Секреты модельной общаги 9 страница

Дверь открылась, вошли двое посетителей, и Биллем на секунду смешался — на том конце провода его ждал клиент, а тут заявился таинственный мистер Смит.

— Алло, мистер Вассерштайн? — проговорил он в телефон после небольшой заминки. — Я сейчас на минутку передам трубку Хизер и тут же вернусь.

Что?! Мне?!

Не успела я переварить услышанное, как Биллем сунул мне в руку трубку и зашептал:

— Он ненавидит, когда его заставляют ждать. Сразу отключает телефон. Поговорите с ним о пустых стенах в его новом замке.

Сказав это, он резво направился к только что пришедшей богатенькой парочке и поприветствовал их как старых друзей.

Я держала телефонную трубку, словно ядовитую змею. «Какого черта… впрочем, мне нечего терять».

— Алло? — сказала я.

— Алло, это Хизер? — прозвучал в трубке серьезный голос.

Мужчина говорил с немецким акцентом.

— Да, меня зовут Хизер.

На что Биллем надеялся, отдавая мне трубку?

— Здравствуйте, Хизер, как дела? Биллем отошел?

— У меня все хорошо, спасибо. Да, он вернется через секунду, — сказала я, хотя было непохоже, что бельгиец скоро освободится.

Он сопровождал мистера и миссис Смит к высоченной скульптуре Ричарда Серра, стоявшей в углу. Что же я должна сказать?

«Замок».

— Биллем упомянул, что у вас новый замок? Это… великолепно, — рубанула я с плеча, а что еще оставалось делать?

— Да, и этот проклятый домина битком набит всевозможной викторианской ерундой, — сказал он. — Вот почему мне пришлось обратиться к Виллему. Я слышал, у него есть контакт с одним семейством из Поконоса, [32]обнаружившим несколько ранних неизвестных Лихтенштейнов. Вы их уже видели?

— Я? Нет. Но я слышала, что они великолепны. Первоклассные работы, — сказала я, понятия не имея, о каких Лихтенштейнах он говорит.

Из офиса торопливо вышел высокий худой человек в очках — должно быть, Даниель. Биллем передал парочку своему коллеге, а сам пошел ко мне. В это время мистер Вассерштайн восхвалял на все лады достоинства ранних работ Уорхола.

— Мистер Вассерштайн, не хочу вас прерывать, но вернулся Биллем. Было приятно побеседовать, — сказала я, передавая трубку бельгийцу, который поблагодарил меня взглядом и быстро закончил разговор:

— Угу, да, в среду в три часа дня подойдет. Мы выпьем чаю, и я покажу вам работы. Мм, хм. Да, Хизер чудесная девушка… Я ей передам». До встречи, мистер Вассерштайн… чао.

Биллем повесил трубку и утер лоб, бросив украдкой взгляд на Даниеля, как он там справляется с четой Смитов.

— Мистер Вассерштайн передает тебе привет, — сказал Биллем с улыбкой. — Прости, что пришлось тебя так напрячь, но он для нас очень важный клиент, и я не хочу, чтобы он думал, будто я не стремлюсь ему угодить.

— Без проблем. Я была рада помочь. Интересно, во что я только что ввязалась?

— Давай пройдем в служебное помещение, где можно поговорить, не мешая Даниелю и клиентам, — предложил Биллем.

Я последовала за ним, совершенно позабыв о намеках Робера, что бельгиец не совсем благонадежен. Когда мы отошли на порядочное расстояние, так, что нас нельзя было услышать, Биллем повернулся ко мне и кивнул в сторону зала.

— «Мистер Смит» — так мы называем Айзека де Бурга. Все продажи проводятся на имя Смита, чтобы потенциальные воры не узнали о миллионах, вложенных в произведения искусства, которые хранятся в его домах Иногда этот бизнес требует большой осторожности.

Он подмигнул.

Разговор продолжился в современном офисе. Биллем приготовил мне чашку чая, и мы поболтали о Баския. В голове было полно фактов, которые я узнала в этот день, и я выбалтывала интересные подробности из жизни художника. Биллем был в восторге от того, что я проявляю такой интерес. Я чувствовала себя раскованной, спокойной, а не как под дулом пистолета. К концу у меня даже слегка закружилось в голове — видимо, мозг устал после столь длительной передышки.

Мы прошли в хранилище. Большинство произведений были все еще не распакованы. К нам заглянул Даниель.

— Похоже, мистер Смит все-таки заберет Серру. Я дал ему минутку, чтобы он посоветовался с женой, — сообщил коллега Виллема.

— Отлично, только проследи, чтобы она не отговорила его. Это первоклассная вещь, и она просто необходима ему для коллекции.

Повернувшись ко мне, Биллем указал на огромное шелковое полотно Уорхола — стандартный

портрет председателя Мао, выполненный в необузданном колере. Классический Уорхол.

— Что ты о нем думаешь?

— Он великолепен! — ответила я.

— Мой коллега не согласен, — сказал Биллем. — Даниель! Даниель!

В дверях снова появилась голова высокого мужчины.

— Хизер считает Уорхола великолепным, как я тебе о нем и говорил. Давай к завтрашнему дню вывесим его в зале.

Только из-за того, что я одобрила картину? Да, совершенно не похоже на то, когда тебе велят заткнуться при одном упоминании художника во время съемки.

Биллем проводил меня обратно в зал, взяв обещание прийти еще раз.

— Не знаю, как тебя благодарить за то, что поговорила с мистером Вассерштайном. Приняла огонь на себя, как говорится, — добавил он в восторге от того, что ввернул американизм.

Мы направились к двери, но его взгляд скользнул по незанятому столу, где должна была сидеть дежурная администратор. И тут его осенило.

— Послушай, я понимаю, ты, наверное, очень занята, но не хочешь ли поработать у меня в галерее, всего несколько часов в неделю? Это не так престижно, как модельный бизнес, но я разрешу тебе отлучаться на любой кастинг. С мистером Вассерштайном ты отлично справилась.

Я не знала, что сказать… Работа? Разве модели ходят на работу? Биллем заметил мое замешательство.

— Я буду платить тебе тридцать долларов в час, — сказал он.

Тридцать в час?! Наверное, на моем лице отразилось изумление от такой высокой цифры. Я хотела уже что-то сказать, но он мне не дал.

— Ладно, я знаю, что это мало. Чтобы не торговаться, скажем, сорок долларов в час, — добавил он. — Ты будешь великолепной находкой для галереи Клюстера, у тебя хорошая энергетика, кроме того, тебе нравится Уорхол, против которого выступает наш консерватор Даниель. Но я-то знал, что портрет хорош.

— Мм, не знаю, я просто…

А как же Робер, который что-то там не поделил с Виллемом? Неужели бельгиец действительно не так прост, как мне кажется? Но он угостил меня чаем и до сих пор не попробовал «подкатить» к модели, и вообще он кажется приятным человеком… ну вот, опять меня заносит. Сорок долларов за то, чтобы отвечать на телефонные звонки и болтаться по галерее. И это когда мой банковый счет почти на нуле.

— Хорошо, договорились, — ответила я.

— Превосходно!

Мы обменялись рукопожатиями.

— Приходи в следующий понедельник, и я покажу тебе, чем мы здесь занимаемся. — Биллем расплылся в широченной улыбке. — Даниель! Даниель! У нас новая сотрудница!

Мне пришлось ждать почти два месяца, чтобы получить первую работу в качестве модели в Нью-Йорке. А работу в картинной галерее я получила за сорок пять минут.

— Итак, Дженетт от нас переезжает, — тихо сообщила мне хмурая Кайли, когда я вернулась в тот вечер из галереи, получив работу.

Разговор происходил на кухне.

— Что случилось? Вам наконец-то удалось прогнать ее или вы узнали какую-то ужасную тайну и донесли Рейчел? А может, ваши чизбургеры прибавили слишком много миллиметров к ее талии?

— Не-е-ет… — начала Кайли, но ее прервал веселый голосок Дженетт, выходящей из спальни.

— Хизер! — обрадовалась она. В руках у нее были джинсы: видимо, Дженетт укладывала чемодан. — Ты слышала потрясающую новость?

Светлана сидела за компьютером в своем халатике и слушала русское техно. При этих словах она сделала музыку погромче и, прикурив сигарету, сильно затянулась, хотя у нее уже была зажженная сигарета: лежала позабытая в кофейной кружке, используемой вместо пепельницы, и дымилась.

— Нет, не слышала.

— Меня отобрали для рекламной кампании Ральфа Лорена! Это будет эксклюзив! — выпалила Дженетт. — Даже не верится! Простая девчонка из провинциального городка Юты — и надо же, так повезло! Эксклюзив для самого Ральфа Лорена!

Меня захлестнула удушающая волна зависти. Пробыла здесь всего ничего и сразу получила контракт такого уровня?! А эксклюзив означал, что хотя она не сможет участвовать в других рекламных кампаниях в этом сезоне, но зарабатывать будет намного больше. Гораздо больше. А я-то представляла, как расскажу своим соседкам о том, что поступила на работу в галерею; теперь же я поняла, что должность дежурного администратора не идет ни в какое сравнение с участием в широчайшей рекламной кампании, когда твои изображения расходятся по всем журналам.

— О, Дженетт, это действительно, кхм, потрясающая новость. Просто фантастика. Я тебя поздравляю, — сказала я.

Кайли, вскипев от зависти, отвинтила пробку на бутылке «Столичной» и хлебнула прямо из горлышка, без всяких заморочек с поисками стакана и метамуцила. Потом она протянула бутылку мне.

— Сделай глоточек — станет легче, — сказала она, тихонько отрыгивая.

Я покачала головой.

Уроженка Юты продолжала в том же духе, совершенно не подозревая, что каждым словом о своем потрясающем успехе она заставляет нас все больше терзаться самой настоящей, неподдельной, старомодной завистью.

— Я уже говорила Кайли и Светлане, что не смогла бы ничего добиться без вас, девчонки, да благословит вас Господь!

Дженетт, как всегда, красивая, лишь в шаге от того, чтобы стать идеальной, светилась от счастья и от этого выглядела еще прекраснее, черт бы ее побрал. Я попыталась порадоваться за нее, но это было трудно. Она увела у нас из-под носа отличный контракт. Моя съемка в начале недели внезапно стала казаться мелкой и пустяковой, как будто я все еще маленькая девочка и играю в куклы, тогда как Дженетт занимается настоящим делом в большом мире.

И все-таки я не могла не похихикать про себя, вспомнив, на какие ухищрения шли Кайли и Светлана, чтобы выставить ее из общаги — но не по такой же причине! И чизбургеры, и жареная картошка, и прямолинейные расспросы — ничего на Дженетт не действовало, с нее как с гуся вода, она продолжала весело щебетать, посещать тренажерный зал и производить отличное впечатление на всех своих смотринах и кастингах. И вот теперь она добилась своего. Волна зависти ударила меня еще больнее. Интересно, какую сумму отвалит ей Ральф Лорен за то, что она станет новым лицом (ну и телом, разумеется) его коллекции.

— Так куда ты переезжаешь? — поинтересовалась я.

— Начну сначала. Из Юты сюда летит моя мамочка, и агентство сняло для нас номер в отеле, где мы будем жить, пока я не найду подходящее жилье, — сказала она.

Я вспомнила, каково это — жить в таком месте, которое можно назвать домом, а не ютиться на двухъярусной кровати в одной спальне с другими девчонками, не принюхиваться целый день к неизвестным запахам и не ссориться по поводу очереди в ванную.

— О-о, здорово. Просто отлично.

Говоря это, я чувствовала себя одной из претенденток на звание королевы красоты, которой приходится вымученно улыбаться и поздравлять с объятиями и слезами девушку, обошедшую всех на последнем этапе. Главное — не показать, что не умеешь проигрывать.

— А вы, девчонки, обязательно приходите меня навестить, когда я устроюсь в собственной квартире. Там все будет по-настоящему классно.

Кайли громко закашлялась, не выдержав последней капли — слова «классно». Светлана пнула компьютер и от расстройства выпалила что-то по-русски.

— Как вы считаете, поселиться в Уэст-Виллидже — это круто? — спросила Дженетт, в самом деле не подозревая, что лучше места для девушки из мира моды не найти, там она на каждом шагу будет сталкиваться со знаменитостями, приехавшими на короткую передышку от Голливуда. Там в сто раз лучше, чем в Финансовом квартале, где улицы вымирают после шести вечера. — Рейчел сказала, что, возможно, ей удастся снять для меня приличную квартирку как раз за углом булочной «Магнолия».

В душе я пожелала ей, чтобы она ела побольше фирменных кексиков из «Магнолии» и растолстела.

— С таким контрактом я точно смогу себе позволить хорошую квартиру! — радовалась Дженетт.

Нет, это уже чересчур…

— Одну минутку, — сказала я, подняв палец.

Скрывшись на кухне, я выхватила у Кайли бутылку «Столичной» и налила себе небольшую порцию. Хлоп! Меня обожгло, но это было как раз то, что надо.

Я снова появилась в коридоре, где Дженетт стояла с неизменной улыбкой на красивом лице.

— Дженетт, я тебе когда-нибудь говорила, какая ты классная?

Отъезд Дженетт, добившейся успеха, а также моя новая работа в галерее Клюстера явились для меня началом нового этапа жизни в общаге. За окнами, на улицах Нью-Йорка, зима начала атаковать его жителей, заставляя передвигаться быстрее, чем обычно, и толпы людей, закутанных в шарфы и пальто, спешили по своим миллионам дел. А наша троица — Кайли, Светлана и я — постепенно осознавала, что из временных постояльцев общаги мы фактически превращаемся в ее старожилов. Весьма сомнительная честь, если не сказать больше. Душные комнатушки, далекие от глянца и гламура мира моды, — казалось, нам никогда из них не выбраться. И каждый месяц к нашим счетам агентство приписывало очередные две тысячи долларов помимо всех других сумм, которые мы были должны, непонятно почему. Лично я начала думать, что все это полная ерунда: откуда, скажите на милость, взялись четыреста долларов на комиссионные издержки заказов по Интернету? Каких таких заказов? Но в агентстве я ничего не стала выяснять, помня о гневе Рейчел. Лора, наверное, уже у себя дома, в канадской глуши, обслуживает столики в какой-нибудь забегаловке родного городка и увертывается от щипков мускулистых лесорубов, разнося тарелки с оладьями и пирожками.

Работа в галерее давала приятную передышку от модельной общаги. Вместо того чтобы попусту растрачивать свободное время, страдая в убогой комнатушке, я зарабатывала приличные деньги, встречая посетителей, отвечая на телефонные звонки и временами сопровождая Виллема на открытия выставок. Он всегда оставался джентльменом, никогда не забывал подчеркнуть, что высоко ценит мое присутствие в галерее. Иногда мы говорили о художниках. Я начала многое узнавать о современном искусстве. Мне нравилось проводить время в галерее — там я могла расслабиться. Я рассказала Кайли и Светлане о своей работе, какой это для меня восторг вращаться в мире искусства, но они отреагировали так, словно услышали от меня какую-нибудь банальную фразу вроде: «Сегодня светит солнышко» или «Я только что сэкономила десять центов, купив пакет жвачки в другом магазине, через дорогу». Все, что не касалось мира моды с его притягательным магнетизмом, их совершенно не волновало.

Работая у Виллема, я столкнулась лишь с одной проблемой — кое-кто из нового круга относился ко мне неуважительно. Если случалось какое-то мероприятие или я отправлялась выпить с Виллемом и Даниелем, а также их друзьями и кто-нибудь спрашивал, чем я занимаюсь помимо галереи, то реакция примерно была одна и та же — кивок и снисходительный взгляд, говоривший: «Я тебя раскусил. Ты всего-навсего модель». Но разговоры с Виллемом дали мне понять, что я для него не просто красивая кукла — к тому же он ни разу не пытался за мной приударить. Я общалась с ним как с чудаковатым старшим братом, который по стечению обстоятельств носил французские костюмы, сшитые на заказ, и торговал дорогими произведениями искусства. И хотя я вовсе не собиралась до конца жизни отвечать на телефонные звонки и встречать гостей галереи, эта работа действительно помогала мне выжить в тот период, пока я ждала большого контракта, который вытащит меня наверх.

Я понимала, что нет никаких гарантий. Мои родители, обеспокоенные тем, что я бросила школу ради модельного бизнеса, хотели, естественно, чтобы я подумала о своем будущем, и предложили мне сдать тест на аттестат средней школы. То, что я была «всего-навсего» дежурной в галерее, прибавило мне настойчивости. Я упомянула о тесте Виллему, и он нашел это прекрасной идеей, уверив меня, что я обязательно все сдам. Он помог мне записаться на тестирование и даже принес брошюру с планом занятий. Тест — это на всякий случай, уверяла я себя. Нужно набраться терпения, и я добьюсь известности.

Съемка для просмотрового буклета Vena Cava не вывела меня на широкую дорогу, чего там говорить: она лишь слегка заделала брешь в моем счете в агентстве. Кажется, мне заплатили тогда около пятисот долларов, но в отличие от коммерческой печати я не получала гонораров до конца года каждый раз, когда они использовали мое изображение. Из тех денег я не видела ни цента, они были переведены непосредственно в агентство. Однако мне подарили одно очень изысканное платье, которое я носила только по особым случаям. С другой стороны, Дженетт теперь, когда Ральф Лорен собирался использовать ее фотографии во всей рекламной кампании и каталогах, будет получать чеки на кругленькие суммы каждый раз, когда ее изображение появится в журналах, на плакатах или на бортах автобусов. Интересно, сколько она пожертвует на церковь, которая с самого начала была против ее приезда в Нью-Йорк.

Очень часто к нам на несколько дней подселяли новую модель, присланную в Нью-Йорк на краткую съемку из другого агентства. Каждый раз новенькая появлялась, морщила нос при виде жалкого состояния нашего жилья, проводила несколько ночей на койке, а затем исчезала, унося в дизайнерской сумке заработанный чек и в глубине души радуясь, что не придется дольше терпеть эту жуткую общагу.

Для меня было шоком осознать, почему мы со Светланой почти каждый вечер проводим где-то на стороне: так мы на короткое время вырывались из тесных стен, делая вид, что у нас все в полном порядке, тогда как большинство девушек, у которых на самом деле все было отлично, получали контракты, зарабатывали деньги и вовремя ложились спать. Утром они должны были проснуться и выглядеть красивыми и сексуальными, чтобы делать настоящую работу. Мы же на заплетающихся ногах тащились на общие кастинги и смотрины — и все без толку.

Но я знала, что так происходит вовсе не потому, что мы не созданы для модельного бизнеса. В прошлом у Светланы были снимки на разворотах журналов, она участвовала в показах, открывала лучшие дефиле в Москве. И то, что я совсем недавно снималась для каталога и агентство осталось довольно моей работой, тоже кое-что значило. Просто вокруг было полно красивых девушек из других агентств и требовалось потрясающее везение — нужен был лишь один шанс, один агент по кастингу, почувствовавший, что только ты, и никто другой, сможешь выполнить поставленную задачу, и тогда успех у тебя в кармане. И все те остальные девушки были с нами в одной лодке, все те модели, что встречались нам на улицах и заставляли гадать: «Интересно, какой сногсшибательный вечер их сегодня ждет?» Так вот, скорее всего, они торчали в какой-нибудь убогой квартирке, скучали по дому и готовили себе мизерные порции овощей с рисом, мечтая об успехе и одновременно негодуя вслух из-за того, что прошлой ночью кто-то снял со стены большое зеркало и использовал его, чтобы сделать дорожки кокаина. Причина возмущения вовсе не кокаин, а тот факт, что преступник не вымыл зеркало и не повесил его на место.

Вскоре после отъезда Дженетт мне выпала одна из тех безумных ночей, которые никогда не забываются. Зачинщицей, разумеется, выступила Светлана: она заметила, что в последнее время я как-то совсем приуныла. Может, из-за погоды — дни как назло стояли холодные и серые — может, из-за того, что девушка из Юты всех нас обошла, а может, мне просто надоело ловить недоуменные взгляды, стоило мне только упомянуть о галерее Виллема. Как бы там ни было, Светлана почуяла, что я не в форме, и ее осенила блестящая идея, как вывести меня из хандры: она собралась отправиться вместе со мной в «настоящий русский клуб — очень шикарный, сплошное веселье!»

Согласилась я не сразу, вспомнив какие картины мне доводилось видеть на ее русских сайтах «знакомств». Можно было представить, что меня ожидает, если мы отправимся повеселиться в старом добром русском стиле, но Светлана настаивала, все больше распаляясь от воодушевления. Обычно она не распространялась о своих отношениях с русскими парнями криминального вида, но теперь, можно сказать, мы достигли нового витка нашей дружбы и она чуть больше стала мне доверять — настолько, что готова была продемонстрировать и эту сторону своей жизни. (Впрочем, наличие подозрительного вида русских «приятелей» не мешало ей бесконечно зудеть по поводу Робера, да и мини-алтарь французу она не сняла со стены. Я все еще не придумала, как быть, когда он вернется, но как большинство людей, не любящих переживать заранее, я старалась об этом не думать.)

— Совсем как в Москве! Много богатых парней для Хизер, — пообещала Светлана, хотя я не особенно жаждала знакомства с русским банкоматом на двух ногах и в рубашке с отливом. — Хизер быть только одна нерусская, очень эксклюзив.

В назначенный вечер Светлана взбила волосы и надела вычурное платье от Moschino — она собралась целиком следовать русской моде. Разрез на боку не оставлял простора для фантазии. Она нанесла еще больше косметики, чем обычно, стараясь скрыть до сих пор выраженную на лице незрелость девчонки. Я надела простое черное платье, не переставая гадать, во что ввязываюсь.

Внизу нас поджидала черная машина, и мы скользнули на заднее сиденье, обитое плюшем. Называть адрес водителю не пришлось — он был проинструктирован. Обменявшись парой русских слов с моей соседкой по общаге, он по-волчьи улыбнулся нам в зеркало заднего вида и рванул с места. Светлана не говорила, куда именно мы отправляемся, поэтому я слегка запаниковала, когда мы проехали мимо городской ратуши и помчались по Бруклинскому мосту, оставив позади Манхэттен.

— Хм, Свет, а где этот клуб?

— Ой, Светлана забыть сказать — Брайтон- Бич, рядом с Кони-Айленд. Сплошное веселье, — сказала она и снова принялась разглядывать себя в зеркальце пудреницы.

Брайтон-Бич? Вроде бы знакомое название; кажется, где-то в Бруклине. Я понятия не имела об этом самом Бруклине, казавшемся мне абсолютно другим краем света на той стороне пролива Ист-

Ривер, который я не видела с тех пор, как автомобиль привез меня из аэропорта. Помнится, один раз мы целой стайкой моделей веселились в клубе «Каин» на Двадцать седьмой улице. Там мы разговорились с высоким темноволосым парнем, похожим на художника, который весь вечер строил глазки Елене, добившейся успеха украинской девушке из нашего агентства. Но когда прозвучало, что он живет где-то в Бруклине — причем не в Уильямсбурге, [33]а, кажется, в Парк-Слоуп, — все мгновенно исчезли, словно он только что признался, что болен проказой. Парень так и остался стоять, держа в руке недопитый коктейль, совершенно огорошенный массовым бегством красавиц моделей, которые окружали его всею несколько секунд тому назад. Я тогда не совсем поняла, что такого ужасного в Бруклине. Мне было ясно только одно: это не Манхэттен.

Ну вот, если мне не довелось увидеть Бруклин раньше, Светлана собралась представить мне самую необычную его часть. Машина с ухмыляющимся русским за рулем мчалась по автостраде мимо центральной части Бруклина, как мне показалось, уменьшенной версии Манхэттена с не такими высокими небоскребами, которые все же могли пристыдить центры большинства других городов. Приличные постройки сменялись трущобами, похожими на зоны военных действий. Этот самый Брайтон-Бич оказался довольно далеко от Манхэттена, давно исчезнувшего позади нас в ночном смоге. Наконец мы съехали с шоссе на обычную улицу. Мне показалось, что я нахожусь совершенно в другой стране: вывески над магазинами были на кириллице, прохожие имели славянскую внешность, благодаря которой Светлана приковывала к себе все взгляды, когда мы прогуливались с ней по Манхэттену. Совершенно необъяснимым образом Светлана вдруг избавилась от неловкости и нерешительности — похоже, здесь она была у себя дома.

Автомобиль, заскрипев тормозами, остановился перед фасадом клуба с ярко-синей неоновой вывеской «КЛУБ ИЛИРЬЯНА». Его эксклюзивность охраняла целая команда вышибал славянского вида в черных костюмах.

Один из них подошел к нашей машине и открыл дверцу, заговорив со мной по-русски, когда я собралась выходить.

— Привет… мм, вечеринка? — растерянно сказала я, взглядом прося Светлану о помощи.

Она что-то ответила ему по-русски, и он помог мне выбраться из авто.

— Добро пожаловат в клуп Илирьяна, — произнес он с еще большим акцентом, чем у Светланы, если такое возможно.

— Благодарю, — ответила я, начиная беспокоиться, во что я ввязалась или, точнее, во что Светлана меня ввязала.

У входа она перебросилась парой фраз с вышибалами, прежде чем они распахнули перед нами хромированные толстые двери, — видимо, Светлана была им знакома. В вестибюле оказался еще один высокий привратник, стоявший за небольшим пюпитром со списком гостей. По всей видимости, он нас ожидал, так как немедленно раздвинул синие бархатные шторы, пропуская внутрь, даже не заглянув в список.

Мы вошли в огромный, с блеском отделанный зал, по стенам которого располагались ниши со столиками, центр также занимали круглые столы. Народу собралось много: мужчины в блестящих костюмах, даже кое-кто в смокингах, женщины в черных маленьких платьицах разных фасонов. На каждом столе мигали зажженные свечи, создавая в зале мистическую атмосферу. У дальней стены находилась сцена, отделенная от зала также синим бархатом. Все кругом говорили по-русски, стараясь перекричать гремевшую из динамиков русскую попсу.

Светлана, возбужденно вцепившись мне в локоть, вытянула шею, стараясь разглядеть того, с кем у нас была назначена встреча. Коренастый мужчина, тот самый, что околачивался в вестибюле общаги в начале недели, перехватил ее взгляд и помахал, гаркнув на весь зал: «Света!» Взяв меня за руку, она повела меня к банкетке, и это был самый грациозный проход Светланы, который я когда-либо у нее видела.

Иван — я узнала, что так его зовут, — сидел за столом с еще двумя мужчинами и разбитной молодой женщиной, которая встретила нас ледяным взглядом. Очевидно, она привыкла быть центром внимания и перспектива оказаться в одной компании с двумя моделями из Манхэттена ее не очень радовала. Светлана ответила ей таким же неподвижным взглядом, пока мы усаживались. Мне показалось, что эти две русские девушки, возможно, уже встречались.

— Хизер, познакомься — Иван, Александр, Петр и…

Светлана запнулась, изобразив, что не удосужилась запомнить имя девушки.

— Алина, — с металлом в голосе представилась русская.

— Привет, Хизер, приятно познакомиться, — сказал Иван и, взяв мою руку, поцеловал, как настоящий джентльмен.

Однако я сразу решила, что эти парни, несмотря на роскошное окружение, далеко не джентльмены. Все заведение буквально пропахло грязными деньгами. Позже Светлана рассказала мне, что у Ивана есть кличка — Иван Грозный, в честь древнего русского царя. Самое странное то, что Светлана сочла это смешным. Что касается друзей Ивана, то Петр нацепил черные очки от Gucci, а его лицо, утыканное бородавками, распухло и раскраснелось от выпитой водки. Капля пота струилась по его волосатой груди, видневшейся в расстегнутом вороте безвкусной приталенной рубашки. Александр не сводил похотливых глазок с Алины, а та в притворном гневе то и дело убирала его руки со своих колен. Я живо себе представила, что пройдет несколько часов и Алина уже не будет возражать против его объятий. В общем, собравшиеся за столом мужчины были все грузные, немолодые и не особенно привлекательные.

— Прошу, наслаждайтесь, — произнес Иван, наливая нам шампанское в высокие бокалы.

Больше английских фраз в тот вечер я почти не слышала, так как вместо того, чтобы пусть с трудом, но все-таки говорить по-английски, все решили, что проще перейти на один русский. То и дело компания взрывалась хохотом — смеялись все, кроме меня, разумеется, — и каждый раз Светлана наклонялась ко мне и пыталась объяснить, в чем юмор, естественно с катастрофическим результатом. Однако я не очень переживала, что исключена из общей беседы, зато у меня появилась возможность рассмотреть повнимательнее тот странный, незнакомый мне мир, в который я попала. А вот Светлана чувствовала себя здесь как рыба в воде; от нее исходило какое-то сияние, словно она наконец-то стала знаменитой, приобрела имя, а не была обычной девчонкой, пытающейся пробиться в модельном бизнесе и живущей в дерьмовой клетушке в Финансовом квартале. К ней подходили мужчины, чтобы церемонно выразить свое почтение, совсем как в давние времена.

Почти на каждом столике стояла бутылка охлажденной водки. Мужчины разливали ее в стаканы для воды и пили неразбавленной. Женщины тоже прикладывались к водке мелкими глоточками или залпом пили шампанское, но все-таки старались не увлекаться, тогда как мужчины с каждым часом все больше пьянели. Девушки здесь были похожи одна на другую, все красотки, все блондинки восточноевропейского типа — таких любят представлять в обществе русско-американской дружбы.

Иван сделал заказ, и нам принесли нелепое количество белужьей икры, а также еще шампанского и водки. Мы начали закусывать деликатесом — рыбьими яйцами. Светлана дала мне понять одними глазами: «Вот видишь, я же говорила! Как шикарно!»

Я не очень-то привыкла есть икру — если честно, я впервые ее пробовала, но мне не хотелось показаться простушкой, поэтому я продолжала откусывать от тоста соленые кусочки один за другим.

Без всякого предупреждения на сцене распахнулся синий бархатный занавес, и публика взорвалась бурными аплодисментами. Вышел небольшой оркестрик. Потом появилась женщина лет под тридцать в обтягивающем блестящем платье с огромным вырезом, из которого грозил вывалиться пышный бюст. Надравшиеся водкой мужчины, громко завопили, удвоив аплодисменты.

Дата добавления: 2014-11-20