Демонизм в последние столетия 11 страница

Председатель обратился к присутствовавшим с коротким воззванием, приглашая их вознести молитву «благому божеству». Все стали на колени, и председатель звучным голосом произнес воззвание. Батайль начал было вслушиваться в формулу этого воззвания, но ему было не до того, потому что он слышал, как на его правое плечо обрушиваются все учащающиеся удары, наносимые какой-то невидимой и бесцеремонной рукой. Кроме боли он ощущал еще какое-то неприятное содрогание во всем теле. Вдобавок на своем лице он ощущал по временам страшно горячее дуновение, а в то же время сверху капали капли горячей воды, громко хлопавшие об пол. Зал был освещен газом; но он вдруг потух, и в то же время Батайль почувствовал зверский мороз. Вдруг в зале раздался раздирающий вой, такой, какого Батайль не только никогда в жизни не слыхивал, но даже и вообразить не мог, вопль, от которого он задрожал всем телом. Такой вой, по его словам, раздается на собраниях люциферитов лишь в тех случаях, когда черти намереваются устроить что-нибудь особенно торжественное. Ужас, возбужденный в нем этим воем, Батайль отказывается описывать, говоря, что никогда в жизни он не ощущал такого страха.

Между тем президент, ставший у мраморного стола, начал на него сыпать какой-то белый порошок, который, как только прикасался к столу, сейчас же сам собой загорался, и его пламя было ярко-изумрудного цвета с красными отблесками. Батайль смотрел на фигуру Гофмана и видел, как она при этом колеблющемся свете сама начала колебаться, дрожать, сжиматься и растягиваться, принимая при этом самые неожиданные и причудливые фирмы; Гофман по временам даже принимал вид разных животных, вроде жабы, козла и т.д. Через несколько времени Гофман опять помахал своей шпагой, и опять раздались удары невидимого бича, отдававшиеся на плечах присутствовавших. А председатель тем временем начал громко читать новое воззвание, в котором перебирал имена бесчисленных демонов. И при каждом имени раздавались щелчки бичей. Воззвание закончилось страшными богохульствами и просто разными нецензурными словами.

Вслед за тем на сцену выступил медиум. Этот человек был без всякого костюма, совершенно голый. Он вышел на середину зала и к нему тотчас подскочили сами собой, неизвестно откуда взявшиеся стол и стул. Медиум сел на стул и прикоснулся рукой к столу, и стол тотчас же запрыгал и закружился, потом остановился неподвижно. Председатель обратился к этому столу с вопросами на каком-то совершенно непостижимом языке. Стол отвечал ему стуками, которые производил, ударяя ножкой в пол. Вопросы были спешные; видно было, что председатель торопился их закончить, ожидая чего-то с минуты на минуту. И в самом деде, нечто тотчас же началось. Зал вдруг наполнился массой каких-то призраков. Все они были черны и все были в то же время прозрачны, в те минуты, когда становились между глазом наблюдателя и огнем на мраморном столе. Все они двигались, бесшумно пролетая около присутствовавших. По-видимому, главная гуща этих призраков собралась вверху, у потолка зала; там слышались хлопанье и щелканье, и звон каких-то бубенчиков, словно там начался какой-то адский поезд. Скоро к этим звукам присоединились вой и скрежет, и тогда Батайлю показалось, что он попал прямо в ад и слышит вопли грешников, терзаемых демонами. Потом вдруг все прекратилось; стало ничего не видно и ничего не слышно. Председатель Гофман открыл требник демонского служения, книгу, которая была переплетена в кожу казненного человека, и стал по нему читать какую-то дичь на латинском языке, в котором между прочими попадались фразы, представлявшие воззвания к демонам: «Ариель, услыши нас... Астарот, ты отец наш... Баал-Зебуб, поклоняемся тебе...» и т.д. Воззвание не осталось тщетным: посреди зала вдруг появилась огненная фигура какого-то полуконя, полугрифа. Это был демон Адрамелех, которого Гофман тотчас же и назвал по имени. За Адрамелехом появился демон в виде крокодила; за ним какая-то акула с головой льва и еще много других. Все они появлялись на одно мгновение, только мелькали и сейчас же исчезали, уступая место другим. Эта фантасмагория завершилась появлением неизреченно мерзких образов, знаменовавших собой таинство размножения. Но все это было, очевидно, не то, чего добивался Гофман. Он некоторое время молча созерцал все эти призраки и, наконец, громко крикнул:

— Мы хотим тайну жизни, вот что нам нужно! Homunculus!

Гофман желал, значит, гомункула, того самого гомункула, о котором идет речь в «Фаусте». Это одно из самых древних мечтаний блуждающего человеческого ума. Еще в Средние века тогдашние алхимики, герметики и вообще всякие искатели таинственного, тщились сделать человека из неодушевленной материи, сделать, по крайней мере, хоть зачаток его. Пусть эго будет хоть не «homo», а «homunculus», и то торжество. И эта странная мечта не угасла в человечестве, дожила до наших дней. Теперь ей овладели демонопоклонники. Бог создал человека, — рассуждают они, — почему же Люцифер не может создать его? И вот они принялись усердно молить свое «благое божество» о том, чтобы оно в свою очередь понатужилось — создало им «человечка» во утешение.

В зале царили мрак и гробовое безмолвие. Поощренные обилием явлений, которое выпало на долю этого заседания, чертопоклонники, затаив дыхание, ждали появления гомункула. И вот среди полной темноты в воздухе появилась слабо светившаяся форма, что-то беловатое, прозрачное, вроде студня, — очевидно созданная сатаной протоплазма. Сначала она оставалась совершенно неподвижной, потом начала потихоньку колебаться, как амеба под микроскопом. С одной стороны из нее начало что-то вытягиваться, какое-то подобие ноги или руки. Потом вдруг словно что-то помешало акту созидания, словно кто-то задул и угасил созданную форму, и она исчезла. Через несколько мгновений она снова появилась, и снова попытка была безуспешной. И так повторилось раз пять или шесть. Видно было, что усилия сатаны сотворить гомункула разбиваются о какое-то неодолимое препятствие.

Неудача страшно раздражила Гофмана. Он швырнул вверх свою шпагу и пентаграмму и, потрясая кулаком, вскричал:

— Как, и на этот раз ты опять дашь себя одолеть, Люцифер!..

Но едва выговорил он эти слова, как вдруг раздался ужасающий и неимоверный грохот. Стекла, вделанные в потолок зала, были мгновенно разбиты на тысячи кусков и посыпались вниз. В отверстия рам хлынуло целым потоком бесчисленное полчище каких-то гнусного вида призраков, которое с шумом, гамом и воем, как ураган, помчалось по обширному залу, словно отворили двери ада и выпустили из него толпу его жильцов. Призраки кинулись на злополучных люциферитов, толкали их, пинали, кувыркали, били хвостами по щекам и даже кусали до крови. Батайль, ошеломленный в первую минуту, по счастью, скоро овладел собой и быстро прошептал молитву. Никто его не слышал и никто не видел в потемках, как он перекрестился. Но молитва произвела обычное действие, и полчище чертей мгновенно исчезло.

После того у Батайля было множество личных встреч со спиритами всяких степеней и оттенков. Всех их вообще он делит на три группы. В первую входят разные шарлатаны, чудодеи, в сущности, простые фокусники и их жертвы — более или менее невинные любители таинственного и чудесного; это так называемые лжеспириты. Вторая и третья группы, это уже настоящие спириты. Во вторую группу входят те многочисленные любители таинственного, которые уже знают, к чему они стремятся; это обреченные жертвы лукавого. Батайль называет их «Vocates procedants». «Vocate» значит «призванный», procedant — «устремляющийся, идущий к... чему-то». Но к чему именно, в этом не может быть сомнения. В третью группу входят так называемые «Vocates elus» (elu — избранный). Эти «избранные» уже настоящие и убежденные чертопоклонники.

В спиритических кружках, даже очень невинных на вид, по уверению Батайля, совершаются многие веши, наводящие на размышления. Редкий спиритический кружок не занимается вызыванием духов, которые разговаривают с публикой посредством стуков Обычно для этих разговоров служат столы, которые своими ножками выстукивают условным числом ударов «да» и «нет» или буквы азбуки. Но какой дух одушевляет в этих случаях стол? — задает себе вопрос Батайль. Очевидно, дьявол. Батайль, по крайней мере, нисколько в этом не сомневается. Но далеко не все спиритические кружки довольствуются столами для сношений с лукавым. Батайль, например, передает такого рода сцену. У спиритов, и в особенности у масонов-спиритов, в зале верховного совета всегда имеется скелет. Держат его в виде внушительной декоративной принадлежности. Обычно его устанавливают так, что в одной руке, высоко поднятой, он держит кинжал, а в другой — знамя данного масонского толка. Скелет снабжен особым механизмом, с помощью которого он может делать движения, например, махать рукой, держащей кинжал. При посвящении нового члена его ставят около этого скелета, и тот заносит кинжал над головой посвящаемого. Это, надо полагать, и служит выражением угрозы смертью в случае измены. Такие скелеты с механизмом, для надобности масонских лож, выделываются, между прочим, в мастерской Тессье, в Париже, и стоят 600 франков. Случается, что из рук скелета вынимают кинжал и знамя и произносят над ним особое заклинание. Тогда, если это заклинание совершено знатоком и мастером дела, в скелет нисходит какой-нибудь демон, и скелет, им одушевленный, выделывает разные штуки; пример тому мы уже привели при описании чудес, виденных Батайлем у китайских сектантов Сан-Хо-Хой. Духи, нисходящие в скелет, ведут себя различно, смотря по своему нраву: иные степенны и серьезны, другие — шаловливы, а третьи, как, например, Молох, злы, раздражительны и весьма щедро расточают направо и налево колотушки.

В том заседании, о котором мы начали речь, лицедействовал демон Асмодей. Он вселился в скелет, не заставив себя долго просить. Как только в скелете обнаружилось движением его присутствие, к нему обратились с просьбой сообщить, в каком порядке распределены разные демоны по разным странам света. Дело в том, что всякого рода тайных обществ развелось страшное множество. Владыка ада, разумеется, рассматривает всех членов этих обществ, как свою законную добычу. Но ему необходимо быть со всеми этими обществами в постоянных сношениях, и с этой целью он в каждую местность командирует своего демона, который здесь и руководит делами местных тайных обществ. И вот на заседании, о котором мы говорим, пожелали иметь поименный список всех чертей, разосланных по земле Люцифером в роли своих комиссаров.

Скелет, к которому была обращена эта просьба, одушевляемый вошедшим в него Асмодеем, тронулся с места и подошел к столу. Ему дали бумагу, перо, чернила, и он начал писать. Вышел очень длинный список, чрезвычайно аккуратный, систематический; он целиком приведен в книге Батайля. Во главе списка стоит Битру, надо полагать, важный адский чин, потому что он исполняет должность верховного руководителя всех других комиссаров, назначенных в разные места. Дальше идет алфавитный список округов и городов, с указанием, в какой город какой демон командирован Люцифером. Так, например, в Парижский округ назначены: в сам Париж — Кордохар, в Блуа — Посейдон, в Шартр — Фудри, в Мео — Зарапата, в Версаль — Бельтрам и т.д.

А вот еще происшествие, очевидцем которого был сам Батайль. В Южной Америке, в Монтевидео, он познакомился с одним полковником и нередко посещал его. Однажды вечером, когда уже гости разошлись, семья расположилась у открытого окна, наслаждаясь ночной свежестью. Тут сидели сам полковник, его жена и две дочери, а из чужих был только какой-то вышедший из духовного звания господин, которого Батайль подозревал в принадлежности к секте палладистов, да сам Батайль.

Прямо против окна вдали виднелся маяк. Он был устроен с вращающимся светочем, и его яркий луч по временам падал прямо в открытое окно, у которого все сидели, а потом затмевался, и в комнате наступала тьма. И вдруг одна из хозяйских дочек воскликнула.

— Смотрите, ведь это наш друг идет сюда! Зачем он к нам сегодня?

Все уставились в окно. В эту минуту луч света с маяка был как раз устремлен на окно. Батайль рассмотрел в этом снопе света человеческую фигуру, которая, постепенно вырастая быстро приближалась к окну. Батайль ясно рассмотрел всю фигуру. Это был молодой человек, еще совсем безусый, с чрезвычайно хорошеньким лицом, очень изящно одетый в обыкновенный европейский костюм — открытый жилет, фрак и т.д. Маячный луч быстро потух, а вместе с ним исчезла и фигура. Все с нетерпением ждали поворота маяка, и когда его луч снова ударил в окно, фигурка вновь появилась на этот раз уже гораздо ближе. Она быстро плыла по воздуху, прямо к окну, точно подталкиваемая лучами света. На этот раз Батайль начал ясно различать черты лица хорошенького юноши, и у него мгновенно промелькнуло воспоминание о том, что он это лицо где-то раньше видел. Между тем маяк повернулся, и видение вновь исчезло, а когда луч света снова ударил в окно и призрак оказался совсем близко, Батайль явственно рассмотрел лицо призрака, вспомнил его, и у него невольно вырвался крик: «Саундирун!».

Напомним читателям, что так называлась та молоденькая девадаси, которую Батайль видел в храмах демонопоклонников около Калькутты. Она тогда исчезла, славно испарилась на глазах у всех присутствующих. (См. выше). Но как только Батайль выкрикнул это имя, видение мгновенно исчезло.

Батайль задает себе вопрос: кто тачая была эта Саундирун которую он дважды встретил на своем пути исследования демонопоклонства? И он приходит к заключению, что это было не человеческое существо, а воплощение демона. Он глубоко убежден, что такие воплощения бывают и живут среди людей, и что даже среди известных исторических личностей можно указать на них. Так, знаменитый граф Сен-Жермен, по мнению Батайля, был воплощенный демон. Но для такого толкования надо принять все чудеса которые о себе сообщал Сен-Жермен, т.е., что он был современник Моисея, что он вовсе не стареет, что его средства неограниченны, и т.д. Тут Батайль рассуждает со всей непосредственностью простолюдина: откуда у человека деньги? Как может он не стариться, как он мот свободно научиться говорить на всех языках? Все это неизвестно и непостижимо, а посему ясно, что все это чертовщина. Интересно, однако же, что Калиостро, другой кудесник, тоже выдававший себя за тысячелетнего юношу и тоже обладавший таинственными миллиардами, Батайлем не считается прямо чертом, а лишь спиритом высшего порядка, Vocate elu (см. выше). Правда, между ними и была существенная разница. Калиостро, в конце концов, когда за него взялась инквизиция, был изобличен и разобран, что называется, по косточкам; вся его родословная была восстановлена до мельчайших разветвлений. Сен-Жермен же, как был при жизни, так и после смерти остался таинственным незнакомцем, о происхождении которого имеются лишь догадки, ничем не оправдываемые.

Из других современных чудодеев Батайль рассказывает еще о своем соотечественнике Пенблане, богатом парижском фабриканте. У Пенблана есть барабан, преподнесенный ему демоном Бегемотом, о котором мы упоминали при описании дела Урбана Грандье. Во время собраний своего кружка Пенблан иногда показывает такого рода фокус. Он садится на председательское кресло, а семь высших членов кружка поочередно, один за другим, ровно через три секунды ударяют в его барабан; сам же Пенблан в это время декламирует какое-то заклинание. Когда оно оканчивается, кудесник на глазах у присутствующих начинает увеличиваться в объеме и через несколько минут вырастает в гиганта, голова которого упирается в потолок. В таком сверхъестественном виде он сидит перед своими собратьями минут двадцать, полчаса. Ёго одежда, конечно, тоже вырастает, равно как и кресло. Потом он начинает опадать, сжиматься и принимает свои естественные размеры. Любопытно еще, что если Пенблан начинает что-нибудь говорить в этом состоянии, то голос его, вместо того, чтобы уподобиться рычанию грома или, по меньшей мере, тромбона, наоборот, оказывается каким-то писком, как у младенца. Барабан Бегемота, если в него ударить в то время, когда совершается это чудо, издает не стук, а петушиный крик.

В заключение приведем еще два случая из области чертовщины, так сказать, частной и личной, а не общественной, не сектантской. Батайль делал экскурсии и в эту область. Оба случая были во Франции, а герои их — люди военные; оба относятся во времени Наполеона III.

В Фонтенбло, в местном гарнизоне, был солдат, за которым стали замечать, что он встает по ночам с постели, тайно уходит из казармы, бродит где-то по лесам, а утром оказывается лежащим у себя на койке бледный, полуживой. Врач, которому поручили его освидетельствовать, дал заключение, что этот солдат лунатик, что его надо уволить со службы. Перед увольнением ротный командир случайно разговорился с ним и, между прочим, спросил, что такое с ним приключилось и с чего это началось? Солдат и признался, что он вовсе не лунатик, а колдун, и каждую ночь ходит на свидание с чертом. Командир начал его расспрашивать подробно и так заинтересовался им, что решился сам вместе с ним пойти на его свидание с чертом. Солдат согласился доставить это редкостное развлечение своему начальству и требовал только, чтобы ротный не брал с собой никакой вещи, приходившей даже хоть только в соприкосновение с чем бы то ни было церковным, священным. Капитан набожностью не щеголял и в этом отношении сейчас же успокоил солдата. Но по мере приближения роковой ночи он сам начал беспокоиться, и хотя намерения своего не отменил, но под влиянием некоторого волнения рассказал обо всем своей жене. Та, конечно, пришла в ужас от его затеи, но как ни отговаривала его, упрямый офицер, несомненно, боявшийся прослыть трусом, да. еще перед чертом, стоял на своем и издевался над бабьими страхами. Тогда жена потихоньку, в полном секрете, зашила ему в одежду какую-то ладанку. В назначенный час командир отправился на условное место. Страхи его уже рассеялись и осталось одно лишь любопытство: что-то, дескать, будет? Он пришел на место раньше солдата и, закурив трубочку, спокойно поджидал его. Тот все не шел, и у ротного в мозгу шевельнулась беспокойная мысль: что, если солдат надул его, заставил свалять дурака? Но едва он это подумал, как вдруг его встряхнуло, трубка сломалась у него в зубах, и разразился при совершенно безоблачном небе странный удар грома. В этот миг он заметил своего солдата, который только что подошел к месту. И вдруг на том месте, где стоял солдат, земля разверзлась, из нее хлынул сноп огня, и солдат мгновенно исчез в этой бездне, успев лишь крикнуть: «Капитан, капитан, вы не исполнили своей клятвы, вы предали меня! Прощайте же и помните, что с вами будет то же». Возвратись домой, капитан узнал от жены о ладанке. С этих пор ему во всем пошли неудачи и во время франко-прусской войны предсказание злополучного солдата исполнилось: ротный его внезапно исчез неведомо как, когда и куда.

Другая легенда ходит среди полицейских служителей Венсенского форта. Однажды в местную кутузку заточили на ночь провинившегося солдата. Наутро унтер-офицер, вошедший в камеру, увидел, что солдат повесился на крюке, который был вбит в стену. Самоубийство этого человека уже само по себе поразило всех, но изумлению публики не было границ, когда около окоченевшего трупа на стене нашли нацарапанную надпись: «Я вешаюсь по повелению черта, которого видел». Происшествие было очень загадочное и о нем много говорили. Случилось, что к ночи приспел новый кандидат в кутузку. И вот, к безмерному ужасу солдат, с этим случилось то же самое, что с первым. А между тем, унтер-офицер поздно ночью нарочно заглянул к нему в камеру и видел, что он спокойно спит и храпит, «как звонарь», по французской поговорке. Начальство обеспокоилось; порешили, что часть соблазна самоубийцам несет в себе этот роковой крюк в стене кутузки, и немедленно его удалили. Затем полицейский поручик, человек весьма неробкого десятка, решил самолично обследовать дело, проведя ночь в таинственной каморке. Он захватил с собой саблю, пистолет и расположился спать не раздеваясь. Двери камеры на замок не заперли, чтобы, в случае надобности, помощь могла подоспеть немедленно, да и самому храбрецу можно было без задержки выскочить. Люди в эту ночь не хотели и спать; все они кучами лежали на подоконниках открытых окон своей казармы и во все глаза смотрели на темное окошечко карцера, выходившее па двор. И вот вдруг среди ночи в камере раздались громкие и отчаянные крики, послышались удары сабли, грянул выстрел, а сквозь окошко камеры несколько раз ярко вспыхнул мгновенный свет, словно молния. Насторожившиеся люди мгновенно кинулись в камеру, но ее дверь оказалась запертой изнутри, и сколько ее ни толкали, она не подавалась. Между тем, все помнили и знали, что дверь была нарочно оставлена не замкнутой и что изнутри ее нечем было припереть. Десятки дюжих рук и плеч ничего не могли поделать с этой дверью и ее пришлось, наконец, не то что высадить, а прямо разбить в щепы. Ворвавшись в камеру, люди стали в остолбенении. Поручик стоял у стены уже мертвый, с саблей в правой руке и с пистолетом в левой. Видно было, что он выдержал борьбу, защищался. Лицо его было искажено до неузнаваемости; оно было совсем черное, страшное, вздутое, с пятнами, как у удавленника; да и по вывалившемуся изо рта языку и выпученным глазам было видно, что офицер задавлен. А когда осмотрели его ближе, то на шее увидели следы глубоко вдавившихся пальцев какой-то огромной руки. Такова легенда, до сих пор рассказываемая венсенскими солдатами. Что в ней верно и что прибавлено — судить трудно. Однако, начальство после этих ужасов, напугавших людей, порешило разрушить и перестроить зловещую кутузку.

И так далее. Много можно было бы еще позаимствовать диковин подобного рода из книги Батайля, но все эти чудеса в большом количестве начинают, что называется, приедаться, потому что число эффектов в конце концов исчерпывается и они повторяются.

КОНЕЦ

Еремей ПАРНОВ

ИНФЕРНАЛЬНЫЕ СВЯЗИ

Неисчислимы имена дьявола: Сатана, Люцифер, Вельзевул, Астарот, Асмодей, Бафомет, Мефистофель, Воланд, Леонард... Бессчетны адские легионы. Впрочем, демонолог XVI века Вейер дает «точную» цифру — 44 635 569. Она вполне соизмерима с общим количеством смертных, что когда-либо приходили из небытия, дабы кануть в него вновь. Отсюда следует логический вывод: встречи человека с нечистым не такая уж редкость.

Изданная в 1904 году, книга М.А.Орлова «История сношений человека с дьяволом» стала библиографическим раритетом еще при жизни автора. Казалось бы, остается лишь удивляться тому, насколько часто эту книгу цитируют исследователи и страстно ищут библиофилы: это, по сути, компилятивный сборник, структурно рыхлый, неоднородный, выстроенный по произвольной схеме, которая лишь условно может быть наложена на действительную историческую матрицу. Секрет притягательности книги в ином: здесь срабатывает подсознание, пробуждая потаенные струны души, воскрешая, быть может и вопреки нашей воле, древние праобразы. Ведь история — это не только прошлое, во и наш сегодняшний день. Не зная сложнейшей системы ее причудливо разветвленных корней, невозможно предвидеть будущее. В том же, что отжившие свой век идеи и предрассудки крайне неохотно покидают наш мир, мы убеждаемся повседневно. Более того, они почти никогда не исчезают окончательно, насовсем. И даже наш век господства науки почти ничего тут не изменил. Теологи-модернисты, предпочитающие избегать прямой персонификации дьявола, остроты вопроса не сняли. Подменив рогатого, с хвостом и раздвоенными копытами, Князя тьмы неким «злым началом», гнездящимся в природе и человеке, они просто перевели проблему на иной терминологический уровень. «Библейский сатана — это персонифицированный грех, — писал в 1973 году известный тюбингенский теолог Герберт Хааг. — Всюду в Новом завете, где говорится о сатане и дьяволе, это наименование можно с таким же успехом заменить словами «грех» или «зло».

Однако подобная замена никуда не ведет. Во-первых, она противоречит духу и букве Священного писания, богословской традиции, и отнюдь не разделяется большинством современных теологов, настаивающих на реальности хозяина преисподней. Во-вторых же, — и это особенно важно в нашем случае — злому началу можно поклоняться с неменьшей искренностью, чем доброму.

Таким образом, на скорое «Расставание с дьяволом» (так озаглавил свой труд Хааг) рассчитывать не приходится. Поэтому и продолжает вызывать жгучий интерес читателей эта не слишком ладно скроенная книга, впервые увидевшая свет почти 90 лет назад. Остановимся на нескольких ее эпизодах, держа под прицелом не только минувшее, но и наш сегодняшний день, когда вновь — в который раз! — насильственно воскрешена легенда о всемирном масонском заговоре и появился даже такой термин, как «люциферисты», свидетельствующий не столько о возврате к средневековью, сколько о дефиците памяти.

Книга М.А.Орлова как раз и позволяет нам восстановить распавшуюся связь времен. Более того — перебросить мосты от ведьмовских процессов средневековья к «охоте за ведьмами» позднейших эпох.

Читаем у Альфреда де Виньи: «...Сии белые розы собраны и представлены вам, равно как и рукопись, подписанная кровью колдуна и являющаяся списком с договора, который он заключил с Люцифером; оный список он вынужден был постоянно носить при себе, дабы удержать свое могущество. И сейчас еще можно, к великому ужасу, различить слова, начертанные в углу пергамента: „Подлинник хранится в преисподней, в кабинете Люцифера“».

Розы и пергамент, о которых упоминает А. де Виньи, действительно были представлены в качестве вещественных доказательств на процессе, где в пособничестве дьяволу обвинялся Урбен Грандье, служитель церкви. Подробности этой отвратительной и удивительно современной судебной инсценировки поразительным образом перекликаются с делом Гофриди, духовника монастыря урсулинок, сожженного в Эксе 20 апреля 1611 года. Как схожи «показания» воспитанниц луденской обители с горячечными речами монашки Луизы, пухленькой блондинки, в которую вселился сам Вельзевул! Какая поразительная цепочка протягивается сквозь века и эпохи: великий магистр ордена тамплиеров, сгоревший на костре в 1314 году за поклонение Бафомету, и Жиль де Ре, маршал Франции, которого судьи послали на смерть за сношение с дьяволом в 1440 году, век с лишним спустя!..

Двести лет в свою очередь отделяют барона де Ре от Урбена Грандье. Это уже иная историческая эпоха, которую, однако, только школьник, начитавшийся романов Александра Дюма, мог бы назвать «веком мушкета». Для нее куда больше подходит иной символ — обложенный дровами столб. Географические открытия, промышленные мануфактуры, новинки науки и техники — это лишь одна сторона медали. Охота за ведьмами — другая. На позолоченном аверсе ее — летящий на всех парусах фрегат, на закопченном реверсе — воронье вокруг эшафота. «Как ни омерзительны подробности преследования, поднятого против колдовства до XV столетия, — пишет в „Истории инквизиции“ Г.Ч.Ли, — они были только прологом к слепым и безумным убийствам, наложившим позорное пятно на следующее столетие и на половину XVII. Казалось, что сумасшествие охватило христианский мир и что сатана мог радоваться поклонениям, которые воздавались его могуществу, видя, как без конца возносился дым жертв, свидетельствовавших о его торжестве над Всемогущим. Протестанты и католики соперничали в смертельной ярости. Уже больше не сжигали колдуний поодиночке или парами, но десятками и сотнями».

Общее число жертв этого воистину дьявольского пира определяется в девять или даже десять миллионов человек.

«Что значат мучения одного распятого на кресте перед муками этих девяти миллионов, сожженных во имя его и во славу святой троицы людей, которым целые месяцы перед этим терзали тела и ломали кости!» — восклицает М.Геннинг в монографическом исследовании, озаглавленном с предельной лаконичностью — «Дьявол». Жак де Моле и Жиль де Ре, Гофриди и Грандье — все они, как и миллионы безымянных мучеников, погибли безвинно.

Вернемся, однако, к основному материалу, что обозначен в авторском предисловии редкими вехами: добрые и злые духи, средневековая демонология, инквизиционный трибунал и, наконец, уже ни с чем не сообразные «Мемуары» некоего доктора Батайля, достойные отдельного комментария.

В ходе ведовских процессов, как известно, инквизиторы пытками заставляли обвиняемых рассказывать всевозможные подробности нечестивого веселья, в котором вместе с колдунами и ведьмами участвовали и черти. Шабаши устраивались ночью в каком-нибудь уединенном месте: в горах, в лесу или на пустынной равнине. С помощью дьявола ведьмы и ведуны в мгновение ока переносились туда по воздуху. Часто они усаживались для этого на кочергу или метлу, иногда дьявол посылал им козлов и драконов. Булгаковская Маргарита, как мы помним, летела на половой щетке, ее домработница — на обращенном в борова соседе.

После традиционного поцелуя, коим колдовская рать свидетельствовала свою преданность мессиру Леонарду (хозяин шабаша являл себя в образе гигантского черного козла), начиналась раздача адского зелья, из которого изготовлялись потом всевозможные отравы и приворотные средства. Для этого дьявол, у кого меж рогами всегда играет синее пламя, сжигал самого себя, а его подданные собирали образовавшуюся золу. По свидетельству демонологов, она считалась крайне опасной для простого человека.

Представ вновь невредимым (в даже увитым гирляндами роз), черный козел — иным он казался прекраснейшим принцем — выводил в центр круга обнаженную, сияющую красотой королеву бала. Совершив обход гостей, он укладывал ее на алтаре, который тут же обращался в брачное ложе. Однако перед этим «детей посылали пасти лягушек», а духи воздуха деликатно закрывали сцену непроницаемой паутиной.

Затем совершалась известная «черная месса». При этом кусочки гостии, смоченные брачной кровью королевы бала, кощунственно выплевывались в котел, где варились зародыши. Шабаш заканчивался роскошным пиром, на котором, разумеется, вовсю лакомились человечиной. В перерывах между возлияниями ведьмы и колдуны скакали, повернувшись друг к другу спинами.

Дата добавления: 2014-11-16