Описание значений. К проблеме определения и метаязыка

Я 45

Аналогичную дихотомию родовидовых или общечастных отноше­ний мы наблюдаем и в словосочетании. В словосочетании березовая роща существительное обозначает родовое, общее понятие, березовая — видовое. В целом словосочетание, как и в других подобных случаях, обозначает индивидуальное видовое понятие с явно выраженным логическим взаимоотношением входящих в его состав элементов.

В Р

БЕРЕЗОВАЯ РОЩА

В

Подобные отношения характерны и для предложения.
В Р

ИВАНОВ — СТУДЕНТ

В

Для показа явной логической расчлененности предложения мы приводим предложение с именным составным сказуемым, где отдель­ными единицами выражается родовое понятие (именная часть сказу­емого) и предикативные значения (связка, отсутствующая в настоящем времени). Признак замыкается в субъекте. В целом предложение выступает как тождество субъекта и предиката; иными словами, пред­ложение обозначает субъект с предицируемым ему признаком. Та же форма мысли и те же логические взаимоотношения наличествуют и в предложении с простым глагольным сказуемым. В отличие от именного сказуемого в личном глаголе предикативные категории и лексическое значение выражаются в формах глагола, морфологически.

ИВАНОВ УЧИТСЯ = («ЕСТЬ УЧАЩИЙСЯ»)

Однако в выражении этих логических отношений в предложении, по сравнению со словом и словосочетанием, наблюдаются и сущест­венные отличия, поскольку предложение не номинативная, а преди­кативная единица языка. Структурные логические отношения закреплены в слове как единице системы языка, т. е. являются данны­ми, воспроизводимыми. И в свободном словосочетании они, хотя и образуются в речи, но также приводятся как данные. Именно поэтому и слово, и свободное, переменное словосочетание относятся к номи­нативным единицам языка (В.В. Виноградов). Другое дело предложе­ние. Здесь родовой признак предицируется, т. е. приписывается субъекту с помощью предикативных значений времени, наклонения, лица. Родовидовые отношения (с предикатом связано общее, родовое понятие) в предложении имеют характер актуального познания (сооб-

щение, в котором что-либо утверждается, отрицается, подвергается сомнению и т. д.). Предикативные отношения свойственны только предложению.

В словосочетании и предложении указанные отношения выража­ются свободно привлекаемыми словами; в слове морфемы закреплены и постоянно воспроизводятся. Но в результате различных исторических изменений, образных наименований логические отношения могут быть не выражены. Однако это не означает, что отмеченные отношения пропадают вовсе; они присутствуют в слове идеально, имплицитно, не имея самостоятельного выражения в соответствующих элементах слова. Это наглядно видно при сравнении тождественных или близких по значению слов или выражений с ясным логическим членением и без такового (ср.: грузовой автомобиль — грузовик — полуторка — двухтон-ка; столетие — век и т. п.).

В своем рассмотрении сходства по форме семантических структур мы обращались к единицам, имеющим строение, выраженное элемен­тами этих единиц. В слове логические отношения наличествуют и в тех случаях, когда они могут быть явно и не выраженными. Вполне правомочен вопрос: имеет ли подобное строение морфема, и в част­ности аффикс — кратчайшая семантическая единица. Надо полагать, аффиксы, как и корни в своем конкретном применении, подобно другим значимым единицам языка, имеют два семантических уровня. Однако семантика аффиксов в этом отношении не изучена. Интересен в связи с этим следующий пример. Общим категориальным значением относительных прилагательных является выражение отношения к предмету, обозначенному производящим словом. Однако эта общая категориальная идея отношения может весьма своеобразно конкрети­зироваться, отражая реальные отношения предметов в аспекте челове­ческой деятельности. Так, прилагательное в сочетании «золотая карета» может обозначать: а) «сделанная из золота»; б) «в которой перевозят золото»; в) «окрашенная в цвет золота»; г) с качественным оттенком: «очень дорогая»...

Таким образом, основные единицы языка обнаруживают сходство в строении своей семантической структуры, известный изоморфизм, свидетельствующий о едином, глубинном принципе их семантической организации, лежащей в основании языка.

Решение многих задач современной семантики и лексикографии зависит от теоретической и практической разработки определения, толкования значения.

Богатая лексикографическая практика в этом отношении теорети-

чески не подытожена, а это порождает затруднения в понимании как природы определения и толкования, так и самого значения. Такое положение отрицательно сказывается и на лексикографической прак­тике.

Определение значения (понятия) представляет собой логическую и лингвистическую процедуру, с помощью которой проводятся в известность отличительные или существенные признаки, выделяющие данное понятие среди других, благодаря чему раскрывается его содер­жание. Определить — это значит представить явно те признаки (= отношения), которые в совокупности выделяют данное понятие среди других. Эта процедура принципиально важна для говорящих, а также и для лексикографов как в практическом, так и в теоретическом отношении. В практическом — это важно для усвоения говорящими значений слов, в теоретическом — для получения объективной языко­вой картины связей и взаимодействия значений слов, т. е. для выяв­ления структуры значений, их содержания, системности лексики.

В логике выделяют различные виды определений. Однако нас интересуют собственно лингвистические определения и толкования.

В современной науке под влиянием дедуктивных, аксиоматических теорий весьма распространено мнение, что «определение — всегда перевод» с одного языка на другой, который по отношению к первому выступает в качестве метаязыка, т. е. языка второго порядка (45, с. 62—63). Если в дедуктивных, аксиоматических теориях, в формаль­ных языках статусы этих языков могут различаться в самих знаках и значениях, то в естественном языке при толковании слов мы не наблюдаем каких-либо формальных и смысловых отличий в употреб­лении слов в правой и левой части толкования, за исключением того, что, по общепринятому правилу, правая часть берется в кавычки. Но это не значит, что статусы этих частей одинаковы и равноправны. Именно на этом основании под влиянием методологии дедуктивных наук некоторые лингвисты (преимущественно структурального направ­ления) высказали идею создания особого языка описания значений слов естественного языка. Однако попытки создания такого языка, как и следовало ожидать, оказались неосуществимы.

Естественный язык — универсальная, стихийно, объективно фор­мирующаяся знаковая система. Между тем формальные, искусствен­ные языки образуются по условию; они интерпретируются либо естественным языком, либо другими более сильными формализован­ными языками. Надо заметить, что такие языки, создаваемые для специальных целей, должны быть обязательно интерпретированы, в противном случае они не будут поняты как содержательные знаковые системы. Ученые, которые переносят методологические требования, какие предъявляются к таким искусственным, формализованным язы­кам и их интерпретации,— в описание значений слов естественного 260

языка, тем самым приравнивают его к таким искусственным языкам, что не может не вызывать возражений у многих языковедов.

Ученые называют многие черты естественного языка, свидетельст­вующие, по сравнению с формализованными языками, об исключи­тельном богатстве и лабильности его семантики, о гибкости средств выражения, об универсальности. Следует подчеркнуть необходи­мость и единственность языка, хотя начиная с Соссюра некоторые лингвисты утверждают, что естественный язык принципи­ально не отличается от других семиотических систем. История чело­вечества не знает человеческого общества без языка. На всех этапах развития общества язык непосредственно вплетен в человеческую практику и корректируется этой практикой. Непосредственное выра­жение мысли на естественном языке есть одновременно акт ее созда­ния. В искусственных языках эти акты на известном этапе разделены; специальное назначение знака в системе и его содержание предвари­тельно оговариваются, следовательно, такие языки подготавливаются другой содержательной системой и средствами ее выражения.

Обсуждение правомочности естественного языка как языка описа­ния своих единиц имеет важную гносеологическую сторону. Способен ли язык описывать не только материальные, но и такие идеальные объекты, как значение слова или другой языковой единицы? Языковая практика дает основания ответить положительно.

Значение слова мы вправе рассматривать как идеальный объект; в значениях отождествлены, в известном смысле, реальные предметы, их свойства и их отношения. Между действительностью, ее материаль­ными объектами и значениями единиц языка, отражающими их, нет пропасти. Поэтому не может быть принципиального противоречия между описанием средствами естественного языка обозначаемого яв­ления действительности и описанием отражения этого явле­ния в значении слова, т. е. его идеальной стороны. Соответствие материального, являющегося объектом человеческой деятельности, и его идеального отражения в голове человека делает принципиально и единственно возможным использование естественного языка для опи­сания как обозначаемых фактов, так и значений слов, отражающих эти факты.

В формализованных языках статусы объектного языка и метаязыка различны, что находит выражение соответственно в знаках и их значениях.

Если формализованные языки оперируют предельно абстрак­тными понятиями, то структура значений слов естественного языка, как говорилось выше, подвижна и многофункци­ональна, способна по условиям речи обозначать не только понятие (которое, кстати сказать, весьма редко актуализируется в речи), но чаще всего конкретные предметы и явления. Однако толкование

значения слова относится собственно к семантическому, логическому ядру слова (см. выше схему лексического значения).

В естественном языке при толковании значений слов мы не на­блюдаем каких-либо формальных или семантических отличий в упот­реблении слов в определении, когда они раскрывают признаки «идеального предмета», по сравнению с употреблением этих же слов в обычной речи, когда они обозначают те или другие признаки, припи­сываемые подлежащему, обозначающему предмет или понятие. В левой части определения обозначается слово как знак; то, что оно обозначает, раскрывается в правой части, выступающей в форме развернутого предиката. Как любой предикат, определение содержит признаки, приписываемые субъекту-подлежащему, т. е. левой части. «Предика­тивная функция,— замечал В.В. Виноградов,— заключается... в рече­вом раскрытии реального содержания, связи и взаимодействия предметов и явлений действительности» (46, с. 50). В этой дефинитив­ной роли у языка не появляется каких-либо неизвестных, новых свойств.

Распространенное применение в современной лингвистике терми­нов метаязыка, метаречи не должно вводить в заблуждение относи­тельно свойств естественного языка описания. В употреблении этих терминов должно учитываться не столько своеобразие поведения язы­ка, сколько своеобразие обозначаемого в его отношении к значениям и функциям слов, описывающих его.

Как предметы, так и отражающие их значения (понятия) находятся в многоразличных отношениях друг к другу, существенных и несуще­ственных. Именно поэтому как предмет, так и понятие может опреде­ляться через различные отношения к другим предметам и понятиям, однозначно выделяющим толкуемый предмет или понятие. Иерархи­ческая подчиненность понятий, особенно сложных, и одновременно рядоположность и соподчиненность их с другими, позволяют понятиям определяться различными комбинациями других понятий, т. е. пере­водиться в разные знаковые экспликации, что Л.С. Выготский назвал «законом- эквивалентности понятий» (15, с. 249). Такая природа зна­чения (понятия) делает настоящей исследовательской задачей поиск действительно определяющих, ближайших существенных признаков значения. «Подлинно удачное определение,— писал X. Касарес,— мо­жет содержать столько же интеллектуальной красоты,— в конце концов речь идет об уравнении,— как и изящное решение сложной математи­ческой задачи» (47, с. 177).

Определение значения, разумеется, не есть еще значение в своем реальном существовании, т. е. значение в себе. И признаки значения, эксплицированные в определении с помощью других слов, существуют в толкуемом слове не как значения этих слов с выражением всех свойственных им семантических функций. Подобно тому, как опреде­ление предмета не есть еще сам предмет, так и определение значения 262

(«идеального предмета») не есть еще собственно значение, значение в себе. Если первое очевидно, то второе — определение значения — нередко смешивается, т. е. определение значения, представленное в виде называемых его признаков, выдается за собственное его сущест­вование в слове.

Признак как элемент значения — это существующее в мышлении идеальное отношение обозначаемого явления (понятия) к другому или другим. Соотношение и условное равенство между признаком и обоз­начающим его словом в определении замыкается пределами данного определения как отрезка метаречи. Приведение этого признака необ­ходимо для понимания, уточнения или уяснения значения слова как совокупности подобных признаков.

Определение, таким образом, отражает действительные отношения значения к другим значениям (понятиям): эти отношения закреплены практикой общения, парадигматическими и синтагматическими отно­шениями слов. Поэтому отыскание и исследование этих отношений и приведение их в известность в вербальных определениях представля­ются единственно возможным способом отразить действительное по­ложение предмета и понятия. Указание на принадлежность определяемого предмета или понятия к тому или другому классу предметов или понятий есть одновременно указание и на обладание свойствами этих предметов или понятий. Для говорящего, таким образом, раскрываются содержание, существенные черты толкуемого значения.

Ввиду того, что лексика представляет собой сложную систему единиц, семантически и логически разнообразных, находящихся в многоразличных отношениях к действительности и друг к другу, невозможно предусмотреть универсальный способ определения (48). Это ставит перед составителями словарей задачи чрезвычайной труд­ности, так как в дополнение к различным другим лексикографическим разработкам всякий раз приходится решать вопросы системной орга­низации фрагментов словарного состава. Отсюда ценность словарных толкований в том, что они, объясняя и уточняя значения слов, приводя различные их характеристики, одновременно вскрывают ближайшие системные логические взаимоотношения слов. Поэтому вполне зако­номерно, что путь к решению проблемы определения значения слов лексикографы видят в разработке моделей толкования для тематиче­ских и семантических групп слов (48, с. 11). Между тем лексика, например, русского языка остается в этом отношении неизученной. Возможно, что вскрытие «идеологической» и тематической организа­ции словарного состава языка позволит создать типологию дифферен­цирующих и интегрирующих признаков, отражающих эту организацию. Выделение таких общих определяющих признаков по­зволит выбрать наиболее подходящий способ толкования значений той или другой группы слов.

Разумеется, определяя значения языковых единиц языковыми же единицами (также в свою очередь определяемыми), мы имеем опас­ность оказаться в бесконечном ряду определений, если будем познавать значимые единицы языка, обозначающие действительные факты, ис­ключительно из вербальных определений. В. Дорошевский в связи с этим пишет: «Объяснение и толкование языковых фактов нельзя замкнуть в границах этих фактов, т. е. желая их объяснить, нельзя не выйти за их пределы. Каждый языковой элемент — это звено, связы­вающее человека как неразрывное биопсихосоциальное целое с внеш­ним миром, это рефлекс его контакта с этим миром или импульс, направляющий в сторону этой действительности, которая является «чем-то иным, чем слова». Цель семантического анализа слова, кото­рый должен завершиться определением, состоит в том, чтобы найти способ пробить стену, отделяющую мыслимое слово, как предмет интроспекции, от этого элемента действительности, знаком которого оно является» (49, с. 265—266).

Таким образом, естественный язык способен описывать как мате­риальные, так и идеальные объекты, во-первых, в силу того, что между действительным объектом и его отражением в нашем мозгу в виде понятия о нем нет противоречия. Более того, они в известном смысле тождественны. И, во-вторых, язык, как материально-идеальное и субъективно-объективное образование, как «третье бытие», по А.Ф. Лосеву, выступает по отношению к ним в качестве самостоятель­ного естественного средства отражения и обозначения. Язык как бы «возвышается» над чисто идеальным и материальным, делая их одно­временно предметом отражения и обозначения. Отсюда способность языка описывать материальные и идеальные объекты с субъективной точки зрения, постепенно приближаясь к их действительному положе­нию. Такое описание материальных и идеальных предметов осущест­влялось всегда. К теоретическому же осмыслению этих возможностей языка ученые обратились сравнительно недавно.

Общепринятое правило аксиоматических, дедуктивных наук — описывать знаки и их значения формальных языков можно только более сильными метаязыками, т. е. языками второго, более высокого порядка. В частности, такие языки должны обладать большим коли­чеством знаков по сравнению с описываемыми языками (ср.: Л. Блум­филд). Естественный язык радикально отличается от формальных конвенциональных языков в этом и других отношениях. Прежде всего естественный язык — это не дедуктивная, аксиоматическая и конвен­циональная система. Ее образование обязано объективной практиче­ской необходимости общения людей. Она всегда пребывала и продолжает пребывать вплетенной в практическую деятельность лю­дей. Это, разумеется, не значит, что с помощью естественного языка невозможно выразить ту или другую теорию, в том числе дедуктивную, аксиоматическую. Общее направление развития семантики языковых

единиц тяготеет к отвлеченности, не теряя при этом способности к конкретному предметному образному отражению. Обладая способно­стями и возможностями идеального (мысли) и материального (звука), отвечающего своими определенными качествами природе мысли, ес­тественный язык в этом отношении универсален. Он образован из практических потребностей, постоянно корректируется конкретной действительностью, непосредственной практикой общения, опытом, чувственно воспринимаемой действительностью. Проще говоря, и здесь действует правило: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услы­шать».

В определении мы должны видеть абстрактный способ познания значения и обозначаемого словом предмета. Вербальное определение не может заменить овладения значения слова в практике общения, усвоения связей слова в системе языка, а тем более не может заменить знакомства и познания обозначаемого предмета или явления действительности (ср. наглядное, или остенсивное, определение). Оп­ределение значения имеет целью раскрыть содержание значения, по предположению, известными читателю средствами, связью других значений, входящих в толкуемое как отличительные или существенные признаки. О познавательной ценности лингвистического определения можно сказать то же самое, что и о научном определении вообще. Об ограниченности определений даже в дедуктивных науках акад. А.А. Марков, например, писал: «По моему мнению, различные понятия определяются не столько словами, каждое из которых может, в свою очередь, потребовать определения, как нашим отношением к ним, которое выясняется постепенно» (50, с. 2).

ЛИТЕРАТУРА

1. Звегинцев В.А. Семасиология. М., 1957.

2. Baldinger К. Semasiologie. Versuch eines Uberblicks. Berlin, 1957.

3. Schippan T. Einfuhrung in die Semasiologie. Leipzig, 1972.

4. Потебня А.А. Эстетика и поэтика. М., 1976.

5. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М., 1976.

6. Вандриес Ж. Язык. М, 1934.

7. Виноградов В.В. Избранные труды. Лексикология и лексикография. М., 1977.

8. Виноградов В.В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. М., 1947.

9. Потебня А.А. Мысль и язык. Харьков, 1926.

10. Фреге Г. Смысл и денотат//Семиотика и информатика. Вып. 8. М., 1977.

11. Гумбольдт В. О различии организмов человеческого языка и о влиянии этого
различия на умственное развитие человеческого рода. СПб., 1859.

12. Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. Л., 1976.

13. Кацнельсон Д.С. Содержание слова, значение и обозначение. М.; Л., 1965.

14. Апресян Ю.Д. Лексическая семантика. Синонимические средства языка. М., 1974.

15. Выготский Л. С. Мышление и речь. М., 1936.

16. Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. Т. 1—2. М., 1958.

17. Войшвшыо Е.К. Понятие. М., 1967.

18. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М._; 1975.

19. Виноградов В.В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. Вып. 1. М., 193».

20. Виноградов В.В. О языке художественной литературы. М., 1959.

21. Белинский В.Г. Стихотворения М. Лермонтова//Собр. соч.: В 3 т. М., 1948. Т. 1.

22. Аветян Э.Г. Смысл и значение. Ереван, 1979.

23. УфимцеваАЛ Семантика слова//Аспекты семантических исследовании. М., 1980.

24. Челпанов Г.И. Логика. СПб., 1910.

25 Кондаков А.И. Логический словарь-справочник. М., 1975.

26. Болинджер Д. Анатомизация значения//Новое в зарубежной лингвистике.

Вып. X, М, 1981.

27. Катц Дж. Семантическая теория//Новое в зарубежной лингвистике. Вып. Л.

" 28. Бирвиш М. Семантика//Новое в зарубежной лингвистике. Вып. X. М., 1981.

29. Лотте Д.С. Краткие формы научно-технических терминов. М., 1971.

30. «Вопросы теории и психологии творчества». Т. 2. Вып. 2. СПб., 1910.

31. Балли Ш. Французская стилистика. М., 1961.

32. Будагов Р.А. Человек и его язык. М., 1974.

33 Горбачевич КС Сороколетов Ф.П. Значение и оттенок значения в лексикогра­фической практике//Изв. АН СССР, ОЛИЯ. Т. XXXIV 16. 1975.

34. МиллъД.С. Система логики. М., 1899.

35. Есперсен О. Философия грамматики. М., 1958.

36. Суперанская А.В. Общая теория имени собственного. М., 1973.

37. Уфимцева А.А. Типы словесных знаков. М., 1974.

38. Стеблин-Каменский М.И. Спорное в грамматике. Л., 1974.

39. Галкина-Федорук ЕМ. О форме и содержании в языке//Мышление и язык. М.,

40. Серебреннике» Б.А. К проблеме типов лексической и грамматической абстрак-
ции//Вопросы грамматического строя. М., 1955.

41. Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. Т. III. M., 1968.

42. Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974.

43. Смирницкий А.И. Объективность существования языка. М., 1954.

44. Звегинцев В.А. Язык и лингвистическая теория. М., 1973.

45. Мартынов В.В. Кибернетика. Семиотика. Лингвистика. Минск, 1968.

46. Виноградов В.В. Идеалистическая основа синтаксической системы проф.
А.М. Пешковского, ее эклектизм и внутренние противоречия//Вопросы синтаксиса
современного русского языка. М., 1950.

47. Касарес X. Введение в современную лексикографию. М., 1959.

48. Евгеньева АЛ. Определение в толковых словарях//Проблема толкования слов в
филологических словарях. Рига, 1963.

49. Дорошевский В. Элементы лексикологии и семиотики. М., 1973.

50. Марков А.А. Исчисление вероятностей. М., 1924.

Дата добавления: 2014-12-16