. В «тройки» должны были войти нарком внутренних дел, первый секретарь и прокурор республики — однако как Берия, так и Гоглидзе от этой почетной обязанности уклонились. Председателем «тройки» стал начальник 2-го отдела ГУГБ Грузии (то есть контрразведки) Авксентий Рапава. Что, в общем-то, логично — стратегически важный район Закавказья был нашпигован иностранной агентурой так, что дальше некуда, и уж если заниматься внесудебными чистками, так пусть это делает специалист.

А потом начинаются странные телодвижения. Внезапно, в ноябре 1937 года, Рапава оказывается на советской работе в Абхазии, вернувшись в органы лишь после окончания репрессий, уже при Берии, на пост наркома внутренних дел Грузии. Это, в общем-то, понятно: увидев, что Ежов превращает «чистку» в беспредел, он мог просто заявить, что делать этого не станет, — и Берия, от греха подальше, вообще убрал Рапаву из органов. Дальше вроде бы «тройку» возглавлял Гоглидзе — но получилась довольно странная вещь: с ним не расправился Ежов за отсутствие усердия и не арестовал Бе-

рия за его присутствие. Более того, впоследствии, став союзным наркомом, Берия поручал ему самые важные участки работы: сначала, до февраля 1941 года, это был Ленинград, затем, до начала войны - Молдавия, а потом, почти десять лет — до января 1951 года — Гоглидзе был уполномоченным по Дальнему Востоку. Человек, как видим - круче некуда. А в январе 1951-го его внезапно отзывают в Москву, в центральный аппарат, на должность начальника управления охраны железнодорожного и водного транспорта.

Но и это еще не все. 26 августа 1951 года Гоглидзе становится первым замом Игнатьева, а в ноябре его с какого-то перепугу назначают министром ГБ Узбекистана — но через три месяца возвращают в Москву, а вместо него туда едет Огольцов. Не знаю уж, что это было за паломничество игнатьевских заместителей в солнечный Ташкент... а ведь интересный вопрос! Но судя по тому, что, вернувшись, Гоглидзе получает под свою опеку отдел по оперативному обслуживанию атомной промышленности, без Берии тут не обошлось. По-видимому, его возвращение связано с тем, что в январе сменился начальник отдела... по крайней мере, это был предлог не хуже прочих.

Так что перед нами типичный член бериевской команды. А поскольку именно Берия в бытность наркомом курировал внешнюю разведку, а потом держал в руках все нити атомного шпионажа, то естественно предположить,- что он постарался поставить на эту чрезвычайно важную область своего человека. Кроме того, Гоглидзе не мог курировать следствие хотя бы по той причине, что был человеком Берии, -кто его допустит? Но вопрос: знал ли он, что происходит в НКВД? Ответ: неясно. При Ежове, когда пытки применяли повсеместно, - знали все. А в 1952 году, когда били нескольких человек в одном из кабинетов тюрьмы, знание этого могло остаться в кругу исполнителей. С другой стороны, Гоглидзе не был ярко выраженным членом бериевской команды, начиная с 1939 года он работал на периферии, и тот же Огольцов, особенно под водочку, мог быть с ним весьма откровенным.

И второй вопрос: почему Абакумов вдруг, за полгода до своего ареста, выдернул Гоглидзе с Дальнего Востока в Москву?

Попытка ответить на этот простой вопрос выводит нас совсем на другой уровень расследования. Сверим даты. 19 октября Рюмин становится начальником следчасти (до тех пор он был и. о.) и заместителем Игнатьева. В МГБ начинается активная работа по фальсификации дел. А 13 ноября Гоглидзе отправляют в Узбекистан — впечатление такое, что Игнатьев хочет от него избавиться. 15 февраля он возвращается обратно - судя по всему, по требованию Берии. А помните, что произошло за три дня до этой даты? Решением Политбюро от 12 февраля Абакумов и его люди были переданы из прокуратуры в ведение МГБ. Гоглидзе очень похож на присматривающего не только за атомным проектом, но и за делами в МГБ. Неважно, знал ли он о происходящем лично — он мог координировать работу осведомителей, при этом находясь вне контроля руководства МГБ. Можно сколько угодно следить за ним, прослушивать телефонные разговоры - он имел прямую связь с Берией через отдел «К».

Если это так, ответ на выделенный курсивом вопрос может звучать следующим образом: и Абакумов, и Берия (и, само собой, Сталин) знали, что заговорщики собираются перейти в наступление. Догадывались также, на каком фронте. И позаботились заранее посадить в органы надежного человека, «заслать казачка». Это вполне в духе Берии, и еще больше в духе Абакумова, который был, как мы помним, мастером игры - в специфическом разведывательном понимании этого термина. Но тогда получается, что Сталин сознательно подставлял Абакумова, а тот столь же сознательно шел в тюрьму?

А впрочем, что тут необычного? Вполне в духе «СМЕРШа». Да и Сталин к таким вещам относился философски. Одним из его аргументов по данному поводу было: «Ну и что? Я тоже в тюрьме сидел...»

Это люди совершенно другой формации...

У меня на сарае слово из трех букв написано, а там дрова лежат.

Поговорка

Глава 9

Дата добавления: 2014-11-25