Монастыри и монашество в XIX веке

В XIX веке у русского правительства складывалось иное, в сравнении с XVIII столетием, отношение к монастырям. В народном благочестии, в Православии, в монашестве власти научились видеть одну из самых твёрдых духовных опор государства. Император Александр I часто посещал православные обители и беседовал с духовно опытными подвижниками и старцами. В 1812 году монах Александро-Невской Лавры Авель предсказал ему взятие Парижа. В 1816 году в Киеве царь исповедовался у иеросхимонаха Вассиана, в 1823 году в Ростовском Спасо-Яковлевском монастыре Александр I посетил иеромонаха Амфилохия, в 1825 году в Александро-Невской Лавре он беседовал со схимником Алексием. Он посещал также Валаамский монастырь, где беседовал с известным подвижником старцем схимонахом Николаем. К монастырям благосклонно относились Николай I, и Александр III.

На протяжении всего XIX века открывались новые и восстанавливались ранее упразднённые обители. В 1828 году возобновлён был Дивногорский Успенский монастырь в Воронежской епархии, в 1844 году — Святогорская Успенская пустынь в Харьковской, в 1850 году восстановили Нило-Сорскую пустынь, а в 1886 году — Межигорский монастырь под Киевом. В 1881 году право возобновлять и открывать новые монастыри передано было правительством Синоду.

Монастырские штаты 1764 года включали 225 монастыре с 5105 монашествующими, кроме того, удалось сохранить ещё 161 заштатную обитель. Но уже к 1810 году число монастырей в России увеличилось до 452, в 1836 году их было 461, в 1855 году ― 544, в 1881 году ― 560, в1889 году ― 631 и в 1907 году насчитывалось уже 970 монастырей (522 мужских с 24144 насельниками, и 448 женских с 65989 насельницами). Таким образом, за столетие количество монастырей выросло более чем в 2 раза, а число монашествующих с 1764 по 1907 годы увеличилось почти в 18 раз.

Из первоклассных монастырей четыре самых знаменитых именовались Лаврами ― Киево-Печерская, Троице-Сергиева, Александро-Невская (с 1797 года) и Почаевская Успенская (с 1833 года). Настоятелями Лавр состояли местные архиереи, а управлялись они наместниками и духовными соборами. 7 монастырей считались ставропигиальными и находились в ведении Святейшего Синода: Новоспасский, Симонов, Донской и Заиконоспасский в Москве, Воскресенский в Новом Иерусалиме, Соловецкий на Белом море и Спасо-Яковлевский в Ростове Великом.

Гораздо благополучнее, чем в первые годы после секуляризации церковных земель, складывалось материальное положение монастырей. Уже по указу 1805 года монастыри получили право приобретать ненаселённые участки земли в дар и по завещанию, но на покупку земли по-прежнему каждый раз требовалось особое разрешение высочайшей власти, но указ 1835 года предоставлял епархиальным кафедрам и монастырям право покупать участки размером до 300 десятин. Из казны монастырям выдавались денежные пособия и строительные материалы. Особым преимуществом пользовались монастыри в западных областях России, пострадавшие от католической и униатской экспансии. Некоторым обителям предоставлялись особые льготы: Валаамский монастырь получил право беспошлинного провоза товаров через границу.

Материальное положение монастырей улучшалось и благодаря пожертвованиям от благотворителей из разных сословий, особенно от купцов. Купцы дарили и завещали монастырям на помин души не только деньги, но и иконы с золотыми и серебряными окладами и с камнями, парчовое облачение, колокола, строили за свой счет монастырские церкви, корпуса келлий. Пожертвования поступали от богатых помещиков, а еще чаще помещиц. Графиня Орлова-Чесменская в 1848 году завещала 340 обителям более 1,5 миллиона рублей: по 5 тысяч на каждый монастырь. Немалую часть монастырских доходов составляли доброхотные приношения благочестивых простолюдинов крестьян, мещан, мастеровых.

В XIX веке монастыри с большим размахом развернули строительные работы: возводились новые просторные храмы, кирпичные корпуса келлий и хозяйственных помещений, гостиницы для богомольцев. О былой нищете и разорении, которое пережили русские обители в XVIII столетии, к середине XIX века остались лишь смутные воспоминания.

Содействуя внешнему благоустройству монастырей, духовная власть и правительство издавали постановления, направленные на упорядочение их внутренней жизни. Этими постановлениями предусматривалась осмотрительность в принятии послушников и постригах, пресекалось пьянство, регламентировалось правило отпуска монашествующих, поддерживался общежительный устав, запрещалось производить сборы пожертвований в увеселительных заведениях.

Рост благосостояния монастырей позволил им проводить широкую благотворительную деятельность. Они строили школы для крестьянских детей, открывали детские и странноприимные дома, больницы, богадельни. Троице-Сергиева Лавра, кроме обычных благотворительных учреждений, содержала школы: иконописную, певческую и ремесленную. Успех монастырей в благотворительном делании оказался тем прочнее, что это слежение монашества миру было не исполнением повинности, которая возлагалась на иноческую братию указами Петра и его преемников, а добровольным делом. Особенной ревностью в благотворительном подвиге отличались женские обители, число которых в XIX веке значительно выросло. В первой половине столетия религиозное одушевление захватило немалую часть дворянского общества, что привело к умножению постригов среди девушек и вдов из дворян. После реформ 60-х годов перед одинокими крестьянками, освобожденными от крепостной зависимости, открылись почти беспрепятственные возможности для поступления в монастыри. В монастыре крестьянская девушка или вдова находила обстановку, близкую ее сердцу: монастырские послушания были похожи на ее домашние хозяйственные работы.

Женские обители, как правило, были беднее мужских. Даже штатные монастыри получали скудную помощь из государственной казны, а большинство женских монастырей числилось за штатом. Почти все новые женские обители создавались по личному почину их первоначальниц. Многие из них выросли из сестрических общин. Эти общины начинались с собраний верующих девушек за каким-нибудь рукоделием, которое начиналось и заканчивалось молитвой. Грамотные читали вслух жития святых и другие душеполезные писания. Со временем из этих благочестивых «посиделок» складывалась община с совместным проживанием сестер, а общая молитва разрасталась в уставное Богослужение, на которое приглашались священники из близлежащих приходов. Наконец сестры-чернички обращались к архиерею или в Синод с прошением о преобразовании общины в монастырь. Начинались долгие хлопоты: весьма часто у духовной власти возникали подозрения, не заражена ли община сектантскими настроениями. Когда эти подозрения рассеивались и хлопоты увенчивались успехом, то одних сестер постригали в мантию или рясофор, а другие оставались послушницами. Первоначальными средствами для новоучрежденного монастыря служили пожертвования богатых дарительниц или самих основательниц.

Так в 1823 году в деревне Аносине под Москвой возник Борисо-Глебский монастырь. Его основательницей была княгиня Евдокия Мещерская, которая, овдовев через два месяца после замужества, собрала вокруг себя благочестивых крестьянок для общих трудов и молитв. В рукодельном труде княгиня не отставала от своих крепостных. После многолетних хлопот она достигла преобразования общины в монастырь, игуменьей которой Московский архиепископ Филарет назначил саму княгиню, несмотря на ее отказ, дав ей при постриге имя Евгении. Мать Евгения скончалась в 1837 году в возрасте 63 лет. Под ее началом Аносин Борисо-Глебский монастырь прославился высокой аскетической жизнью сестер и широким размахом благотворительности.

Подобным образом возник и Спасо-Бородинский монастырь, основанный М.М. Тучковой, вдовой знаменитого генерала, прославившегося в Отечественную войну 1812 года.

В 1813 году в лесу, в окрестностях Задонска, была построена часовня, возле которой в маленьких избушках поселилось несколько крестьянок из близлежащих деревень. Здесь они проводили время в молитве и труде. В 1860 году по почину крестьянки Е.П. Богатыревой это поселение получило устройство сестрической общины, а еще через семь лет община была преобразована в общежительный монастырь.

Некоторые из общин были основаны под влиянием старцев. В сибирском городке Туринске под окормлением старца Зосимы сложилась одна такая община, но несмотря на хлопоты в Петербурге, старцу не удалось получить разрешения на открытие обители. В 1826 году сестры вместе со старцем приехали в Москву и поселились в доме приютившей их вдовы Бахметивой. Часть своего подмосковного имения вдова пожертвовала на основание монастыря ― так появилась Троицкая, или Зосимова пустынь. Уже после кончины старца, наступившей в 1833 году, Зосимова община была преобразована в монастырь с общежительным уставом.

Основателем Дмитриевского женского монастыря в селе Троекурове Тамбовской епархии был пустынно-житель старец Илларион (Фокин). Под окормлением преподобного Серафима Саровского пребывала Казанская Дивеевская община, устроенная еще в 1780 году, а также основанная самим святым «Мельничная» девичья община. Оптинский старец Амвросий был основателем и духовником сестринской общины в Шамордине.

В последней четверти XIX века из женских монастырей особенно знаменит был Свято-Богородский Леснинский, расположенный около современного польского города Бяла. В 1881 году униатский храм в Леснее перешел к православным. Через 3 года после этого вокруг него сложилась сестрическая община во главе с матерью Екатериной, урожденной графиней Ефимовской (1925 в Сербии). Сестры открыли школу для крестьянских детей, в которую принимали не только православных, но и католиков. В 1889 году община была преобразована в монастырь, игуменьей которого стала мать Екатерина. К 1914 году в обители было 20 монахинь и 300 рясофорных сестер и послушниц. Инокини содержали больницу, приют для престарелых женщин, бесплатную амбулаторию, аптеку и даже медицинское училище. Они открыли среднюю школу для крестьян с обучением ремеслам, учительскую семинарию, сельскохозяйственное училище, держали обувную и переплетную мастерские, иконописную мастерскую, развели фруктовый сад и огород, устроили ферму и пасеку. Вокруг Леснинского монастыря сложилось еще четыре общины, тоже посвятивших себя главным образом служению ближним.

О размахе благотворительной деятельности всех вообще русских монастырей говорят такие статистические сведения: в 1887 году монастыри содержали 94 больницы и 66 приютов для престарелых, две трети из этих учреждений приходилось на женские обители. И все-таки благотворительность не составляла и не могла составлять главного содержания иноческого подвижничества.

В XIX веке монашество переживало подлинное духовное возрождение. После ряда катастроф, выпавших на долю монастырей при Петре I, Анне и Екатерине II, они вновь восставали из разрухи как очаги духовной жизни, как живые свидетели неотмирности и святости Церкви. Под духовным руководством учеников «чудного старца» Паисия аскетическое подвижничество возродились в древней Валаамской обители, Саровской и Оптиной, в Глинской и Санаксарской пустынях, в Новоезерском и Николо-Бабаевском монастырях. Во многих монастырях укоренилось старчество, и влияние старцев выходило далеко за монастырские стены, оказывая благодатное воздействие на жизнь всех слоев русского общества. Возрождение аскетического подвижничества в монастырях способствовали многие иерархи-иноки.

Особенной любовью к монашеству отличался Киевский митрополит Филарет (в миру Федор Георгиевич Амфитеатров). Он родился в 1779 году в семье священника Орловской епархии. Образование получил в Севской Духовной Семинарии. Приняв постриг, служил ректором сначала в Севской, потом в Уфимской, и, наконец, в Тобольской Семинариях. В 1813 году его назначили инспектором Московской Духовной Семинарии и архимандритом древнего монастыря преподобного Иосифа Волоцкого. Удостоенный степени доктора богословия, он в 1816 году стал ректором преобразованной Московской Духовной Академии, а в 1819 году ― хиротонисан в епископа Калужского. После шести лет преобразования на этой кафедре Синод перевел его в Рязань. Преосвященный Филарет занимал также Казанскую и Ярославскую кафедры. В 1837 году он стал приемником почившего Киевского митрополита Евгения.

Занимая высокое иерархическое положение, он оставался смиренным и кротким монахом, для которого главным делом жизни был молитвенный подвиг. Истинное смирение, совершенное незлобие и любовное отношение ко всякому человеку ему удавалось сочетать с высоки достоинством архипастыря, с разумной требовательностью к подчиненным клирикам. Митрополит Филарет был ревнителем аскетического возрождения. Он, может быть, первым из русских архиереев понял благодатный смысл старческого служения миру и, вопреки предрассудкам многих из своих собратий, видевших в старчестве посягательство на иерархический строй Церкви, всячески поощрял старцев. Еще в бытность Калужским архиереем, он много сделал для укоренения старчества в находившейся в его ведении Оптиной пустыни. В Киеве митрополит Филарет поддерживал тесное духовное общение с известным Печерским подвижником схииеромонохом Парфением.

К синодальной системе митрополит Филарет относился критически, и порой это свое отношение проявлял открыто. После 1842 года он, подобно Филарету, митрополиту Московскому, перестал выезжать в Петербург на заседания Синода, из-за высокого авторитета обоих иерархов обер-прокурор Протасов молча терпел эту их обструкцию.

В отличие от Московского святителя Киевский митрополит не был поборником перевода Библии на русский язык. Не одобрял он и преподавания догматического богословия на русском языке и сам в свое время читал догматику по-латыни, но эта его позиция объяснялась вовсе не западничеством, скорее наоборот, он опасался, что преподавание богословия на общедоступном языке дает слишком широкую огласку еретическим учениям, что послужит соблазном для недостойных людей.

Митрополит Филарет писал не много, но оставшиеся его «Беседы» на 5, 6, 7, 8, 9, 10 и 11 главы Евангелия от Матфея и на Евангелие от Иоанна, строго православные по духу, являются весомым вкладом в отечественную экзегетику. Проповеди святителя отличались сердечностью и искренностью, теплотой веры и глубоким благочестием. Замечательны оставшиеся после него письма.

В народе обоим Филаретам, которые при Николае I были всеми признанными столпами Русской Церкви, усвоили характерные имена: Московского иерарха называли Филаретом Мудрым, а Киевского ― Благочестивым. Несмотря на разногласия по ряду вопросов церковной жизни, митрополит Филарет (Амфитеатров) относился с великим почтением к уму и опытности своего собрата и соименника, к глубине его богословских познаний, к безукоризненной строгости и точности его богомыслия. Он говорил, что каждую неделю перечитывает «Пространный катехизис», чтобы проверить свою мысль, сколь строго держится она в границах православного вероучения.

Еще в 1841 году, ревнуя о иноческом подвиге и спасении души, Киевский святитель принял тайно великую схиму с именем Феодосия. Иерарх-молитвенник, иерарх-инок скончался в 1857 году оплаканный своей паствой и всеми благочестивыми русскими людьми, которые любили и чтили его за высоту христианского духа, за чистоту и святость его жизни.

Дата добавления: 2014-11-18