А.К. Судаков 3 страница

В категории явления, трансцендируя с нею это определенное объективирующее отношение лежащего в основе и являющегося, мыслится всякое бытие, если мы ищем бытие как таковое (das Gem).

Но теперь являющееся бытие остается в непреодолимой для временного существования двойственности: недоступного в-себе-бытия трансценденции, которая не может быть мыслима как объективно лежащее в основе, и предстоящего себе (sich gegenwar-tigen) бытия экзистенции, которая не есть сущее сознание. Экзистенция и трансценденция разнородны, но взаимно соотнесены. Само это отношение является себе в существовании.

Поскольку существование есть предмет исследования (For-schung), оно есть явление чего-то теоретически лежащего в основе. Ни экзистенция, ни трансценденция недоступны для исследования. Но познанное в исследовании как явление вместе с тем, что мыслится как лежащее в его основе, есть в смысле философствования явление в-себе-бытия. В то время как научное исследование явления вымышляет (erdenkt) лежащее в основе, философствование завладевает бытием через явление в истолковании шифров трансценденции и в мышлении, взывающем к экзистенции (ergreift Philosophieren durch die Erscheinung das Sein im Deuten der Cniffren der Transzendenz und im an Existenz apellierenden Denken).

Сознание, поскольку оно становится предметом рассмотрения, также не есть то же самое сознание, в котором я достоверно знаю

\042\

некое самобытие и которому явлена (gegenwartig 1st) трансценден-ция. Правда, экзистенция есть лишь как сознание, но сознание, каким мы, исследуя, познаем его, никогда не есть это экзистенциальное сознание. Поэтому то, что существует для предметного исследования как отдельная индивидуальная жизнь, для самого себя может стать объемлющей средой всякого бытия, если сознание есть психологически недоступная абсолютная достоверность экзистенции. Поэтому положение, гласящее, что все есть в сознании, не является истинным, если оно имеет в виду сознание только как предмет исследования; однако оно имеет силу, поскольку для нас есть лишь то, что привходит к явлению, а значит, вступает в сознание. Сознанию, если оно выходит за пределы себя самого как того, что оно есть как доступное изысканию существование, открывается - и закрывается - то, что есть или бессознательное для исследования, в многообразии его значений, или трансцендентное для экзистенции. Но это восполнение сознания, в свою очередь, необходимо в нем: для исследования - как теория бессознательного, для экзистенции - как шифр бытия в противоречащей себе самому и потому исчезающей форме.

Выражение «явление бытия» необходимо понять в его многозначности, если мы хотим понять утверждение: экзистенция достигает явления себе в сознании (Existenz komme im BewuBtsein sich zur Erscheinung). В этом утверждении не имеется в виду ни явление некоторого лежащего в основе объективного, ни явление в- себе-бытия трансценденции:

С одной стороны, экзистенция не может быть понята психологически как явление в сознании; предметом психологии может быть только форма существования сознания, переживание в его причинных условиях и доступных пониманию мотивах, а не его экзистенциальная основа. В объективирующем смысле сознание есть явление (феномен) этого лежащего в основе. Но в экзистенциальном смысле явлением называется осознавание и бытие ставшим объектом (BewuBtwerden und Objektgewordensein), в котором понимает себя самое то, что как бытие в то же время всецело явлено (was als Sein zugleich ganz gegenwartig 1st). Я вечно знаю то, что никогда не может быть знаемо таким образом как объект. Я есмь то, что так является, не как лежащее в основе, но есмь это собственно и сам. Явление сознания, как предмет исследования, мы относим к лежащему в основе, которое абсолютно чуждо нам. Явление экзистенции мы относим к тому, что мы сами есмы в истоке, где мы отвечаем за себя самих. Явление объективно лежащего в основе общезначимо для познания, явление экзистенции откровенно нам в экзистенциальной коммуникации.

С другой стороны, экзистенция, как явление своего бытия для себя в сознании, достоверно обладает своим собственным бытием только в напряжении к явлению трансцендентного в-себе-бытия,

\043\

которое она чувствует (das ihr ftinlbar wird), но которое не есть она сама. В сознании бытия экзистенции не открывается в простой прямолинейности являющееся бытие, но бытие, говорящее с нею, -которая сама лишь является себе, как возможность.

Разнородность события явления - объективно лежащего в основе в феноменах, трансценденции в-себе-бытия в шифрах, экзистенции - в достоверности абсолютного сознания - отменяет прочный состав бытия в каждом из этих направлений; в их совокупности она сохраняет, для вопрошателя как возможной экзистенции во временном существовании, бытие, также и в корне вопрошения о нем, в его окончательной разорванности.

2. Многообразные способы бытия и бытие. - Вопрос: что есть бытие? заставляет мысль попытаться считать нечто бытием как таковым (das Sein schlechthin), из которого выводится другое бытие. Эта попытка знает много возможностей; но ни одна из возможностей неосуществима. Если бы, скажем, я стал считать подлинным бытием объективно познаваемое и выводить себя самого из объектов, а тем самым делал бы себя самого вещью и отменил всякую свободу, или если бы я сделал изначальным бытием свободу субъекта и производил из этого бытия вещи; всякий раз такое выведение одного из другого было бы фантастическим прыжком. Я не могу ни понять себя самого из бытия вещей, но не могу и считать все только мною самим. Скорее, я есмь в мире; для меня есть нечто постоянное; я изначально принимаю решения как являющаяся в мире возможная экзистенция. Ни из какого толкования бытия невозможно понять умом все бытие, в котором мы находим себя. Такова моя ситуация, которую я не забываю, когда философствую.

Искание бытия исходило из многообразного бытия и приводило вновь к этому многообразному как способам бытия. Если оно не находило бытия, то остается в силе вопрос: почему же называется бытием все, что невозможно ведь подвести под один принцип в одном-единственном истоке.

Мы стоим перед тем фактом, что всякое высказывание имеет языковую форму. О чем бы мы ни говорили, речь принимает форму определяющего суждения со связкой «есть», - даже если суждение вовсе не относится к бытию, а является косвенным указанием или звеном в движении мыслей, которое, как целое, проясняет, но не определяет никакого предмета, кроме одного того предмета, который был целью рассуждения, как он сам.

Эта языковая форма есть явление мышления вообще. Все равно, занят ли я предметным познанием или непредметным прояснением, во всяком случае я мыслю. А то, что я мыслю, я должен мыслить в категориях. Категории - основные определения всякого мышления; среди них нет категории более высокого порядка, относительно которой другие были бы видами или производными; но

\043\

у них есть то общее определяющее свойство, что каждая из них высказывает некоторое бытие. Именно мышление, которое само в каком-нибудь смысле едино, называет всякий раз бытием разнородное бытие, хотя для него и не находится общего понятия.

В мышлении с помощью категорий вопрос состоит в том, адекватно ли или неадекватно мыслится с их помощью мыслимое в них. Следует разделить то, что непосредственно есть то, что оно есть, подлежащее открытию, о котором в таком случае можно прямо говорить с помощью категорий, и то, что не таково, и о чем все же говорят, пусть косвенно и открыто для недоразумений, а значит, говорят с помощью категорий. Схематически эту противоположность можно сформулировать так: открытие бытия (Seinsent-deckung) есть научное познание в ориентировании в мире, и оно всякий раз более или менее адекватным образом постигает определенное бытие. Но удостоверение бытия (Seinsvergewisserung) есть философствование, как трансцендирование над предметностью; оно в среде категорий неадекватно постигает в замещающих предметностях то, что само никогда не может сделаться предметом.

Поэтому подлинно философские шаги следует понять, по их методу, как способы трансцендирования. По своему содержанию они высказывают некоторое бытие, которое из абсолютного сознания как экзистенциального истока удостоверяет себя в этом мышлении как подлинное бытие (ein Sein..., das aus einem absoluten Bewuft-tsein als existentiellem Ursprung sich in diesem Denken als das eigentlicne vergewissert).

Свобода возможной экзистенции, схватывающей себя (die sich ergreift) на пути философствования, не может вступать в спирающую дыхание тесноту (atemnehmende Enge) знаемого бытия, как подлинного бытия. То, что оно есть, переживается в опыте каждый раз из свободы, а не как познанное. За анализом (Zergliederung) понятий бытия стоит импульс, приманить (lockern) наше сознание возможностями, чтобы прийти к истоку подлинного философствования, в котором я ищу единое бытие как подлинное бытие.

Итак, то, что есть бытие, есть либо разжижение (Verwasserung) бытия, до отождествления со всем, о чем можно неопределенно сказать «есть», или фиксирование, превращающее его в категориально определенное бытие, которое знают, или же акцентировка подлинного бытия, удостоверение которого осуществляется в мышлении. Различия бытия - это, соответственно, различия определенного и неопределенного, отличия определений друг от друга, отличие подлинного и ничтожного.

Подлинное бытие, которого в смысле того, что знают, найти нельзя, следует искать в его трансценденции. в отношение к которой каждый раз вступает не сознание вообще, но только экзистенция.

\045\

Можно было бы подумать, что к этой трансценденции должно бы направляться всякое мышление, пока оно сохраняет некоторый смысл, если только оно не хочет оказаться в пустоте интеллектуальных развлечений (Spielerei) и безразличной фактичности. Может быть, что это самое называние всякого бытия - бытием, не охватывая его ни в чем общем, кроме языковой формы, как самое слабое явление бытия в нашей речи, есть еще одно указание на глубокую основу всякого бытия в едином бытии. Однако все эти суждения, поскольку в них не выражается уже некоторое трансцендирование, суть неопределенные мысли. Ибо все категории можно использовать для того, чтобы с их помощью трансцендировать их самих, снять их особенность в некотором единстве, которое не имеет существования в мире и не имеет смысла в логике, - в едином бытии трансценденции, которое проникает в душу только исторической экзистенции, если вообще куда-нибудь проникает; из нее это единство проникает существование и смысл, по видимости подтверждает то и другое, но потом, как кажется, прорывает и отменяет и то, и другое.

Онтология, как учение о бытии, может прийти только к тому результату, чтобы довести до сознания (bewulit zu machen) бытие как предстающие и встречающиеся (vorkommenden und begegnenden) мышлению способы бытия. Выполняя эту задачу, она никогда не встретит единого бытия, но расчистит только путь к удостоверению в нем. Сегодня она будет уже не онтологией как метафизикой, но онтологией как учением о категориях. Что бы вообще я ни мыслил, мышление создает мне только пространство Я как возможной экзистенции, которая всегда в то же время остается вне всего помыс-ленного, означающего для нее относительную знаемость, возможность, призыв (Appell}, но не более того; как и другой, с которым я благодаря мышлению состою в коммуникации, так же точно остается для себя самого и для меня еще и вне помысленного, чтобы двигаться вместе со мною в возможных мыслях, а не быть подчиненным этим мыслям как абсолютным. Достижение друг друга в коммуникации прорывает мысль, которая сделала возможным этот прорыв (zueinanderkommen in Kommunikation durchbricht den Ge-danken, derdiesen Durchbruch moglich machte).

\046\

Дата добавления: 2014-11-20