БРОДЯГИ 1 страница

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Герой не храбрее обычного человека, он просто храбр на пять минут дольше.

Ральф Уолдо Эмерсон

Глава 1

Если вам приходится убивать одного и того же террориста дважды за неделю, что‑то не в порядке – либо с вашими профессиональными навыками, либо с вашим миром.

С моими профессиональными навыками все в порядке.

Глава 2

Оушен‑Сити, Мэриленд.

Суббота, 27 июня, 10.22

Они пришли за мной на пляж. Двое шагали впереди, поджарые и собранные. Третий, настоящий здоровяк, прикрывал их, замыкая треугольник. Я заметил этих ребят в тот момент, когда протягивал руку к дверце машины. Не скажу, чтобы они так уж бросались в глаза, подумаешь, просто три крупных парня в серых костюмах явно из магазина готовой одежды, истекающие потом на жаре Оушен‑Сити. Главный вскинул руки в жесте, означающем, что все в порядке.

Стояло жаркое субботнее утро. Я был в плавках и гавайской рубашке с русалками, накинутой поверх футболки с портретом Тома Петти. Ну, еще шлепанцы и очки «Вэйфарер». Револьвер, поставленный на предохранитель, остался в багажнике, в запертом ящике для инструментов, – ведь я приехал сюда исключительно затем, чтобы полюбоваться свежей порцией поджаренных на солнце пышек. Меня временно освободили от работы после одной перестрелки, которую предстояло обсудить утром в понедельник с представителями отдела внутренних расследований. Произошла некрасивая сцена на складе, и мне в административном порядке предложили малость отдохнуть и как следует обдумать случившееся. Я не ждал неприятностей. Откуда им было взяться? Короче, эти парни зажали меня так ловко, что эмоции пришлось держать при себе. Я и сам не сделал бы лучше.

– Мистер Леджер?

– Детектив Леджер, – из вредности поправил я.

Ни намека на улыбку на лице главного, лишь едва заметный наклон головы. Она у него, кстати, весьма, походила на ведро.

– Мы хотели бы, чтобы вы поехали с нами, – сказал он.

– Предъявите документы или убирайтесь.

Ведроголовый метнул на меня острый взгляд, однако выудил удостоверение ФБР и показал мне. Я прочел инициалы и решил себя больше не утруждать.

– В чем вообще дело?

– Не могли бы вы поехать с нами?

– Я в отпуске, парни, ничего не понимаю…

Нет ответа.

– Вы в курсе, что я через три недели должен приступить к занятиям в Квантико?[1]

Молчание.

– Вы хотите, чтобы я поехал за вами на своей машине?

Не то чтобы я намеревался смыться, просто в бардачке моего внедорожника лежал сотовый, а было бы неплохо переговорить по поводу происходящего с лейтенантом.

У меня все это вызывало какие‑то странные ощущения.

Не сказать, чтобы пугающие, просто странные.

– Нет, сэр, мы после привезем вас обратно.

– После чего?

Снова тишина в ответ.

Я посмотрел на главного, затем на верзилу рядом с ним. За спиной я ощущал присутствие замыкающего. Здоровые ребятишки и отлично натренированные. Боковым зрением я видел, как подался вперед Ведроголовый, балансируя на цыпочках. Ловко! Его напарник передвинулся вправо. Я взглянул на его руки. У него были утолщенные суставы, но шрамов я не заметил. Скорее всего, занимался боксом, а не боевыми искусствами – боксеры надевают перчатки.

Они почти все делали правильно, за исключением того, что держались слишком близко ко мне. Никогда не следует подходить вплотную.

Однако ребята производили впечатление настоящих фэбээровцев. Сложно сымитировать этот специфический взгляд.

– Ладно, – сказал я.

Глава 3

Оушен‑Сити, Мэриленд.

Суббота, 27 июня, 10.31

Ведроголовый плюхнулся рядом со мной на заднее сиденье, остальные сели впереди, их замыкающий повел большую правительственную «краун Вик».[2]Все трое разговаривали между собой не больше, чем мимы во время представления. Кондиционер был включен, радио выключено. Сплошная интрига.

– Надеюсь, мы не едем обратно в Балтимор, – буркнул я.

Такая поездка занимала больше трех часов, а у меня в плавки набился песок.

– Нет. – Это было единственное слово, произнесенное Ведроголовым за всю поездку.

Я устроился поудобнее.

По тому, с какой стороны топорщился его пиджак, я определил, что он левша. К тому же мой сопровождающий намеренно держался слева от меня, чтобы борт пиджака помешал мне выхватить его пушку, а сам он смог блокировать нападение и удерживать меня правой рукой, пока не достанет оружие. Вполне профессионально и тщательно продумано, одобрил я. Чего я не стал бы делать, однако, так это хвататься за кожаную петлю над дверцей. Это была вторая допущенная им маленькая оплошность, и я невольно задумался, испытывает ли он меня или недостаточно хорошо подготовлен, раз не отучился от гражданских замашек.

Я откинулся на спинку, пытаясь понять, куда и зачем меня везут. Имеет ли это отношение к произошедшему на прошлой неделе в доках? Если я вляпался в неприятности из‑за того дела, тогда мне, кровь из носу, нужно связаться с адвокатом. И представитель профсоюза мне тоже понадобится. Стандартная операционная процедура? Ни в коем случае. Разве что какие‑то штучки службы внутренней безопасности, но тогда я вызову адвоката и еще позвоню своему конгрессмену. Там, на складе, все было сделано правильно, и я никому не позволю утверждать обратное.

Последние полтора года я работал в одной из тех межведомственных оперативных групп, которые выросли как грибы после одиннадцатого сентября. Несколько человек попали туда из полиции Балтимора, кое‑кто – из Филадельфии и округа Колумбия. Был у нас и смешанный отряд федералов – из ФБР, Агентства национальной безопасности, Бюро по борьбе с незаконным оборотом алкоголя, табака и оружия и еще пары‑тройки служб с незнакомыми аббревиатурами. На самом деле никто особенно не напрягался, но все надеялись урвать лакомый кусочек, как только появится возможность, – я имею в виду продвижение по карьерной лестнице.

Меня в эту группу фактически мобилизовали. Несколько лет назад я получил золотой жетон полицейского, и с тех пор мне удалось закрыть порядочное количество дел, включая два связанных с террористической деятельностью. К тому же я отслужил четыре года в армии, поэтому немного знал арабский и фарси. Надо сказать, я понимаю кучу языков. Более или менее. Они всегда давались мне легко, поэтому я оказался в числе первых, кого засадили в вагончик с подслушивающей аппаратурой. Большинство из тех, кого мы ставили на прослушивание, болтали на смеси английского с дюжиной ближневосточных языков.

Предполагалось, что оперативная группа – это здорово, однако в действительности последние полтора года я просидел за перехватывающим устройством в вагончике, поглощая кофе из «Данкин Донатс» и чувствуя, как задница заплывает жиром.

Но однажды к нам поступили сведения, что группка подозреваемых террористов низшего звена, каким‑то боком связанная с шиитскими фундаменталистами, намеревается ввезти нечто представляющее собой потенциальное биологическое оружие. Никаких подробностей, разумеется, не сообщали, что делало слежку по большому счету пустой тратой времени. Когда мы (в смысле, копы) пытались задавать им (в смысле, большим шишкам из госслужбы) конкретные вопросы о предмете наших поисков, то наталкивались на каменную стену. Поскольку возникала необходимость доступа к секретным материалам. Подобные штучки в полной мере объясняют, почему у нас на этом фронте все неблагополучно. Правда заключалась в том, что, получив ценную информацию, мы могли сыграть весьма значительную роль при аресте преступников. А господам из Департамента внутренней безопасности вовсе не хотелось делиться славой. Именно это и довело нас до беды одиннадцатого сентября, и, насколько я могу судить, с тех пор ничего особенно не изменилось.

И вот, в прошлый понедельник, я засек несколько входящих и исходящих звонков с того сотового телефона, который мы пасли. Прозвучало одно имя – йеменского националиста эль‑Муджахида, который был довольно крупной рыбой в террористическом пруду и числился в списке главных врагов, угрожающих госбезопасности. Со слов того парня, который о нем упомянул, выходило, будто эль‑Муджахид причастен к подготовке некой бандитской акции на некоем складе. Это имя значилось во всех без исключения ориентировках, и, поскольку мне все равно было нечего делать, я перечитывал их снова и снова.

Поскольку я затеял эту игру, от участия в захвате, который назначили на утро вторника, было не отвертеться. Мы собрались у склада – тридцать человек в черных защитных костюмах из кевларовой ткани, с налокотниками и наколенниками, в круглых шлемах. В общем, в полной спецназовской выкладке. Отряд разделился на группки по четыре человека: два парня с пистолетами‑пулеметами МР‑5, впереди один с баллистическим щитом и «глоком» сорокового калибра и еще один с помповым «Ремингтоном‑870».[3]В нашей четверке с дробовиком был я. Мы разнесли этот портовый склад быстро и уверенно, разом штурмовав все двери и окна. Светошумовые гранаты, снайперы на соседних зданиях, натиск со всех сторон, несмолкающие пронзительные крики… Шок и ужас обычно охватывали атакованных, и они, ошеломленные и подавленные, не могли дать достойный отпор. Конечно, последнее, чего каждому хочется, так это «перестрелки в О. К. Коррал».[4]

Нашей группе досталась задняя дверь, та, что вела в маленький лодочный док. Там стоял небольшой аккуратный гоночный катер «Сигаретт».[5]Не новый, но симпатичный. Пока мы ждали сигнала «входить – не входить», мой сосед – мой друг Джерри Спенсер из полиции округа Колумбия – не сводил с лодки глаз. Я придвинулся ближе и вполголоса напел тему из «Полиции Майами», он усмехнулся в ответ. Джерри собирался подавать в отставку, и этот катер, наверное, казался ему настоящим билетом в рай.

Пришел приказ «входить». Моментально поднялся страшный грохот, и все кругом пришло в движение. Мы сшибли с двери стальной засов и ворвались внутрь с криком: «Всем стоять на местах! Стволы на пол!» В свое время, в полиции Балтимора, я принимал участие в захватах раз пятнадцать, может восемнадцать, и только дважды находился кто‑нибудь тупой настолько, чтобы поднять на нас оружие. Копы с этим не шутят, и плохие парни в основном тоже. Тут дело не в том, у кого яйца круче, а в превосходящей силе противника, поэтому обычно вообще никто не стреляет. Помню, когда я проходил тактическую подготовку, командир написал на фанерке цитату из фильма «Сильверадо» и повесил в спортзале: «Я не хочу убивать вас, а вы не хотите стать покойниками». Кажется, это произносил Дэнни Гловер. Весьма недурное высказывание.

Так что обычно плохие парни топчутся на месте, с виду выбитые из колеи, и все мямлят что‑то по поводу своей невиновности и тому подобное.

На сей раз было иначе.

Джерри, старший в опергруппе, шел впереди, я – сразу за ним, двое прикрывали нас. Мы пинком открыли дверь, прошмыгнули по короткому коридору, сплошь увешанному сертификатами в рамках, и вломились в большой конференц‑зал слева. На широком дубовом столе лежало не меньше дюжины портативных компьютеров. Прямо у двери стоял, прислоненный к стене, большой синий контейнер размером с телефонную будку. За столом сидели восемь мужиков в деловых костюмах.

– Не двигаться! – заорал я. – Руки за голову и…

Дальше этого дело не пошло, потому что все восемь внезапно вскочили со своих стульев и выхватили оружие. «Перестрелка в О. К. Коррал», никакого сомнения.

Когда в отделе внутренних расследований меня просили вспомнить, сколько раз я выстрелил и в кого именно, я засмеялся. Двенадцать человек в комнате, и все палят. Если кое‑кто одет не так, как твои товарищи, и можно с большой степенью вероятности заключить, что это не случайные прохожие, ты стреляешь и ныряешь в укрытие. Я опустошил обойму «ремингтона», бросил его, чтобы достать свой «глок». Я знаю, что стандартный калибр – сороковой, но всегда считал сорок пятый более убедительным.

Мне сообщили, что я уложил четырех противников. Я не делаю зарубок на своем стволе, поэтому поверил им на слово. Но за «глок» схватился, потому что один из присутствующих в комнате оказался тринадцатым.

Да, помню, я сказал, что их было восемь, нас четверо, однако во время перестрелки я краем глаза уловил справа от себя движение, повернулся и увидел, как распахнулась, закачавшись на петлях, дверца синего контейнера. Ее замок снесло пулей. Наружу вывалился человек. Он не был вооружен, поэтому я не выстрелил в него, сосредоточившись на парне у него за спиной. Тот прошивал комнату из QBZ‑95, китайской штурмовой винтовки, какие я видел только на картинках в журналах. Почему винтовка у него оказалась и где он, черт подери, нашел для нее боеприпасы, я так и не узнал, потому что этот тип выпустил очередь, которая оставила ряд дырок в щите Джерри, и Джерри упал.

– Сукин сын! – заорал я и всадил в грудь стрелявшему две пули.

И тогда тринадцатый ринулся прямо на меня. Даже в том бедламе, который творился кругом, я успел подумать: «Торчок». От этого больного ублюдка, бледного, потного, с остановившимся, словно остекленевшим взглядом, воняло, как от сточной канавы. Он попытался меня укусить, однако щитки из кевлара спасли мою правую руку.

– Отвали! – заорал я и врезал ему левой в челюсть.

Вопреки моим ожиданиям, он не упал, а лишь пошатнулся и кинулся мимо меня к одному из наших ребят – тому, кто блокировал выход. Я решил, что торкнутый хочет прорваться к симпатичному катерку снаружи, поэтому крутанулся на месте и пальнул ему в спину. Раз‑два, быстро и чисто. Кровь брызнула на стены, он грохнулся на пол, прокатился футов пять и остался лежать у двери.

Я развернулся к центру комнаты и обеспечил огневое прикрытие, чтобы можно было перетащить Джерри за стол. Он еще дышал. Тем временем двое наших автоматными очередями покрошили конференц‑зал на мелкие кусочки.

Я слышал стрельбу в другой части склада, поэтому решил отлучиться, чтобы посмотреть, что происходит, и обнаружил троицу противников, успешно поливающих непрерывным огнем другую нашу четверку. Я уложил двоих последней парой пуль из магазина, а с третьим разобрался врукопашную. Внезапно все стихло.

В итоге одиннадцать предполагаемых террористов были подстрелены, шесть из них насмерть, включая ковбоя с китайским штурмовым автоматом и любителя покусаться, которому я прошил спину. Согласно удостоверению личности, его звали Джавад Мустафа. Только мы начали изучать их документы, как явилась толпа федералов в неброской черной форме без знаков различия и заняла всю сцену, пинками выставив на улицу всех лишних. Да и ладно, подумал я. Мне хотелось узнать, как там Джерри. Выяснилось, что никого из нашего отряда не убили, хотя восьмерым требовалась врачебная помощь, в основном по причине сломанных ребер. Кевларовое полотно останавливает пули, однако не может защитить от самого удара. У Джерри была сломана грудная кость, и он оказался единственным, кто пострадал серьезно. Хотя соображал достаточно ясно и, прежде чем парни из медицинской бригады увезли его на каталке, жестом подозвал меня.

– Как чувствуешь себя, дружище? – спросил я, опускаясь на корточки рядом с ним.

– Старым и больным. Но знаешь, что я тебе скажу… угони для меня тот катер, и я почувствую себя юным и полным сил.

– Похоже на план. Сейчас же займусь им, старик.

Он ткнул меня подбородком в руку.

– А как твоя рука? Доктор сказал, тот псих тебя укусил.

– Нет, даже кожу не поцарапал, – я задрал рукав. – Просто большой синяк.

Джерри увезли, а я начал отвечать на вопросы. Некоторые из них задавали федералы, облаченные в боевую форму без знаков различия. Джавад не был вооружен, а я застрелил его, и это неизбежно влекло за собой рутинное расследование, однако мой лейтенант сказал, что дело ясное. Тогда было утро вторника, сегодня – утро субботы. Так почему же я в машине с тремя федералами?

Они молчали.

Я откинулся на спинку сиденья и принялся ждать.

Глава 4

Истон, Мэриленд.

Суббота, 27 июня, 11.58

Они завели меня в комнату. Стол, два стула, большое панорамное окно, закрытое шторами. Помещение для допроса, хотя табличка снаружи гласила: «Архивное хранилище Бейлора». Мы находились где‑то в Истоне, поскольку съехали с пятидесятого шоссе более чем в семидесяти милях от того места, где они меня подхватили. Ведроголовый велел мне садиться.

– Можно мне водички попить?

Он проигнорировал мой вопрос и вышел, заперев дверь.

Прошло почти два часа, прежде чем кто‑то появился.

Я нисколько не разозлился. Обычное дело. Запри кого‑нибудь в пустой комнате, и пусть он варится в собственном соку. Сомнения и нечистая совесть могут многое сделать, когда человек остается наедине с собой. Меня не мучили ни угрызения совести, ни какие‑либо сомнения. Мне просто не хватало информации, поэтому, произведя визуальный осмотр комнаты, я погрузился в свои мысли и принялся ждать, припоминая и подсчитывая, сколько бикини сегодня увидел. Я был уверен, что не меньше двадцати двух, и из них по меньшей мере восемнадцать имели законное и моральное право носить такие веревочки. День на пляже выдался удачный.

В конце концов, дверь открылась, и вошел крупный, очень хорошо одетый человек лет шестидесяти, однако я не заметил в нем ни следа рыхлости, присущей преклонному возрасту. Не то чтобы он выглядел каким‑то особенно мускулистым, как качок или тренер. Просто сразу становилось ясно, что он настоящий, крепкий профессионал. На таких людей всегда обращаешь внимание.

Он сел напротив меня. На нем были темно‑синий костюм, красный галстук, белая рубашка и затемненные очки, прятавшие глаза. Должно быть, он надел их не просто так. Я обратил внимание на коротко остриженные волосы, крупные кисти рук и лицо, начисто лишенное всякого выражения.

Затем Ведроголовый притащил на пробковом ресторанном подносе кувшин с водой, два стакана, две салфетки и блюдо с печеньем, что привело меня в сильное замешательство. Обычно в подобной ситуации не угощают печеньем, и, должно быть, это был какой‑то особенный трюк.

Когда Ведроголовый удалился, человек в костюме произнес:

– Меня зовут мистер Черч.

– Угу, – отозвался я.

– Вы детектив Джозеф Эдвин Леджер, полиция Балтимора, тридцать два года, не женаты.

– Хотите познакомить меня со своей дочкой?

– Вы отслужили в армии сорок пять месяцев, уволены с положительной характеристикой. За время службы вы не принимали участия ни в каких значительных военных событиях или операциях.

– А ничего не происходило за время моей службы, во всяком случае, в той части света, где я находился.

– И все же ваши командиры, и в особенности ваш сержант, отзываются о вас с восторгом. Почему так?

Он не читал по бумажке. У него вообще не было с собой никаких бумаг. Его прикрытые тонированными стеклами глаза были устремлены на меня, пока он разливал по стаканам воду.

– Может, я классный подхалим.

– Нет, – сказал он, – не подхалим. Возьмите печенье, – и пододвинул ко мне блюдо. – В вашем деле имеется несколько записей, позволяющих предположить, что вы умник мирового класса.

– Неужели? Вы хотите сказать, я обставил своих соотечественников?

– И вы определенно считаете себя весельчаком.

– А вы хотите сказать, что это не так?

– Присяжные еще не пришли к определенному выводу. – Он взял печенье – точнее, ванильную вафлю – и откусил краешек. – Ваш отец уволился с поста комиссара полиции, чтобы баллотироваться в мэры.

– Уверен, мы можем рассчитывать на ваш голос.

– Ваш брат тоже служит в полиции Балтимора, второй человек в убойном отделе. Он на год младше, однако, выше вас по званию. Он оставался дома, пока вы играли в солдата.

– Почему я здесь, мистер Черч?

– Вы здесь, потому что я хотел поговорить с вами с глазу на глаз.

– Мы могли бы сделать это в понедельник в участке.

– Нет, не могли.

– Вы могли бы позвонить мне и попросить встретиться с вами где‑нибудь на нейтральной территории. В «Старбаксе», знаете ли, тоже подают печенье.

– Слишком толстое и слишком мягкое. – Он откусил еще кусочек вафли. – Кроме того, здесь гораздо удобнее.

– Для чего?..

Вместо ответа он сказал:

– После увольнения из армии вы поступили в полицейскую академию, которую закончили третьим в своем потоке. Не первым?

– Поток был большой.

– Насколько я понимаю, вы могли бы стать первым, если бы захотели.

Я взял печеньице, выбрав «Орео»,[6]и оторвал верхнюю половинку.

Он произнес:

– Вы провели несколько вечеров в последние недели перед выпускными экзаменами, помогая трем другим слушателям. В результате двое из них сдали лучше вас, а вы не показали себя так хорошо, как могли бы.

Я сунул печенье в рот. Люблю есть его слоями. Печенье, крем, печенье.

– И что с того?

– Ничего особенного. Вы дослужились до сыщика в штатском, а еще раньше – до детектива. Исключительные отзывы и рекомендации.

– Ага, я настоящее чудо. Толпы ликуют, когда я прохожу мимо.

– О том, что вы невоздержанны на язык, мне также известно.

К моим зубам прилип сладкий крем, но это не помешало мне улыбнуться.

– Вас завербовали в ФБР, и через три недели вы должны приступить к занятиям.

– А размер моих ботинок вы знаете?

Он прикончил свою ванильную вафлю и взял еще одну. Не знаю, могу ли я доверять человеку, который предпочитает ванильные вафли «Орео». Это явно признак характера с изъяном, вероятно даже отмеченного печатью порока.

– Ваше начальство из полиции Балтимора утверждает, что сожалеет о вашем уходе, а ФБР возлагает на вас большие надежды.

– И снова спрошу, почему вы не позвонили мне, вместо того чтобы посылать этих головорезов?

– Чтобы продемонстрировать.

– Что?

Мистер Черч секунду изучал меня.

– То, чего не должно случиться. Каково ваше мнение об агентах, с которыми вы сегодня познакомились?

Я пожал плечами.

– Несколько зажатые, никакого чувства юмора. Однако взяли они меня очень грамотно. Подошли прекрасно, никакой истерики, хорошие манеры.

– Могли бы вы сбежать?

– Не без труда. У них были пушки, у меня – нет.

– Могли бы вы сбежать? – На этот раз он повторил медленнее.

– Возможно.

– Мистер Леджер…

– Хорошо‑хорошо, да. Я мог бы сбежать, если бы захотел.

– Каким образом?

– Не знаю, до этого дело не дошло.

Он, кажется, был удовлетворен ответом.

– Ваше похищение с пляжа планировалось как программа на будущее. Агенты Симчек, Эндрюс и Макнилл лучшие из лучших, они не допускают ошибок. Лучшие из тех, кого может предложить бюро.

– То есть… предполагается, что я должен быть поражен. Если бы я не считал, что ФБР – хороший шаг по карьерной лестнице, я не принял бы вашего предложения.

– Не моего предложения, мистер Леджер. Я не из бюро.

– Дайте‑ка угадаю… Из ЦРУ?

Он продемонстрировал зубы. Должно быть, это обозначало улыбку.

– Следующая попытка.

– Внутренняя безопасность?

– Лига та, но другая команда.

– В таком случае нет смысла угадывать дальше. Это что, одно из формирований «мы такие секретные, что у нас даже нет названия»?

Черч вздохнул.

– Название у нас есть, просто оно функциональное и скучное.

– Можете мне сказать?

– Что, если я отвечу: «Да, но в таком случае я буду вынужден вас убить»?

– Я бы сказал тогда, чтобы меня отвезли обратно к моей машине, – когда он не шелохнулся, я прибавил: – Слушайте, я отслужил в армии четыре года, восемь в полиции Балтимора, последние полтора из которых просидел дурак дураком в вагончике шифровальщиков. Я знаю, что есть уровни и подуровни степени посвященности.

– И знаете, что я вам скажу, приятель: я не желаю быть посвященным. Если вам есть что сказать, выкладывайте, если нет – поцелуйте меня в зад.

– ОВН, – произнес он.

Я ждал.

– Отдел военных наук.

Я проглотил последний кусочек печенья.

– Никогда о таком не слышал.

– Разумеется, нет. – Насмешки в его тоне не прозвучало.

– Значит… все сводится к каким‑нибудь пошлым «людям в черном»? Тонкие галстуки, черные костюмы и маленькая сверкающая штучка, которая сотрет из моей памяти эту ерунду?

Он едва заметно улыбнулся.

– Никаких «людей в черном», никаких разбившихся летающих тарелок и лучевых ружей. Название, как я сказал, функциональное. Отдел военных наук.

– Толпа чокнутых ученых, играющих в той же лиге, что и служба внутренней безопасности?

– Более или менее.

– Никаких инопланетян?

– Никаких инопланетян.

– Я уже больше не военный, мистер Черч.

– Гм.

– И я не ученый.

– Я знаю.

– Так почему же я здесь?

Черч рассматривал меня почти минуту.

– Для человека, который предположительно подвержен приступам гнева, вы не так‑то легко злитесь, мистер Леджер. Большинство людей на нынешней стадии нашей беседы уже орали бы во весь голос.

– Если я стану орать, это поможет мне быстрее оказаться рядом со своей машиной?

– Не исключено. Однако вы не попросили нас позвонить вашему отцу. И не пригрозили мне, что он пустит в ход свои связи.

Я съел еще одно печенье. Он наблюдал, как я отдираю верхнюю половинку, а затем проследил до конца весь неспешный ритуал с «Орео». Когда я закончил, он пододвинул ко мне поближе стакан с водой.

– Мистер Леджер, причина, по которой я устроил вам сегодня встречу с агентами ФБР, в том, что я желаю знать: действительно ли вы хотите быть одним из них?

– В смысле?

– Когда вы задумываетесь о своем будущем, видите ли вы себя изучающим с серьезным видом банковские счета или просматривающим компьютерные записи в надежде прищучить раз в четыре месяца какого‑нибудь нехорошего парня?

– Там платят лучше, чем копам.

– Но вы могли бы открыть школу карате и получать в три раза больше.

– Джиу‑джитсу.

Черч улыбнулся так, будто заработал очко в свою пользу, и я понял, что он специально оговорился, чтобы я поправил его из тщеславия. Хитрый гад.

– Так вот, скажите откровенно, это тот тип агента, каким вы хотите стать?

– Если у вас имеется альтернативное предложение, перестаньте пудрить мне мозги и выкладывайте его.

– Что ж, справедливо, мистер Леджер, – он отхлебнул воды. – ОВН собирается предложить вам работу.

– Гм… с чего бы? Не военному? Не ученому?

– Это не имеет значения. Ученых у нас полно. Военными мы называемся только для пущей убедительности. Нет, работа будет связана с тем, что вы делаете хорошо. Расследования, задержания, время от времени вылазки вроде той, что была на складе.

– Вы федерал, значит, речь идет о борьбе с терроризмом?

Он откинулся на спинку стула и сложил на коленях свои большие руки.

– «Терроризм» – интересно звучит. Террор… – Он смаковал слово. – Мистер Леджер, мы сильно озабочены тем, чтобы остановить террор. Нашей стране угрожает нечто более серьезное, чем все, о чем до сих пор писали в газетах.

– «До сих пор».

– Мы – когда я говорю «мы», я имею в виду своих коллег из секретных агентств – предотвратили раз в пятьдесят больше опасных случаев, чем вы в силах поверить. Чем только нам не угрожали, начиная от чемоданчиков с ядерными бомбами до радикальных технологий биологического оружия.

– Ура нашей команде!

– Мы также работали над уточнением определения терроризма. Религиозный фундаментализм и политический идеализм на самом деле играют, в общем и целом, куда менее важную роль, чем большинство людей во всем мире – включая глав государств, дружеских и нет, – полагает. – Он на миг поднял на меня глаза. – Что, по‑вашему, является самым значимым скрытым мотивом для всей этой международной возни, терроризма, войн, интолерантности… на данный момент?

Я пожал плечами.

– Спросите любого копа, и он вам ответит, – сказал я. – В конце концов, все сводится к деньгам.

Он ничего не ответил, но я почувствовал, как переменилось его отношение ко мне. Тень улыбки тронула его губы.

Я сказал:

– Мне кажется, мы находимся довольно далеко от Балтимора. Зачем вы привезли меня сюда? Что во мне такого особенного?

– О, не льстите себе, мистер Леджер, собеседование проходили и другие кандидаты.

– Ну и где же они все? Вы позволили им вернуться обратно на пляж?

– Нет, мистер Леджер, не совсем так. Они не прошли проверку.

– Мне не нравятся сомнительные формулировки.

– А я и не собирался сказать ничего приятного.

– И я полагаю, вы хотите, чтобы «проверку» следующим прошел я?

– Да.

– И как это будет происходить? Ментальные игры и психологические тесты?

– Нет, мы достаточно знаем о вас из текущих медицинских записей и заключений психологов, составленных за прошедшие пятнадцать лет. Нам известно, что за последние два года вы пережили тяжелые потери. Сначала от рака умерла ваша мать, затем девушка, с которой вы раньше встречались, совершила самоубийство. Когда вы с ней были еще подростками, на вас напали парни постарше, избили вас до полусмерти, а затем заставили смотреть, как они насилуют ее. В результате вы пережили период психической диссоциации. У вас бывают приступы ярости, и это является одной из причин, по которой вы регулярно посещаете специалиста. Полагаю, вы узнаёте лицо террора, когда сталкиваетесь с ним.

Дата добавления: 2014-11-25