КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Вина, совесть и нравственность 6 страница
Ангер пишет, что базисом для развития эмоции вины является чувство привязанности к другому человеку (обычно к родителям или заменяющим их лицам) и страх разлуки. Вслед за Саразоном, Маурером и другими авторами, придерживавшимися представлений т.еории научения или общей теории поведения, вина или, по крайней мере, ее аффективный компонент представляются Ангеру как особая разновидность страха.
С точки зрения Ангера, младенец, ежедневно ощущающий на себе опеку и внимание любящего и заботливого родителя, крепко привязывается к нему. Родитель день за днем, неделю за неделей, все первые месяцы и годы жизни ребенка оберегает его от боли и фрустрирующих ситуаций. Таким образом, уже само присутствие родителя становится для младенца насущной необходимостью, а отсутствие становится причиной для развития <тревоги брошенного ребенка>, которую можно назвать прелюдией переживания вины.
Ежедневный уход за младенцем и связанное с ним развитие способности испытывать <тревогу брошенного ребенка> выступают в роли двух необходимых компонентов научения вине. По мнению Ангера и других сторонников теории научения, первые результаты этого процесса можно обнаружить в 4-5-летнем возрасте. В этом возрасте ребенок, совершивший проступок, может понять значение строгого выражения лица родителя и обращенные к нему слова, вроде <как ты мог сделать это>, <ты поступил плохо> или <больше никогда так не делай>. Согласно Ангеру, такую оценку родителем своего проступка ребенок интерпретирует как угрозу лишения любви, она пробуждает у него <тревогу брошенного ребенка>. После многократного повторения подобных <уроков> ребенок научается самостоятельной оценке своего поведения. <Я поступил плохо, мама и папа говорили, что это плохо, я больше не буду так делать>. Ангер считает, что оценочно-опосредующие реакции ребенка обязательно окрашены в тревожные тона до тех пор, пока ребенок не научится оценивать свои поступки до их совершения, до тех пор, пока под гнетом <тревоги брошенного ребенка> он не согласится с необходимостью соблюдения общепринятых норм поведения. Ангер рассматривает <тревогу брошенного ребенка> как аффективный компонент вины.
Ангер утверждает, что аффективный компонент вины имеет чрезвычайно стойкий характер, и в подтверждение этого тезиса ссылается на классические исследования Соломона и его коллег (Solomon, Wynne, 1953; Wynne, Solomon, 1955). Однако в исследованиях Соломона стимулом был болевой раздражитель, а реакцией индивида, скорее всего, было переживание страха; поэтому убедительность аргументов Ангера зависит от того, насколько мы согласимся со сделанным им допущением о том, что именно страх является аффективным компонентом вины.
В своей работе Ангер приводит ряд убедительных доказательств в пользу общего представления о том, что для эффективного научения вине более уместны не столько методы физического наказания, сколько психологические (<ориентированные на любовь>) методы воспитания. Он обращается за поддержкой к трудам своих коллег (МсКеппап, 1938; Whiting, Child, 1963; Faigan, 1953; Miller, Swanson, 1956; Funkenstein et al., 1957; Unger, 1962). Однако Ангер подчеркивает, что <ориентированные на любовь> методы воспитания будут эффективны только в том случае, если они осуществляются родителями, взрастившими ребенка и поддерживающими с ним эмоциональный контакт. Не страшно лишиться любви, которой нет.
Ангер подчеркивает, что воспитательное воздействие должно быть конкретным и понятным для ребенка (не стоит заявлять, например: <Бог накажет тебя>, <Ты никогда не загладишь свою вину>). Такие угрозы могут вызвать у ребенка излишне устойчивую оценочную реакцию типа <я все делаю не так> или спровоцировать инт-рапунитивное поведение, стремление во что бы то ни стало искупить свою вину (заглушить <тревогу брошенного ребенка>).
Многие исследователи (Sears, Maccoby, Levin, 1957) согласились с предположением о том, что для становления совести необходима идентификация с добрыми и благосклонными родителями, использующими <ориентированные на любовь> методы воспитания. Их эксперименты наглядно продемонстрировали, что угроза лишения любви исключительно эффективна как фактор нравственного воспитания. Эти авторы пришли к выводу, что воспитание излишней совестливости способствует формированию ригидной, мучимой чувством вины личности, тогда как прямым следствием недостаточного воспитания совести становится аморальный тип личности, чьи антисоциальные импульсы могут быть обузданы только страхом наказания.
В исследовании Глюка и Глюка (Glueck, Glueck, 1950) была обнаружена прямая связь между делинквентностью подростков и теми методами воспитания, которые применяли их родители. Как правило, отношениям в семьях делинквентных подростков недоставало любви, теплоты и чувства взаимной привязанности.
Маккеннан (МсКеппап, 1948) исследовал реакции на психологические и физические методы воспитания с помощью ретроспективных отчетов студентов Гарвардского университета. Студентов попросили вспомнить и описать свои реакции на то или иное наказание. Так, описывая свои переживания, связанные с физическими методами воспитательного воздействия, студенты указали на <гнев, упрямство, возмущение, раздражение, ненависть, холодное отвращение и так далее> (р. 500). Напротив, свою реакцию на угрозу лишения любви они описали как <стыд, сожаление, угрызения совести, раскаяние, желание извиниться, желание никогда не поступать так снова и так далее> (р. 498).
Понимание вины Маэром (Maher, 1966) почти не отличается от воззрений Анге-ра. Вина, по Маэру, является разновидностью тревоги, охватывающей человека под угрозой лишения любви и под угрозой прочих подобных этому наказаний за недостойное поведение. Кроме того, он считает, что применение наказаний в процессе нравственного воспитания оказывает прямое воздействие как на развитие вины, так и на формирование совести как таковой. Вслед за Ангером, Маэр полагает, что эмоция вины представляет собой двухкомпонентное образование - единство вербальной оценки и эмоционально-висцеральных реакций (реакций, преимущественно связанных со страхом). Кроме того, Маэр утверждает, что переживание вины может заставить человека возжелать наказания. Он поддерживает вывод Мошера (Mosher, 1968) о том, что восприимчивость человека к внешним оценкам своего поведения зависит от того, насколько развита у него способность испытывать вину - индивид, обладающий развитой способностью испытывать вину, не так чувствителен к внешним оценкам, характер его поведения определяется в основном его собственным пониманием о правильном и неправильном поступке.
Маэр использовал понятие вины именно в таком виде, как его понимали Ангер, Мошер и другие авторы, применительно к анализу психопатии. Психопатия, с его точки зрения, вызывается недостаточным развитием способности к вине или дефицитом совести. Подразумевается, что в детстве психопат либо был полностью лишен родительской любви и заботы, либо не имел опыта нравственного воспитания, связанного с отношениями любви. Тот факт, что психопаты имеют склонность к совершению антисоциальных поступков, к промискуитету, рассматривается автором как доказательство их неспособности к переживанию вины.
Маэр предполагает, что психопаты, как дети, проявляют особое умение в выборе подходящих способов выражения раскаяния, они не скупятся на обещания, с единственной целью избежать наказания. Они используют обаяние и социальные навыки, чтобы добиться желаемого. Они не приучены к труду,' они не в состоянии ждать отсроченных вознаграждений. Они неустойчивы к фрустрациям. Они умеют приобретать расположение и одобрение просто <красивыми глазками>, обаянием и смышленостью. Психопаты чрезвычайно изобретательны, когда им нужно добиться помощи от других людей или избежать наказания засвой проступок. Им редко попадает за проступки, и потому они почти искренни в недопонимании того факта, что их действия могут обижать других людей или вредить им.
С точки зрения Маэра, совесть представляет собой комплекс способностей, в числе которых - устойчивость к искушению, способность к повиновению и способность испытывать вину. По его мнению, устойчивость к искушению развивается в процессе научения способам отвержения, а способность к соблюдению моральных норм - в результате подражания родительскому поведению. Маэр находит в работах коллег множество аргументов в пользу своего понимания психопата как индивида, чья способность переживать вину не развита. В одной из таких работ, например, был описан эксперимент, в ходе которого психопатам были предложены некие задания, причем было обнаружено, что психопаты значительно хуже выполняют задания в ситуации, когда в предшествующих случаях правильное решение было подкреплено, и значительно лучше тогда, когда даже неверное решение заслужило поощрение.
В замечательной работе Хоффмана и Зальцштайна (Hoffman, Saltzstein, 1967) проведен анализ разных видов воспитательных воздействий на ребенка с точки зрения их влияния на процессы развития совести и вины. В результате анализа авторы выявили три класса методов воспитания: первый из них основывается на применении физического наказания, второй и третий с физическим наказанием не связаны. Первый из двух либеральных методов воспитания не предполагает грубых проявлений гнева или недовольства, он опирается на угрозы лишить ребенка родительской любви. Второй основывается на способности к сочувствию, он ставит своей целью пробуждение эмпатического ответа ребенка, который должен помочь ему осознать, что он послужил причиной для огорчения другого человека. Эксперимент Хоффма-на и Зальцштайна наглядно демонстрирует, что апелляция к сочувствию ребенка, к его эмпатическим способностям более эффективна в процессе научения вине, чем прямолинейная угроза родителя лишить ребенка своей любви.
В полном соответствии с теорией дифференциальных эмоций угроза лишения любви, используемая в качестве наказания или как способ научения основам морали, в зависимости от индивидуальных особенностей ребенка, от качества сложившихся между ребенком и родителем отношений и от ситуации может спровоцировать либо эмоцию печали, либо гнева, либо страха, либо вины, либо сразу несколько из этих эмоций. Если ребенок воспримет угрозу лишения любви как вероятность разлуки с любимым родителем, то, скорее всего, она вызовет у него переживание печали. Ребенок предощущает грядущее одиночество, представляет себе, что он будет чувствовать, лишившись комфорта, радости и возбуждения, которые обеспечивал ему родитель или любимый человек. Угроза лишения любви может вызвать переживание страха, если ребенок воспринимает родителя в первую очередь как защитника. Переживание вины может стать следствием угрозы лишения любви в том случае, если ребенок поймет причинно-следственную связь между своим проступком и этой угрозой. В данном случае угроза лишения любви становится для ребенка сигналом о том, что он совершил неверный по отношению к любимому человеку поступок. Ребенок осознает, что его реальные или воображаемые неправильные поступки стали преградой между ним и любимым родителем, что он стал причиной для родительского отчуждения, что его поведение препятствует нормальному взаимодействию с любимым человеком.
С точки зрения теории дифференциальных эмоций метод пробуждения сочувствия, разработанный Хоффманом и Зальцштайном (Hoffman и Saltzstein, 1967), представляет собой практическое применение принципов эмоционального взаимодействия и эмоционального заражения. Можно предположить, что способы формирования совести, основывающиеся на таком понимании эмоциональных процессов, рассматриваемых в рамках межличностных взаимоотношений, имеют хорошие перспективы, могут стать первыми ростками нового течения, ориентированные на становление совестливой личности и на лучшее взаимопонимание людей относительно целей подлинно нравственного общества.
ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ЭМОЦИИ ВИНЫ
В последнее время было произведено множество экспериментов, в которых исследователи вызывали у испытуемых переживание вины, пытались воздействовать на ход этого переживания и оценить его. Большинство этих исследований опирались либо на концепцию редукции влечения, разработанную в теории научения, либо на теорию социального научения, либо на психоанализ, то есть на те течения психологической науки, которые традиционно игнорировали значение отдельных эмоций и не акцентировали свое внимание на их различиях. Однако, несмотря на понятийный хаос, сопровождающий рассуждения исследователей об эмоциональных состояниях, они могут оказаться полезными нам для лучшего понимания эмоции вины и ее взаимодействия с другими эмоциями, когнитивными процессами и поведением. (Прекрасный обзор работ, посвященных эмоции вины, см.: Johnson, Dokecki, Mowrer, 1972.)
Взаимодействие вины и гнева
Гамбаро (Gambaro, 1967) провел экспериментальное исследование взаимодействия вины и гнева во фрустрирующей ситуации. Эксперимент Гамбаро весьма интересен тем, что он не ограничился очевидным предположением, что предложенная им фрустрирующая ситуация вызовет гнев испытуемых. Он воспользовался техникой самоотчета, чтобы выявить, насколько успешно испытуемые могут управлять субъективным переживанием гнева.
В соответствии с выдвинутой Гамбаро гипотезой, переживание гнева, спровоцированное фрустрирующей ситуацией, должно было вызвать повышение диастоли-ческого давления, а последующее выражение гнева в агрессивном акте - снизить его. Кроме того, Гамбаро предположил, что на результат эксперимента должны оказать влияние личностные качества испытуемых, например те из них, которые измеряются при помощи шкалы агрессии-вины Мошера (Mosher, 1967).
Для целей исследования были созданы четыре экспериментальные ситуации. Роль фрустрирующего раздражителя для испытуемых исполнял ассистент экспериментатора. В первой ситуации испытуемые могли выразить свой гнев, наказав ассистента ударом электрического тока. Во второй ситуации у испытуемых был только опосредованный выход для гнева - они должны были просить экспериментатора о наказании своего обидчика. В третьей ситуации испытуемым было запрещено открыто выражать свой гнев. В четвертой ситуации экспериментальная процедура вовсе не содержала фрустрирующего условия, причин для гнева не было. Испытуемых просто просили заполнить какой-нибудь формуляр.
Самоотчеты испытуемых показали, что они оценивают глубину переживания гнева в ситуации фрустрации выше, чем контрольная группа в ситуации, не содержавшей фрустрирующего фактора. Значения замеров диастолического давления у испытуемых в ситуации фрустрации были значительно выше, чем у испытуемых контрольной группы. После агрессивной реакции отмечалось снижение диастолическо-го давления, причем у испытуемых первой группы оно оказалось значительно более выраженным, чем у испытуемых третьей группы. Диастолическое давление испытуемых второй группы после опосредованной реакции на фрустрирующее условие снизилось примерно на такую же величину, как у испытуемых третьей группы.
Диастолическое давление во фрустрирующей ситуации у испытуемых, показавших высокие значения по шкале вины, и у испытуемых, показавших низкие значения по шкале вины, повысилось в равной степени. Однако снижение диастоличе-ского давления после агрессивной реакции на фрустрирующий фактор у испытуемых, показавши высокие значения по шкале вины, было выражено не так отчетливо, как у испытуемых, показавших низкие значения по шкале вины. А в ситуации, где разрешалась лишь опосредованная реакция на фрустрирующий раздражитель, диасто-лическое давление у испытуемых, показавших высокие значения по шкале вины, не снизилось, а даже несколько возросло.
Это интересное исследование позволяет нам гораздо глубже понять динамику эмоции вины, особенно в ситуации, когда вина связана с переживанием гнева и с агрессивной реакцией на переживание гнева. Эксперимент со всей очевидностью продемонстрировал, что выраженность переживания вины за свои агрессивные поступки (даже в том случае, если агрессия имеет объективные оправдания) тесно связана с физиологическими изменениями, вызванными этими переживаниями и поступками. Например, у тех из испытуемых, которые испытывали сильную вину за свою агрессивность (неважно, находили ли они ей объективное оправдание), наблюдались отчетливые физиологические индикаторы тревоги (повышалось диастоли-ческое давление) после того, как они выражали свой гнев посредством физической агрессии. Напротив, те из испытуемых, которые не испытывали вины за свою агрессивность, агрессивное поведение которых строилось по принципу <око за око, зуб за зуб>, находили в агрессивном выражении гнева успокоение, у них понижалось диа-столическое давление, все физиологические параметры приходили в равновесие. Выводы Гамбаро безусловно представляют интерес, но к ним следует отнестись с известной долей осторожности, нам еще предстоит проверить, насколько жестко связаны полученные ими результаты с конкретными условиями экспериментальной ситуации, насколько выводы, сделанные на основании данных эксперимента, соответствуют реалиям повседневной жизни.
Соломон и соавт. (Solomon, Turner, Lessac, 1968) исследовали эмоцию вины у собак, по мнению авторов, обнаруженные ими закономерности можно распространить и на человеческое переживание вины и поведение, связанное с переживанием вины. Экспериментаторы предлагали собакам сухой корм и консервированное мясо и пытались научить выбирать менее лакомый сухой корм. Таким образом они предполагали развить у подопытных собак <устойчивость к соблазну>. Для того чтобы приучить собак выбирать сухой корм, экспериментаторы использовали наказание (щелчок по носу). Продолжительность отсрочки наказания после неверного поступка (поедание консервированного мяса) в ходе эксперимента изменялась. Длительность отсрочки наказания никак не повлияла на скорость, с которой собаки науча-лись противостоять искушению и избегать наказания. Однако и эмоциональное состояние собак, и их реакции на отсутствие экспериментатора, и реакции на нарушение запрета серьезно менялись в зависимости от того, насколько длительной была отсрочка наказания. Авторы утверждают, что результаты, полученные ими на собаках, можно применить к практике воспитания детей, а именно - следует учитывать, что длительность отсрочки наказания непосредственно связана с <силой переживания стыда и вины у детей>.
К подобным выводам, когда в итоге предпринимается попытка перенести закономерности обусловливания у собак на процессы социализации у детей, следует относиться крайне осторожно, но похоже, что в чем-то они правомерны. Например, если Ребекка испытывает вину, то и само переживание вины, и ее мысли и поступки, связанные с этим переживанием, обязательно будут связаны с тем, когда и как она подвергнется наказанию за свой проступок. Если Ребекка почувствует за собой вину и узнает, что она будет наказана за свой проступок, но через некоторое время, ей придется все это время жить с виной. Она вынуждена будет снова и снова представлять себе ситуацию, вызвавшую переживание вины, ее проступок будет представляться ей все более серьезным, а наказание - все более страшным. Прежде чем сказать <вот погоди - придет отец, уж он тебе задаст>, мать должна тщательно взвесить, на сколь мощное переживание вины она обрекает своего ребенка.
Вина и готовность идти на уступки
Фридман, Уоллингтон и Блесс (Freedman, Wallington, Bless, 1967) сделали обзор исследований Фридмана и Фрэйзера (Freedman, Fraser, 1966), Уоллеса и Садалла (Wallace, Sadalla, 1966), Брока и Бекера (Brock, Becker, 1962) и Карлсмита и Гросса (Carlsmith, Gross, 1966). По мнению авторов, результаты этих исследований позволяют сделать вывод о том, что переживание вины повышает готовность идти на уступки. В то же время авторы заявили, что некоторые из рассмотренных ими исследований имеют слабые места и потому сочли необходимым провести сериюиз трех дополнительных экспериментов.
В первом эксперименте испытуемые оказывались в ситуации, когда они заранее получали представление о сути некоего предстоящего им эксперимента. Они могли сообщить об этом экспериментатору, но могли и солгать. Затем всех испытуемых, и солгавших, и сказавших правду, просили принять участие в другом эксперименте, который носил либо неприятный характер, либо нейтральный. Было обнаружено, что на участие в следующем эксперименте с большей готовностью шли солгавшие испытуемые. При этом неприятный или нейтральный характер предстоящего испытания никак не повлиял на это соотношение.
Во втором эксперименте испытуемые располагались за шатким столом, на котором неким отсутствующим студентом были аккуратно разложены бланки, причем все было устроено таким образом, что бланки неизбежно разлетались и перепутывались. Контрольная группа размещалась за устойчивым столом и не нарушала идеального порядка на столе. Затем экспериментатор просил испытуемых принять участие в эксперименте, который должен был проводить либо тот самый студент, чьи бланки были перепутаны, либо другой, совершенно посторонний экспериментатор. В результате 75 % испытуемых в группе, перепутавшей бланки, согласились участвовать в будущем эксперименте, тогда как в контрольной группе таких оказалось лишь 39 %. Причем на участие в эксперименте, который должен был проводить посторонний экспериментатор, испытуемые из обеих групп соглашались одинаково охотно, различия между группами проявились именно в готовности прийти на помощь тому студенту, чьи бланки были перепутаны. В группе <провинившихся> испытуемых (которых, однако, никто не обвинял) девять человек из десяти изъявили готовность участвовать в эксперименте, который должен был проводить <обиженный> ими студент, тогда как в группе <невинных> такую готовность изъявили только пять испытуемых из пятнадцати.
В третьем эксперименте исследователи попытались выяснить, каким образом переживание вины влияет на готовность к сотрудничеству с обиженным. Ситуация третьего эксперимента была аналогична ситуации второго эксперимента. Затем всех испытуемых просили принять участие в эксперименте, который должен был проводить пострадавший студент. Причем одной половине испытуемых говорили о том, что эксперимент потребует личной встречи со студентом и непосредственного общения с ним, а другой половине сообщали, что участие в эксперименте может быть заочным. Как и в предыдущем эксперименте, большую готовность прийти на помощь потерпевшему студенту проявили испытуемые, чувствовавшие вину перед студентом. Причем если готовность к непосредственному сотрудничеству испытуемые обеих групп проявили в равной степени, то на просьбу поучаствовать в заочном эксперименте, проводимом пострадавшим студентом, гораздо охотнее откликнулись испытуемые из группы, провинившейся перед этим студентом (1 1 <виноватых> испытуемых из 15 против 3 <невинных> испытуемых из 17),
К большому сожалению, экспериментаторы не производили замеров субъективного переживания вины и, соответственно, не могли оценить выраженность переживания вины у испытуемых. По логике эксперимента переживание вины обязательно сопровождает проступок испытуемого (когда он <лжет> другому человеку или <вредит> ему). Как видно из результатов, полученных исследователями, такое переживание вины оказывает существенное влияние на готовность индивида пойти на уступку обиженному человеку, даже если уступка потребует от него известных трат времени и сил. Любопытен, хотя и не удивителен тот факт, что испытуемые, чувствующие за собой вину, не столь охотно шли на уступки, если эти уступки были связаны с непосредственным взаимодействием с обиженным ими человеком. Этот феномен можно объяснить тем, что человек, испытывающий тяжесть вины перед другим человеком, стремится избежать еще более тягостной конфронтации с обиженным им человеком. Однако делать выводы из этого наблюдения и пытаться применять эти выводы в реальной жизни следует с известной долей осторожности. Не стоит забывать, что в искусственно созданной экспериментальной ситуации <провинившаяся> и <обиженная> стороны были незнакомы друг с другом.
Силверман (Silverman, 1967) провел исследование с целью проверить достоверность этого вывода, он попытался доказать, что испытуемые, страдающие от экспериментально вызванной вины, неохотно уступают требованию встречаться с пострадавшим. В его эксперименте приняли участие 199 учеников шестого класса. Учеников просили выполнить задание и объявляли, что по результатам выполнения задания они могут получить денежное вознаграждение. Затем испытуемым предоставлялась возможность (якобы незаметно для экспериментатора) фальсифицировать свои ответы. Затем экспериментатор, который в данном случае выступил в роли жертвы, поскольку он терял деньги в результате мошенничества испытуемых, обратился к ученикам с просьбой принять участие еще в одном эксперименте. Было обнаружено, что <честные> испытуемые, <слегка мошенничавшие> и <циничные жулики> откликались на эту просьбу с равной готовностью. Это не противоречит выводам, сделанным на основе экспериментов Фридмана и соавт. (Freedman et а1., 1967) и Уоллеса и Садалла (Wallace, Sadalla, 1966), согласно которым проступок per se (или вина, если ее определять только на основании факта совершения проступка) никак не связан с готовностью идти на уступки, если уступка предполагает непосредственное взаимодействие с обиженным человеком.
СПОСОБНОСТЬ ИСПЫТЫВАТЬ ВИНУ КАК ЛИЧНОСТНАЯ ЧЕРТА
Эмоцию вины как таковую или эмоциональный паттерн, включающий в себя переживания вины и других фундаментальных эмоций, можно и нужно рассматривать как личностную черту или как комплекс личностных черт. Это положение поддерживают многочисленные теоретические и эмпирические исследования авторов самой разной ориентации.
Одним из самых ранних исследований развития способности к переживанию вины, рассматриваемой в качестве личностной черты, была работа Уайтинга и Чай-лда (Whiting, Child, 1953, р. 218-262). Для своего кросс-культурного исследования, ориентированного специально надописьменные культуры, авторы воспользовались <Протоколом социокультурных отношений>, разработанным учеными Иельского университета. Исследователи проанализировали индивидуальные установки на болезнь, причем в качестве мерила способности к переживанию вины они использовали готовность воспринять упреки за собственное заболевание. Влияние психоанализа и бихевиористской теории научения сказалось в том, что ученые в поисках кор-релятов вины особое внимание уделили способам воспитания детей в различных обществах. При этом ими было обнаружено, что развитию способности к переживанию вины способствуют следующие факторы: сокращение срока грудного вскармливания младенца, раннее приучение к независимости, научение скромности и ограничение игр с представителями противоположного пола. Авторы приходят к выводу о том, что развитие способности испытывать вину в этих культурах основано на процессах идентификации. Дети, воспитываемые на основании вышеперечисленных принципов, а именно: дети, в раннем младенчестве отнятые от груди, раньше столкнувшиеся с необходимостью проявлять самостоятельность, сдержанные и осторожные в играх с представителями противоположного пола - лучше идентифицировали себя с родителями. Причем в моногамных сообществах оказалось, что готовность признать вину или ответственность за болезнь (показатель вины) прямо коррелировала с возрастом прекращения грудного вскармливания. В полигамных сообществах это наблюдение не нашло подтверждения. В числе прочих, авторы высказали любопытное, но несколько спекулятивное предположение о том, что способность к переживанию вины непосредственно зависит от степени идентификации с мужской ролью. Главным выводом исследователей стало признание важной роли, которую играет способность к переживанию вины в процессах социального контроля (ср.: Levin, 1973, р. 64).
Исследования Уайтинга и Чайлда, ряд работ других авторов (Benedict, 1934; Mead, 1956; lzard, 1971) были предприняты для того, чтобы доказать и объяснить общечеловеческий характер феноменов стыда и вины. Было обнаружено, что представители некоторых культур более склонны к переживаниям стыда, в то время как другие - к переживаниям вины. Бенедикт (Benedict, 1946) говорит о культурах стыда и культурах вины. В учебнике по детской психологии Джонсона и Мединнуса (Johnson, Medinnus, 1965) высказывается предположение о том, что горожане-американцы все менее склонны к переживаниям вины, все чаще место этих переживаний занимают переживания стыда. В качестве возможных причин этого процесса авторы называют следующие:
- все большее влияние психоанализа и психотерапии, указывающих на опасности, которыми чреваты переживания вины;
- революционные изменения, потрясающие самые основы американской культуры, в результате которых ценности родителей становятся неприемлемыми для их детей, нравственные и этические стандарты подрастающего поколения формируются под сильным влиянием сверстников.
Отмечая тенденцию к отказу от переживаний вины, которой подвержена современная американская культура, Джонсон и Мединнус высказывают мнение о том, что эффективность переживания стыда в процессах социального регулирования в малых сообществах значительно выше, чем в обществе громоздком и разнородном, каким им представляются Соединенные Штаты. С точки зрения психологии стыда и вины мнение авторов выглядит достаточно убедительным. Как уже отмечалось выше, переживание стыда, как правило, связано с присутствием другого человека, причем человека эмоционально значимого для индивида. В таком случае очевидно, что переживание стыда более эффективно может регулировать взаимоотношения между членами небольшой группы, где <каждый знает каждого>. Человек в современном урбанистическом обществе принадлежит ко множеству социальных групп, он имеет право на выбор группы и на анонимность. Поэтому все более актуальной становится необходимость обучаться навыкам социального самоконтроля, который возможен только на основе принятия стандартов родителей, только на основе зрелой совести и способности к переживанию вины.
Дата добавления: 2014-12-16; Просмотров: 514; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |