Страна городов 3 страница

Традиционно преобладают фигурки стоящей женщины – однако теперь уже не только Матери, но и Девы. На алтарях и в антропоморфных сосудах их нередко объединяли, как арийских Ддити и Ушас или греческих Деметру и Персефону. Распространяется также образ женщины, восседающей на рогатом троне‑Тельце. В. Н. Даниленко и Н. А. Чмыхов считали такие комплексы свидетельствами зарождения греческого мифа о Европе и Зевсе, но в рассматриваемой этноисторической обстановке надежнее ограничиться соответствием индоевропейским Притхиви и Дьяусу: матери‑Земле и Небу‑отцу, которые в гимнах аратто‑арийской Ригведы предстают в обличьях людей или крупного рогатого скота.

Образ Притхиви – Дьяуса зародился еще в храмах Чатал‑Гююка и Хаджилара, но его распространение было обусловлено, вероятно, появлением довольно специфических святилищ‑обсерваторий подунайской культуры Лендьел, сменившей в начале IV тыс. до н. э. предшествующую Винчу. Унаследовав круговую планировку поселений, они строились не у воды, а на удобных для календарно‑астрономических наблюдений «лысых горах». Распространившись на протяжении IV – середины II тыс. до н. э. вдоль северной, лесостепной границы тогдашнего земледелия, эти сооружения достигли британского Стоунхенджа и зауральского Аркаима, оставшись для потомков наиболее очевидным свидетельством существовавшей Аратты, высочайшего интеллекта ее правителей и крепчайших общественных связей.

Письменность Кукутени‑Триполья представлена «счетными фишками» (подобие наборной азбуки и арифметики, да только из керамических кубиков и т. п.), неясными пока еще знаками на сосудах и вышеуказанными прашумерскими табличками. Упоминаемые на них «близнецы Инанны» обнаруживаются, возможно, уже в барельефных изображениях чатал‑гююкских храмов. Можно предположить, что с распространением указанных выше святилищ‑обсерваторий эти близнецы перевоплотились в Аполлона и Артемиду (в персонификацию главных созвездий зодиака и зенита, т. е. в Тельца с его Плеядами и Медведиц с их Полярной звездой) – детей Дьяуса (‑Дзеуса‑Зевса или Дия) и Рато (‑Лато‑Латону), где последняя воплощала зодиак и закон (Рита аратто‑арийской Ригведы).

Если признать ошибочными расшифрованные датировки 5702–5622 гг. до н. э., указанные в летописи приднепровского Шу‑нуна, то завершение рассмотренного этапа «трипольской» Аратты можно соотнести с вышеприведенными строками о возникновении шумерского Ура.

III этап охватил приблизительно 3000–2250 гг. до н. э. (от укоренения Шумера до возникновения Вавилонии). Уже в начале данного этапа центр «Солнцеподобной страны (земледельцев)» утвердился в почти замкнутом междуречье Буга («Бога» не с того ли этапа?), Соба, Роси, Синюхи и достиг здесь максимального за всю историю Аратты развития.

В 1960‑х годах пилотом К. В. Шишкиным и археологом Н. М. Шмаглием были открыты грандиозные трипольские (т. е. араттские, как теперь выясняется) города площадью до 500 га. Обладая ранее сложившейся концентрической планировкой и проч., они окружались небольшими селами с преимущественно нерегулярной застройкой, а также святилищами‑обсерваториями лендьельского типа. Очевидно, что каждый такой комплекс представлял собой довольно автономный район – подобный одновременным городам‑государствам Шумера, последующим полисам Греции, еще более поздним Палуни и полянам, а также «городам и весям» Древней Руси.

Языковеды знают, что древнерусская весь – «вся» обжитая той или иной крестьянской общиной округа – соответствует вис(ш)ям Индии‑Бхараты и соприкасается с почитаемым в ней «Всеобъемлющим» Вишну. Наиболее известный атрибут этого бога – стопа третьего шага, с которым гигант в жертвенном пламени возносится на небеса. Такие представления хорошо согласуются и со стопообразными очертаниями наибольшего города приднепровской Аратты (у села Тальянки Тальновского р‑на Черкасской обл.), и с удивительным обычаем периодического самосожжения «городов и весей» этого древнейшего в мире индоевропейского государства.

Данный обычай вытекал из переложной системы землепользования, несовершенства агротехники и, по‑видимому, стремления жрецов‑правителей «Солнцеподобной страны» предотвратить расслабление и деградацию народа. Во всяком случае, примерно через три поколения – когда почва окрестных полей истощалась – неподалеку поднималась целина, строились новые город и села, а старые приводились в ритуальный порядок и поджигались… Так были заложены основы учения о «дне Брахмы» – сохранившегося в Бхарате‑Индии и вспоминаемого в Рахманском Великдне долины Артаплота и других районов Украины. Ритуальные самосожжения поселений Аратты были сопряжены с институтом Спасительства и сделали его основным инструментом государственных связей.

Выдающийся археолог В. Н. Даниленко впервые обратил внимание на «азово‑черноморскую линию развития степного энеолита» и объяснил ее связями Триполья с ближневосточными цивилизациями. Этот путь начали торить если не чатал‑гююкские, то уж, во всяком случае, буго‑днестровские путешественники в необжитую тогда Месопотамию. Помимо отдельных находок, захоронений и смешанных пограничных культур, на Чонгарском полуострове (в преддверии Крыма) было обнаружено небольшое зимовье араттской экспедиции. С другой стороны, в районе Каменной Могилы (у с. Надеждино) и даже в междуречье Днепра – Ингульца (в пос. Большая Александровка) обнаружены шумерские захоронения с надписью и зодиакальным изображением; в последнем случае – в паре с араттским захоронением.

Надписи приднепровского Шу‑нуна (Каменной Могилы) свидетельствуют, что в 2782 г. до н. э. на нем побывала делегация из одноименного шумерского города на севере Месопотамии и сняла копии с вышеупомянутых надписей на плитах 2–7 для своей едва ли не древнейшей в Шумере библиотеки. По авторитетному мнению московского шумеролога А. Г. Кифишина, именно в данной связи мог сложиться известный шумерологам цикл из пяти поэм «Тайного Святилища», где праматерь Инанна и бог‑воитель Нингирсу (один из сыновей бога‑творца Энлиля) хранили 7 древнейших в мире кудурру – храмовых подобий так называемых чуринг (священных, чаще всего каменных продолговатых предметов). Кифишин считает, что их‑то и нашел Даниленко в каменномогильском «Гроте чуринг», восходящем к XII тыс. до н. э.; они были изукрашены как изображениями мамонтов и т. п., так и шумерскими письменами.

2535 г. до н. э. завершается летопись потомков упоминавшегося выше каменномогильского «дома Имдугуда», который перед этим 10 лет воевал с родственным месопотамским «домом Барагеси». В 2530 г. до н. э. новая шумерская делегация оставила многочисленные надписи на плитах 1 и 52/А, а также обновила некоторые из старых. Среди них значится «владыка Эшнуна» – города, который именно с этого года 30 лет вместе с Уром, Уруком, Лагашем воевал против Киша.

В 2517 г. до н. э. случилось последнее, быть может, посещение, во время которого на плите 7 была оставлена надпись: «Шара, владыка Страны (Шумера) и Семи». Шарой именовался один из лунных богов, нижняя часть которого была смертной – людскою. Вероятно, эта делегация не только почтила пращурское святилище, но и оставила жертвенное захоронение у Надеждино. Оно содержало кости ног и таза взрослого человека и было перекрыто каменномогильской плитой с шумерской надписью «Шара».

Конец заключительного этапа «трипольской» Аратты отмечен несколькими знаменательными, взаимосвязанными событиями внутреннего и внешнего порядка. Прежде всего сказались геокосмические причины, сопряженные с известным историкам Огиговым потопом конца III тыс. до н. э. К этому времени Аратта уже имела на черноморском побережье (в районе между современными селами Усатово и Маяки на Одесщине) свой южный форпост. Особенности его металлургии неоспоримо свидетельствуют о развитых связях с малоазийской прародиной, которые осуществлялись, несомненно, преимущественно водным путем. Вследствие этого сухопутный путь захирел. Стали угасать и традиции матриархата: усатовско‑маяцкие статуэтки преимущественно мужские, фаллические. Исчезают города с населением в 10–40 тысяч человек, распадаются полисы. Часть населения уходит на север, в озерно‑лесные низовья правобережной Припяти и левобережной Десны – притоков Днепра. Образованные этими переселенцами культуры связываются исследователями с началом этногенеза славян. Южная же часть населения – до вероятного морского переселения в район малоазийской Троады – все теснее сосуществует с арийскими племенами ямной археологической культуры. Последнее обстоятельство отчетливо отразилось в антропологии останков из кладбищ и курганов возле Усатово и Маяков.

Трипольские дома, алтари, скульптуры, посуда поражают своей эстетичностью; на всем лежит печать особой духовности. В связи с истощением окружающих угодий поселения периодически сжигались и каждый раз восстанавливались на новом месте. Так же в определенные промежутки времени, преследуя космические цели спасительства, сходили на ритуальный костер жрецы‑правители. Цивилизация Аратты была прежде всего земледельческой и занимала оптимальные для этого лесостепные пространства. Близлежащие степи заселяли скотоводческие племена, тоже индоевропейского происхождения. Ю. Шилов считает, что правители Аратты, проторяя новый путь на малоазийскую родину, повлияли на организацию полукочевой стихии соседей – носителей ямной культуры. Введенные в их общество жрецы‑брахманы ускорили формирование специфической общности, известной в Истории под названием ариев. Эта подвижная общность – протогосударство Ариан – стала проводником мигрантов через Кавказ к Малой Азии и к верховьям Месопотамии, где был основан Шумер. Прокладка этого пути известна археологам как «азово‑черноморская линия развития степного энеолита».

Установив связи с Шумером и укротив стихию полукочевых скотоводов, Аратта не только создала стрежень и катализатор формирования ариев, но и полюса их дальнейшего развития, причем она сама стала полюсом отталкивания, а рабовладельческий Шумер стал полюсом притягивания.

Принято полагать, что арии заложили основу индоевропейской цивилизации. Но это не так. Пять арийских племен, достигнувших Инда из долин Днепра, Дона, Кубани, Волги, Урала, нарекли свою новую родину Бхаратой – «Божественной Аратой»; есть в Индии и провинция Арата. Все это – в честь прекрасной страны, породившей также шумерскую Аратту, иранскую Аратту‑Арту, этрусскую Артану, древнерусскую Арту‑Арсанию, легендарный греческий Ортополис и доныне бытующую украинскую Артаплот. Это все воспреемники действительно древнейшей в мире цивилизации (государственности), традиция которой сохранилась в Бхарате‑Индии.

Из доиндийских Аратт, «кочевавших» с конца VII тыс. до н. э. центров индоевропейского мира, лучше всего известна шумерская, сопоставленная недавно с городищем Шахри‑Сотхе (на границе Ирана и Афганистана). Аратта в низовьях реки Хильмунд представляла собой уру (аналог будущих древнегреческих полисов и древнерусских «городов и весей»). Некогда выходцы из этой Аратты основали известный шумерский Урук, верховный жрец которого Энмеркар попытался затем через своего коллегу из Аратты добиться подчинения былой метрополии. По мнению Ю. Шилова, есть основания полагать, что не только Урук, но и другие города‑государства Шумера выводили себя из Аратты. На древнейшее ее местоположение указали глиняные таблички с протошумерскими письменами, более сотни которых найдено уже в Подунавье. Однако наибольшей историко‑археологической сенсацией последних лет стало открытие московским шумерологом А. Г. Кифишиным надписей Каменной Могилы в пойме р. Молочной (у Мелитополя). Наряду с десятками строк древнейшей в мире летописи, ученый обнаружил также своеобразные географические карты верхнепалеолитической и последующих эпох.

А. Г. Кифишин выдвинул следующую концепцию зарождения Аратты. Примерно к XII тыс. до н. э., еще во времена таяния ледника и существования мамонтов, была освоена благоприятнейшая для охотников территория от Крыма до Карпат, от Подолья до Подунавья. Этот квадрат, праобраз аратто‑арийской Вары, был разграничен жрецами наподобие «мальтийского креста»: противолежащие концы поочередно становились то охотничьими угодьями, то заповедными зонами… С этого‑то и началось становление «Солнцеподобной» Аратты. Из ее многочисленных святилищ вскоре выделилась Каменная Могила – уникальное, подобное пчелиным сотам, геологическое образование: холм из песчаниковых плит, образующих бесчисленные пещерки, гроты, навесы. На протяжении XII–III тыс. до н. э., а местами и до середины I тыс. н. э., они были едва ли не сплошь покрыты довольно реалистичными изображениями, символами и примерно с середины VII тыс. до н. э. – письменами. А. Г. Кифишину удалось расшифровать календарное обозначение 11 582 г. до н. э., а также указания на мифологические даты начала XX тыс. до н. э.

Между тем, с IX тыс. до н. э. на Ближнем Востоке, особенно на территории «полумесяца плодородных земель» вдоль восточного побережья Средиземного и южных побережий Черного, Каспийского, Аральского морей, началось становление нового хозяйственно‑культурного типа. На смену присваивающему (охота и собирательство) все интенсивнее внедрялось производящее хозяйство (скотоводство и земледелие). Разворачивалась так называемая Великая неолитическая революция, породившая земную цивилизацию (государственность).

С начала VII тыс. до н. э. лидером становления древнейшей на Земле цивилизации становится западная оконечность «полумесяца плодородных земель», в особенности малоазийское поселение Шу‑эден‑на‑ки‑дуг («Руки‑закона степи Земли Всеблагой», по расшифровке Кифишина, современный Чатал‑Гююк). Английский археолог Дж. Мелларт раскопал здесь, на прародине индоевропейских племен, «жреческий квартал», где на протяжении тысячелетия было сооружено более 40 храмов. Они представляли собой довольно большие однокомнатные помещения с алтарями и настенными изображениями календарно‑зодиакальных сцен; южная стена при этом уподоблялась белому экрану, который совместно с люком в потолке над нею служил для наблюдений за кульминациями небесных светил.

Интенсивное земледелие в совокупности с примитивной мелиорацией привело к демографическому взрыву и засолонцеванию орошаемых полей. На данную катастрофу наложилась и геокосмическая, обусловленная перепадами солнечной активности и вулканическими извержениями в Средиземноморье… И вот, ввиду таких обстоятельств, жрецы‑правители Шу‑эден‑на‑ки‑дуга, около 6200 г. до н. э. совершают разведочную экспедицию вокруг Черного моря с целью выявления районов для расселения. Неизвестно, обошла ли экспедиция все побережья, побывала ли и в других регионах, однако факт посещения Каменной Могилы (Шу‑нуна по А. Г. Кифишину) у Ю. Шилова не вызывает сомнений.

К данному открытию отечественные археологи подходили давно и с различных позиций. Еще в 1930‑е годы В. Н. Даниленко начал раскопки не только полузасыпанных гротов Каменной Могилы, но и одновременного с ее святилищами многослойного поселения возле нее. Позже исследователь обратил внимание на то, что именно на этом поселении уже в VI тыс. до н. э. впервые в мире появился одомашненный крупный рогатый скот, а специфические каменные сосуды имеют аналоги лишь в Чатал‑Гююке. Тогда же, в 1960–1970‑х годах, Д. Я. Телегин в содружестве с антропологами показал сосуществование с VII тыс. до н. э. (если не раньше) в низовьях Днепра как европейских потомков охотников за мамонтами, северными оленями (гипотетическая Аратта тех далеких времен), так и восточно‑средиземноморских пришельцев. О. Н. Бадер предположил (и безрезультатно тогда попытался склонить к этой мысли А. Г. Кифишина), что среди сотен и тысяч рисунков и знаков Каменной Могилы немало подобий шумерским или же протошумерским письменам. Однако час открытия пробил лишь в 1994–1996 годах, когда Кифишин посетил этот «самый выдающийся памятник Древнего мира, неизмеримо превосходящий своим значением любой из доныне известных нам памятников времен становления земной цивилизации». Ибо здесь, обрамляя древнейшие в мире списки мифических и легендарных правителей Энлиля, Думузи и многих других, впервые рассказано о происхождении сущего…

Странствующие жрецы малоазийского Шу‑эден‑на‑кидуга скопировали невиданные доселе письмена (здесь же, в приднепровском Шу‑нуне, изобретенные) и, возвратившись на родину, запечатлели их на рельефе Праматери Сущего. Ее нынешняя радиокарбонная дата – 6200 г. до н. э. – может считаться, с известной долей условности, началом всемирной цивилизации‑государственности. Ибо спустя короткое время в новом, уже не малоазийском, а придунайском центре расселяющихся индоевропейских племен возникает первая в мире держава, назвавшаяся Араттой. Возможно, в честь более ранней (еще не государства, а только страны, обжитой охотниками постледниковой эпохи), упомянутой выше.

Опираясь на письменность придунайской Аратты и археологические данные, можно судить, что государственность Аратты вырастала из периода не «военной», а «священной демократии», когда не воин, а священнослужитель («первобытный интеллигент») возглавлял своих соплеменников. Кроме того, это государство было не классовым и рабовладельческим, а общинно‑иерархическим или же «первобытно‑коммунистическим». Не вызывает сомнений, что в Аратте тоже были свои трудности и противоречия, однако же в фольклоре и священных книгах индоевропейских народов Аратта‑Бхарата‑Арта‑Ортополис‑Артаплот остается аналогом Золотого Века и Божественного Миропорядка.

Одновременно с возникновением придунайской «Солнцеподобной страны (земледельцев)» Аратты, гораздо более известной ныне под условным названием «археологическая культура Старчево‑Кереш, до Шу‑нуна (на левобережье низовьев Днепра) протянулись родственные «буго‑днестровская», «сурско‑днепровская» и «приазовская» археологические культуры. Это были пока еще безгосударственные, первобытно‑общинные форпосты индоевропейской Аратты. С середины V тыс. до н. э. они стали базой для перемещения ее центра на правобережье Днепра, особенно на территорию между Бугом, Синюхой и Росью.

Из глиняных табличек подунайской Аратты известно, что в середине V тыс. до н. э. бог земных недр Кулла и богиня степей Гатумдуг (имя которой открывает мифологическую летопись Каменной Могилы, или Шу‑нуна, «Руки‑закона владычицы») прекратили ссоры и объединились против нашествия с юго‑востока «воинов богини Ишхары». Таким образом сменой господствующих археологических культур и засвидетельствован приток в Европу второй значительной волны индоевропейских племен с их малоазийской прародины. Пришельцы утвердились в Подунавье и прилегающих областях, породив культуры Винча – Лендьел, тогда как родственные им предшественники сместились ближе к Поднепровью, породив культуру Кукутени‑Триполье, как уже говорилось – по названиям современных населенных пунктов, где впервые были обнаружены археологические памятники соответствующих типов.

Сместившись к Днепру, центр государства Аратты достиг в IV тыс. до н. э. апогея своего развития. Укрепилась система уру‑полисов, автономных городов, окруженных полями, угодьями, селами. Площадь этих городов достигала 300–500 га, они имели по нескольку тысяч одно‑трехэтажных домов с хозяйственными пристройками и помещениями, до 20–40 тысяч жителей. В центре находилась большая площадь‑майдан, окруженная обычно тремя улицами (причем внешний ряд домов соприкасался и образовывал подобие крепостной стены) и менее регулярными застройками; строения были каркасные, в основном деревянные, обмазанные и раскрашенные в белые и красноватые тона. Каждое жилище имело алтарь – глиняное возвышение округлой, крестообразной или человекоподобной формы, уставлявшееся разнообразной посудой, моделями святилищ чатал‑гююкского и других типов, а также статуэтками различных богинь. Судя по надписям, особенно почитались Инанна и некие ее близнецы (предтечи Артемиды и Аполлона?). В аэрофотоснимках и геомагнитных планах некоторых поселений угадываются символы Солнца, Змия‑вседержителя и «стопы Вишну». Одесским археологом К. В. Зиньковским выявлен поразительный обычай, о котором уже упоминалось, периодического (очевидно, после истощения окрестных полей и перенесения полиса в иной, более обжитый район) самосожжения араттских городов и сел. Данный мифоритуал был изначально связан с институтом Спасительства (ритуального, прилюдного самоубийства престарелых вождей, становившихся таким образом «посланниками к богам» и снимавшими общественные противоречия между бытием‑и‑небытием), заложив затем основы учения о «дне Брахмы», вселенских циклах самозарождения сущего из «золотого (огненного) зародыша», прохождения через четыре больших периода‑юги и сгорания‑обновления во имя следующего витка развития.

Надписи приднепровского Шу‑нуна и его северомесопотамского тезки засвидетельствовали генетическую связь Аратты и Шумера. Первая из них примерно в то же время, в середине IV тыс. до н. э., стимулировала формирование ариана – общности степных скотоводов‑кочевников, через земли которых пролегал путь из «Солнцеподобной» в «Страну», а также на малоазийскую прародину всех этих индоевропейских народов.

Был и другой путь – морской, связующий причерноморскую часть Аратты («усатовская археологическая культура позднего Триполья» современной Одесщины) с Малой Азией. Очевидно, что Огигов потоп конца III тыс. до н. э. стимулировал переселение многих «усатовцев» в малоазийскую Троаду, письменные источники которых засвидетельствовали затем племена лелегов‑пеласгов‑венедов и других, до и после Троянской войны переселявшихся оттуда в Италию и далее в Прибалтику и Поднепровье. С тех же времен и, быть может, событий сохранились в Украине специфические имена и фамилии, аналоги которым известны лишь в Пеласгии: Палажка, Лелека, Гайман, Гамалия и др. Сохранилась и приуроченная к рахманскому Великдню (от ведического Дня Брахмы) легенда о переселении рахманов «за Синее море». Ежегодную весточку посылают им тем, что бросают скорлупу от великденьских крашенок‑писанок в реки, текущие в Черное море, – заморские рахманы собирают, мол, ту скорлупу и ежегодно же воссоздают из нее Праяйцо…

Связь этого уникальнейшего мифоритуала с описываемыми событиями подтверждается, с одной стороны, аратто‑«трипольскими», а с другой – крито‑микенскими изобразительными аналогами украинских писанок. По народной традиции, изображенные на них свастики, бегущие волны, меандры и проч. называются сваргами, бесконечниками, круторогами; есть здесь и соответствующие теме нашего разговора «черное море», «черногузы» (те же лелеки), «ветрячки», «берегини».

На морской характер этих связей указывают, по мнению Ю. Шилова, изображения парусных кораблей в святилищах Каменной Могилы. Изучивший эти изображения Б. Д. Михайлов указал на критские аналоги 3000–1400 гг. до н. э. Он же допускает наличие здесь соответствующих надписей и мифоритуальных соответствий тем, которые описаны в «Илиаде» Гомера. Исследователь обращает внимание на схождения главного святилища гомеровской Трои с обустройством вершины приднепровского Шу‑нуна (по А. Г. Кифишину), на «поразительную согласованность топографии» этой исконной «Руки‑закона владычицы» с древнегреческими храмами Деметры и Афродиты, на аналоги среди ее изображений известным древу Диониса и Зевса и двулезвийной секире последнего… Сюда же следует присовокупить жреческие воплощения Зевса Талейского (специфически критского), Аполлона Таргелия (гиперборейского) и Диониса, обнаруживаемые в упоминавшихся уже погребениях ингульской (по наименованию реки между Днепром и Бугом) археологической культуры, производной от усатовской и родственной также среднеднепровской. Но это аналоги уже постараттского времени, XVIII–XVII вв. до н. э. Что же касается отмеченного выше схождения святилищ, то специфические соответствия троянским имеются и в древнеславянской культуре.

Так, в руинах Трои открывший ее Г. Шлиман нашел «клад L», состоявший из янтарной бусины гиперборейского происхождения, шести хрустальных наверший кинжалов, более сорока разнообразных линз из такого же камня, четырех ритуальных топоров из различных пород лазурита и жадеита, а также двух металлических фигурок… А вот свидетельство одного из авторов гораздо более позднего времени и никак с Троадой не связанного: «Были в земле Славянской священные строения. Одно из них находилось на горе – одной из наивысших, как утверждают философы. То строение славно своею архитектурой, каменьями разных пород и цветов, отверстиями вверху надстроек, сделанными в них для наблюдений точек восхода солнца; драгоценными камнями, что в них хранятся; знаками, на нем изображенными, показывающими грядущие дела, напророчествованные теми драгоценными камнями до их свершения…» Ну, как тут не вспомнить Кассандру, предрекшую падение Трои!..

Хотя бы частичному переселению приморских араттов в Троаду несомненно содействовали геокосмические катастрофы, сотрясавшие побережья Черного и Средиземного морей. Установлено, что накануне, а может, и в период Огигова потопа Троя‑II была разрушена страшным землетрясением и около полувека пролежала в руинах. Ее восстановление и заселение в начале XXIV в. до н. э. вполне могло осуществляться исчезавшими в то же самое время из Северного Причерноморья араттами.

Заселившие Троаду племена назывались, как уже указывалось, лелегами – «(перелетными) аистами» («лелеками» по‑украински). Греки («грачи»; «граки» по‑украински) перевели данный этноним на свое наречие как пеласги – и указывали на их (очевидно, привычное) расселение на побережьях и островах, есть и фольклорная параллель женоподобным изображениям среди «уточек», «деревцев» и проч.:

За ворiтьми, за приворiтьми,

Там стоïть сосна, вiд срiбла ясна,

Вiд злота красна, –

А в тiï cocнi корабель пливе,

А в тiм кораблi гречна панна…

Троя, конечно, постоянно напоминает об «Илиаде» Гомера. Своим названием «Солнечный» Илион обязан Иллою, которого греки‑эллины называли Аполлоном и не зря считали покровителем Трои. Указанное же имя было сугубо лелегским; оно сохранялось затем их италийскими потомками – этрусками, посвятительные надписи которых, вроде «это дето ази Иллояс» («это дано богу Иллою»), указывают и на праславянскую принадлежность данного божества. Действительно, ему родственны не только Ильи древнерусских былин и поверий, но также описанный Геродотом загадочный город Гелон, в котором особо почитали младшего брата Аполлона – Диониса. Археологи отождествляют этот город с гигантским – наибольшим в тогдашней Европе – городищем у современного Вельска над долиной Ворсклы. Возник он уже после падения Трои, в скифское время, но (если верить «Велесовой книге» и ее предложенной выше трактовке) в связи со скитаниями переселившихся в Италию потомков Энея и Антенора («анта Ора»?)… Что же касается творца «Илиады», то исследователи все более склоняются к выводам о его лелегско‑пеласгийском происхождении и собирательности этого образа из плеяды омиров (как, кстати, и называют древние авторы уже привычного просвещенному миру Гомера). Омирами лелеги называли сказителей, обычно к иным делам не способных, – как тот же слепец Гомер или слепые лирники и т. п. украинцев.

Здесь следует указать и на другие довольно специфические для троянцев (илионов) особенности, обнаруживающие аналоги в славянской культуре. Сведения об этих особенностях сохранили римляне, долгое время соседствовавшие с такими городами переселенцев из Троады, как Медула, Трикрины, Калатия, Волы, Турана, Конина и др. От них соседи переняли, в частности, такие фараки («браки» от брать, вспомним характерное для Руси дохристианских времен «умыкание жен»), которые вошли в историю как «похищение сабинянок». При этом этруски осуждали майские браки и одобряли июньские («…а то будете маяться. Дождитесь Купалы!» – доныне поучают нетерпеливую молодежь на Руси). Перенятые у тех же этрусков особые воинские игры традиционно назывались римлянами троянскилиду («троянские люди»). Другой танец назывался трипадурэ и, судя по описаниям, напоминал украинско‑казачьи трепак и гопак. Якобы изобретшие этот воинственный танец этрусские жрецы куреты включаются исследователями в семантический комплекс таких культурных проявлений, как Курес и Кера («Городки» недалеко от Артаны), а также куры (из‑за причесок в виде «петушиных гребней»); правомернее бы сопоставлять куритов с куренями и характерниками тех же казаков. Тем более, что этрусская Артана сродни и древней Аратте, и доныне существующему украинскому Артаплоту (реке и долине на Полтавщине)…

Настал момент указать и на родство названий Триполье и Троя – возможно, действительно породнившихся во времена странствий героев «Велесовой книги» и формирования той воинской касты «веков Трояних», о которых с тоской вспоминает автор «Слова о полку Игореве».

Народная, а за ней и научная этимология ищет в Триполье «Три поля». Однако при взгляде на карту мы видим три «Змиевых вала», расходящиеся от городка и Днепра; кроме того, у Днепра же, на равном расстоянии от основы этого тризуба, расположены кольцевые валы славянских городищ у Зарубинцев и Трахтемирова. Так что куда правомернее сопоставлять Триполье с Артаплотом, Аполлоном и Гопаланом, Купалою и полянами, а также Палунью. Во всех этих случаях имеем дело с «городами‑защитами» – о чем выше уже говорилось. К тому же в молдавском наречии фракийцев троян – это «вал». Ю. Шилов ссылается на упоминаемых возле Альп этрусках‑триполянах, обитавших в долине Валь Тримпия… У истоков этрусско‑римских календ и календаря стоят пеласгийский титан Коя и славянские Коло – «Солнце» и «солнечный Год»; календарь произошел, очевидно, от Кола дара. При этом «Велесова книга» сохраняет традицию аратто‑лелегских времен:

Дата добавления: 2014-11-25