Часть третья 1 страница. Свобода отмыкает пути

Свобода отмыкает пути

Глава 7 Осколок памяти

Много лет я пытался вспомнить тот день, что перевернул мою жизнь вверх дном, день, извративший все, что я когда-либо знал, день, когда я впервые встретил Анкору. И теперь воспоминания о давно минувших днях снова со мной. Сидя дома за письменным столом в приятной и одновременно гнусной компании моих старых рисунков, медальона Анкоры, сопревшего и развалившегося дневника Маркуса Ипсвита, старых часов отца — всего, что напоминает о времени проведенном с Анкорой; я снова и снова воспроизвожу в памяти наши приключения и переживаю те же радости и горести, что и много лет назад. Невероятные воспоминания восстановились только вчера, но до сих пор голова идет кругом.

Мне показалось немного странным, что, когда я впервые взял медальон, ко мне сразу же вернулась память. Неужели он и вправду наделен какой-то силой, как говорила Анкора? Вчера, сжимая чудодейственный предмет и стоя на коленях у дерева, под которым я впервые встретил ее, я чувствовал, как спадает непроглядная вуаль, много лет укрывавшая лучшие участки моей памяти, и обнажаются воспоминания, которые я считал безвозвратно утерянными. С тех пор я пребываю в туманной задумчивости, вследствие которой не помню, что я делал, когда я вернулся вчера домой, едва не опоздал на работу сегодня утром, упустил несколько важных моментов при беседе с пациентами, чуть не оказался сбитым машиной на переходе и сижу теперь в полумраке, пытаясь связать мистические происшествия многолетней давности с собственной жизнью.

Хотя память и вернула отторгнутые прежде замечательные три дня, что я провел с Анкорой, воспоминания последующих событий крайне расплывчаты и большей частью основаны на том, что мне рассказывали. А рассказывали мне явно не все, если вообще рассказывали.

Первое, что я могу вспомнить, после того, как на нас напали таинственные люди в темных плащах, — это облезлые больничные стены. Я тогда очнулся в городской больнице, не понимая, что произошло. Голова раскалывалась, грудную клетку сдавливала непрерывная боль, а вспомнить ни приятные, ни трагичные события последней недели не представлялось возможным. Кажется, отец и Брайан лежали в той же больнице с теми же симптомами, что и у меня, — сильная боль в сердце и временная амнезия. Но в отличие от меня к ним память вернулась относительно скоро, однако никто мне так и не рассказал, что на самом деле произошло в Ипсвите.

Я помню, что когда я вернулся домой из больницы, в которой провел около двух унылых недель, я сильно изменился: перестал рисовать, с огромным трудом заводил новых друзей, потерял тягу ко всему, что считал интересным и захватывающим, многим я казался скучным и неинтересным. И все потому, что из моей жизни пропал самый значимый для меня человек, мой лучший друг, а возможно и нечто большее — Анкора, девушка, которую я встретил много лет назад. Я знал ее всего несколько дней, но эти дни я с радостью бы вернул, заплатив за возможность прожить их заново хоть половину жизни.

Последние слова, что я слышал от нее… Она говорила о своем медальоне. Я взял его со стола и внимательно осмотрел под светом настольной лампы. До чего знакомыми кажутся эти иероглифы, аккуратно выгравированные по краям медальона. Понятия не имею, что они значат, но крупный символ, который находится в центре, насколько я помню, по словам Анкоры, олицетворяет свободу. Рисунок этой эмблемы лежал передо мной, вызывая сомнения в моей причастности к его созданию. Во-первых, я совершенно не помню, как рисовал его, во-вторых, он нарисован невообразимо кривыми, небрежными и судорожными штрихами, которые не наблюдаются на остальных рисунках. Либо он нарисован не моей рукой, либо я нарисовал его в больнице в непонятном умопомрачении, вызванным поползновениями скрытых от меня воспоминаний выбраться из недр подсознания, если такое вообще возможно.

Вероятно, Брайан сейчас испытывает нечто подобное, что и я после нападения таинственных людей в темном. Учитывая все невероятные события тех трех дней, история Брайана больше не представляется мне такой неправдоподобной, какой она показалась нам с Джоном. Тем не менее все это очень и очень странно. Но я давно перестал удивляться многим вещам, свидетелем которых я стал. Одна Анкора чего стоит! Я понятия не имею, откуда она взялась, так же как и то, куда она потом направилась. А это, наверняка, одно и то же место, но как же мне найти его? Что же могло случиться с Анкорой? Может быть, Брайан сможет пролить свет на то, что ускользнуло от моего понимания. Я осознаю, что его состояние может помешать ему собраться с мыслями и достоверно описать то, что случилось много лет назад. Но все же я задам ему парочку вопросов при сегодняшнем посещении. Я постараюсь не быть слишком навязчивым и не тревожить его понапрасну. Надеюсь, ему удастся дополнить узор воспоминаний на изодранной канве моей памяти. Также мне не помешает узнать, что произошло, когда я потерял сознание, и Кассандра — единственная, кто способен мне в этом помочь. Если те мерзавцы не добрались до нее, то не исключено, что ей известно больше, чем мне. Она может знать, что случилось с Анкорой. Так что сегодня я непременно нанесу визит и Кассандре. Мне просто необходимо все узнать! И чем быстрее, тем лучше!

Я вскочил со стула, едва не опрокинув его. Пора в больницу, к Брайану. Пусть расскажет мне все, что утаивал столько лет. Я быстро оделся и, прихватив медальон, вышел за дверь.

Рассчитывая оказаться у цели не позже чем, через двадцать минут, я быстро зашагал по сырой дороге. С тревожащей меня одержимостью я поглаживал медальон в кармане и думал об Анкоре. Как же мне хочется узнать о ней все возможное. Что с ней стало? Жива ли она? Где она сейчас? Помнит ли меня? Всю дорогу я не мог выкинуть из головы мысли об Анкоре, да и не хотел этого. Вспоминать о ней приятно, но в то же время довольно тревожно. Она очень загадочная и необычная девушка: странно себя ведет, ходит босиком, читает мысли, вспоминает под гипнозом то, чего не может быть. Возможно ли такое сочетание странностей и паранормальных способностей? А может, это не она странная, а я сумасшедший? Что если она плод моего воображения? Нет, не может быть, ведь ее видел не только я. С ней разговаривал отец. Я хорошо это помню. Или все, что я вспомнил, — лишь ложные воспоминания о том, чего в жизни никогда не происходило? Не хотелось бы думать, что в список симптомов моей возможной патологии добавились еще и мнестические конфабуляции. Но если у меня действительно поехала крыша, то вряд ли этиологию собственного расстройства придется искать мне.

Мрачные мысли о недостатке психического благополучия настигли меня, когда я подходил к дверям больницы. Как и в утренние часы посещения за стойкой при входе меня встретила медсестра и попросила расписаться в бланке.

— Что-то вы поздно, скоро время для посещений закончится, — сказала она мне вслед.

Поднявшись по лестнице, свернув налево и пройдясь по пустынному коридору, я отыскал палату Брайана, где застал его сидящим на кровати с газетой, которую он беспощадно мял и рвал, роняя обрывки на пол. Его нелепые движения явно не отличались точностью.

— Кто здесь? — невнятно пробормотал Брайан, выронив остатки газеты и оглядевшись вокруг.

— Успокойся, Брайан. Это я. Пришел тебя навестить.

Услышав мой голос, он, кажется, немного расслабился.

— Хорошо, что ты пришел, — забубнил он. — Я должен сказать тебе, чтобы ты сходил в Ипсвит. Ты должен все вспомнить. Темные плащи…

— Я уже был там и все вспомнил.

— Где?

— В Ипсвите. Я был там вчера, как ты и говорил, и наконец-то все вспомнил.

Брайан ничего не ответил. Он лишь сидел и, щурясь, глядел на свою непроизвольно дергающуюся руку. Не знаю, слышал ли он меня.

— Брайан, давай поговорим… — я сел рядом с ним. — Скажи мне для начала, что же это за книга, которую у тебя украли те двое в плащах. Это ведь они приходили тогда, в Ипсвите?

— Люди в плащах украли мою книгу. Ее мне принес Джеймс. Он нашел ее под огромным дубом… Да, под дубом. Это была очень старая книга. В ней много необычных картинок… с чудовищами. Но там одни эти… Как их?.. Забыл… — Брайан задумался, но вскоре, словно забыв, о чем размышлял, продолжил: — Она на другом языке. Альберт сказал, что такого языка не бывает, эта книга написана на небывалом языке. Ее нельзя прочитать. Никто не может… Но люди в плащах… они могут. Они говорят на другом языке, я слышал их.

— А зачем приходил мой отец?

— Он принес книгу.

— Я знаю, Брайан. Но зачем он принес тебе книгу?

— В книге ничего непонятно, — ответил Брайан заплетающимся языком. — Она на небывалом языке. Он хотел знать, что там написано. У меня есть друг, Альберт. Он любит всякие такие древние, непонятные штуки. Я передал ему книгу, чтобы он ее перевел. Но он не смог и вернул мне ее. Но он сделал копию. За это люди в плащах убьют его. Он узнает, как копировать чужие книги. Они его убьют, как убили Джеймса…

— Отца убили?! — воскликнул я. — Я думал, он умер от сердечного приступа. Так значит, это они добрались до него?

— Да, да, да, — медленно проговорил он, — они искали книгу. Она им зачем-то нужна. Может быть, они из библиотеки?

— Не думаю, Брайан, — выразил я сомнения в его удивительной догадке и спросил: — Помнишь, тогда в Ипсвите, мы прибежали к вам и сообщили, что Питера похитили? Расскажи, что случилось потом, как они на вас напали?

— Кого похитили?

— Питера, твоего сына.

Брайан ничего мне не ответил. Как я не пытался достучаться до него, мне не удавалось вывести его из молчаливой отрешенности, в которую он неожиданно погрузился. По мимике трудно понять, какие эмоции он испытывает: мышцы лица постоянно подергивались, сменяя одну гримасу другой.

— Брайан, — сказал я, оставив попытки возобновить наш странный разговор. — Мне уже пора. До встречи, Брайан.

Я поднялся с кровати и направился к двери, оглядываясь назад: мой несчастный друг никак не отреагировал на мой уход.

Когда я покинул больницу, солнце пряталось от меня за темными крышами домов. Все быстро и неизбежно погружалось во мрак, а я тем временем пытался отыскать дом Кассандры. По моим расчетам от больницы до него идти не дольше десяти минут. Вскоре стали загораться уличные фонари, не желая отдавать пустынные улицы во власть надвигающейся тьмы. Их бледно-желтый свет порождал вокруг угрюмые тени, вызывающие во мне тревогу. Вспоминая все, что мне известно о таинственных людях в черных масках и темных плащах, я чувствовал чье-то угрожающее присутствие за спиной, и чудилось мне, что из темноты, до которой не дотягивался тусклый свет фонарей, кто-то постоянно наблюдает за мной. Я не один раз с опаской оглянулся, но так и не успокоился, ничего в темноте не разглядев. Это гнетущее чувство преследовало меня всю дорогу.

После двадцатиминутных блужданий по сумрачным улицам, я, наконец, нашел, что искал. Из темноты проступали слабоосвещенные ближайшим фонарем почтовый ящик и табличка с номером семнадцать, едва не пропущенные мной. За невысокой живой изгородью и уютным двориком с ухоженным газоном виднелся небольшой дом, в окнах которого горел свет.

Собравшись с мыслями, я поднялся к порогу и нажал на кнопку дверного звонка. Не прошло и пары минут, как дверь отворилась и предо мной предстала Кассандра. Выглядела она усталой и печальной. На руках и на широких рукавах свободной кофты красовались какие-то красные пятна, джинсы тоже были чем-то измазаны. Она прятала руки за спину.

— Привет, Том, — сказала она, слабо улыбнувшись.

— Привет. Мне нужно с тобой поговорить.

— Проходи, — она посторонилась, позволяя мне переступить порог ее дома.

Когда Кассандра провела меня в большую комнату, я увидел нечто, что заставило меня замереть и затаить дыхание, нечто, что захватило все внимание и не давало отвести взгляд: в углу стоял мольберт с восхитительной, хотя и не незаконченной картиной. На холсте была изображена огромная алая роза с прозрачными капельками росы на лепестках. Неужели это дело рук Кассандры? Даже не верится, что она такой мастер живописи.

Рядом с мольбертом размещался маленький столик, заставленный тюбиками с краской, разнообразными кисточками, карандашами и прочими инструментами художника, названия которым я даже не знаю. Под столиком на заляпанном краской ковре валялась палитра. Стены комнаты украшали восхитительные картины. Неужели и это работы Кассандры?

— Так о чем ты хотел со мной поговорить, Том? Что стоишь? Присаживайся.

Захваченный умопомрачительными картинами, я стоял бы еще очень долго, любуясь ими, но голос Кассандры словно пробудил меня от волшебного сна.

— У тебя настоящий талант! — пораженный отозвался я, усаживаясь в указанное Кассандрой кресло.

— Спасибо, — скромно ответила она, потупив взгляд.

— А на стенах тоже твои работы?

— Мои.

— Невероятно! Тебе бы собственную выставку открыть.

— Да брось ты! Кому это нужно…

— Нет, серьезно. Ты настоящая художница! Одного не пойму. Зачем тебе вся эта юриспруденция с таким талантом? Ты могла бы сделать живопись своей профессией.

— Нет. Должно же у человека быть хоть какое-то хобби. Если бы рисовать было работой, то я бы потеряла к этому всякий интерес.

— Это да… — согласился я и, устало вздохнув, покосился на недорисованную розу.

— Я недавно был у Брайана, — после непродолжительной паузы проговорил я. — Сегодня он выглядит хуже, чем вчера. А вчера с ним вообще случился эпилептический приступ. Но тебе, наверное, это уже давно известно.

—Да,— сдавленно ответила Кассандра, и мне показалось, что в ее глазах блеснули слезы. — Известно.

— Кэсс, мне очень жаль, что с ним произошло такое. Но может быть Брайану смогут помочь. Вы же хотели отправить его в хорошую клинику.

— Да, — ответила она, тщетно пытаясь взять себя в руки, — завтра заберем его из больницы и повезем его в другое место. Но я боюсь, что и там ему не смогут дать ничего кроме слабой надежды… — она всхлипнула. — Они говорят, что его болезнь…

— Болезнь Крейтцфельдта-Якоба, — подсказал я.

— Да… Она неизлечима и… неизбежно приведет к смерти.

Я посмотрел Кассандре в глаза, готовые излить слезы. Понятия не имею, как ее утешить, но я не буду никого обманывать, утверждая, что у Брайана не наблюдается стремительно прогрессирующая деменция и что из-за значительных нарушений когнитивных способностей, явной атаксии и дизартрии его речь и движения стали совершенно нелепыми. Очевидно, что если так пойдет и дальше, то последствия будут весьма трагичными.

— Скорее всего, так и есть, — сказал я. — Мне самому тяжело это осознавать. Брайан мне очень близок. Он почти заменил мне отца, когда моего не стало. Но надо надеяться, что все обойдется. В такие моменты надеяться — это все, что нам остается. Может быть, удастся что-нибудь сделать.

Повисла мертвая тишина. Кассандра утирала слезы платком. Полный тягостных дум, я снова поглядел на розу, не зная как продолжить разговор.

— Сандра, не отчаивайся, — наконец промолвил я. — Надейся на лучшее. Если уж случится непоправимое, останется только смирится и жить дальше. Ведь твоя жизнь впереди. Ты со всем справишься. Кассандра, которую я знал много лет назад, — сильная девушка, которая может сделать что угодно, если захочет, — моя собеседница едва заметно улыбнулась. — Я, конечно, не знаю, как текла твоя жизнь до позавчерашнего дня, но я думаю, что ты ничуть не изменилась.

— Надеюсь, — отозвалась она. Похоже, она немного успокоилась.

— Тебе Брайан рассказывал про людей в плащах?

Лицо Кассандры побледнело, она обеспокоенно поглядела на меня и тихо проговорила:

— Не напоминай мне об этом. Много лет я пытаюсь забыть о них.

— А мне это удалось, — угрюмо отозвался я. — Но я наоборот несколько лет пытался вспомнить, что тогда произошло. Вчера я, наконец, вернул себе память. Для этого мне пришлось вновь побывать в Ипсвите.

— Ничего себе! И надо было тебе это!

— Мне было просто необходимо все вспомнить! Ты не представляешь, каково это — жить с тягостным ощущением, что в твоей памяти не хватает важного фрагмента, без которого жизнь не воспринимается полноценной.

— И что? — воскликнула она. — Вот ты все вспомнил. И что дальше? Стало тебе легче? Стала твоя жизнь лучше?

— Не знаю, — тяжело вздохнув, признался я. — У меня теперь возникло еще больше вопросов. Теперь мне нужно все выяснить, во всех подробностях. В особенности меня интересует Анкора. Помнишь ту девочку в непонятной одежде?

— Что-то припоминаю… — протянула Кассандра, и странно переменившись в лице, добавила: — Так и быть, хотя мне и неприятно вспоминать, я отвечу на твои вопросы.

— Спасибо, Кэсс. Я очень ценю это и признателен тебе за помощь, но ты можешь ничего не рассказывать, если не хочешь.

— Нет, я все же расскажу, если тебе это поможет.

— Еще как поможет! Ты не представляешь, как…

В другой комнате зазвонил телефон, оборвав мою фразу.

— Подожди секундочку, — сказала Кассандра и удалилась из комнаты, оставив меня одного с картинами.

Посидев немного в мягком кресле, я поднялся и решил осмотреть шедевры Кассандры. Словно живые, с холстов на меня глядели разные люди. Некоторых я хорошо знал, других — не очень. Удачнее других вышли Брайан с добрыми глазами, его супруга, Дорис, и их сын Питер. Кроме портретов стены украшали и пейзажи. Живописные виды восточных городов и дикой природы, обрамленные картинными рамками, поражали воображение.

Как в картинной галерее, я ходил по комнате, восхищаясь безграничным талантом Кассандры. Помню, когда-то очень давно она всегда ходила с альбомом и постоянно что-то в нем рисовала. И вот во что вылилось это занятие. Когда-то я тоже пытался рисовать, правда, только карандашом — к краскам я вообще боялся притрагиваться — но почему-то бросил это дело после того, как Анкора пропала из моей жизни. Хотя она и провела со мной всего лишь три дня, эта встреча сильно повлияла на мою жизнь. Надеюсь, Кассандра поведает мне о том, куда направилась эта загадочная девушка, после того, как я потерял сознание. А может…

Что это? На полу я заметил несколько прислоненных к стене картин, которым, видимо, не хватило места на стенах удивительной комнаты. Просмотрев эти работы, среди которых были в основном разнообразные цветы, я увидел несколько достаточно мрачных картин. На одной печально отбрасывали тени надгробные камни залитого солнцем кладбища, на второй при тусклом свете луны одинокая девушка грустно сидела на скамейке в ночном парке, на третьей плакала маленькая девочка, держа в руках сломанную куклу…

Скрипнула дверь, и в комнату вернулась Кассандра, застав меня с картинами.

— Я здесь словно в картинной галерее, — восхищенно вымолвил я. — Скажу тебе еще раз, ты настоящий мастер.

— Спасибо, Том, — заулыбалась она. — Я польщена.

Я вернулся в кресло, Кассандра села передо мной и сказала:

— Если для тебя это так важно, я отвечу на твои вопросы. Что ты хочешь узнать?

— Ну, во-первых, скажи мне, как на вас напали эти люди в масках и плащах. Откуда они взялись?

— В тот день… Я хорошо его помню, и стереть его, к сожалению, невозможно. В тот день мы с Питером… — она тяжко вздохнула. — Мы с Питером отправились к реке. Он лепил куличики из песка, а я рисовала что-то в блокноте. Но вдруг прямо из воздуха появились двое. Описывать их, я думаю, излишне. Полагаю, ты отлично их помнишь.

— Да, — подтвердил я.

— Те двое появились, окутанные черным туманом, будто их окружала вечная ночь при свете дня. Тьма, окутавшая их, постепенно рассеивалась под действием солнца. Они неспешно подходили к нам. Меня сковал страх, тело оцепенело. Но поборов страх, я схватила брата за руку, и мы побежали к дому. Мы бежали и боялись оглянуться. Вдруг Питер споткнулся о корягу и упал. Я повернулась, чтобы помочь ему подняться, но те двое оказались прямо позади него и склонились над ним… Я перепугалась, и побежала дальше, оставив Питера с ними… — Кассандра закрыла лицо рукой и прошептала: — Никогда себе этого не прощу. Я могла бы помочь ему…

— Тогда бы они и тебя схватили, — попытался я ее успокоить. — Ты ничего не могла сделать.

— Нет, я могла… Бедный Питер, как мне его не хватало… — она замолчала, но, издав тяжелый вздох, продолжила: — На полпути к дому я наткнулась на тебя и ту девочку. Вместе мы добежали до нашей хижины. Что случилось дальше ты, думаю, помнишь?

— Да, с недавних пор помню, — ответил я. — Я помню, как наши отцы, взяв ружья, пошли искать Питера и посмотреть, что там стряслось. Помню, как мы прятались за диваном, когда эти жуткие люди проломили дверь, но нам удалось проскочить мимо них. Мы убегали от них обратно к реке, в надежде встретить там наших отцов. Меня ранили, я сильно отстал и споткнулся о бездыханное тело отца. Я точно помню, что у него не было пульса, когда я потрогал его шею. Он был мертв! И твой отец, полагаю тоже. Но после того дня они были живы! Они лежали со мной в больнице и были живы. У нас троих была амнезия. Только у наших отцов, она была относительно кратковременная, а я все вспомнил только сегодня. Питера и Анкору с тех пор никто не видел…

— Ты же все вспомнил, — перебила меня Кассандра. — Зачем ты пришел ко мне ворошить прошлое? От меня-то ты что хотел узнать?

— Прости. Я не хотел тревожить тебя ужасами прошлого, но… Я просто не помню некоторых подробностей. Ты можешь рассказать, что случилось, когда один из преследователей схватил меня за шею и поднял над землей? Помню какой-то яркий свет, а дальше все смутно.

Кассандра обратила печальный взгляд на меня. Ее изумрудного цвета глаза влажно блеснули в тусклом свете настенной лампы. Она не понимала, зачем мне все это нужно, зачем вспоминать то, что давно пора забыть, как кошмарный сон. Сомневаюсь, что я сам до конца это понимаю.

— Когда ты упал, — заговорила она. — Та странная девочка подбежала к тебе, а те страшные люди оказались подле вас. Я убежала вперед и все видела, прячась за деревом. Человек в плаще одной рукой поднял тебя, а второй пробил тебе грудь. Другой подскочил к девочке и, видимо, хотел сделать то же самое, но, когда он поднял ее, от ее медальона стало исходить ярчайшее свечение, какое даже от солнца не увидишь. Свет залил все вокруг. Я думала, что ослепну. Но когда света стало меньше, я увидела, что те двое лежали на земле и страшно корчились в судорогах. Их начал окутывать мрак, постепенно они превращались в жуткие тени и растворялись в воздухе. Я в нерешительности подошла ближе, а когда от них ничего не осталось, я подбежала к отцу. Анкора подошла ко мне и, попросив отойти в сторону, положила руку ему на грудь, прямо туда, где сердце. Мне показалось, что через ее руку проходил мягкий свет и проникал прямо в отца. Потом она повторила то же самое и с твоим отцом, и с тобой, после чего вытащила кинжал из твоей ноги, бросив его на траву. Из раны засочилась кровь, окрашивая траву вокруг. От вида крови мне стало дурно, а она с прежней невозмутимостью оторвала клочок от своей непонятной рубашки и перебинтовала тебе рану. Затем положила руку на перевязанную ногу, и мне снова показался свет из ее руки, идущий прямо в тебя. Потом она наклонилась к твоему уху и стала, что-то шептать. Но из того, что она говорила, я ничего не разобрала, кроме нескольких последних слов…

— И что это за слова? — преисполненный любопытства, поинтересовался я.

— «Свобода отмыкает пути», кажется так, если я ничего не путаю. Потом она куда-то ушла.

— Куда же?

— А вот этого я, увы, не знаю. Она не сказала ни слова, даже не посмотрела в мою сторону и ушла вглубь леса. Не знаю, куда она направилась. Что с ней и где она, мне неизвестно, — Кассандра проницательно посмотрела мне в глаза и добавила: — Если ты хочешь найти ее, забудь об этом. Много воды утекло с тех пор.

Пожалуй, Кассандра права. Мне никогда не найти Анкору. И с чего я вообще решил, что смогу ее отыскать? Она может быть где угодно, если вообще жива.

— А как же ты? Что ты делала, оставшись одна в лесу?

— Я в полном замешательстве, не зная, что теперь делать, плакала на неподвижном теле отца. Потом я попыталась взять себя в руки и вернулась в нашу хижину и застала там обескураженную маму. Я ей попыталась все рассказать, но у меня это плохо получалось. В общем, вас доставили в больницу. Уже на следующий день вы прекрасно себя чувствовали. Твоя рана быстро затянулась, от нее не осталось и следа, что довольно странно. Обычно такие раны заживают, гораздо дольше. Насколько я знаю, боли в сердце вас мучили совсем недолго, однако пострадала ваша память. Никто из вас ничего не помнил о последних днях. Никто не мог рассказать, что с вами случилось, кроме меня… — Кассандра закрыла ладонью лицо и тихо проговорила: — Лучше бы я тоже все забыла.

— Да, скорее всего, так было бы лучше, — подтвердил я. — Тяжело жить с подобными воспоминаниями. Но со временем…

— Не в этом дело, — сказала она, убрав руку от лица. — Я была единственной свидетельницей тех событий, которая все помнила. С тех пор меня всюду преследовал страх. Я боялась вновь встретить этих людей. Мама постоянно пыталась со мной поговорить о том, что тогда случилось, но я не хотела рассказывать. А если меня все же вынуждали рассказать, то никто мне не верил. Если я что и говорила о загадочной девочке и о страшных людях в темном, то все воспринималось либо как разыгравшаяся фантазия глупой девочки, либо как бред умалишенной. Мама долго хотела докопаться до «правды». Она считала, что я вру и что-то скрываю, но потом она сделала свои выводы. Решила, что у меня что-то с головой, потому что я так настаивала на своих «выдумках» или просто отказывалась говорить. Я не хотела это вспоминать, потому что мне было страшно… Возможно, я и на самом деле тронулась умом, после того случая.

— Почему ты так думаешь? Я сейчас разговариваю с тобой и видимых отклонений не наблюдаю.

— Ну, спасибо, мистер Выдающийся Психолог. Теперь-то мне легче. Да лучше бы я сошла с ума, чем…

Кассандра прервалась на полуслове, закрылась ладонями и глубоко вздохнула. Собравшись с мыслями, она опустила руки и заговорила:

— Вам-то хорошо: сразу обо всем забыли. А мне пришлось несладко. После всего пережитого и в тот день, и в последующие, я замкнулась в себе. Ни с кем не разговаривала, наверное, странно вела себя. Проблемы появились и в школе. Я стала плохо учиться. Друзья начали подмечать, что со мной что-то не так. Я их избегала, но все же общалась со своей лучшей подругой. Я доверяла ей все свои тайны, но даже ей я не хотела рассказывать этой жуткой истории. Мама со временем немного успокоилась и перестала спрашивать меня о произошедшем. Но она видела, что мое поведение стало каким-то странным. Меня отправляли к разным психологам. А те слушали меня, наверняка, уже настроившись на то, чтобы найти у меня какое-то отклонение. Ведь мама наверняка им рассказала все, что от меня слышала. Кто-то из этих специалистов даже сказал, что мне не помешает лечение в одной психиатрической лечебнице. Наслушавшись заверений врачей, что так мне будет лучше, родители согласились на такую меру. Меня туда и отправили. В основном, это была мамина инициатива. Папа, конечно, колебался, но все-таки дал добро на это. От него я этого не ожидала. Память к нему тогда еще не вернулась, и он, вероятно, тоже думал, что я свихнулась, но… В лечебнице мне было очень плохо, меня пичкали какими-то таблетками. Не думаю, что это шло мне на пользу. Меня часто навещали родители, видели, как я там страдаю, но ничего не предпринимали. Обещали, что все будет хорошо, и я скоро вернусь домой…

Кассандра замолчала, переводя дух.

— Что случилось потом?

— В один прекрасный день к отцу вернулась память. Он вспомнил, что случилось в тот день. Он рассказал обо всем маме. Мне кажется, она усомнилась в здравости его рассудка, но… — Кассандра замялась. — Ну, в основном благодаря нему меня и забрали домой. Он говорил, что я вполне здорова, говорил, что верит мне. Однако у мамы на мой счет имелись подозрения. В общем, с тех пор мы порешили на том, что никогда больше не будем касаться той истории.

— А почему я тебя ни разу не видел с того происшествия в Ипсвите?

— Потому что мы так решили, — ответила она. — Но в основном эта идея твоего отца.

— Моего отца?

— Да. Твой отец, кажется, справился с амнезией несколько раньше, чем мой. Возможно даже, это он помог моему отцу все вспомнить. Наши отцы решили, что об этой истории не следует распространяться, и мне сказали, чтобы я держала все в тайне. А поскольку к тебе память еще не вернулась, то мы решили, что тебе лучше и не вспоминать ничего. Мы исключили из твоей жизни все, что могло напомнить тебе о том жутком дне. Мне сказали с тобой больше не видеться. Мы перестали ездить в Ипсвит, и сейчас там все в запустении.

— Мне очень жаль, что с тобой все это приключилось. Печально, что все обернулось таким образом, но взгляни на свою жизнь. Не смотря на все превратности судьбы сейчас у тебя замечательная работа, ты превосходно рисуешь, ты талантливая художница. А в скором времени, я уверен, у тебя будет своя семья: дети, любящий муж. Все у тебя будет хорошо. У тебя впереди счастливая жизнь.

— Спасибо, Том, что поддержал меня добрым словом. Надеюсь, все будет, как ты и сказал, — на лице Кассандры промелькнула тень улыбки. — Ты хороший друг, Том.

Кассандра обращалась со мной так, словно несколько лет моего беспамятства не разделяли наши жизни, словно никогда не существовало тех лет, когда мы не виделись, и мне даже казалось, что так оно и было.

— А давай я твой портрет нарисую? — неожиданно предложила она.

— Я не против. Было бы очень здорово.

— Отлично. Мне нужна будет твоя фотография. Выберешь тогда что-нибудь получше.

Дата добавления: 2014-12-16