Наследование усыновленными и усыновителями

Усыновление и удочерение (далее – усыновление) является специальным правовым актом принятия чужого несовершеннолетнего ребенка в семью усыновителя для обеспечения полного содержания и надлежащего физического и духовного его развития. Усыновление признается законодателем, наряду с супружеством, родством и свойством, в качестве основания включения лица в число наследников по закону. Усыновление осуществляется судом (ст. 269-275 ГПК РФ) по заявлению лиц, желающих усыновить ребенка, при этом суд исходит из интересов детей. Усыновление братьев и сестер разными лицами не допускается. В соответствии с СК (ст. 125), ГПК, Законом об АГС (ст. 39-47) факт установления усыновления подтверждается судебным решением об установлении усыновления и/или свидетельством об усыновлении, которое является актом государственной регистрации усыновления и выдается органами ЗАГС. Указанные документы признаются единственными доказательствами усыновления, если усыновление производилось в судебном порядке, введенном в действие на территории России с 29 сентября 1996 г. в соответствии со ст. 2 Федерального закона «О внесении изменений и дополнений в Гражданский процессуальный кодекс РСФСР» от 21 августа 1996 г.[276].

В наследовании усыновленных индивидуальное начало правового регулирования пределов наследования проявляется, прежде всего, в уравнении усыновленных в наследственных правах с кровными детьми усыновителя: в п. 1 ст. 1147 ГК установлено, что при наследовании по закону усыновленный и его потомство с одной стороны и усыновитель и его родственники – с другой приравниваются к родственникам по происхождению (кровным родственникам). Предшествующее регулирование не содержало такого правила, ограничиваясь включением в состав первой очереди наследников, наряду с родными детьми и родителями умершего, его усыновителей и усыновленных им детей. Как и ранее действовавшее гражданское законодательство (ч. 5 и 6 ст. 532 ГК РСФСР 1964 г.), ГК РФ предусмотрел, что «усыновленный и его потомство не наследуют по закону после смерти родителей усыновленного и других его родственников по происхождению, а родители усыновленного и другие его родственники по происхождению не наследуют по закону после смерти усыновленного и его потомства» (п. 2 ст. 1147). Указанное положение представляет конкретизированное применительно к наследственным правоотношениям более общее положение семейного законодательства о том, что «усыновленные дети утрачивают личные неимущественные и имущественные права и освобождаются от обязанностей по отношению к своим родителям (своим родственникам)» (п. 2 ст. 137 СК РФ).

Силу закона получило признававшееся ранее доктриной гражданского права и основывавшееся на нормах семейного права (ч. 3 и 4 ст. 108 Кодекса о браке и семье РСФСР[277], п. 3 и 4 ст. 137 СК) положение о том, что в случае сохранения усыновленным по решению суда отношений «с одним из родителей или другими родственниками по происхождению, усыновленный и его потомство наследуют по закону после смерти этих родственников, а последние наследуют по закону после смерти усыновленного и его потомства» (абз. 1 п. 3 ст. 1147 ГК РФ). Причем наследование усыновленного после смерти кровных родственников, с которыми он сохранил отношения, не препятствуют осуществлению усыновленным наследственных прав по отношению к усыновителю и его кровным родственникам (абз. 2 п. 3 ст. 1147 ГК РФ).

Сказанное, однако, не означает, что в институте наследования усыновленных сегодня отсутствуют какие бы то ни было недоработки. Напротив, в новейшей литературе целый ряд вопросов вызывает различные толкования. По своему содержанию они связаны, прежде всего, с определением круга родственников, с которыми в силу п. 3 и 4 ст. 137 СК у усыновленного могут сохраниться имущественные, а следовательно, и наследственные отношения, а также с влиянием на наследственные права усыновленного как в отношении его кровной семьи, так в отношении семьи усыновителя последующей отмены усыновления. И хотя указанные вопросы своими корнями уходят в семейное законодательство, связаны с его несовершенством и колебаниями судебной практики, представляется необходимым дать им оценку именно с позиций наследственных правоотношений.

Ссылка гражданского закона на СК РФ в части оснований и условий сохранения усыновленным отношений со своими родственниками по происхождению, позволяющего усыновленному наследовать после этих родственников (п. 3 ст. 1147 ГК РФ), в доктрине однозначно воспринимается как ссылка на пп. 3 и 4 ст. 137 СК РФ, в соответствии с которыми инициаторами сохранения отношений с усыновленным могут выступать его отец или мать, а в случае их смерти — родители умершего родителя (дедушка или бабушка ребенка)[278].

Согласно п. 3 ст. 137 СК, при усыновлении ребенка одним лицом личные неимущественные и имущественные права и обязанности могут быть сохранены по желанию матери, если усыновитель – мужчина, или по желанию отца, если усыновитель – женщина. В силу п. 3 ст. 1147 ГК в этом случае усыновленный сохраняет право наследования по закону после своей матери или своего отца. СК, как видим, допускает сохранение отношений усыновленного с одним из родителей по его желанию, но не с родственниками этого родителя. Таким образом, буквальное толкование п. 3 ст. 137 СК РФ приводит к выводу о том, что юридические отношения с другими родственниками усыновленного со стороны соответствующего родителя не сохраняются и ребенок не может наследовать после своих родных братьев и сестер, бабушки и дедушки, дяди и тети и т.д. Правда, в доктрине семейного права указанные положения толковались расширительно в аспекте сохранения соответствующих прав и обязанностей и в отношении всех родственников данного родителя[279]. В области наследственного права аналогичной позиции придерживается М.Л. Шелютто[280].

Сторонником именно буквального толкования анализируемых положений семейного законодательства выступает А.Л. Маковский, считающий, что «закон совершенно определенно устанавливает возможность сохранения родственных отношений с родителями ребенка, но не с родственниками по линии этого родителя», а потому наследование усыновленного и его потомков в таких случаях возможно «после смерти родителя (но не других его кровных родственников)»[281]. Позицию А.Л. Маковского в литературе разделяют М.В. Антокольская[282], З.Г. Крылова и Т.Д. Чепига[283], признающие наследственные права усыновленного только в отношении «одного из родителей, сохранившего отношения с ребенком». Аналогичный взгляд поддерживался и судебной практикой[284]. Итак, какой же из вариантов толкования отвечает подлинному намерению законодателя? В литературе об этом имеется следующее мнение, с которым мы склонны согласиться.

Прежде всего, диспозиция п. 3 ст. 137 СК свидетельствует о том, что зафиксированная в ней норма рассчитана на случаи, когда ребенок был усыновлен одиноким лицом, а не семейной парой. Таким образом, как личные, так и имущественные права усыновленного ограничиваются отношениями с родственниками своего единственного усыновителя, которым закон придает значение отношений с кровными родственниками, включая отношения, связанные с наследованием имущества. Ребенок, усыновленный одиноким усыновителем, сможет наследовать только после родных детей, родителей, братьев и сестер усыновителя и других его кровных родственников. В таких условиях сохранение отношений усыновленного с одним из своих родителей призвано обеспечить не только личные неимущественные права ребенка, но и его имущественные интересы, в том числе право унаследовать имущество после своего родителя. Представляется, что в данном случае нет никаких препятствий для того, чтобы, сохраняя отношения с отцом или матерью, ребенок сохранял отношения и со своими братьями и сестрами, дедушкой и бабушкой, дядями и тетями и т.д. Такой подход позволяет восполнить семейный круг ребенка, неполнота которого ввиду усыновления его одиноким усыновителем может неблагоприятно отразиться не только на его воспитании и развитии, но и на его благосостоянии. Какие-либо разумно понимаемые правовые препятствия для такого восполнения семейного круга ребенка, как представляется, отсутствуют, когда усыновитель и родитель, с которым сохраняются отношения, являются лицами разного пола. Кроме того, достаточной гарантией от неблагоприятных последствий сохранения отношений с одним из родителей является не только судебный порядок усыновления сам по себе, но и необходимость специального указания о сохранении таких отношений в решении суда (п. 5 ст. 137 СК РФ)[285]. Следовательно, сохранение усыновленным прав и обязанностей в отношении одного из своих родителей применительно к наследственным отношениям должно означать, что такой усыновленный может наследовать не только по линии одинокого усыновителя и его кровных родственников, но и по линии всех своих кровных родственников со стороны родителя, с которым этот усыновленный сохраняет отношения по решению суда. Для практического воплощения указанной рекомендации необходимо внести соответствующие изменения в указанную статью СК.

В соответствии с п. 4 ст. 137 СК РФ, если один из родителей усыновленного ребенка умер, то по просьбе родителей умершего родителя (дедушки или бабушки ребенка) могут быть сохранены личные неимущественные и имущественные права в обязанности по отношению к родственникам умершего родителя, если этого требуют интересы ребенка. Данное положение в доктрине семейного права иногда толкуется как указание на сохранение отношений усыновленного только с его бабушкой и дедушкой[286]. В литературе наследственного права аналогичной позиции придерживаются Ю. К. Толстой[287], А. Л. Маковский[288] и М. Л. Шелютто[289], признающие наследственные права усыновленного только в отношении дедушки или бабушки со стороны умершего родителя. При этом основным доводом А. Л. Маковского является недопустимость сохранения судом «по просьбе одного лица (дедушки иди бабушки усыновленного)» родственных отношений и вытекающих из них наследственных прав усыновленного «по отношению к любым другим родственникам его умершего родителя – дяде, тете, двоюродным братьям и сестрам и т.д.». В то же время судебная практика придерживается буквального толкования п. 4 ст. 137 СК РФ, подразумевая под «родственниками умершего родителя», в отношении которых по решению суда могут быть сохранены права и обязанности усыновленного, не только дедушку или бабушку, но и «тетю, дядю, других близких родственников»[290]. За буквальное толкование п. 4 ст. 137 СК РФ, а, следовательно, и за признание наследственных прав усыновленного в отношении всех кровных родственников со стороны его умершего родителя, в литературе выступают, в частности, Р.И. Виноградова и В.С. Репин[291], М.В. Телюкина[292], З. Г. Крылова и Т.Д. Чепига[293].

Позиция второй группы исследователей представляется нам верной по тем же мотивам, которые требуют признания наследственных прав усыновленного в отношении всех его кровных родственников со стороны одного из родителей в случае, когда просьба о сохранении отношений исходит от этого родителя. Прежде всего, это интересы усыновленного, требующие, как уже было отмечено, восполнения семейно-имущественных отношений в тех случаях, когда ребенок усыновлен одиноким усыновителем и должен довольствоваться отношениями с родственниками по линии этого усыновителя. Таким образом, допуская при определенных условиях сохранение прав и обязанностей усыновленного по отношению к одному из родителей, закон не может и не должен препятствовать сохранению этих прав и обязанностей по отношению к родственникам со стороны такого родителя, тем более, что в силу усыновления ребенка одиноким усыновителем юридической замены родственников усыновленного по линии родителя, которому закон разрешает просить о сохранении отношений с усыновленным, соответствующей линией супруга усыновителя не происходит.

Говоря о юридической регламентации наследования усыновленными, нельзя обойти вниманием еще один важный вопрос. Наследственное законодательство не определяет последствия отмены усыновления, основания, порядок и последствия которой установлены нормами ст.ст. 140-144 СК РФ, которые, решая целый ряд общих проблем, оставляют открытыми ряд вопросов, имеющих первостепенное значение для наследственных прав усыновленного.

Доктрина наследственного права до самого последнего времени не уделяла сколько-нибудь значительного внимания исследованию этих вопросов. Долгое время едва ли не единственным оставался тезис О.С. Иоффе, признававшего, что в случае отмены усыновления «оно утрачивает значение юридического факта также и в области наследования»[294]. В современной литературе А.Л. Маковским, М.Л. Шелютто, З.Г. Крыловой и Т.Д. Чепига исследуются особенности отмены усыновления по сравнению с ранее действовавшим порядком, а также вопрос о влиянии на наследственные права усыновленного взаимного соотношения моментов открытия наследства и отмены усыновления[295].

Отмена усыновления производится в судебном порядке. Усыновление прекращается со дня вступления в законную силу решения суда об отмене усыновления (п. 3 ст. 140 СК). При отмене судом усыновления ребенка «взаимные права и обязанности усыновленного ребенка и усыновителей (родственников усыновителей) прекращаются и восстанавливаются взаимные права и обязанности ребенка и его родителей (его родственников), если этого требуют интересы ребенка» (п. 1 ст. 143 СК). При этом отмена усыновления ребенка не допускается, если к моменту предъявления требования об отмене усыновления усыновленный ребенок достиг совершеннолетия, за исключением случаев, когда на такую отмену имеется взаимное согласие усыновителя и усыновленного ребенка, а также родителей усыновленного ребенка, если они живы, не лишены родительских прав или не признаны судом недееспособными (ст. 144 СК). Как видим, правила об отмене усыновления сформулированы в законе преимущественно в расчете на то, что такое решение будет приниматься до достижения ребенком совершеннолетия. Однако не все эти правила позволяют адекватно урегулировать последствия отмены усыновления в наследственно-правовой сфере.

Восстановление взаимных прав и обязанностей ребенка, его родителей и родственников, в том числе и восстановление наследственных прав усыновленного в отношении кровных родственников, происходит не автоматически (как это было в период действия ст. 117 КоБС РСФСР), а только «если этого требуют интересы ребенка». В случае, когда речь идет о несовершеннолетнем, эти интересы, вполне очевидно, могут быть объективированы в наличии у родителей возможности содержать и воспитывать ребенка, в сохранении привязанности ребенка к своим кровным родственникам.

В чем же должны выражаться интересы ребенка, когда вопрос о его содержании и воспитании в семье усыновителя отпал и отмена усыновления производится в более позднем возрасте? Поскольку восстановление отношений с родственниками по происхождению влечет одновременную утрату взаимных прав и обязанностей между усыновленным и усыновителем и его родственниками, а значит, соответственно, восстановление у одних лиц и утрату другими лицами наследственных прав в отношении усыновленного, достижение «взаимного согласия» между лицами с противоположными имущественными интересами является весьма и весьма проблематичным.

Как представляется, заложенное в ст. 144 СК РФ условие отмены усыновления сформулировано без учета возможных имущественных интересов бывшего усыновленного, его кровных родственников и родственников бывшего усыновителя, и может служить приемлемым критерием только до совершеннолетия усыновленного, когда приоритетное значение имеют вопросы обеспечения надлежащего содержания и воспитания несовершеннолетнего. Следует согласиться с той точкой зрения, что в случае отмены усыновления после совершеннолетия усыновленного в качестве общего правила в законе должно быть закреплено условие об автоматическом восстановлении отношений усыновленного со своими родителями и другими родственниками по происхождению[296].

К числу сложных вопросов наследственного права относится и вопрос о влиянии на наследственные права усыновленного произошедшего после открытия наследства вступления в законную силу решения об отмене усыновления. Законом данный вопрос не урегулирован. Проблема заключается в том, что остается неясным: утрачивает ли усыновленный наследственные права, возникшие из наследства, открывшегося до вступления в законную силу решения об отмене усыновления?

А.Л. Маковский, например, предлагает определять последствия в зависимости от того, были ли к моменту вступления решения суда об отмене усыновления в законную силу осуществлены усыновленным наследственные права, которыми он пользовался в силу факта усыновления. Если усыновленным наследство было надлежащим образом принято до вступления решения суда в законную силу, то, по мнению данного автора, его наследственные права осуществленными и, следовательно, не подлежащим и прекращению[297]. Представляется, что подобное толкование без достаточных оснований ущемляет права лиц, приобретших наследственные права на законных основаниях, но по каким-либо обстоятельствам не успевших принять наследство. С указанной позицией трудно согласиться еще и потому, что в наследственном праве традиционно защищается не только право на принятое наследство, но и право на получение наследства, или, как оно называется в некоторых статьях ГК, «право наследования».

В самом деле, правила о наследственной трансмиссии (подробнее см. главу 6 данной работы) защищают наследственные права наследника, который утратил свой наследственный статус (умер, перестал быть субъектом наследственных правоотношений) после открытия наследства, но не успел его принять в установленный срок (п. 1 ст. 1156 ГК РФ). С точки зрения рассматриваемой коллизии важно не столько то, что закон позволяет наследникам умершего осуществить за него наследственные права, сколько придание законом юридического значения праву на принятие наследства, возникающему с момента открытия наследства. Следовательно, есть основания признавать не только осуществленные наследственные права, но и право на принятие наследства. Признает и защищает неосуществленное наследственное право или право на принятие наследства и судебная практика. Пленум Верховного Суда РФ разъяснил, что дети, усыновленные после смерти лиц, имущество которых они имели право наследовать, не утрачивают наследственное право, поскольку ко времени открытия наследства правоотношения с наследодателем, являющимся их родителем, не были прекращены[298], придав тем самым юридическое значение наличию у наследника соответствующих прав до момента утраты в силу усыновления отношений со своими кровными родственниками, а не осуществлению их. Поскольку правовой статус субъектов наследственных правоотношений определяется на момент открытия наследства, и именно на этот момент наследник должен обладать необходимыми качествами – находиться в живых или быть зачатым (п. 1 ст. 1116 ГК РФ), есть все основания считать, что усыновленный, в отношении которого к моменту открытия наследства не вступило в законную силу решение суда об отмене усыновления, должен иметь право осуществить эти права как приобретенные в период обладания правовым статусом, дававшим ему право на наследование после усыновителя или кого-либо из его кровных родственников.

Дополнительным аргументом в пользу признания за усыновленным наследственных прав во всех тех случаях, когда наследство, право на которое для них основывается на факте усыновления, открылось до момента вступления в законную силу решения об отмене усыновления, может служить и то соображение, что все семейное законодательство, включая нормы об усыновлении, основывается на приоритете защиты прав и интересов усыновленного. Следовательно, признание и защита принадлежавшего усыновленному со дня открытия наследства права на принятие наследства будет обеспечивать его материальные интересы, даже если к моменту принятия наследства вступит в силу решение суда об отмене усыновления[299].

Дата добавления: 2014-12-10