Русь нордическая 7 страница

Результаты своих дальнейших многолетних изысканий Вирт изложил в объемистом труде «Palestinabuch» (дословно – «Книга Палестины», хотя в данном конкретном случае вместо «книга» лучше сказать «энциклопедия») – итоге всей жизни и деятельности немецкого мыслителя, где содержалась развернутая критика господствующей и поныне модели истории и привязывания ее генезиса исключительно к ближневосточному и средиземноморскому региону. Полностью подготовленная к публикации, эта книга была необъяснимым образом украдена у престарелого автора и, судя по всему, уничтожена. Нетрудно догадаться, кто мог оказаться заинтересованным в подобном акте вандализма: разумеется, тот, кто боялся утратить монополию на абсолютизированное представление о начальном периоде мировой истории и ее пространственно‑временных границах.

Несомненны и весомы попытки Германа Вирта реконструировать гиперборейский праязык. Его концепция на основе недоступных для рядового читателя первоисточников досконально исследована и максимально популяризирована Александром Дугиным – как в ряде его фундаментальных публикаций[55]и лекций, так и в электронных текстах на интернет‑сайтах философского портала «Арктогея»[56](за что научная и читательская общественность, безусловно, должна выразить ему свою искреннюю признательность).

Однако лично я, высоко оценивая выдающийся вклад Германа Вирта в разработку полярной концепции происхождения человека и мировой цивилизации, никак не могу согласиться с его моделью гиперборейского языка, привязанного к символике полярного календаря. В соответствии с таким подходом сначала возникла фонетика, затем из нее – лексика, а потом уже – семантика. Например, общий для всех языков звук «а» связан с изображением круга, олицетворяющего и полярное солнце как таковое, и его движение по северному небу: при произнесении звука «а» губы артикуляционно складываются в круг, и именно это, дескать, его и породило.

Подобная логика малоубедительна сама по себе. Но для меня неприемлемо совсем другое. Для Вирта первичным оказывается артикуляция рта и произнесение звука, а семантика и неразрывно связанная с ней лексика отодвигаются на задний план и становятся вторичными. В действительности (и я кратко уже высказывался на сей счет во Введении) первичен не звук, а смысл, который коренится не где‑нибудь, а в ноосфере, то есть вообще за пределами человеческого мозга, но тесно с ней (ноосферой) взаимодействующий. Такой подход к пониманию сущности и происхождения сознания в современной науке именуется трансперсональным.

* * *

В истекшем и новом столетии проблемы традиций, облаченные в форму философского традиционализма оказались в центре внимания многих выдающихся мыслителей и заняли достойное место в мировоззрении конца ХХ – начала XXI века, став методологической основой многообразных гуманитарных изысканий, включая и исторические исследования. Абсолютизация же различных аспектов самого понятия традиция происходила постепенно, строилась на фундаменте общеизвестной философской проблематике и отталкивалась вроде бы от не вызывающих сомнения моментов. Многое заимствовали основоположники современного традиционализма, к примеру у Фридриха Ницше (1844–1900). Сила традиции занимает у него особое место в ряду других социальных феноменов, главным из которых является стремление к утверждению своих властных потенций и качеств, присущее человеку от природы и от самого рождения. Воля к власти, как называл ее Ницше, проявляется в самых различных формах: родителей – над детьми, старшего поколения – над младшим, сильными – над слабыми, мужчин – над женщинами (и наоборот), священнослужителей над паствой, учителей над учениками, ученых – над профанами, начальников – над подчиненными, офицеров – над солдатами, политиков – над массами, обычаев – над повседневностью. И т. д.

Эта простая, но жесткая схема действует почти что автоматически на протяжении всей истории человечества и будет действовать, пока жив человек. Стержень любой власти – сила. Но сила силе рознь. Бывает сила личного авторитета, таланта, пассионарной энергии, нравственной чистоты, неотразимой логики или страстной убежденности. Но бывает сила иного рода: когда за индивидом (который сам по себе может быть совершенно заурядным и низким) стоит сила общественных институтов и структур – государство, армия, полиция и другие карательные органы, суд, тюрьма, принудительный труд и т. п. Все это, так или иначе, преломляется через институт сложившихся традиций. Хотя различные мыслители вкладывают в данную категорию разный смысл или ограничивают ее рассмотрение строго определенными рамками, для всех ясно одно – определенная преемственность, вне всякого сомнения, существовала и многие современные традиции возникли отнюдь не на пустом месте. Таким образом, ясно, что и речь далее пойдет о традиции как фундаментальной парадигме, которая, возникнув однажды, после ряда трансформаций дожила тем не менее до настоящего времени.

Для меня как автора настоящей и всех предыдущих книг (и, надеюсь, для моих читателей тоже) совершенно ясно, что следует считать примординальной (изначальной) традицией. Ее истоки – древнейшая Северная цивилизация, именуемая Гипербореей и ставшая праматерью современной культуры. Корни любого народа так или иначе уходят в очень далекое гиперборейское прошлое. Такая гиперборейская традиция сохранилась в культурах всех народов мира, а не только одних индоевропейцев. При этом возникает далеко не праздный вопрос: как же она сохраняется? Большинство исследователей молча его обходят, хотя без ответа на него вся теоретическая конструкция превращается в мистический фантом.

Между тем нет ничего мистического в передаче традиции от поколения к поколению через эпохи и эры. Помимо культурных и письменных памятников, вместе с устным словом существует целый ряд достаточно надежных носителей и хранителей информации. Во‑первых, это давно и досконально исследованные архетипы коллективного бессознательного, заложенные в каждом индивидууме, так сказать, на генетическом уровне; они могут долго сохраняться в не проявленном виде, наподобие «спящей почки» – с тем, чтобы пробудиться в нужный и подходящий момент. Во‑вторых, как уже говорилось выше, это – ноосферные каналы, по которым любой познающий субъект в принципе может черпать сведения и знания, накапливающиеся в энергоинформационном поле Вселенной. Любой да не каждый: ноосфера открывает свои тайники лишь избранным – гениям и пророкам, жрецам и шаманам, подвижникам и пассионариям, йогам и юродивым.

В данном плане образы и идеи, которые спонтанно возникают сегодня в человеческом сознании, на самом деле могут представлять наидревнейшее знание, почерпнутое из энергоинформационного поля. Всякий словесный образ заключает в себе и конкретный смысл, который кодируется на информационно‑голографическом уровне и не зависит от языкового выражения. Слова в разных языках, особенно далеко отошедших друг от друга в процессе дифференциации, звучат по‑разному, но смысл в них один и тот же. Можно в определенной мере даже говорить об информационных «атомах» или матрицах смысла, составляющих содержание мышления, существующих как в сознании, так и вне сознания человека, но постоянно подпитываемых и обогащаемых им. Люди умирают, смысловые матрицы, содержащиеся в энергоинформационном поле, остаются. Они (смысловые матрицы) скрыты и закодированы, но поддаются расшифровке. Они обнаруживают для людей с разным уровнем развития разные пласты знания, открывая при этом для каждого бездну нового и недоступного для постижения с помощью иных способов, кроме интеллектуальной и чувственной интуиции. Таким же путем черпают свое вдохновение и творчески одаренные личности.

Аккумулированные в ноосфере идеи‑эйдосы, которые, как полагал еще Платон, не формируются путем эмпирического обобщения опытных фактов, а припоминаются «в чистом виде». В историю науки и философии данный феномен вошел под названием анамнезиса (от греч. слова anamnesis, означающего «припоминание»). В диалоге «Менон» великий эллинский мыслитель подробно описывает процесс «припоминания» научного знания на примере мальчика, никогда не только не изучавшего геометрии, но и даже не слыхавшего, что это за наука. Между тем с помощью наводящих вопросов отрок быстро приходит к точной формулировке геометрических аксиом[57]. По Платону, идеи‑эйдосы выступают своего рода организующим и направляющим началом познавательного процесса и существуют в виде атомов смысла. Законы смыслообразования, смыслозакрепления и смыслопередачи не тождественны с коррелированными с ними закономерностями фонетики или грамматики. По отношению к последним смысл оказывается первичным. Ему принадлежит примат и в процессе овладения языком. То же самое наблюдается и в эвристическо‑творческом процессе. Изобретателю, к примеру, кажется, что он открыл, придумал нечто новое, никогда ранее не существовавшее в природе или жизни. На самом деле все обстоит диаметрально противоположным образом: любое открытие или гениальное озарение в большинстве случаев представляет собой извлечение («припоминание») некоторой информации, задолго до того (если не всегда) содержавшейся в энергоинформационном поле Вселенной.

Дата добавления: 2014-11-20