Сентябрь 1939–март 1940 гг

От «Странной войны» до блицкрига

Как только стало ясно, что массированные бомбардировки вражеской авиации не состоятся в ближайшем будущем и Лондон и Париж не сровняют с землей, жизнь в обоих городах почти вернулась в нормальное русло. Война находилась в «странном, сомнамбулическом состоянии», как писал один из репортеров о повседневной жизни в Лондоне. Кроме риска удариться о фонарный столб в кромешной тьме, царящей на улицах города в результате введения светомаскировки, самой большой опасностью в Лондоне на тот момент была возможность попасть под колеса автомобиля. Более 2 тыс. пешеходов погибли так в последние четыре месяца 1939 г. Абсолютная темнота в городе привела к тому, что некоторые молодые пары стали заниматься сексом возле темных дверей магазинов – занятие, которое вскоре стало предметом шуток во всех клубах города. Постепенно все кинотеатры и театры вновь открыли свои двери. Пабы Лондона были забиты людьми. Кафе и рестораны Парижа были заполнены посетителями до отказа, и всюду звучала песня Мориса Шевалье «Париж всегда будет Парижем», ставшая на тот момент самой популярной в городе. О трагической судьбе Польши мало кто вспоминал.

В то время как война на земле и в воздухе почти не велась, военные действия на море усилились. Для англичан они начались с трагедии. 10 сентября 1939 г. их подводная лодка Triton потопила другую английскую подводную лодку – Oxley, – приняв ее за немецкую. Первая немецкая подводная лодка была потоплена 14 сентября эсминцами, шедшими в эскорте авианосца Ark Royal. Но 17 сентября немецкая подводная лодка U–29 сумела потопить устаревший английский авианосец Courageous. А еще через месяц королевские ВМС понесли более ощутимую потерю, когда немецкая подлодка U–47,прорвав оборону гавани Скапа‑Флоу на Оркнейских островах, потопила линкор Royal Oak. В результате вера англичан в силу своего флота серьезно пошатнулась.

Два немецких «карманных линкора», бороздивших просторы Атлантики, Deutschland и Admiral Graf Spee, получили тем временем разрешение на начало серьезных боевых действий. Но кригсмарине – немецкие военно‑морские силы – 3 октября совершили серьезную ошибку, когда Deutschland захватил в качестве трофея американский грузовой корабль. После жестокого вторжения в Польшу этот инцидент помог радикально изменить общественное мнение в Соединенных Штатах по отношению к закону о нейтралитете, запрещавшему продажу оружия воюющим странам. Это дало возможность союзникам закупать оружие в США.

6 октября 1939 г. Гитлер, выступая в Рейхстаге, огласил свои мирные предложения, адресованные Англии и Франции, полагая, что те согласятся с немецкой оккупацией Польши и Чехословакии. На следующий же день, даже не ожидая их ответа, Гитлер начал обсуждать со своими военачальниками наступление на западном направлении. Главное командование сухопутных войск (OKH), получило приказ приступить к разработке плана под кодовым названием «Гельб» для наступления, которое должно было начаться через пять недель. Но высшее руководство армии выдвинуло целый ряд аргументов против такого поспешного решения, указывая на сложности с передислокацией войск и их снабжением, а также указывая на то, что уже наступал неблагоприятный для проведения военных действий сезон года. Все это вывело Гитлера из себя. Но что его, должно быть, окончательно доконало, так это то, что произошло в Берлине 10 октября. В этот день по городу распространились слухи, что англичане согласились на предложенный Германией мир. На улицах Берлина началось спонтанное ликование, которое, однако, быстро перешло в уныние, как только ожидаемая с таким нетерпением речь Гитлера по радио дала всем понять, что это были не более чем желаемые фантазии. Геббельс был вне себя из‑за резкого падения энтузиазма по отношению к войне, что стало явным после этих событий.

5 ноября Гитлер согласился принять главнокомандующего сухопутными войсками генерал‑полковника фон Браухича. Кадровый военный, которого другие высшие чины немецкой армии убедили обратиться к фюреру и твердо выступить против преждевременного наступления на западе, предупредил Гитлера об опасности недооценки французов. Кроме того, из‑за недостатка боеприпасов и снаряжения армии требовалось больше времени на подготовку. Гитлер прервал его презрительным замечанием о французской армии. Браухич же попытался спорить, заявив, что немецкая армия в ходе польской кампании показала себя плохо дисциплинированной и слабо подготовленной. Гитлер взорвался, потребовав примеров. Взволнованный Браухич не смог сразу вспомнить ни одного примера. Гитлер выгнал своего трясущегося от страха и униженного главнокомандующего, бросив ему вдогонку полную угроз фразу, что он знает этот «дух Цоссена (в то время дальнего пригорода Берлина, где располагалось OKH) и собирается его сокрушить».

Гальдер, начальник генштаба сухопутных войск, который вынашивал идею военного переворота с целью отстранения Гитлера от власти, теперь очень боялся, что это высказывание Гитлера намекало на подозрения гестапо о его намерениях. Он уничтожил все документы, которые могли хоть как‑то его дискредитировать. Гальдер, который был похож на немецкого профессора девятнадцатого века, с его стрижкой бобриком и пенсне на носу, вынужден будет выносить раздражительность Гитлера, связанную с консерватизмом Генерального штаба.

Сталин тем временем не преминул воспользоваться возможностями, которые предоставлял ему советско‑германский пакт. Завершив оккупацию Восточной Польши, Советский Союз начал навязывать прибалтийским государствам договоры о «взаимопомощи». 5 октября финское правительство попросили прислать в Москву правительственную делегацию. Неделей позже Сталин представил финнам список требований, являвшихся частью проекта еще одного договора. Требования включали в себя передачу в аренду полуострова Ханко, передачу Советскому Союзу нескольких островов в Финском заливе, а также части полуострова Рыбачий близ Мурманска и порта Петсамо. Еще одно требование состояло в том, чтобы передвинуть границу между двумя государствами в районе Карельского перешейка, проходившую неподалеку от Ленинграда, на 35 километров севернее. Взамен финнам предложили малозаселенную часть советской Северной Карелии.

Переговоры в Москве продолжались до 13 ноября и закончились ничем. Сталин, убежденный в том, что финны не могут рассчитывать на какую‑либо международную поддержку и не хотят воевать, решил напасть на соседнюю страну. Поводом, который он решил использовать для нападения на Финляндию, стал призыв о братской помощи Советского Союза от марионеточного «правительства в изгнании», состоявшего из горстки финских коммунистов. Советские войска спровоцировали пограничный инцидент близ деревни Майнила в Карелии. Финны обратились за помощью к Германии, но нацистское правительство им отказало и посоветовало пойти на уступки.

29 ноября 1939 г. Советский Союз разорвал дипломатические отношения с Финляндией. На следующий день войска Ленинградского военного округа атаковали позиции финской армии, а бомбардировщики Красной Армии совершили налет на Хельсинки. Началась советско‑финская война. Советское руководство было уверено в том, что эта кампания будет прогулкой наподобие оккупации Восточной Польши. Народный комиссар обороны Ворошилов намеревался закончить кампанию к шестидесятилетнему юбилею товарища Сталина. 21 декабря Дмитрий Шостакович получил указание написать симфонию по случаю празднования победы над финнами.

Тем временем в Финляндии был возвращен из отставки и назначен на должность главнокомандующего маршал Карл Густав Маннергейм – бывший офицер царской армии и герой войны за независимость против большевиков. Финской армии, в рядах которой было менее 150 тыс. человек, многие из которых были резервистами и подростками, противостояла группировка Красной Армии, насчитывающая более миллиона солдат. Финская линия обороны, проходившая через весь Карельский перешеек к юго‑западу от озера Ладога, известная как «линия Маннергейма», состояла в основном из окопов, дзотов и некоторого количества бетонных дотов. Однако финнам помогала природа, поскольку в густых лесах с множеством маленьких озер почти не было дорог, а существующие были тщательно заминированы.

Несмотря на мощную артиллерийскую подготовку, советскую 7‑ю армию ждал крайне неприятный сюрприз. Вначале советские стрелковые дивизии увязли в боях с финскими частями прикрытия и многочисленными снайперами вблизи линии границы. Затем, подойдя к минным полям и не располагая достаточным количеством миноискателей, но имея приказ без промедления продвигаться вперед, советские командиры просто послали своих солдат в атаку по покрытым глубоким снегом минным полям, находящимся перед «линией Маннергейма». Солдат Красной Армии постоянно убеждали, что финны встретят их как братьев и освободителей от капиталистических угнетателей, но яростное сопротивление финнов было сильнейшим ударом по их боевому духу. Будучи мастерами зимней маскировки, финны, оставаясь практически незаметными, расстреливали советских солдат из пулеметов, когда те пробирались через минные поля по колено в снегу к укреплениям «линии Маннергейма».

На самом севере Финляндии советские войска, дислоцированные в Мурманске, атаковали горнодобывающие районы страны и порт Петсамо, однако их попытки перерезать Финляндию надвое южнее, наступая с востока, и достичь Ботнического залива потерпели полное фиаско. Сталин, изумленный, что финны не сдались сразу, а начали защищаться, приказал Ворошилову сокрушить их, используя всю мощь Красной Армии. Красные командиры, напуганные продолжающимися чистками в армии, скованные по рукам и ногам косным военным мышлением, которое стало прямым результатом этих чисток, не могли придумать ничего лучше, как только посылать все больше и больше солдат под финские пулеметы на верную смерть. При температуре ниже 40 градусов мороза, советские солдаты, не имея нужного снаряжения, абсолютно не подготовленные к военным действиям в тяжелых условиях зимы, сильно выделяясь на фоне снега своими коричневыми шинелями, еле продвигались вперед под огнем финнов. Среди густого леса и замерзших озер Центральной и Северной Финляндии колонны советских войск могли двигаться лишь по нескольким пригодным для этого дорогам. Там из засады на них со скоростью молнии нападали финские лыжники, вооруженные автоматами «суоми», ручными гранатами и охотничьими ножами, для того чтобы добить свою жертву.

Финны применяли против Красной Армии тактику, называемую ими «рубкой полена»: части отсекались друг от друга, затем перерезались линии снабжения войск продовольствием, отчего советские солдаты начинали умирать от голода. Финские лыжники, появляясь бесшумно из снежного тумана, забрасывали советские танки и артиллерию гранатами и бутылками с зажигательной смесью, а затем так же молниеносно исчезали. Это была полупартизанская война, к которой Красная Армия была абсолютно не готова.

Фермы, коровники, сараи – все было сожжено финнами перед приходом Красной Армии, чтобы лишить ее какой‑либо возможности получить крышу над головой в такую лютую зиму. Все дороги были заминированы, и на пути советских войск было множество других минных ловушек. Любой советский солдат, получивший ранение в таких условиях, быстро замерзал до смерти. Советские солдаты стали называть финских лыжников в зимнем камуфляже «белая смерть». 163‑я стрелковая дивизия Красной Армии была окружена близ Суомуссалми, а 44‑я стрелковая дивизия, идущая ей на помощь, была рассечена на несколько частей в результате целой серии атак и также пала жертвой белых призраков, мелькающих среди деревьев финского леса.

«На протяжении четырех миль, – писала американская журналистка Вирджиния Коулз, которая позднее смогла попасть на поле боя, – на дороге и в лесу валялись тела людей и лошадей, стояли разбитые танки, полевые кухни, грузовики, орудийные лафеты, повсюду были разбросаны карты, книги, одежда. Трупы людей настолько замерзли, что напоминали окаменевшую древесину, а цвет их кожи был ярко‑красным. Некоторые тела были сложены горой одно на другое и присыпаны сверху слоем снега, другие опирались на деревья, застыв в гротескных позах. Многие замерзли в тех позах, в которых они пытались согреться. Я видела солдата, зажавшего одной рукой рану в животе, а другой пытавшегося расстегнуть воротник своей шинели».

Подобная судьба постигла и 122‑ю стрелковую дивизию, что наступала в юго‑западном направлении с Кольского полуострова, пытаясь захватить Кемиярви. Но здесь она попала в ловушку и была полностью разбита финскими войсками под командованием генерала Валлениуса. «Очень странно выглядели тела убитых на дороге солдат, – писал первый иностранный журналист, увидевший последствия сопротивления финнов. – Холод заморозил их в тех позах, в которых они упали. Он также слегка сморщил их тела и черты лиц, придав им как бы искусственное, восковое выражение. Вся дорога напоминала огромную, сделанную из воска панораму какой‑то тщательно поставленной битвы… Один солдат облокотился о колесо телеги с куском проволоки в руках, другой вставлял в свою винтовку обойму с патронами».

Международное осуждение советского вторжения в Финляндию привело к тому, что Советский Союз исключили из Лиги Наций. Всенародное возмущение в Лондоне и Париже было, пожалуй, даже больше, чем вызванное вторжением Германии в Польшу. Союзник Сталина Германия также оказалась в непростом положении. С одной стороны, Германия получала большое количество сырья и других материалов из СССР, но с другой стороны, ее крупными поставщиками были и скандинавские страны, особенно Швеция, и теперь Германия опасалась осложнений в отношениях с этими странами. Больше всего нацистское руководство было озабочено звучавшими в Англии и Франции призывами отправить Финляндии военную помощь. Присутствие союзников в Скандинавии могло привести к перебоям в поставках в Германию шведской железной руды, которая была крайне важна для военной промышленности Германии.

Однако на этот раз Гитлер был абсолютно уверен в своей правоте. Он был глубоко убежден, что само провидение на его стороне, что оно хранит его ради достижения великой цели. 8 ноября он произнес свою ежегодную речь в огромном пивном зале «Бюргербройкеллер» в Мюнхене, где в 1923 г. начался провалившийся путч нацистов. Плотник Георг Эльзер смог поместить взрывное устройство в колонну рядом с трибуной для Гитлера. Но именно в этот раз Гитлер сократил свое выступление, поскольку спешил вернуться в Берлин. Через двенадцать минут после того, как он покинул пивной зал, раздался мощный взрыв, который разнес помещение в щепки, убив при этом целый ряд «старых бойцов партии». В Лондоне реакция на эти события, как писал один журналист, «была типично невозмутимо британской: «Вот черт, не повезло», как будто кто‑то промахнулся, стреляя в фазана». Неоправданно оптимистически настроенные англичане утешали себя мыслью, что немцы сами избавятся от этого ужасного режима, что это только вопрос времени.

Эльзера арестовали в тот же вечер при попытке пересечь швейцарскую границу. Хотя в ходе расследования и стало очевидно, что он действовал в одиночку, нацистская пропаганда тут же обвинила английскую разведку в совершении покушения на жизнь фюрера. У Гиммлера появилась великолепная возможность воспользоваться происшедшим. Вальтер Шелленберг, эсэсовский специалист по разведке, в то время контактировал с двумя офицерами английской разведки, убедив их в том, что является членом антигитлеровского заговора в рядах вермахта. На следующий день после совершения покушения на Гитлера он предложил им встретиться в голландском городке Венло, расположенном на самой границе с Германией. Шелленберг пообещал им привести на встречу антифашистски настроенного генерала немецкой армии. Но вместо этого англичане напоролись на специальный отряд СС, который их и похитил. Во главе отряда был штурмбанфюрер Альфред Науйокс, который командовал провокационным нападением на немецкую радиостанцию в Глейвице, имевшим место в конце августа и ставшим поводом для нападения на Польшу. Это будет не единственный провал английской разведки в Нидерландах.

Это фиаско скрыли от британской общественности, которая в конце месяца смогла все‑таки восстановить свою веру в Королевские военно‑морские силы. 23 ноября вооруженный английский пассажирский лайнер Rawalpindi вступил в бой с немецкими линкорами Gneisenau и Scharnhorst. В неравном бою, проявив невиданное мужество, которое сравнивали с подвигом сэра Ричарда Гренвилла, давшего в одиночку на своем корабле Revenge бой целой эскадре испанских галеонов, артиллерийские расчеты Rawalpindi сражались до последнего человека. Затем судно, охваченное огнем от носа до кормы, пошло на дно, но с гордо реющим британским флагом.

После этого, 13 декабря 1939 г., у побережья Уругвая эскадра коммодора Генри Харвуда, в составе которой находились крейсеры Ajax, Achilles и Exeter обнаружила немецкий «карманный линкор» Admiral Graf Spee, который к тому времени уже потопил девять союзных кораблей. Капитана Ганса Лангсдорфа, командира этого корабля, уважали за то, что он хорошо обращался с членами команд потопленных им кораблей. Лангсдорф совершил ошибку: принял английские корабли за эсминцы и потому решил дать им бой, вместо того чтобы уклониться от столкновения, даже обладая более мощной, чем его противник, артиллерией, включая 11‑дюймовые орудия главного калибра. Exeter отвлек огонь Graf Spee на себя и получил сильные повреждения, в то время как Ajax и имевший новозеландскую команду Achilles попытались подойти к немецкому линкору на расстояние торпедного выстрела. Несмотря на то, что английская эскадра понесла серьезные потери, Graf Spee, также получивший несколько пробоин, решил выйти из боя под прикрытием дымовой завесы и направился в гавань Монтевидео.

На протяжении последующих нескольких дней англичане смогли ввести Лангсдорфа в заблуждение, что эскадра получила серьезное подкрепление. И вот 17 декабря, высадив на берег пленных и большую часть команды, Лангсдорф вывел Graf Spee в устье реки Ла‑Плата и затопил его, а сам застрелился. Англичане праздновали победу в самый нужный для поднятия их упавшего боевого духа момент. Гитлер, опасаясь, что однотипный немецкий корабль под названием Deutschland может постигнуть та же участь, отдал приказ переименовать его в Luetzow. Он не хотел, чтобы однажды заголовки газет по всему миру оповестили человечество о том, что пущен ко дну корабль под названием «Германия». Символика играла огромную роль в жизни фюрера, что станет еще более очевидным позднее, когда ход войны обратится против него.

Зная от министерства пропаганды Геббельса о том, что Германия одержала победу в морском сражении у побережья Уругвая, немцы позже были потрясены сообщением, что Graf Spee затоплен в устье реки Ла‑Плата. Нацистские власти сделали все возможное, чтобы эти новости не испортили их «военное Рождество». На праздники были увеличены пайки, а население всячески подталкивали к осознанию величия победы над Польшей. Большинство обывателей были уверены, что вскоре наступит мир, поскольку и Германия, и Советский Союз призывали союзников принять как должное, что Польши больше нет.

Своими кинохрониками, показывающими детей, танцующих вокруг рождественской елки, нацистское министерство пропаганды создало настоящий пир тошнотворной немецкой сентиментальности. Но во многих семьях люди испытывали чувство большой тревоги. Многие немцы стали получать официальные уведомления о том, что ребенок‑инвалид или престарелый родственник умер от «воспаления легких» в каком‑то учреждении. Это привело к появлению слухов, что на самом деле этих людей отравили в рамках программы, проводимой СС и медицинским персоналом подобных учреждений. Приказ Гитлера об эвтаназии был подписан в октябре, но затем исправлен задним числом с начала войны 1 сентября, чтобы покрыть первые массовые убийства эсэсовцами около 2 тыс. польских пациентов лечебниц для душевнобольных, многих из которых застрелили прямо в смирительных рубашках. Эта тайная кампания нацистских убийств людей, которых они считали «дегенератами», «бесполезными ртами», «судьбами, недостойными жизни», стала первым шагом в преднамеренном уничтожении тех, кого они позднее охарактеризуют словечком «недочеловеки». Гитлер подождал начала войны для того, чтобы прикрыть ею ужасную программу евгеники. Более 100 тыс. психически и физически больных немцев будут убиты таким образом к началу августа 1941 г. Продолжались убийства таких людей и в Польше и, хотя немцы в основном убивали их выстрелом в затылок, начали применяться и другие способы. Людей заталкивали в кузов грузовика, сделанный в виде герметичной будки, куда поступали выхлопные газы работающего двигателя. Обреченные на смерть погибали в страшных муках от удушья. В первый раз нацисты использовали передвижную газовую камеру в городе Позен. Сам Гиммлер прибыл, чтобы понаблюдать за процессом. Кроме недееспособных людей, нацисты в этот период убили также некоторое количество проституток и цыган.

Гитлер, отрекшийся от своей страсти к кинематографу, пока шла война, также отказался и от Рождества. Во время праздников он совершил ряд широко разрекламированных неожиданных визитов, посетив части вермахта и СС, включая полк Grossdeutschland, несколько аэродромов люфтваффе и зенитных батарей, а также полк своей личной охраны СС Leibstandarte Adolf Hitler, отдыхавший после убийств во время польской кампании. В канун Нового года он обратился к нации по радио. Объявив о создании «Нового порядка в Европе», он затем сказал: «Мы заговорим о мире только после того, как выиграем войну. Еврейский мир капитализма не переживет двадцатый век». В этот раз он ни разу не упомянул о «еврейском большевизме». Он только что послал товарищу Сталину поздравления по случаю его шестидесятилетия, в котором пожелал «процветающего будущего народам дружественного Советского Союза». На что Сталин ответил, что «дружба народов Германии и Советского Союза, скрепленная кровью, имеет все основания быть долгой и крепкой». Даже принимая во внимание стандарты лицемерия в крайне неестественных отношениях между двумя странами, фраза «скрепленная кровью», напоминающая о двойном нападение на Польшу, стала высшей точкой бесстыдства и плохим предзнаменованием на будущее.

К концу того года Сталин был не в очень хорошем настроении. Финская армия уже перенесла боевые действия на советскую территорию. Он был вынужден признать, что катастрофические потери Красной Армии в этой войне были в значительной степени результатом некомпетентности его старого приятеля маршала Ворошилова. Унижению Красной Армии в глазах всего мира необходимо было срочно положить конец. К тому же Сталин был очень озабочен поразительной эффективностью тактики немецкого блицкрига во время польской кампании.

Исходя из этого, он решил назначить командующим Северо‑Западным фронтом командарма І ранга Семена Тимошенко. Как и Ворошилов, Тимошенко был ветераном Первой Конной, но он, по крайней мере, был более гибким в вопросах военного дела. Войска получили новое оружие и снаряжение, включая винтовки нового типа, мотосани и тяжелые танки КВ. Вместо массированных атак пехоты советские войска стали больше полагаться на массированный огонь артиллерии, взламывающий финские укрепления.

Новое советское наступление на «линию Маннергейма» началось 1 февраля 1940 г. Финские войска дрогнули под силой такого удара. Четырьмя днями позже министр иностранных дел Финляндии вступил в контакт с советским послом в Швеции госпожой Александрой Коллонтай. Англия и особенно Франция все же надеялись, что Финляндия продолжит борьбу. Они даже начали консультации с правительствами Норвегии и Швеции с целью получить право транзита для своих экспедиционных войск, направляемым на помощь Финляндии. Немцы были встревожены таким поворотом событий и также начали изучать возможности послать свои войска в Скандинавию, чтобы предупредить высадку союзных войск.

И английское, и французское правительства также рассматривали возможность оккупировать порт Нарвик в Норвегии и горнодобывающие районы северной Швеции, для того чтобы лишить Германию поставок железной руды. Но и шведское, и норвежское правительства опасались оказаться втянутыми в войну. Они отказали Англии и Франции в их просьбе пересечь их территорию, чтобы прийти на помощь финнам.

29 февраля финны, лишенные какой‑либо надежды на помощь извне, решили искать мира с Советским Союзом на основе первоначального советского предложения. 13 марта в Москве был подписан мирный договор. Условия договора для финнов были тяжелыми, но они могли быть гораздо хуже. Финны показали, насколько яростно они готовы защищать свою независимость, но важнее всего было то, что Сталин не хотел продолжать войну, в которую могли втянуться западные союзники. Он также был вынужден признать, что пропаганда Коминтерна была до смешного неправдоподобна, и прекратил деятельность марионеточного правительства финских коммунистов. Красная Армия потеряла в боях с финнами 84 994 человека убитыми и пропавшими без вести, а также 248 090 ранеными и больными. Финны потеряли 25 тыс. человек убитыми.

В это время Сталин дал волю своему желанию отомстить полякам. 5 марта 1940 г. он и Политбюро одобрили план Берии уничтожить всех польских офицеров и других потенциальных лидеров польского народа, которые отказались от всех попыток коммунистического «перевоспитания». Это была часть плана Сталина по уничтожению независимой Польши в будущем. 21 892 жертвы были доставлены грузовиками из тюрьмы на расстрел в пяти местах страны. Самым печально известным местом из этих пяти был Катынский лес неподалеку от Смоленска. Сотрудники НКВД записали адреса семей всех этих людей, когда они писали письма домой. Родственники – 60 667 чел. – были также арестованы и депортированы в Казахстан. Вскоре после этого 65 тыс. польских евреев, бежавших от СС, но отказавшихся принять советское гражданство, были также депортированы в Казахстан и Сибирь.

Французское правительство тем временем хотело продолжать войну как можно дальше от своей территории. Даладье, которого раздражала поддержка французскими коммунистами советско‑германского пакта, думал, что союзники смогут ослабить Германию, атаковав ее союзника. Он выступал за бомбежку объектов советской нефтяной промышленности в Баку и других городах Кавказа, но англичане смогли убедить французов отказаться от этой идеи, так как это могло втянуть Советский Союз в войну на стороне Германии. Позднее Даладье ушел в отставку, и его место 20 марта занял Поль Рейно.

Французская армия, которая вынесла на себе основное бремя военных действий союзников во время Первой мировой войны, считалась самой сильной в Европе и способной защитить свою территорию. Однако более внимательные наблюдатели были в этом не так уверены. Еще в марте 1935 г. маршал Тухачевский предсказал, что французская армия будет не в состоянии противостоять немецкому наступлению. С его точки зрения, фатальной слабостью французской армии было то, что она слишком медленно реагировала на атаку противника. Это происходило не только из‑за ее сугубо оборонного способа мышления, но и потому, что у нее практически не было радиостанций. К тому же немцы еще в 1938 г. взломали устаревшие радиокоды французов.

Президент Франклин Рузвельт, уделявший большое внимание отчетам, приходившим из американского посольства в Париже, также хорошо осознавал слабости французской армии. Военно‑воздушные силы страны только начали заменять свои устаревшие самолеты. Армия, хоть и одна из самых больших в мире, в то время была громоздкой, старомодной и слишком полагалась на оборонительную «линию Мажино», проходившую вдоль границы с Германией. Это обусловило косность мышления командного состава армии. Огромные потери, которые понесла французская армия в Первой мировой войне (только в битве при Вердене погибло 400 тыс. человек), и привели к такому «бункерному» мышлению. К тому же, как отмечали многочисленные журналисты, военные атташе и политические наблюдатели, политические и социальные болезни французского общества после огромного количества скандалов и правительственных кризисов лишили страну какой‑либо надежды на единство и решимость в случае национального кризиса.

С присущей ему прозорливостью, достойной восхищения, президент США Рузвельт понимал, что единственной надеждой сохранить демократию, а также защитить долгосрочные интересы Соединенных Штатов, была поддержка Англии и Франции в их борьбе с нацистской Германией. Наконец, 4 ноября 1939 г. одобренный Конгрессом Соединенных Штатов закон о продаже вооружений за наличный расчет (известный в англоязычных странах как «cash and carry» bill), был ратифицирован. Это первое поражение американских сторонников изоляционистской политики позволило двум союзным державам начать закупки оружия в США.

Франция по‑прежнему жила в каком‑то вымышленном мире. Корреспондент агентства Рейтер во время посещения линии фронта, где ничего не происходило, спросил французских солдат, почему они не стреляют по прогуливающимся невдалеке немецким солдатам, которые были видны как на ладони. Французы были шокированы вопросом. «От них же нет никакого вреда, – нашелся с ответом один из французских солдат, – и потом, если мы начнем стрелять в них, они же начнут стрелять в нас». Немецкие патрули, разведывавшие обстановку вдоль линии фронта, вскоре обнаружили полное отсутствие боеспособности и каких‑либо проявлений бойцовских качеств со стороны большинства французских воинских частей. Одновременно с этим немецкая пропаганда продолжала распространять подстрекательские слухи о том, что англичане заставляют французов нести на себе всю тяжесть военного бремени.

Кроме проведения работ по укреплению оборонительных позиций, французская армия также понемногу начала заниматься подготовкой своих войск. Но в основном французская армия занималась одним – она находилась в ожидании. Такая бездеятельность привела к падению боевого духа в армии и к депрессии. Политики все чаще слышали о пьянстве в армии, о самовольных отлучках и неопрятном виде военнослужащих, появляющихся на публике. «Нельзя проводить все время, играя в карты, выпивая и занимаясь писанием писем домой одной и той же жене, – крайне точно выразился один солдат. – Мы все время валяемся на соломе и от нечего делать зеваем, мы даже вошли во вкус ничегонеделанья. Моемся все реже и реже и даже не утруждаем себя бритьем. Мы не убираем там, где живем, и даже не убираем за собой обеденный стол после еды. На нашей военной базе царят скука и грязь».

У Жан‑Поля Сартра, служившего на военной метеостанции, оказалось достаточно времени, чтобы написать первый том тетралогии «Дороги свободы», а также часть книги «Бытие и ничто». Той зимой, писал он, была одна забота – «поспать, поесть и не замерзнуть, вот и все». Генерал Эдуар Руби писал: «Любые военные упражнения вызывали недовольство, а любая работа считалась утомительной. После нескольких месяцев такой стагнации никто уже не верил в то, что война идет». Не все офицеры, однако, были настолько благодушны и расслаблены. Прямолинейный полковник Шарль де Голль, ярый сторонник создания танковых дивизий наподобие уже существовавших в немецкой армии, предупреждал, «что быть неготовыми означает быть разбитыми». Но у французских генералов его предупреждение не вызвало ничего, кроме раздражения.

Единственным, что сделало командование французской армии для поддержания в войсках боевого духа, была организация на передовой концертов знаменитых певцов и актеров, таких как Эдит Пиаф, Жозефина Бейкер, Морис Шевалье и Шарль Трене. А в Париже, где были забиты все рестораны и кабаре, самой популярной стала песня «J’attendrai» – «Я подожду». Но наибольшей опасностью для дела союзников были крайне правые, находившиеся на высоких должностях в армии и правительстве и считавшие, что «лучше Гитлер, чем Блюм», имея в виду социалиста – главу правительства Народного фронта в 1936 г. Леона Блюма, который к тому же был евреем.

Жорж Бонне, один из самых ярых сторонников политики умиротворения Германии во французском министерстве иностранных дел, имел племянника, который перед войной служил в качестве канала по передаче нацистских денег для осуществления антибританской и антисемитской пропаганды во Франции. Друг господина министра Бонне Отто Абец (впоследствии ставший представителем МИД Германии при главе немецкой военной администрации в оккупированном Париже) непосредственно занимался передачей этих денег и поэтому был выслан из Франции. Даже новый премьер‑министр Поль Рейно, ярый сторонник войны с нацизмом, имел опасную слабость. Его любовница графиня Элен де Порт, «женщина, чьи несколько грубые черты лица выдавали в ней необычайную силу характера и уверенность в себе», полагала, что Франция не обязана была выступать в защиту Польши.

Тем временем Польша в лице своего правительства в изгнании прибыла в Париж. Ее премьер‑министром, а также главнокомандующим польскими вооруженными силами был генерал Владислав Сикорский. Обосновавшись в г. Анже, Сикорский принялся за реорганизацию польской армии из тех 84 тыс. человек, которые смогли бежать после разгрома Польши через Румынию. Между тем в самой Польше начало быстро развиваться движение Сопротивления. Как покажет будущее, польское движение Сопротивления окажется самым быстро организованным из всех, что позднее возникнут в оккупированных немцами странах. К середине 1940 г. польская армия в подполье насчитывала более 100 тыс. членов в одном только генерал‑губернаторстве. Польша стала одной из очень немногих стран в империи нацистов, где почти не было коллаборационистов.

Французы были решительно настроены не повторить судьбу Польши. И все же большинство населения страны и ее лидеров не смогло осознать того факта, что эта война будет в корне отличаться от всех предыдущих. Нацистов не удовлетворят репарации и сдача одной или двух провинций. Они намеревались перестроить всю Европу по своему бесчеловечному образцу.

Глава 4

Дата добавления: 2014-11-20