У любви свои законы 5 страница

Но Грея волновало пока только то, что сестра осталась жива. Она проснулась вскоре после того, как ее перевели в отдельную палату, которую ей выхлопотал Грей. Увидев его перед собой, она сонным голосом пробормотала:

— Прости меня, Грей.

Он не знал, за что она просит прощения. За то, что пыталась убить себя, за то, что не умерла, или за то, что причинила своей выходкой столько беспокойства. Хотелось верить в первый вариант, ибо сама мысль о том, что она может повторить попытку самоубийства, была Грею невыносима.

— Я сяду за руль, — сказал доктор Богард, хлопнув его по плечу. — Ты паршиво выглядишь.

— И чувствую себя тоже паршиво, — пробормотал Грей. — Мне нужно влить в себя хорошую порцию кофе.

Он рад был уступить доку место за баранкой. Голова совершенно не работала, и садиться ему сейчас за руль было бы, пожалуй, небезопасно. И потом это была машина дока. Он не забыл о том, как по дороге в Батон-Руж его колени едва не упирались в подбородок, так, что трудно было дышать. Ощущение не из приятных.

— Это можно устроить. В нескольких кварталах отсюда есть “Макдональдс”.

Согнувшись в три погибели, Грей втиснулся на сиденье, мысленно благодаря Бога за то, что салон хоть обит мягким материалом. Иначе к концу поездки его голени стали бы синюшного цвета, как у покойников.

Спустя четверть часа он уже держал в руках большую пластиковую чашку с кофе, из которой шел ароматный дымок, и смотрел в окно машины на то, как уплывают назад улицы Батон-Руж. Здесь прошли счастливые годы учебы в университете Луизианы. Будучи студентом, Грей облазил весь город вдоль и поперек. Отличаясь неукротимостью характера, жизненной энергией, бившей через край, и постоянной половой неудовлетворенностью, Грей жаждал приключений и получал их в избытке. Уж кто-кто, а креолы всегда умели развлекаться, и Батон-Руж предоставлял для этого все возможности. Четыре года пролетели как один миг.

Кажется, совсем недавно он вернулся домой, всего несколько месяцев назад, а между тем с тех пор будто прошла целая вечность и это было в какой-то другой жизни.

Этот кошмарный, нескончаемый день навсегда убил в нем жизнерадостного подростка, проведя четкую грань между детством и взрослой жизнью. До сегодняшнего утра Грей мужал постепенно, как и все юноши… Но когда настало это утро, на его плечи вдруг нежданно-негаданно обрушилась ответственность, с которой справиться по силам только взрослому мужчине. У Грея были широкие плечи, и он, поднатужившись, стал делать то, что было в его силах. Он чувствовал, что выйдет из всей этой переделки мрачным и жестким человеком, но если такова была цена за то, чтобы выжить, он рад был ее заплатить.

Грей знал, что дома его ждут новые проблемы. В подобных обстоятельствах, учитывая то, что случилось с Моникой, большинство матерей только насильно можно было бы отогнать от постелей своих детей. Но только не Ноэль. Он даже не смог дозваться ее по телефону. Вместо этого пришлось говорить с Ориан, которая сообщила, что Ноэль заперлась у себя в спальне и не выходит оттуда. Грей велел передать матери, что с Моникой будет все в порядке, зная, что Ориан придется кричать через запертую дверь.

По крайней мере можно было не бояться, что Ноэль совершит такую же глупость, как и Моника. Он хорошо знал свою мать: в ней было слишком много эгоизма, чтобы она могла причинить себе вред.

Несмотря на кофе, он заснул в машине и проснулся только тогда, когда доктор Богард подъехал к своей клинике. Грей только сейчас вспомнил о том, что не поднял верх у своего “корвета”, когда привез сюда Монику, так как не мог в то время об этом думать. Значит, сиденья мокрые от росы. Пока он доедет домой, у него промокнет вся задница. Но это даже хорошо. По крайней мере, не заснет на дороге и не попадет в аварию.

— Ты сегодня сможешь заснуть? — спросил доктор Богард. — Я могу дать тебе снотворное, если хочешь.

Грей вяло усмехнулся.

— Какое снотворное? Мне бы по дороге домой не свалиться где-нибудь.

— В таком случае, может быть, тебе будет лучше переночевать здесь?

— Спасибо, док, но если мне понадобится помощь врачей, они, думаю, согласятся приехать ко мне домой.

— Ну, как знаешь. Будь осторожнее.

— Буду. — Грей влез в свою машину. Да, сиденье было мокрое и холодное. Его пробил легкий озноб.

Он не стал поднимать верх. Ветер бил ему прямо в лицо. Ночные запахи были чистые и свежие, не то что днем на солнце. Когда Прескот остался за спиной, его со всех сторон окружила тьма.

Впрочем, вскоре впереди показались огни придорожного кафе Джимми Джо. На гравийной стоянке было полно легковушек и пикапов, приветливо светила яркая неоновая вывеска, стены сотрясались от грохота включенной на полную мощь музыки. Когда Грей проезжал мимо кафе, со стоянки как раз выруливал пикап. Неожиданно он выскочил прямо перед “корветом”.

Грей изо всех сил нажал на педаль тормоза. Машина замерла на месте. Пикап увернулся вправо, едва не перевернувшись. Фарами осветило лица тех, кто сидел в пикапе. Ребята весело заржали, а один, размахивая бутылкой пива, высунулся в окно и что-то прокричал Грею.

Грея будто сковал паралич. Он не слышал, что именно ему крикнули, но это было не важно. Важно было то, что в пикапе сидели Расс и Ники Девлин и машина ехала в том же направлении, куда и он.

Значит, эти мерзавцы еще не убрались. Они все еще торчат на его земле.

В нем стала медленно закипать холодная ярость. Он словно бы со стороны наблюдал за тем, как она начинает завладевать им, распространяясь снизу вверх и приводя в напряжение все тело. Наконец она ударила в мозг, мгновенно развеяв усталость и туман перед глазами. У него словно бы открылось второе дыхание, мысли стали холодными и расчетливыми.

Он развернулся и поехал обратно в Прескот. Шерифу Дизу не понравится, конечно, что его поднимут с постели в такой поздний час, но Грей, в конце концов, был Руярд, и шериф сделает все, что он попросит. А когда узнает, в чем, собственно, дело, еще и обрадуется. Ведь он не мог не понимать, что с удалением Девлинов преступность в округе снизится, по крайней мере, вдвое.

Фэйт не могла найти себе места весь день. У нее не было аппетита; ею владело предчувствие беды. Скотти, чувствуя ее настроение, постоянно испуганно хныкал и цеплялся за нее, мешаясь под ногами, когда она начала чисто машинально выполнять обычную работу по дому.

После утреннего визита Грея Фэйт, пребывая в состоянии некоего оцепенения, стала собирать вещи. Увидев это, Эмос отвесил ей увесистую затрещину и крикнул, чтобы она прекратила заниматься глупостями. Рини, возможно, решила немного развеяться, но она вернется, а старик Руярд не позволит своему паршивому недоноску лишить их крыши над головой.

Несмотря на подавленное настроение, Фэйт не могла про себя не удивиться тому, что папа назвал Ги стариком. Ведь сам он был на год старше Руярда.

Через некоторое время Эмос сел на свой грузовичок и уехал в поисках выпивки. Как только он скрылся из виду, Джоди юркнула в родительскую спальню и стала рыться в шкафу Рини.

Фэйт пошла следом за сестрой и изумленно наблюдала за тем, как Джоди выбрасывает содержимое шкафа на постель.

— Что ты делаешь?

— Маме это больше не потребуется, — беззаботно ответила та. — Ги купит ей все новое. Иначе она забрала бы все это с собой. А теперь и я кое-что поношу. — После этого она с обидой в голосе добавила:

— Она мне никогда не разрешала. — Джоди взяла узкое желтое платье с блестками по вороту, которое просто бесподобно смотрелось на Рини, идеально подходя к ее темно-каштановым волосам, но совершенно не гармонировало с морковного цвета кудряшками Джоди. — На той неделе у меня была свиданка с Лэйном Фостером и я хотела надеть это платье, но она не дала, — возмущенно проговорила Джоди. — Пришлось пойти в старом синем, а Лэйн его уже видел.

— Не забирай мамину одежду, — стала было возражать Фэйт. Глаза ее наполнились слезами. Джоди недоуменно посмотрела на нее.

— А почему? Эти платья все равно ей больше не нужны.

— Папа сказал, что она вернется.

Джоди расхохоталась.

— Папа сказал! Да твой папа не отличит дырку в земле от собственной задницы! Грей был прав. С чего это ей вдруг сюда возвращаться? Не-а… Даже если Ги струсит в последнюю минуту и прибежит обратно к этому своему айсбергу, на котором он женился, мама все равно успеет взять от него столько, что еще долго будет жить красиво.

— Тогда нам нужно уезжать отсюда, — проговорила Фэйт. Горькая слеза скатилась по щеке и остановилась в углу рта. — Надо идти собирать вещи.

Джоди ободряюще хлопнула ее по плечу.

— Господи, сестренка, какая же ты дурочка! Грей озверел, конечно, я согласна, но можешь быть покойна — ничего он нам не сделает. Ему просто нужно было на ком-то сорвать злость. Я думаю как-нибудь встретиться с ним и позаниматься тем, чем его папаша занимался с нашей мамой. — Она плотоядно облизала губы. — Мне всегда хотелось самой проверить, такой ли уж у него большой шест в штанах, как говорят.

Фэйт отшатнулась от нее, испытав сильнейший приступ ревности. Джоди была слишком глупа, чтобы догадаться о том, что она не в силах соблазнить Грея, но Фэйт все равно завидовала… Хотя бы тому, что сестра попытается. Она попробовала представить себе, как хорошо быть уверенной в том, что ты можешь подойти к мужчине, зная наверняка, что он найдет тебя привлекательной. Даже когда Грей отвергнет Джоди, та не обидится. Не обидится, потому что вокруг нее и так увивается много мужчин и мальчишек. А мечта о Грее станет только еще более притягательной.

Но Фэйт запомнила презрение, которое было в его глазах сегодня утром, когда он обвел медленным взглядом их убогую лачугу и ее обитателей. Запомнила и тот жуткий стыд, который испытала в ту минуту. Ей захотелось сказать громко: “Я не такая”. Хотелось, чтобы он посмотрел на нее с восхищением. Но Фэйт понимала, что в его глазах она именно “такая”, потому что жила в этой конуре.

Что-то счастливо напевая, Джоди схватила яркие наряды Рини в охапку и отнесла в их комнатку в пристройке, чтобы все примерить и ушить декольте, ибо грудь Рини была больше.

Давясь слезами, Фэйт взяла Скотти за руку и увела его на двор играть. Она опустилась на пенек и закрыла лицо руками, а он начал возиться на земле со своими маленькими игрушечными машинками. Обычно он мог сидеть в этой грязи целый день, но сегодня уже через час подошел к ней и, свернувшись калачиком у нее в ногах, почти сразу же заснул. Она гладила его по волосам, со страхом видя, как посинели у него губы.

Фэйт сидела на пне, раскачиваясь из стороны в сторону и несчастными глазами глядя в пустоту прямо перед собой. Мама сбежала, Скотти умирает. Кто знает, сколько он еще протянет, но она чувствовала, что вряд ли больше года. До сих пор все в их жизни было плохо, но, по крайней мере, была уверенность в завтрашнем дне, в том, что он пройдет так же серо, как и все предыдущие. Теперь же исчезла и эта убогая уверенность, и Фэйт была охвачена ужасом. Она привыкла к выходкам пьяного отца и братьев и не жаловалась, но теперь… Что будет теперь? Она чувствовала себя совершенно беспомощной.

Ее охватила ненависть. “Будь ты проклята, мама! — подумала она с яростью. — Будь ты проклят, Ги Руярд!” Они думали только о себе, наплевав на собственные семьи и на последствия, какие должен был неизбежно вызвать их побег.

Она уже давно перестала ощущать себя ребенком. С ранних лет на нее была возложена ответственность взрослого человека. И эта вынужденная зрелость навсегда отпечаталась в ее глазах. Но теперь Фэйт отчаянно переживала за свой недостаточный возраст. Она слишком молода для того, чтобы жить самостоятельно. Она не может забрать Скотти и уйти из дома, потому что никто не возьмет ее на работу и они просто не прокормятся вдвоем. Закон не разрешит ей не то что взять Скотти, но даже жить одной. Мысль о том, что вся ее жизнь зависит от прихоти взрослых, приводила в отчаяние.

Она не может даже сбежать из дома, потому что не на кого оставить Скотти. О нем никто не будет заботиться. Фэйт была так же беспомощна, как младенец. Выхода не было, кроме как оставить все как есть.

Она сидела на пеньке, а время шло. Фэйт была слишком подавлена, чтобы подняться, войти в дом и приняться за обычную домашнюю работу. У нее было ощущение, что она лежит на доске гильотины и лезвие вот-вот должно обрушиться на нее сверху. День клонился к вечеру, а внутреннее напряжение в ней все возрастало, и нервы будто кто-то медленно наматывал себе на кулак… Скотти уже проснулся и играл у нее в ногах, словно боялся отойти хотя бы на шаг.

Но вечер наступил, а лезвие не упало. Скотти проголодался и тянул ее за руку в дом. Фэйт нехотя поднялась с пенька и повела его внутрь. Расс и Ники как раз собрались уехать на свою очередную гулянку. Джоди надела желтое мамино платье и тоже ушла.

“Может, Джоди была права”, — подумала Фэйт.

Может, Грей всего лишь выпускал пар и всерьез не имел в виду то, о чем говорил. Может, Ги связался сегодня днем со своей семьей и как-то разрядил обстановку. Он мог даже передумать и вернуться домой, отказавшись от Рини. Все возможно.

Но в любом случае глупо ждать, что Рини вернется. А без нее, даже если Ги покается перед семьей за свой побег, не было никакого смысла держать их на земле Руярдов дольше. Конечно, дом их — убогая лачуга, но все же крыша над головой. К тому же бесплатная. Нет, надеяться на что-то бесполезно. Так или иначе, если не сейчас, так в скором времени им все равно придется убраться отсюда.

Фэйт знала своего отца и понимала, что он добровольно не сдвинется с места и будет держаться за их конуру до последнего.

Она накормила Скотти ужином, искупала и уложила в кровать. Второй вечер подряд у нее выдалось несколько свободных спокойных часов. Быстро приняв душ, она переоделась, легла и достала из-под матраса свою драгоценную книгу. Увы, сосредоточиться на чтении ей не удалось. Кошмарная сцена, разыгравшаяся у них дома утром, вновь и вновь живо вставала перед глазами, словно кинопленка, которую кто-то без конца крутил в проекторе. Снова и снова перед ее мысленным взором возникало лицо Грея с выражением крайнего презрения. От нестерпимой боли теснило грудь. Повернувшись на живот, она уткнулась лицом в подушку, борясь со слезами. Она так его любила, а он ее презирал. Презирал только за то, что она носила фамилию Девлин.

Последнюю ночь Фэйт провела почти без сна, а прошедший день со всеми его душевными травмами совершенно вымотал ее, поэтому она вскоре задремала. Спала она всегда чутко, как кошка, вот и сегодня просыпалась каждый раз, когда кто-то из членов семьи вваливался в дом с ночной гулянки. Первым пришел отец. Он, разумеется, был пьян, но сегодня, по крайней мере, не стал поднимать крика из-за ужина, который все равно не стал бы есть. Фэйт прислушивалась к тому, как он, шатаясь и спотыкаясь, добрел до своей спальни и рухнул на постель. Спустя минуту по дому уже стал разноситься его раскатистый храп.

Джоди вернулась около одиннадцати. Она пребывала в самом дурном расположении духа. Очевидно, свидание прошло не так, как задумывалось. Фэйт лежала тихо на своем месте и ни о чем не расспрашивала сестру. Джоди сняла с себя желтое платье, скомкала его и зашвырнула в угол. После чего легла на свою раскладушку и сразу же повернулась лицом к стене.

Сегодня все что-то вернулись довольно рано. Вскоре после Джоди приехали и братья. Они, как всегда, во весь голос ржали и вообще своим появлением подняли большой шум. Скотти проснулся, но Фэйт не стала подниматься, и скоро все утихло само собой.

Итак, все были дома. Все… кроме мамы. На глаза Фэйт вновь навернулись горькие слезы. Она утерла их углом тонкого одеяла и вскоре снова уснула.

Страшный треск заставил ее вскочить и выпрямиться на раскладушке в ужасе и растерянности. В глаза брызнул ослепляющий яркий свет, и в следующее мгновение чья-то грубая рука схватила ее за шиворот и стащила с постели. Фэйт взвизгнула и попыталась освободиться. Ей это не удалось. Тогда она изо всех сил уперлась ногами в пол, но и это не помогло. С ней обращались так, как будто она весила не больше игрушечного плюшевого мишки. Ее в буквальном смысле выволокли из их убогой лачуги. Среди всего этого ужаса до нее доносился дикий плач Скотти. Папа и братья отчаянно ругались и орали, Джоди громко рыдала.

Двор был залит светом от фар патрульных полицейских машин, расположившихся полукругом перед его фасадом. Глаза Фэйт не сразу привыкли к яркому освещению, но ей показалось, что во дворе очень много людей. Все что-то энергично делали, суетились. Человек, который схватил ее, распахнул дверь-сетку и пинком вышвырнул ее из дома. Споткнувшись на шатких ступеньках крыльца, Фэйт упала лицом вперед прямо в грязь, подол ночной рубашки высоко задрался. Во время падения она сильно оцарапала себе колени и ладони, заработала себе ссадину на лбу.

— Вот, — крикнули у нее за спиной, — берите пацана. С этими словами с крыльца грубо вытолкнули Скотти, который приземлился рядом с Фэйт. Бедняжка был охвачен истерикой, его круглые голубые глазенки были полны ужаса. Фэйт села на земле, одернула подол ночной рубашки и крепко прижала к себе малыша.

В воздухе над ее головой что-то мелькало, вокруг все гремело и трещало. Это из дома выкидывали их вещи. Она увидела Эмоса, которого пытались выпихнуть с крыльца двое мужчин в коричневой форме. “Помощники шерифа, — подумала Фэйт, глядя на них словно зачарованная. — Что они здесь делают? Может, па или ребята что-то украли?” Отец отчаянно упирался, держась руками за косяк двери. Один из помощников шерифа ударил его по пальцам тупым концом металлического фонаря. Эмос страшно взвыл и перестал цепляться за дверь. Его пинком выкинули во двор.

Вслед за ним из дверей вылетел стул. Фэйт успела увернуться. Стул ударился о землю как раз в том месте, где она со Скотти была секунду назад, расколовшись на мелкие щепы. Скотти ухватился своими ручонками за ее шею и своей тяжестью тянул вниз. Поднатужившись, она почти на четвереньках сумела отползти за отцовский старый грузовичок, где привалилась спиной к переднему колесу.

Ничего не соображая, она с ужасом смотрела на разворачивавшуюся на ее глазах кошмарную сцену, пытаясь хоть что-то понять. Из окон вылетали их вещи, одежда, кастрюли и тарелки. Посуда в доме была пластмассовая, поэтому она приземлялась с диким грохотом. Кто-то подошел к самому окну и вытряхнул на землю ящик буфета со столовыми приборами. Вилки и ложки из дешевой нержавейки заблестели в лучах яркого света.

— Надо вымести оттуда все, — услышала она вдруг чей-то густой, сочный голос. — Я хочу, чтобы внутри ничего не осталось.

Грей!

Она мгновенно узнала любимый голос, звук которого поверг ее в оцепенение. Она замерла в том положении, в каком была: сидя в грязи у отцовского грузовика с цеплявшимся за нее Скотти. Повернувшись на звук голоса, она быстро нашла самого Грея. Он стоял рядом с шерифом в гордой позе, скрестив руки на груди и немигающими глазами глядя на то, что происходило вокруг него.

— Ты не имеешь никакого права! — взревел Эмос, пытаясь ухватить Грея за руку. Но тот стряхнул его с себя без видимых усилий, словно докучливую собачонку. — Ты не имеешь права выкидывать нас на улицу среди ночи! А как же мои дети, мой несчастный и больной младший сын? Беспомощное дитя! Или у тебя совсем нет сердца?!

— Когда я говорил, чтобы вы убрались отсюда до наступления вечера, я не шутил, — рявкнул в ответ Грей. — Забирай все, что ты хочешь взять с собой. И побыстрее, потому что через час я подожгу все, что останется.

— Мои вещи! — вдруг дико взвизгнула Джоди, выскочив из своего укрытия между двумя машинами.

Она стала метаться по двору, посреди общего разгрома, поднимая с земли одежду. Она тут же швыряла обратно все, что принадлежало не ей, а свои платья перекидывала через плечо.

Фэйт с трудом поднялась на ноги. Скотти тянул ее вниз, но отчаяние придало девушке сил. Их жалкие пожитки, возможно, ничего не стоили в глазах Грея, но это была вся их собственность. Ей удалось расцепить ручонки Скотти, нагнуться, схватить в охапку какой-то комок одежды и бросить его в кузов отцовского грузовика. Она не разбиралась в ту минуту, что кому принадлежало, это было не важно. Надо было спасать все подряд.

Скотти прицепился к ее ноге, как клещ, и повис на ней, не желая отпускать. Волоча его за собой, Фэйт дотянулась до Эмоса, схватила его за руку и, тряхнув, крикнула:

— Не стой столбом! Помоги собрать вещи в грузовик! — Он грубо оттолкнул ее, и Фэйт полетела на землю.

— Не вздумай учить меня, глупая сучка!

Фэйт вновь поднялась на ноги, не обращая внимания на новые ссадины и синяки. Братья в тот вечер напились еще пуще отца. Они бесцельно шатались по двору и ругались на чем свет стоит. Помощники шерифа к тому времени уже выкинули из дома все, что только можно было выкинуть, и теперь стояли около своих машин, молча наблюдая за представлением.

— Джоди, помоги же! — Фэйт ухватила сестру за руку в тот момент, когда та пробегала мимо. Джоди рыдала, поскольку все никак не могла найти каких-то своих вещей. — Хватай все, что попадется под руку! Так ты и свое найдешь!

Только этот аргумент и подействовал на нее.

Обе девушки стали бегать перед домом, собирая с земли все, что могли поднять. Еще никогда Фэйт не работала с такой энергией, с таким остервенением. Она металась по двору настолько быстро, что Скотти не успевал за ней. Он ходил за ней из стороны в сторону и пытался уцепиться за нее маленькими пухлыми ручонками всякий раз, когда она пробегала мимо достаточно близко.

Все мысли смешались в голове Фэйт. У нее не было времени думать. Она бегала и собирала, бегала и собирала. Порезалась об острый край разбитой чашки и даже не заметила. Ее остановил один из помощников шерифа и, протянув свой носовой платок, пробурчал:

— Эй, у тебя кровь идет.

Она машинально поблагодарила его и тут же забыла об этом.

Фэйт была слишком невинна и слишком сбита с толку кошмаром последних минут, чтобы понять, что яркий свет фар патрульных машин высвечивает под полупрозрачной ночной рубашкой каждый изгиб ее стройного тела, четко очерчивая начавшие оформляться бедра и высокие юные груди. За каждой вещью приходилось нагибаться, и перемены в позах высвечивали все новые детали ее фигуры. В какой-то момент ткань ночной рубашки натянулась, и в вырезе на груди показался маленький темный кружок соска, в другой раз подол задрался, едва не обнажив ягодицы. Ей было только четырнадцать, но в лучах яркого искусственного света, высвечивавшего ее под разными углами и подчеркивавшего то копну длинных густых темно-каштановых волос, то изгиб тела, то высокие скулы, возраст не имел значения.

Сейчас ее сходство с Рини Девлин, одно появление которой вызывало у мужчин прилив возбуждения, стало еще более очевидным. Чувственность была настолько развита в Рини, что сама она притягивала к себе мужчин, словно яркая неоновая вывеска мотылей. И сейчас все, наблюдая за Фэйт, видели в ней не ее, а ее мать.

Грей стоял и молча смотрел на то, что происходило прямо перед его глазами. Ярость не ушла, а все еще тлела в груди. Чувство брезгливого отвращения овладело им при виде Девлинов-мужчин, отца и сыновей, которые шатались по двору, отчаянно ругаясь и выкрикивая дикие полупьяные угрозы. Но здесь были шериф и его помощники, и их присутствие отрезвляло пьянчуг, так что Грей не обращал на их выкрики внимания. Правда, он едва не сорвался, когда Эмос грубо отпихнул от себя младшую дочь. Кулаки его сжались, но он сдержался, увидев, что Фэйт быстро поднялась на ноги и, кажется, не пострадала.

Сестры бегали по двору, героически спасая все самое необходимое, а отец и братья Девлины орали на них, обзывая дурами. Они даже отнимали у девушек вещи и бросали их обратно на землю, громко заявляя, что никто не заставит их уехать отсюда, из их дома, и что нечего попусту тратить время на эту беготню, так как они, мол, все равно останутся здесь. Старшая дочь Джоди умоляла их помочь, но ее мольбы тонули в их пьяной ругани.

Младшая сестра не тратила времени на попытки образумить отца и братьев. Она молча металась по двору, пытаясь навести хоть какой-то порядок в том хаосе, который ее окружал. И при этом еще уворачиваясь от маленького братишки, который с плачем тянулся к ней своими ручонками. Помимо своей воли Грей стал выискивать ее взглядом всякий раз, когда она хоть на мгновение пропадала из поля его зрения. И опять же против воли он залюбовался изящными, удивительно женственными линиями ее фигуры под почти прозрачной ночной рубашкой. Одно то, что она делала все молча, привлекало к ней всеобщее внимание. Грей бросил взгляд по сторонам и неожиданно понял, что помощники шерифа и сам шериф тоже, затаив дыхание, смотрят на нее.

Несмотря на юные годы, в ней была какая-то странная зрелость. В неверном свете автомобильных фар она вдруг показалась ему Рини Девлин. Шлюха украла у него отца, довела мать до состояния душевного оцепенения, из-за нее сестра едва не лишила себя жизни, и вот она снова появилась… Соблазняет уже его.

Джоди, старшая дочь Девлинов, отличалась более пышными формами, но это была дешевка. Крикливая дешевка. Фэйт — другое дело. Ее длинные темно-каштановые волосы изящными локонами распадались по жемчужно-белым плечам, прикрытым только тонкими тесемками ночной рубашки. Она выглядела старше своих лет. С ней будто произошло какое-то удивительное превращение. Она перевоплотилась в свою мать. Ее бесшумные метания по двору напоминали некий эротический танец.

Грей почувствовал, что невольно начинает возбуждаться. В ту минуту он сам себя ненавидел. Оглянувшись на помощников шерифов, он увидел в их глазах то же самое. Им было стыдно за свои плотские мысли, обращенные на эту девочку.

Боже мой, оказывается, он ничем не лучше своего папаши! Стоит только женщине из рода Девлинов появиться поблизости, как он тут же, как и Ги, превращается в голодного самца периода брачных игр. Моника сегодня еле выжила после попытки самоубийства, предпринятой именно из-за Рини Девлин, а вот он сейчас смотрит на дочку Рини и ничего не может поделать со своим возбуждением.

Она пошла к нему, держа в руках охапку вещей. Нет, не к нему, к грузовику, который стоял позади него. Ее зеленые кошачьи глаза скользнули по нему с неопределенным, закрытым выражением. Кровь оглушительно застучала у него в висках. Этот взгляд вывел его из себя. Он мгновенно вспомнил обо всех кошмарных событиях этого дня, и ему захотелось, чтобы все Девлины ощутили боль, сравнимую с той, которую пришлось сегодня испытать ему.

— Ты — дрянь, — хрипло проговорил он, когда девушка поравнялась с ним. Она остановилась на месте как вкопанная. Умалишенный малыш, воспользовавшись этим, вновь прилепился к ее ноге. Она не подняла глаза на Грея, а только смотрела в пустоту прямо перед собой. Это разозлило его еще больше. — Вся твоя семейка — дрянь. Твоя мать шлюха, а отец вор и пьяница. Вон из этого округа! И чтобы ноги вашей больше здесь не было! Глава 6

Спустя двенадцать лет Фэйт Девлин Харди вернулась в Прескот, штат Луизиана.

Из Батон-Руж она выехала, движимая во многом любопытством, отказываясь признаваться себе в истинных причинах своего возвращения. Дорога не вызывала в ее душе никаких воспоминаний, ибо в те времена, когда они жили в Пресноте, Фэйт редко выезжала за пределы маленького городка.

Но когда она проехала дорожный знак, за которым уже начинался Прескот, когда появились первые дома, улицы, когда сосновые леса уступили место бензоколонкам и магазинам, она почувствовала, как начинает волноваться. Волнение еще больше усилилось, когда впереди показались главная городская площадь и красное кирпичное здание городской администрации. Именно таким оно запечатлелось в ее памяти. На площади по-прежнему было много припаркованных машин, скамейки в сквере по-прежнему стояли напротив одна другой. В летнее время на них собирались старики, укрываясь от зноя в густой тени громадных дубов.

Впрочем, кое-какие изменения бросились в глаза. Некоторые здание обновили, кое-какие старые постройки снесли. В углах площади теперь красовались клумбы, разбитые, конечно же, деятельными членами местного женского клуба. Анютины глазки приветливо улыбались прохожим.

Но в основном все осталось прежним. А незначительные перемены лишь подчеркивали то, что было здесь двенадцать лет назад. От полноты нахлынувших чувств Фэйт стало трудно дышать, в руках началась мелкая дрожь. Невыразимое ощущение тепла окутало ее.

“Вот я и дома”.

Осознание это пришло к ней настолько неожиданно и резко, что она даже вынуждена была остановить машину, въехав на стоянку перед зданием городской администрации. Сердце бешено колотилось в груди, Фэйт старалась восстановить сбившееся дыхание. Она не предполагала, что вид города детства так отзовется в ее душе, не ожидала, что так живо дадут знать о себе корни, которые она обрезала двенадцать лет назад. Это было для нее настоящим потрясением. И притом радостным потрясением. Она приехала сюда из чистого любопытства, желая узнать, что случилось после того, как Девлинов насильно вышвырнули из города и из округа, но всколыхнувшее ее до глубины души ощущение возвращения домой отодвинуло любопытство на второй план.

Фэйт попыталась отделаться от наваждения. “Этот город не может быть моим домом. Даже когда я жила здесь, я никогда не чувствовала себя дома. Нас всех здесь только до поры до времени терпели. Стоило мне войти в магазин, все равно в какой, как продавцы начинали следить за каждым моим движением, ибо всем в городе было известно, что Девлины, не задумываясь, стащут все, что плохо лежит. Ничего себе дом!”

Но эти внутренние попытки отрицать очевидное не дали результатов. Инстинкт и сердце подсказывали ей, что она вернулась домой. Здесь были совершенно неповторимые, волшебные запахи, которых больше нигде на земле не встретишь. Богатые, красочные запахи, которые отпечатались в ее памяти еще с рождения. Каждой клеточкой своего организма она ощущала: вот моя родина, вот мой дом. Она родилась здесь, выросла. Воспоминания о Прескоте в большинстве своем были горькими, но, тем не менее, они нашли отклик в ее душе, о возможности которого еще вчера она даже не подозревала. Нахлынувшие на нее чувства были непрошеными — она не звала их, не хотела испытывать. Ей хотелось только утолить свое любопытство, чтобы раз и навсегда разобраться со своим прошлым, забыть о нем и начать строить новую жизнь.

Дата добавления: 2014-11-25