Искусственный сомнамбулизм

Как натуральное явление сомнамбулизм или служит спутником болезни, или выражается сильным внутренним возбуждением (например, у христианских мистиков), или, наконец, является под влиянием различных химических веществ, как то бывает, например, в случаях порчи. Но во всех этих случаях он содержит в себе постороннюю примесь, отличительные признаки которой принимаются за отличительные признаки самого сомнамбулизма. А так как врачи не признают различия между случайной причиной, или условием, и причиной в собственном смысле этого слова, то они часто и считают симптомы перемещения порога сознания в сомнамбулизме за симптомы причин (большей частью болезней), которыми вызывается это перемещение. Так, например, симптомы религиозного экстаза, когда он наступает за истерией, часто называются ими просто-напросто симптомами истерии или сумасшествия, если сомнамбулизм наступает во время сумасшествия.

Искусственный сомнамбулизм – это когда один человек-сомнамбул, при посредстве другого человека-магнетизера, подвергается влиянию животного магнетизма. Магнетический сон гораздо глубже, чем вызываемый деятельностью целебной силы природы, хотя по существу и одинаковый с ним, сон натурально сомнамбулический. Далее. В магнетическом сне внутреннее пробуждение бывает гораздо совершеннее и яснее,* чем в натурально сомнамбулическом, а потому и психические способности сомнамбул, находящихся в первом, хотя по существу и одинаковые с психическими способностями сомнамбул, находящихся во втором, чище и выше их. По всем этим причинам магнетический сон может обнаружить сущность дела скорее, чем сон натурально сомнамбулический; но одинаковость явлений того и другого сна по их существу склоняет к признанию того, что в обоих состояниях совершается один и тот же процесс, и физический, и физиологический, то есть что та же сила, которая часто развивается внутри организма без всяких внешних причин, может возникнуть в нем под влиянием другого организма. Если так, то человек может погружать в магнетический сон и сам себя, влияя на себя при помощи искусства, известного больше древнеиндийскому тайному учению ведической философии и охотно позволяющим заживо погребать себя современным индийским факирам, чем нам европейцам.**

* Keiser. Archiv fur tierischen Magnetismus. I. 3. 15.

** Preuer. Der Hypnotismus. 43-60.

Искусственный сомнамбулизм предполагает существование внутреннего расположения к нему в магнетизируемом субъекте: магнетизирование не рождает сомнамбулических способностей, а только вызывает их к деятельности, только облегчает наступление того процесса, который производится часто самой природой, по собственной ее инициативе, в виде целебного кризиса, но который, вызываясь магнетизированием, может быть произвольно направляем и усиливаем.

Открытие, или, лучше сказать, вторичное открытие животного магнетизма, принадлежит врачу Месмеру и относится к концу прошлого столетия. То было очень неблагоприятное для правильной оценки этого открытия время. Тогда материализм уже овладевал умами, обуреваемыми революцией. Вот почему с этим открытием произошло то, что происходит обыкновенно с большинством открытий: сперва принялись отрицать факты, а когда их отрицание сделалось невозможным, стали судить о них с точки зрения господствовавшей в то время системы. Относиться же так к явлениям животного магнетизма материалистическая психология считала себя вправе тем более, что, как уже было сказано выше, часто симптомы наступающего во время болезни сомнамбулизма принимаются за симптомы болезни. Таким образом, уже тогда смешивали причину с условием, верили в причинную связь между болезнью и явлениями сомнамбулизма и потому объявили его болезнью по содержанию, тогда как болезнь представляет собой только лежащую за условием появления сомнамбулизма причину этого условия.

Впрочем, было бы несправедливо считать современников Месмера достойными особенного порицания. Можно доказать исторически, что испокон века представители науки больше всего тормозили развитие действительно новых идей. И это понятно. Гете сказал где-то, что величайшими врагами новых идей служат старые; значит, наибольшим априористическим предубеждением должны отличаться именно те люди, которые глубже других усвоили себе старые идеи и которые крепче других связали их в систему. Более того. Чем выше развитие известной отрасли знания, тем представители ее более склонны к исключению идей, не вмещающихся в старые рамки. В системе нет места "новым в себе" идеям, потому что в ней старые явления связаны уже в одно соразмерное целое. Таким образом, развиваясь, естествознание делается прокрустовым ложем природы.

Месмеризм представляет для материализма такую же неперевариваемую пищу. Последний, отлившись в систему, потерял упругость, поэтому последователи его вместо того, чтобы преобразовать свою систему, стараются истолковать по-своему явления: говорят об истерии, галлюцинациях, даже об обмане, лишь бы только отделаться от признания ненавистного ясновидения. За решением загадки о человеке физиологи предпочитают обращаться к внутренностям животных, а не к недрам своего собственного духа, и уподобляются людям со шляпой на голове ищущим повсюду шляпу.

Кто, запаковавшись в систему, исходит из предположения, что всякая психология должна разрешиться в физиологию, тот непременно должен отрицать ясновидение. А если при этом он не полагает еще и различия между причиной и условием, то он должен признавать невозможным, чтобы один человек мог сделаться ясновидящим вследствие того, что другой делает над его телом магнетические пассы. Но и всякий здравомыслящий человек признает невозможным, чтобы в человеческой руке заключалась такая сила, которая могла бы сделать другого человека ясновидящим. Однако логически возможно следующее. При магнетических пассах, производимых мной над организмом другого лица, из моей руки исходит некоторая материальная сила, не воспринимаемая, разве за исключением темной комнаты, зрительным нервом. В то время, как эта сила переходит в пассируемый организм, соединяясь с однородной, заключающейся в нем силой и распределяя или локализуя ее недостаточно еще уясненным образом, этот организм погружается в глубокий сон. До этого времени мы видим господство причинной связи: магнетические пассы служат причиной магнетического сна. Если допустим теперь, что в этом сне имеют место видения обыкновенного сна, то причиной их уже будут не пассы; даже последнее действие пассов – глубокий сон служит не причиной этих. видений, а условием их возникновения; причина их лежит внутри организма, в его физиологической природе. Еще гораздо менее магнетические пассы могут быть причиной ясновидения сомнамбул. Но в вызываемом ими сне происходит перемещение психофизического порога, перемещение остающейся неподвижной во время бодрствования границы между сознательным и бессознательным; вследствие этого сознанию сомнамбула доставляется новый материал – сперва внутренним его органами, а затем внешним миром; с восприятием же нового материала являются, разумеется, новые познания и новые способности. Значит, магнетические пассы не служат причиной, порождающей эти способности, без них находящиеся у нас в скрытом состоянии; они, гася наше чувственное сознание, устраняют только препятствие к их обнаружению. Таким образом, магнетические пассы порождают лишь только условие, с наступлением которого трансцендентальный субъект, во время бодрствования удерживаемый чувственным сознанием под психофизическим порогом, получает возможность переступить его.

Совершенно напрасный труд убеждать даже в логической возможности ясновидения того, кто не видит важного различия между причиной и условием. А между тем это различие было известно уже Плутарху, что доказывают следующие его слова: "Подобно тому, как солнце не приобретает своего блеска по выходе из-за облаков, но сияет непрестанно, не светит же нам и не видимо же нами только по причине закрывающих его от нас паров, так и наша душа: она приобретает способность видеть будущее не по выходе своем из телесной своей оболочки, но обладает ею и во время нашей земной жизни, не видит же теперь будущего потому, что опутана узами тела".*

* Plutarch. Uber den Verfall der Orakel.

Вторичным открытием таинственной силы, названной не совсем удачно магнетизмом, положено основание экспериментальной психологии. Но что признание этого открытия совершилось еще не в достаточной мере – только новейшие деятельные исследования в области гипнотизма указывают на поворот к лучшему – это сделается понятным, если обратить внимание на то, какую оно представляет уступку со стороны медицины. Одно уже определение предмета показывает в достаточной степени, как велики затруднения, лежащие на пути к этому признанию. Я нарочно беру следующее, хотя и парадоксальное, но удачное определение месмеризма: магнетическое лечение есть такое лечение, при котором роль врача переходит к пациенту, ставящему диагноз своей болезни и подающему себе врачебную помощь, тогда как врач, поскольку он является магнетизером, представляет лекарство. Врач с трудом поверит этому, хотя уже Гиппократ сказал, что прописываемые во сне лекарства – наилучшие лекарства, однако нелегко будет убедить врача в том, что находящийся во сне необразованный человек понимает в диагностике и терапии более человека, обладающего высоким медицинским образованием, но находящегося в состоянии бодрствования.

Итак, здесь оппозиция понятна, но она несправедлива, и вот почему. Что магнетизм и сомнамбулизм – лекарства, это непреложно следует из того, что существует вызываемый во многих болезнях самой природой и служащий критическим и бдительным симптомом натуральный сомнамбулизм, а также из того, что искусственно развиваемый в человеке магнетизм ведет за собой очень глубокий сон, который должен оказывать общепризнанное целебное действие легкого сна в усиленной степени. Но с углублением сна возрастает не только физиологическое его действие, его целебная сила, но и ясность внутреннего пробуждения находящегося в нем человека, так как углубление сна влечет за собой перемещение порога его сознания. Вследствие этого перемещения способность восприятия сомнамбул распространяется на их внутренние состояния и достигает ясности внутреннего самосозерцания. Это дает им возможность производить диагноз, значение которого не умаляется тем, что он не содержит в себе технических научных терминов.

Что касается внешнего мира, то наш организм, находясь в таком состоянии, подвергается не только тем воздействиям его на нас, которые мы сознаем во время бодрствования, но и тем, которые, находясь под порогом нашего бодрственного сознания, воспринимаются нами только с перемещением этого порога. Он испытывает со стороны химических веществ минерального и растительного царств такие влияния, которые во время нашего бодрствования являются чрезвычайно редко, только в виде идиосинкразии, и чувствует их пользу или вред для себя подобно тому, как чувствуют это своим инстинктом животные. На этом основывается способность сомнамбул предписывать себе надлежащее лечение.

Что касается органа и образа восприятия сомнамбул, то это еще очень темный вопрос. Так как сознание их головного мозга находится в полном бездействии и так как между психическими их функциями и происходящими в их ганглиозной системе изменениями наблюдается такая же параллельность, какая существует между психическими функциями бодрствующего человека и происходящими в его мозгу изменениями (хотя материалисты думают, что на эту последнюю параллельность можно смотреть как на причинность), то ганглиозная система с ее центральным узлом, солнечным сплетением, считается органом их восприятия.

Параллельность между психическими функциями бодрствующего человека и соответствующими изменениями в области его чувств и головного мозга существует и между нашими трансцендентально психологическими функциями и соответственными изменениями в нашей ганглиозной системе, центральный узел которой – солнечное сплетение, уже в древние времена был назван брюшным мозгом.

Ясно изображена обнаруживающаяся при погружении в сомнамбулический сон борьба между головным мозгом и солнечным сплетением одной сомнамбулой у Вернера. Погружаясь уже в сомнамбулический сон, но не утратив еще чувствительности, она сказала: "Где я? У меня как будто нет головы. Страшная борьба между головой и сердцем! Оба хотят безраздельной власти, оба хотят и чувствовать, и видеть. Этого не может быть, это какая-то междоусобная война! Выходит так, что для того, чтобы что-нибудь видеть, я должна поместить голову под ложечку. Когда я думаю головой, то у меня болит под ложечкой, а между тем то, чем я вижу под ложечкой, видит еще недостаточно ясно. Мне приходится удивляться тому, что у меня хотя и есть голова, но она как будто перешла в желудок".*

* Werner. Symbolik der Sprache. 124.

Что ганглиозная система может занять мозговую, это обнаруживается уже в животном мире, например, у моллюсков и у таких насекомых, которые при недостаточно развитых чувствах обладают высокоразвитыми инстинктами.

Но головной мозг и солнечное сплетение, эти фокусы двух нервных систем, представляют вместе с тем и те части человеческого организма, которые магнетизируются самым простейшим образом. Их антагонизм изображен уже ведической философией. Основное учение Вед состоит в том, что человек, у которого умерщвлены чувства, в "лоне сердца" вмещает всеведение. Оттого и восхваляют йога, что он достиг единения (joga) с сердцем (manas). Вообще между показаниями о своем состоянии наших сомнамбул и тем, что сказано в Ведах о йогах, можно провести так много параллелей, что, очевидно, в обоих случаях говорится об одном и том же. Так, например, в Ведах говорится: "Сон для всех остальных существ, для подвижника – бодрствование, день же для остальных существ, ночь – для созерцающего муни".* Подобным же образом говорит и преворстская ясновидящая. "В таком состоянии, – говорит она, – я не грежу; нет, нельзя считать за сон такое состояние; оно может быть названо сном по отношению к внешнему миру, относительно же мира внутреннего это – наияснейшее бодрствование".**

* Bhagavadgita. II. 69.

** Kerner. Die Seherin v. Prevorst. I. 149.

В таком состоянии экстаза, согласно Ведам, пробуждается в "лоне сердца" внутреннее лицо (Purusha), отличное от лица, живущего бодрственной жизнью: тогда как первое сознает свое тождество со всеми существами (Tat twam asi), последнее есть гордое, занятое собой я – Ahamkara. * В Ведах даже намечена уже теория Месмера, ибо тот самый эфир, который находится вне человека в мировом пространстве существует в малом пространстве, внутри человека, в его сердце. "Это все есть дух (Purusha)... Кто в лоне сердца вмещает знание этого всего, тот сбрасывает с себя здесь, на земле, оковы неведения".** Таким образом, Веды ясно говорят о том, что внутренне пробуждающееся в сомнамбулизме сознание есть нечто другое, чем чувственное сознание нашего я. Но и сомнамбулическое сознание нуждается в его носителе; а так как лицо чувственного сознания, наше я, не есть этот носитель, то мы должны различать я и душу, лицо и субъект, ибо, как говорит Аристотель, в вопросе о существовании души имеет решающее значение вопрос о том, не встречаются ли в числе действий и страдательных состояний нашего субъекта такие, которые не принадлежат телу.*** Но существование таких функций доказывается многими явлениями сомнамбулизма; поэтому доставляемые сомнамбулизмом доказательства существования души имеют гораздо большую убедительность, чем те, которые содержатся в системах философии и религии. Содержащемуся в системах религии учению о душе должен быть дан другой вид, ибо сомнамбулизм доказывает, что между душой и я, субъектом и лицом, существует большое различие, тогда как в системах религии они отождествляются. Естественно, что последний взгляд на душу не мог устоять в борьбе с материализмом, утверждающим, что чувственное сознание, как связанное с организмом, должно вместе с ним и уничтожиться, что я представляет собой не реальное существо, а только состояние, продукт нашего организма. Возразить против этого нечего, с этим согласны даже пантеистические системы философии. Но материализм остается победителем только в борьбе с учением о душе, проповедуемым религией и отождествляющим душу и я; он бессилен в борьбе с тем учением о душе, которое полагает душу в основание и неосознаваемых нашим я функций нашего тела, которое смотрит на нее как на производителя, а не как на произведение тела, весь же организм вместе с чувственным сознанием считает преходящей формой явления этой души. Перед такой, лежащей за пределами нашего самосознания душой, обнаруживающейся с полнейшей ясностью в сомнамбулизме, материалистические аргументы вполне бессильны, и ей не только не причиняют никакого вреда возражения дуализма, но в ней даже монистически разрешается дуализм духа и тела.

* Windischman. Philosophie im Fortgang der Weltgeschichte. I. 1570.

** Atharva Veda, mundaka I, cap. 1

*** Aristoteles. De anima, I, с. 1.

Когда сомнамбулы дают объяснения насчет способов своего восприятия, то естественно, что они говорят при этом языком чувств; таким образом, они говорят о своем зрении, слухе и т.д. Понятно, что в этом случае они покоряются необходимости. Поэтому лучше смотреть на показания сомнамбул, что они воспринимают "внутренним чувством", только как на выражение действительно совершающегося в них языком бодрственной жизни, чем взяться за толкование его и пойти по пути скептицизма или пуститься в преждевременные определения этого внутреннего чувства. Определенно мы можем сказать только то, что сомнамбулы во время своего сна воспринимают, но мы не можем говорить с определенностью о том, как они воспринимают. Тем не менее, основываясь на всеобщности закона причинности и распространяя его на сомнамбулическое состояние, мы можем с полным правом заключить о существовании у человека, помимо органов внешних чувств, какого-то еще органа восприятия и законосообразной, опосредствованной некоторым материальным деятелем связи между этим органом и внешним миром, связи, хотя существующей и во время его бодрствования, но остающейся тогда над порогом его сознания, перемещение которого в сомнамбулизме и вводит в его сознание восприятия этого органа. Если бы сновидец мог давать ответы, то на вопрос, спит он или нет, он дал бы отрицательный ответ. На этот вопрос отвечают отрицательно, разумея при этом свое внутреннее бодрствование, и сомнамбулы, и отвечают так еще с большим правом, чем сновидцы, так как воспринимают часть действительности. Если и после этих наших объяснений выражение "внутреннее чувство" все-таки будет казаться очень странным, то стоит принять во внимание только то, что внешние чувства сомнамбул достигают такой притупленности, при которой нельзя принимать их в расчет, когда речь идет о внутреннем их восприятии, что даже слепорожденные видят, находясь в сомнамбулическом сне,* находясь же в обыкновенном сне, имеют сновидения.

* Kieser. Archiv fur tierischen Magnetismus. II. 1. 22.

Чтобы сделались понятными психические функции сомнамбул и рассеялось сомнение в их существовании, для этого необходимо дальнейшее исследование. Но такое исследование найдет себе место в особом труде; здесь же я ограничусь только тем, что представлю несколько общих соображений, которых, вместе со специальным изложением предмета в следующей главе будет достаточно, чтобы убедиться в отличии способа и содержания сомнамбулического познания от способа и содержания познания чувственного. Чувственное сознание и чувственное самосознание представляют только один из возможных для нас, людей, видов сознания; поэтому, когда мы рассматриваем духовное существо только человека бодрствующего, то мы определяем всего-навсего одну из половин человека. Не во время бодрствования, но во время сомнамбулического сна мы можем ставить диагноз внутреннего состояния нашего организма и предписывать себе соответственное нашей болезни лечение. Противоположность сомнамбулизма бодрствованию обнаруживается и в большем во время сомнамбулического сна соответствии выражений лица и телодвижений человека его внутренним ощущениям; в сомнамбулизме облагораживается язык, а способность вспоминания у сомнамбул простирается на давно позабытое. Как и видения обыкновенного сна, сомнамбулические видения бывают часто аллегорическими, так что смысла их нередко не понимают и сами сомнамбулы. Лицо их носит на себе отпечаток соответственных их новому положению дум и дышит здоровьем. Когда их внутреннее пробуждение достигает наибольшей ясности, обнаруживается их нравственное и умственное превосходство, причем последнее надо понимать не в смысле усиления у них рефлексии, но в смысле приобретения ими способности интуитивного познания.

Физиология ограничивала сферу деятельности бессознательного совершающимися, помимо участия нашей сознательной воли, естественными функциями нашего организма и нашим мышлением, являющимся в виде всплывающего на поверхность нашего сознания конечного результата какого-то бессознательного процесса. Философия сделала шаг вперед, после того как Гартман показал, что во всех явлениях мира заключено не растворяющееся в нашем сознании зерно бессознательного. Этим определенно указан дальнейший путь развития философии. Прежде всего следует сделать точнейшее определение бессознательного. Очевидно, что такое определение возможно только при условии существования таких состояний человека, при которых происходит изменение нормального положения порога его сознания и самосознания. Это и бывает в сомнамбулизме. Он показывает нам, что наши бессознательные функции бессознательны только относительно, а именно, только для чувственно познающего человека, что они сопровождаются трансцендентальным сознанием, благодаря чему и возможен автодиагноз сомнамбул. То же самое относится к инстинкту и творчеству, которые также сопровождаются трансцендентальным сознанием.

Итак, можно сказать, что сомнамбулизм представляет фундамент учения о человеке и что это учение является учением о двуединстве человека.

Изучение сомнамбулизма привело меня к убеждению в том, что решительность, с какой я говорю о действительности и высоком философском его значении, должна казаться странной моим читателям, знающим о решительности, с какой произносят свои приговоры над ним огульно отрицающие все его явления материалистические писатели. Несправедливость этих приговоров обнаружится лучше всего из рассмотрения оснований утверждения таких писателей, что Парижская академия изобличила сомнамбул в плутовстве.

Вот что говорит Бюхнер: "Уже образовавшаяся в Париже в 1783 году по случаю пребывания в этом городе знаменитого магнетизера Антона Месмера под председательством Байлли и Араго ученая комиссия дала образцовое заключение, в котором она после тщательного исследования представляет все дело в виде основанного на галлюцинациях, иллюзиях, усиленном воображении и подражательности заблуждения. К такому же заключению пришла после множества опытов и Парижская медицинская академия".* Так же скоро думает решить этот вопрос и Шпитта, говоря, что будто бы "прискорбному увлечению магнетическим лечением... был нанесен смертельный удар приговором двух собиравшихся в 1784 году по велению Людовика XVI испытательных комиссий".**

* Buchner. Kraft und Stoff. 1883. 361.

** Spitta. Schlaf- und Traumzustande der menschlichen Seele. 188З. 124.

Месмер неоднократно обращался к академиям, но они не удостаивали его ни малейшим вниманием, пока, наконец, им не было повелено исследовать месмеризм самим Людовиком XVI. Но выраженные ими насчет месмеризма мнения отнюдь не были, как то утверждает Бюхнер, образцовыми; напротив, они поверхностны, даже недобросовестны. В "Докладе Королевской комиссии" говорится: "Наши вопросы могли бы причинить беспокойство высокопоставленным лицам, в интересах здоровья обращающимся к такого рода лечению; усердные наши наблюдения могли бы стеснить их или им не понравиться; скромность их могла бы стеснить самих членов. Поэтому мы пришли к решению, что достаточно будет без вреда делу только некоторым из нас присутствовать при этом лечении ".

Столь же недобросовестно поступила и Медицинская Академия, как это доказывает следующая выдержка из ее доклада: "Наконец мы пришли к тому заключению, что нет надобности сосредоточивать нам свое внимание на фактах редких, необычайных, чудесных, по-видимому, противоречащих всем физическим законам, так как они всегда представляют собой результат сложных, изменчивых, скрытых, не поддающихся исследованию причин".

Из последней выдержки оказывается, что Медицинская Академия вовсе не отвергла, как то утверждают Бюхнер и Шпитта, реальности месмерических явлений, так как, признавая факты, даже "чудесные" факты, она могла отвергать только теорию Месмера. Но такое же признание фактов высказала в Докладе Королевской комиссии и Академия наук. "Ничто не может быть, – говорит она, – удивительнее картины этих конвульсий. Кто не видел их, тот не может составить себе о них понятия... Больные находятся в полном подчинении магнетизера; нужды нет, что они, очевидно, спят; из сна выводит их его голос, взгляд, знак. Нельзя удержаться от признания в этих несомненных явлениях действия какой-то могущественной силы, приводящей в движение больных, господствующей над ними и, очевидно, исходящей от магнетизерам.

Вообще, кто, борясь с сомнамбулизмом, берет своим оружием доклады Комиссии 1783 года, тот уже одним этим доказывает, что он совсем не читал этих документов. В них речь идет исключительно о животном магнетизме, и только впоследствии, после их появления были подвергнуты наблюдению и опубликованы учеником Месмера Пюисегюром первые случаи сомнамбулизма.

Из предыдущего оказывается, что Бюхнер, осуждая на изгнание сомнамбулизм, ссылается на документы, в которых не содержится ни одного слова о сомнамбулизме. Далее я покажу, что ему неизвестен и доклад Парижской академии, в котором говорится специально о сомнамбулизме. Но в этом докладе говорится единогласно в пользу сомнамбулизма и констатируется реальность всех чудесных его явлений вообще и ясновидения в особенности.

Уже в 1820-1821 годах, в отеле "Dieu" были произведены опыты, и тридцать врачей письменно высказались в пользу того, что мнение Комиссий 1783 года, согласно которому явления магнетизма основаны на усиленном воображении пациентов, ошибочно. Больные засыпают и тогда, когда их магнетизируют без их ведома, даже через закрытые двери.

Позже была назначена новая, составленная из одиннадцати членов Медицинской академии Комиссия, которая на исследование магнетизма и сомнамбулизма употребила пять лет и доклад которой был прочитан врачом Гюссоном 21 и 28 июня 1831 года. В этом докладе единогласно констатированы явления сомнамбулизма: бесчувственность замагнетизированных субъектов; их способность производить диагноз внутреннего состояния как своего собственного, так и чужого организма, предсказывать течение как своих собственных, так и чужих болезней и предписывать действенные лекарства; усиление памяти; ясновидение при закрытых глазах; действие магнетизма на расстоянии и пр.

В этом докладе Комиссия говорит ясно, что она назначена для исследования сомнамбулизма, но ни Бюхнер, ни Шпитта не знают об этом. Однако не знать о нем не позволительно ни врачу, ни философу, так как этот документ (доклад 1831 года) говорит о магнетизме, что он "должен бы был найти себе место в области медицинских знаний"; а магнетизм и сомнамбулизм имеют одинаково важное значение как для философа в теоретическом отношении, так и для врача – в практическом. Конечно, в этом случае Бюхнер не представляет исключения из числа своих сотоварищей, так как я мог бы доказать фактами, по крайней мере относительно города, в котором живу, что очень немногие из них занимаются изучением того и другого, тогда как полдюжины магнетизеров лечат и имеют большую практику. Само собой разумеется, что врачи (хотя не поголовно все) называют это лечение морочением и говорят, что практика еще ничего не доказывает; правда, сама по себе она ничего еще не говорит за магнетизм, но она говорит очень много против нашей медицины, так как от излечивающих болезни врачей не станет бегать публика.

Благодаря сеансам Ганзена магнетизм снова обратил на себя внимание. Сперва вызываемые им явления были признаны морочением, а потом, для удержания за официальной наукой чести их открытия, названы гипнотизмом. С тех пор физиологи принялись за ревностное изучение того самого гипнотизма, который они в течение сорока лет, то есть со времени его открытия Брэдом, оставляли в пренебрежении и который содержит в себе часть месмерических явлений.

Гипнотизм и месмеризм отнюдь не тождественные по своему объему понятия. Сам Брэд определяет гипнотизм как "результат влияния, оказываемого упорным и усиленно сосредоточенным на отдельных частях тела вниманием на совершающиеся в них физические процессы, вызывается ли это внимание внешним воздействием и бывает невольным или является продуктом свободной воли пациента, полагающего в его сосредоточении надежду на известные перемены". Своими же опытами Брэд доказал только то, что сосредоточенное внимание служит одним из средств к вызову явлений, имеющих сходство с магнетическими; но он не доказал, чтобы не существовало других средств к этому. Все явления месмеризма могут наступать помимо влияния воли, а именно: вследствие болезней, глубокого горя, религиозного экстаза и т. д.; если же сосредоточенное внимание допустить и в этих случаях, то его отнюдь нельзя допустить в случаях успешного, даже особенно легкого магнетизирования спящих субъектов, объяснимого только тем, что обыкновенный сон представляет не что иное, как преддверие сомнамбулизма. Дюпоте подвергал магнетизированию тысячи спавших обыкновенным сном субъектов и у всех констатировал одни и те же явления.* Даже такой осторожный и скептичный исследователь, как Де-лез, и тот говорит, что натуральный сон представляет самое благоприятное для магнетического воздействия условие.*** Можно погружать в магнетический сон и животных, как это доказывают произведенные Лафонтеном опыты над львами, гиенами, собаками, кошками, белками и ящерицами.**** Отсюда следует, что тогда как фактор гипнотизма субъективен, то есть находится на стороне магнетизируемого, месмерические явления вызываются некоторым объективным деятелем, то есть деятелем, находящимся на стороне магнетизера и воспринимаемым магнетизируемым.

* Preyer. Der Hypnotismus. 109.

** Dupotet. Manuel de l'etudiant magnetiseuer. 15.

*** Deleuze. Histoire critique du magnetisme aminal. li. 236.

**** Lafontaine. L'art de magnetiseur. 325 etc.

Во всяком случае, если бы мы согласились с Врэдом, придающим исключительное значение субъективному фактору, то этим не был еще устранен магнетический деятель, так как мыслим еще третий случай, а именно, что сосредоточенное внимание действует не само по себе, но освобождая этого магнетического деятеля, находящегося в собственном организме внимающего, который, таким образом, и магнетизирует сам себя. Мы не можем допустить, чтобы магнетизеры были людьми какой-то особенной породы; вероятней, что этим деятелем обладает в большей или меньшей мере каждый человек, причем нет достаточного основания сомневаться в возможности перехода этого деятеля от одного организма к другому, перехода, совершающегося, вероятно, при посредстве того нервного аппарата, которым оканчиваются нервные нити под кожей концов пальцев и который называется пачиниевыми тельцами. Кто знаком с относящейся сюда литературой, тот знает, что этот постоянно подозреваемый объективный деятель может быть сделан видимым и не в темной комнате,* что сомнамбулы (как они согласно утверждают) видят его и в светлой комнате и что сила действия его даже подлежит измерению.** Вот почему совершенно неосновательно оставили так скоро точку зрения Месмера, желавшего видеть в магнетизме прежде всего физическое явление, и, основываясь на том, что тогда еще нельзя было констатировать этого деятеля, обратили почти исключительное внимание на бесспорно более чудесные, психологические явления сомнамбулизма, тогда как прежде всего должны бы были заняться твердым физическим обоснованием магнетизма.

* Reichenbach. Der sensitive Mensch.

** Robiano. Nevrurgie.

Приписываемые сомнамбулизму чудеса – факты чрезвычайной важности. В доказательство того и другого я могу сослаться на Шопенгауэра, предпринявшего изучение сомнамбулизма уже на закате своей жизни и, к сожалению, его не окончившего. Относительно реальности сомнамбулических явлений он говорил так: "Кто и теперь еще сомневается в реальности явлений животного магнетизма и магнетического ясновидения, тот должен быть назван не неверующим, а невежей". О важности же этих явлений он говорит следующим образом: "Но уже одно философское значение явлений, о которых здесь идет речь, так велико, что с ними не могут сравниться никакие другие явления опыта; поэтому основательное ознакомление с ними составляет обязанность всякого ученого... Но в таком случае наступит время, когда философия, животный магнетизм и сделавшее во всех своих отраслях беспримерные успехи естествознание прольют сообща такой свет, что люди воочию узрят истины, о которых теперь не дерзают и помыслить".

* Schopenhauer. Versuch uber Geistersehen.

В самом деле. Сомнамбулизм дает убедительнейшее доказательство существования другого мира вещей, сверхчувственного, так как он показывает, что несознаваемой нашим я стороной нашего субъекта мы сами вплетены в этот сверхчувственный (трансцендентальный) мир. Сомнамбулизм доказывает, что Шопенгауэр и Гартман были правы, положив в основание формы явления человека волю и бессознательное; но он доказывает также и то, что эта воля не слепа и что то, что между нами и мировой субстанцией надобно вставить трансцендентальный субъект, водящее и познающее трансцендентальное существо, что, значит, индивидуальность человека переживает теперешнюю форму его явления, а земное наше существование представляет только одну из возможных форм существования нашего субъекта.*

* Ср. Hellenbach. Philosophie des gesunden Menschenverstandes. 222.

Значит, не построена еще наука о человеке. Следуя по прежнему пути физиологической психологии, мы, может быть, еще больше научимся понимать содержание земной формы нашего существования, но не ее возникновение; загадку о человеке мы разгадаем только тогда, когда проникнем в царство бессознательного. Но открыть нам дверь в это царство может только сомнамбулизм, ибо так точно, как астроном должен дождаться солнечного заката, чтобы иметь возможность наблюдать звезды, мы должны дождаться заката нашего чувственного сознания, чтобы увидеть наш трансцендентальный субъект.

Но мы непременно дождемся того времени, когда из состояния духовных сил возникнет свободное от предубеждений экспериментальное изучение предмета. Предсказание об этом содержится в следующих словах Жана Поля: "Едва ли какой-либо век сделал более великое открытие, проливающее более яркий свет на двойственность духовно-телесной природы человека, чем то, какое сделал в области органического магнетизма прошлый век; только потребуются века воспитания и ухода за этим чудо-ребенком, чтобы из него вырос богатырь на весь мир.*

* Jean Paul. Museum. I. № l.

Дата добавления: 2014-12-16