Земля первооткрывателей 1 страница

Месопотамия – огромная страна. Сейчас большую часть этой территории занимает государство Ирак, но северные ее районы принадлежат современным Турции, Сирии, Ирану и Армении. Путешественник, следующий в Ирак по суше из какого‑либо сирийского порта, обратит внимание на то, как зеленые горы и долины Средиземноморского побережья по мере продвижения на восток постепенно переходят в необжитую пустыню. Достигнув излучины реки Евфрат, он безуспешно будет искать в песках следы большого оазиса, граница которого когда‑то проходила в этих местах. Этот оазис простирался между двумя великими реками – Тигром и Евфратом, от Армянского нагорья на севере до Персидского залива на юге, занимая территорию, почти равную территории Италии.

Там была родина древних ассирийцев и вавилонян. Там находились многолюдные города древних держав, которые временами господствовали не только над Малой Азией, Сирией и Палестиной, но и над Египтом. На востоке же границы этих держав достигали Ирана.

В центральной части Двуречья, по обоим берегам Тигра, раскинулся Багдад, известный всему миру сказочный город халифов, с его мечетями, медресе и базарами. Сегодня Ирак существует в первую очередь за счет нефти, то есть живет милостями земных недр. Когда‑то страна жила милостями рек – Тигра и Евфрата. Когда на севере, в горах Армении, весной начинал таять снег, вода в реках прибывала. Половодье на Тигре начиналось обычно в марте, на Евфрате – в апреле. В июне – июле вода достигала максимального уровня, и тогда благодатная влага обильно орошала поля и делала их плодородными.

Но иногда реки выходили из берегов, вода разрушала дамбы и уничтожала посевы. Тогда приходил голод. Умирали не только животные, но и люди. Голод настигал людей, и если воды было недостаточно для орошения полей. Поскольку сосуд со спасительной влагой крепко держали в своих руках боги, жители древней Месопотамии истово молились им, просили не затоплять всю землю, но и не скупиться, отпуская воду.

Лето в Двуречье длится долго. Оно начинается уже в середине марта и продолжается до конца ноября. Зима фактически длится не более 8 недель. Уже в феврале в оазисах зеленеют луга. Климат здесь более жаркий и сухой, чем в любой другой части света. Летом температура может достичь почти 60 градусов по Цельсию, страна превращается в желтый ад – песок покрывает холмы и долины. Гигантские песчаные смерчи поднимаются над высохшими полями, неся смерть всему живому. Дожди выпадают редко. Но если уж пойдет дождь, то это не просто дождь, а сильнейший ливень. Под сверкание ужасных молний он превращает землю в море грязи. Кто проезжает по стране в такое время, рискует погибнуть в топком болоте.

Природа демонстрирует здесь, в этой необычной стране двух рек, всю мощь своих стихий. Она выразительно показывает человеку, как он беспомощен, в любое время играючи перечеркивает все его планы, делает послушным и кротким. Но она же делает его терпеливым и выносливым.

Весной пробуждаются целые полчища блох и кровожадно бросаются на людей. Затем, когда солнце начинает посылать палящие лучи на землю, блох сменяют облака песчаных мух, укусы которых весьма болезненны. Приходится опасаться и финиковых ос, оставляющих после укуса горящие нарывы. Скорпионы, ядовитые змеи, гигантские пауки и легионы различных жуков отравляют жизнь. Это страна, где когда‑то возвышались роскошные дворцы и храмы. Страна, в которой жили люди покорные и жестокие, послушные и беспощадные одновременно. Страна, в которой было открыто земледелие.

Уже за 8000 лет до н. э. оно практиковалось в верхнем течении Тигра и Евфрата. В 220 километрах к востоку от Тигра, в северном Ираке, есть местечко под названием Джармо. Именно там в 1948 году американский археолог Роберт Дж. Брейдвуд открыл следы очень древнего поселения, где были обнаружены инструменты для жатвы – настоящие серпы и каменные сосуды для воды. С течением времени техника обработки земли распространялась на запад. Примерно в 5000–4500 гг. до н. э. в верхнем течении Тигра, в ста километрах к западу от Джармо, существовала культура, получившая название хассунской. Здесь, едва ли не впервые в мире, начало применяться искусственное орошение, а керамика была более совершенной, чем любые находки в древнем Джармо.

Еще позже, в 4500–4000 гг. до н. э., там же, в Северной Месопотамии, в поселении Телль‑Халаф, древние земледельцы жили уже в кирпичных домах, делали очень красивые расписные сосуды, умели обрабатывать медь и научились изготавливать печати. Эта культура была открыта в начале XX века бароном Максом фон Оппенгеймом.

39‑летний любитель древностей впервые появился в сирийской деревушке Рас‑эль‑Аин, расположенной у истоков реки Хавур, впадающей в Евфрат, в 1899 году. Он с молодых лет увлекался путешествиями по странам Востока – побывал в Марокко, Алжире, долгое время жил в Египте, путешествовал по Индии и Восточной Африке. В последнее время барон странствовал по Северной Аравии, Сирии и Месопотамии, изучая язык и обычаи бедуинов. От них он узнал о таинственных находках, которые местные жители обнаружили на одном из окрестных холмов. Это были какие‑то необыкновенные каменные изваяния, изображающие животных с человеческими головами. Оппенгейм решил увидеть эти изваяния собственными глазами и немедленно отправился в Рас‑эль‑Аин. Здесь он впервые услышал название Телль‑Халаф. Так назывался холм, где были найдены таинственные изваяния. Оппенгейм вспомнил, что название Халаф, так же как и река Хавур, упоминается в Библии.

Вскоре начались раскопки на вершине холма, были открыты часть фасада большого дворца, фрагменты покрытых рельефами стел, каменные статуи. Но работы пришлось прекратить из‑за их неофициального характера, присыпать все находки землей и… вернуться сюда десять лет спустя, в 1911 году.

Свои раскопки Оппенгейм начал на старом месте. Снова из земли встали стены разрушенного дворца и могучие статуи‑колоссы, изображавшие сфинксов с женскими головами. Найденные каменные барельефы изображали охоту на быков, борьбу льва и быка, человека и льва. Раскопанный Оппенгеймом храм в Телль‑Халафе существовал в XI–IX вв. до н. э., в эпоху процветания государства Митанни. Но повсюду археологи натыкались на следы разрушений и пожара. На каменном полу храма лежали остатки обгоревших рухнувших перекрытий. В восточном углу зала лежал скелет девушки с сохранившимися украшениями. Вероятно, храм Телль‑Халафа погиб в огне войны.

Раскопки шли очень медленно. А в 1914 году их пришлось надолго прервать – началась Первая мировая война. Спустя еще 13 лет, в 1927 году, Оппенгейм снова вернулся в Телль‑Халаф и продолжил исследования, еще больше углубившись в недра холма.

И здесь его ждали главные находки. Это были амулеты с изображениями быков, баранов и фантастических существ – полурыб‑полузмей с человеческими головами; грубые глиняные фигурки сидящих на корточках женщин, рожающих уродливых младенцев; яркая керамическая посуда характерной яйцевидной формы. И все эти находки датировались концом VI–V тыс. до н. э. Это были следы одной из древнейших земледельческих культур мира. Носители этой культуры (сейчас ее называют халафской) выращивали пшеницу, ячмень, лен, лепили из глины кирпичи и посуду, щедро украшали ее разными узорами, ткали шерсть и торговали по всей огромной территории от Персидского залива до Средиземного моря.

Месопотамия граничила с чужаками на двух флангах. На севере и северо‑востоке жили суровые горцы, а на юге и юго‑западе – не менее суровые сыны пустыни. Около 4000 г. до н. э. пришел к концу период Халафа, так как кочевники обрушились на Месопотамию с горного массива Загрос. Дальнейшее развитие происходило уже в Южной Месопотамии в V–IV тыс. до н. э. Этот период назван Убайдским.

До Первой мировой войны в Южной Месопотамии исследований практически не проводилось. В 1918 году вместе с британским экспедиционным корпусом в эти места попал призванный в армию ассистент Британского музея в Лондоне Кэмпбелл Томпсон. Он осмотрел некоторые холмы с погребенными в них руинами – как оказалось позднее, это были руины священного города Эриду, который шумеры считали древнейшим городом на Земле, и развалины Ура – столицы шумеров, города библейского Авраама. Вернувшись в Лондон, Томпсон заинтересовал своими находками Британский музей.

Руководителем экспедиции в Месопотамию стал молодой ассириолог Р. Холл. Зимой 1918/19 года экспедиция приступила к раскопкам в Эриду и Уре. Внимание Холла привлек холм Телль‑эль‑Убайд, расположенный в 7 км к западу от Ура. Он раскопал часть древнейшего в Месопотамии храма, относящегося к середине III тыс. до н. э. Этот древний храм из Эль‑Убайда не перестраивался и сохранил свой облик.

Святилище стояло на искусственно сооруженной террасе, которая, в свою очередь, опиралась на стены из обожженного кирпича. Наверх вела монументальная лестница из известняка. По обеим ее сторонам стояли изваяния львиных голов в натуральную величину, сделанные из битума и покрытые медью. Широко открытые глаза из красной яшмы, белого ракушечника, зеленого стеатита и красный, далеко высунутый язык производили жуткое впечатление.

Над входом в храм некогда помещался большой рельеф, изображающий орла с головой льва, держащего в когтях двух оленей. Перед храмом был устроен алтарь из обожженного кирпича. На его внешней поверхности был изображен знак планеты Венера. Находки Холла были сенсационны, а перспективы раскопок весьма многообещающими. Но продолжились они только три года спустя.

Руководителем объединенной экспедиции Пенсильванского университета и Британского музея был назначен английский археолог Леонард Вулли. Главной целью экспедиции был определен Ур. Но Вулли не мог пройти мимо находок Холла, сделанных в Эль‑Убайде. Его очень привлекал этот загадочный храм, который тогда считался древнейшим сооружением Месопотамии и вообще древнейшим зданием в мире, архитектуру которого можно было воссоздать более или менее достоверно.

Но отправную точку для датировки открытий дали не грандиозные здания, а такая прозаическая вещь, как глиняная посуда. При любых раскопках это – основная масса находок. Форма бытовых глиняных сосудов меняется по мере развития культуры. Кроме того, глиняные сосуды наиболее многочисленны – обожженная глина, несмотря на свою хрупкость, практически не разрушается – при датировке лучше опираться именно на них.

Тогда археологи имели очень слабое представление о типах месопотамских глиняных сосудов разных периодов, а о сосудах наиболее древних эпох не знали совсем ничего. Поэтому находка в Эль‑Убайде имела огромное значение. Археологи обнаружили там более сотни разновидностей сосудов и изучили способы их изготовления. Тот факт, что все они относятся к определенному историческому периоду, сыграл большую роль, и, когда начались раскопки других шумерских поселений, исследователи сумели правильно датировать их, в основном опираясь на образцы глиняной посуды из могил Эль‑Убайда.

Глиняная посуда позволила пролить свет и на загадку происхождения убайдцев, являвшихся предшественниками шумеров. Сопоставив все известные данные, исследователи пришли к выводу, что глиняная посуда Эль‑Убайда имеет не местное происхождение. Очевидно, первые поселенцы принесли сюда стиль и формы керамики из своей родной страны. Где же она находилась? Единственное место, где была обнаружена керамика сходного типа, – это Элам, горная область, расположенная на юго‑западе современного Ирана. Именно отсюда в плодородную долину Евфрата шесть тысяч лет назад пришел земледельческий народ, владевший искусством тонкой обработки камня, возделывавший землю каменными мотыгами, размалывавший зерно на каменных ступках и ручных жерновах и делавший из обожженной глины серпы. Эти‑то люди около 4400–4300 гг. до н. э. и создали в Южном Ираке так называемую убайдскую культуру, с распространения которой по всей Месопотамии начинается тысячелетняя эра различных культур, приведшая к шумерской цивилизации. Кем были создатели всех этих земледельческих культур, как они выглядели, на каком языке говорили? Скорее всего, они принадлежали к так называемой европеоидной большой расе, а внутри ее – к средиземноморской малой расе. Это были смуглые люди с прямым носом и прямыми, может быть, волнистыми, волосами. А о языках, на которых они говорили, можно высказывать только предположения.

Культуру Эль‑Убайда погубил потоп. Так, по крайней мере, считал глубоко верующий в истинность библейских преданий Леонард Вулли (современные ученые не отрицают самого факта катастрофического потопа, но датируют его более поздним временем – 2900–2800 гг. до н. э.). И следы этой катастрофы были обнаружены под одним из самых древних городов Междуречья – Уром.

В самом начале работ археологи натолкнулись на развалины домов. Стены были сложены из прямоугольных кирпичей с округленно‑выпуклой верхней частью, таких же, как и в Эль‑Убайде. Под этими развалинами лежал второй слой построек, а под ним – третий. Углубившись на семь метров, археологи прошли восемь пластов с руинами домов, возведенных над остатками построек предшествующей эпохи. В трех нижних пластах вместо выпуклых кирпичей обнаружились обычные кирпичи с плоским верхом, и глиняная посуда была здесь другого типа. Затем развалины зданий исчезли, и археологи углубились в плотный слой глиняных черепков. Он оказался толщиной около шести метров. В нем на разных уровнях попадались печи для обжига глиняной посуды. Видимо, здесь когда‑то находилась гончарная мастерская, бракованные изделия разбивались и оставлялись рядом с печью. Судя по шестиметровому пласту черепков, мастерская работала здесь очень долго.

Еще глубже археологи нашли тяжелый диск из обожженной глины. Его диаметр составлял около метра, в центре было отверстие для оси и маленькое отверстие у края для ручки. Это был гончарный круг, а точнее – древнейший образец этого приспособления. На тридцать сантиметров ниже того уровня, где был найден гончарный круг, начался слой черепков посуды типа убайдской, изготовленной вручную.

Дальше пласт черепков неожиданно оборвался. Под ним лежал слой чистого ила, нанесенный потопом. В наносном слое было выкопано несколько могил, в которых археологи нашли посуду типа убайдской, но более пышно украшенную, чем в верхнем пласте рядом с гончарной печью. В одной из могил оказался медный наконечник копья – самый ранний пример использования металла для изготовления оружия или инструментов.

Все скелеты в могилах лежали в вытянутом положении на спине, руки были сложены ниже живота. Более поздние захоронения в Месопотамии, как правило, скорченные. Изменение погребального ритуала очень важно: оно говорит об изменениях в религии народа. Все могилы были выкопаны в илистых отложениях значительно позже потопа, но в то же время они были гораздо древнее гончарной мастерской, построенной над ними в самом конце Убайдского периода. Ниже могил лежал илистый пласт, достигающий трех с половиной метров толщины, совершенно чистый и однообразный.

Еще ниже снова появились следы человеческого поселения – распавшиеся необожженные кирпичи, зола и черепки. Археологи насчитали три последовательных слоя. Здесь в изобилии попадались богато расписанные сосуды убайдского типа, глиняные фигурки и плоские, прямоугольные кирпичи, сохранившиеся благодаря тому, что по какой‑то случайности попали в огонь, а также куски глиняной штукатурки, тоже обожженной пламенем. Еще на метр ниже современного уровня моря залегал плотный слой зеленой глины с извилистыми коричневыми полосами, оставленными корнями тростника. Здесь уже нет никаких следов человеческой деятельности. Это – дно Месопотамии.

Раскопки были длительными и дорогостоящими, но зато они полностью вознаградили археологов обилием нового исторического материала и дали ряд ценных подробностей. Выкопанный Вулли котлован как книга рассказал исследователям всю древнюю историю этой земли.

Зеленая глина нижнего слоя была дном древнего болота, окружавшего остров в те времена, когда его заняли первые поселенцы. Глину пронизывали корни тростника, сверху на нее оседали мертвые листья и стебли, в нее погружался весь мусор, который выбрасывали с острова. Постепенно глина густела, болото мелело, и на его месте возникла суша, на которой люди начали строить свои хижины. Теперь это место стало как бы подножием холма, на котором стоял город.

Великий потоп смыл расположенные в низине кварталы и занес их илом. Конечно, не все люди погибли. Уцелевшие сохранили остатки древней культуры: ее следы археологи нашли в захоронениях. В богатую, но теперь почти обезлюдевшую долину хлынула новая волна пришельцев, на сей раз с севера. Они принесли с собой и более развитую культуру – умение свободно пользоваться металлом, обрабатывать медь и изготовлять посуду на гончарном круге. Сначала они просто селились рядом с уцелевшими от потопа убайдцами, но вскоре стали хозяевами страны.

Все древние города Месопотамии сохранили следы наводнений, происходивших в разное время. Но Вулли был убежден, что нашел следы такого наводнения, какого Месопотамия не знала за всю свою многовековую историю: максимальная толщина принесенного потопом слоя ила доходит до трех с половиной метров, то есть вода должна была подниматься, по крайней мере, на семь с половиной метров. Во время такого наводнения на плоской низменности Месопотамии под водой оказалось огромное пространство – километров пятьсот в длину и сто пятьдесят в ширину. Вся плодородная долина между горами Элама и плато Сирийской пустыни была затоплена, все деревни разрушены, и, очевидно, лишь немногие города, расположенные на искусственных холмах, уцелели после такого бедствия. Другие, и в том числе Эль‑Убайд, были покинуты жителями и заброшены надолго или навсегда.

О потопе свидетельствуют и другие источники. Знаменитый шумерский «Список царей» был создан около 2100 г. до н. э. и спустя четыре тысячи лет найден в развалинах Урука. Этот документ написан клинописью и делит царей на тех, кто правил до и после потопа. Время царствования первых тридцати – тридцати пяти поколений указано в нем неимоверно долгим: Энмелуанна из Бадтибиры сидел на троне 43 200 лет, Алалгар царствовал 36 000 лет, Думузи и другие правили по 28 800, 21 000, 18 600 лет. После потопа богоподобные шумерские цари умирали более молодыми, но все же Этана, царь города Киш, первым объединивший страну, правил 1560, Агта – 625, а Гильгамеш – 126 лет.

Долгое время ученые не верили в реальность существования этих царей, пока раскопки не дали непосредственного доказательства жизни некоторых из них; были найдены современные им предметы из металла, камни, плиты с их именами. Конечно, их долгая жизнь – продукт позднейших легенд, но они существовали на самом деле.

И потоп тоже был, хотя и не тот, заливший всю землю и оставивший над водой лишь вершину Арарата, о котором говорится в Библии. Но нам известно, и это доказано раскопками, что страшной силы морской прилив залил значительную часть страны. Созданию легенды о потопе способствовали и опустошительные наводнения – гигантские разливы рек, смывавшие с лица Земли города чуть ли не со всем населением. Так что библейская легенда имеет под собой реальную основу, ведь праотец иудеев, Авраам, по преданию, перекочевал вместе со своим народом из земли Шинеар, т. е. Шумер, на северо‑запад, чтобы вести жизнь пастухов, кочующих по травянистым степям. Народ Авраама унес с собой один из вариантов древнего предания о потопе, которое, преобразовываясь в устах потомков, в конце концов попало в Священное Писание на древнееврейском языке.

Другая хорошо известная библейская легенда, которая также встречается на найденных при раскопках глиняных табличках с клинописью, это легенда о смешении языков. Но здесь не упоминается Вавилонский столп! Он и не мог упоминаться, хотя посвященная богу Мардуку семиступенчатая Вавилонская башня действительно существовала в течение добрых пятнадцати веков. Но в то время, когда шумеры слагали легенду о том, что в давние времена люди не знали боязни и страха, никто из людей не поднимал руки на другого, потому что все народы говорили на одном языке, она еще не была построена. Энки, одно из главных божеств Шумера, владыка земли и моря, бог знания и ремесел,

изменил в людских устах язык,

поселил помехи и смешенье

в языке людей,

что прежде был единым.

В действительности же можно скорее предполагать, что предки шумеров жили когда‑то в таких краях – в долинах, окруженных со всех сторон горами, или на островах в море, где им не приходилось встречаться с людьми, говорящими на другом языке, и в мифах сохранилась память об этих временах. Может быть. Но и это недостоверно.

Кто такие шумеры? Мы не знаем, откуда они пришли. Не знаем и того, как они пришли, по суше или по морю. Сами они считали местом возникновения человечества, а, следовательно, и своей родиной, остров Дилмун (Бахрейн) в Персидском заливе. Древнейшим своим городом шумеры называли Эриду (по‑шумерски Эре‑дуг – «Добрый город»). Достоверно лишь то, что город Эриду был построен на берегах пресноводных болот, в местности, теперь примыкающей к Персидскому заливу. (На давнишних берегах, конечно, потому что с тех пор реки‑близнецы засыпали принесенными ими наносами такую большую территорию, что теперь берег моря пролегает в 110 километрах от развалин города.) В эпосе о боге Энки говорится, что он – предок всех ремесленников и земледельцев – прибыл с моря, со стороны «сияния». Другие следы указывают скорее на то, что некий живший на суше народ осмелился сойти с находящихся по соседству иранских гор и поселился на равнинах вдоль рек. Судя по языку, шумеры, прибывшие на кораблях или пришедшие по суше, не были ни семитами, ни эламитами, к племенам которых относились тогдашние жители близлежащих местностей. Не были они и народом индоевропейского происхождения. Пока что происхождение их покрыто густым туманом.

Этот густой туман не рассеялся и тогда, когда стало известно, что шумеры склоняли и спрягали свои слова подобно тому, как это делают угрофинские и тюркские народы, а также японцы, – появившиеся на арене истории тысячелетиями позднее. Например, когда шумеры хотели сказать: великие боги, они говорили: дингир голлад («боги большие»). Бездетный: думу‑ну‑так, то есть «ребенок‑нет‑быть».

Реку Евфрат шумеры называли Бурунунна, реку Тигр – Идигина. Самих себя – «саггиг» (черноголовые), а живущие на запад от них кочевые пастушеские племена – «марту». Вся территория Шумера имела площадь не более 15 000 квадратных километров. Население даже в эпоху расцвета не достигало и миллиона человек. Правда, по тем временам шумеры считались большим народом не только по размеру принадлежавшей им страны, но и по численности. При переселении в Междуречье шумеров было еще немного, вероятно, всего несколько десятков тысяч человек. К тому же они стояли на более низкой ступени цивилизации, чем тогдашние жители Междуречья.

Внешне шумеры вряд ли отличались от своих предшественников. Даже если «черноголовые» были пришельцами в Южной Месопотамии, они не слишком изменили физический тип древнего населения этого района. В истории редко случается, чтобы пришельцы полностью истребляли местных жителей. Чаще пришельцы брали жен из местного населения.

Шумеры не ленились учиться у своих предшественников. Одно поколение сменялось другим, и над болотами поднимались все новые и новые города. Росло население, все дальше простирались вспаханные, засеянные, орошаемые поля. В год шумерские крестьяне снимали два‑три урожая, пастухи умножали стада, пасшиеся на заливных лугах вдоль рек и в сухих, поросших редкой травой степях. С богатой добычей возвращались домой рыбаки, птицеловы. Население могло расти: зерна и прочего продовольствия было достаточно. Хватало его и мастеровым, занимавшимся самыми различными ремеслами, и жрецам, и писцам, и слугам на царском дворе, более того, хватало и для торговли, для продажи, а взамен покупали не имеющееся нигде в Двуречье золото, серебро, медь, олово, дерево ценных пород, строительные и драгоценные камни.

Предшественники шумеров отвоевали у болота только острова, одни больших, другие меньших размеров. Шумеры же – целую страну, которая за несколько столетий стала самой богатой, самой цивилизованной областью тогдашней Азии.

Изобретение письменности на грани IV–III тысячелетий до н. э. – вот тот рубеж, за которым начинается уже бесспорно шумерская история и невероятный взлет этого талантливого народа. В Южном Междуречье было много глины, которая послушно принимала любую форму. Ее шумеры использовали при строительстве. Они не могли не заметить, что мягкая глина сохраняла отпечатки и после того, как она обжигалась и затвердевала в виде кирпича. Поэтому мастера вполне могли додуматься до того, чтобы делать отметины умышленно, вроде подписи на собственной работе. Чтобы помешать возникновению «подделок», они придумали выпуклые штампы, которые можно было оттиснуть на глине в форме картинки или рисунка, служивших подписью.

Следующий шаг был сделан в городе Урук, расположенном в 80 км выше по течению от Эриду. Именно в руинах этого города были найдены древнейшие надписи. Быть может, Урук стал деятельным и процветающим именно потому, что там были сделаны новые изобретения, или, наоборот, изобретения появились потому, что Урук стал деятельным и процветающим. Так или иначе, но к 3100 г. до н. э. он стал самым значительным городом мира. Его площадь составляла более 5 кв. км. Город имел храм 78 метров длиной, 30 метров шириной и 12 метров высотой – вероятно, крупнейшее здание в мире того времени. Расцвет торговли вслед за появлением письменности способствовал росту размеров и великолепия города.

В Уруке выпуклые штампы были заменены цилиндрическими печатями. Печать представляла собой маленький каменный цилиндр, на котором в углубленном рельефе вырезалась какая‑нибудь сценка. Цилиндр можно было прокатать по глине, получив отпечаток, повторяющийся снова и снова.

Таких цилиндрических печатей было много в последующей месопотамской истории, и они представляли собой не только средства для подписи, но и настоящие произведения искусства.

Еще одним стимулом для изобретения письменности была необходимость учета. Храмы были центральными складами зерна и других вещей, при них находились загоны для скота. Избыток продуктов расходовался на жертвы богам, на продовольствие в голодные годы, на военные нужды и т. д. Жрецы должны были знать, что они имели, что получали и что отдавали. Простейший способ учета – делать отметки, например зарубки на палочке.

С деревянными палочками у шумеров было плохо, но печати подсказывали, что можно использовать глину. Так стали делать отпечатки разного вида для единиц, для десятка, для шести десятков. Глиняную табличку, на которой содержались учетные данные, можно было обжечь и хранить как постоянную запись.

Чтобы показать, относится ли данное сочетание меток к скоту или к мерам ячменя, жрецы могли сделать на одной табличке грубое изображение головы быка, а на другой – изображение зерна или колоса. Определенная метка обозначала определенный объект. Так появились пиктограммы – «картиночное» письмо. Далее додумались до того, что абстрактные идеи можно выражать идеограммами («понятийным» письмом). Так, кружок с лучами мог представлять Солнце, но он мог обозначать и свет. Грубый рисунок рта мог означать просто рот, но мог и голод. Вместе со схематичным изображением колоса он означал еду.

Время шло, значки становились все более схематичными и все меньше напоминали то, что они первоначально изображали. Ради скорости писцы перешли к изготовлению значков путем вдавливания в мягкую глину острого инструмента так, что получалась узкая треугольная вмятина, похожая на клин. Письмо, которое стали составлять из этих меток, называется клинописью.

Египтяне, деревни которых усеивали берега реки Нил в Северо‑Восточной Африке, в полутора тысячах километрах к западу от шумерских городов, вероятно, узнали о новой системе. Они позаимствовали идею, но кое в чем усовершенствовали ее. Египтяне использовали для письма папирус – листы, сделанные из волокон речного тростника, которые занимали намного меньше места и с которыми было намного легче работать. Писцы покрывали папирус символами, намного более изящными, чем грубая клинопись шумеров. Египетские символы вырезались на каменных монументах и рисовались на внутренних стенах гробниц. Они сохранились на виду, в то время как покрытые клинописью кирпичи оставались скрытыми под землей. Именно поэтому долго думали, что египтяне изобрели письменность первыми. Теперь эта честь возвращена шумерам.

С изобретением письменности учитывалось уже все – люди, скот, продукты, добыча охотников и рыбаков, площадь пахотной земли, количество семян, объем урожая, число орудий, наличие материалов – все, что давала щедро политая потом шумерских тружеников земля.

Но это неслыханное изобилие требовало и другого: прочных городских стен, умелого, стойкого войска. Ведь богатый урожай полей и кочующие с пастбища на пастбище стада нужно было защищать от постоянно возобновляющихся набегов степных и горных племен, от жителей соседних городов. С ними у шумеров часто бывали кровавые стычки из‑за границ. В таких случаях ни право, ни справедливость не стоили ничего: спор решала грубая сила. Точнее говоря, отвага и лучшее вооружение.

У шумеров в изобилии было и то и другое. У них уже имелись даже военные повозки, правда, довольно неуклюжие, громоздкие, ведь вместо появившихся позднее легких колес на спицах они катились на массивных дисках, вместе с которыми крутилась и ось. В повозку запрягали четырех куланов. Воины были одеты в шлемы и кожаные панцири, вооружены копьями, дротиками, боевыми топорами. Возницы и легко– и тяжеловооруженные пешие воины действовали совместно и в обороне, и в нападении. Именно прекрасно организованной армии во многом обязан народ этой маленькой страны своим тысячелетним процветанием, тем, что мог расти и развиваться более или менее спокойно.

Дата добавления: 2014-11-25