XXXVIII 13 страница

Повторю: внешне это выглядит как криминализация. В лучшем случае отмечается размах, так сказать, количественный аспект. И здесь я еще раз хочу напомнить мысль А. Мэнка о том, что в России мафия, возможно, превратилась в становой хребет власти, и мнение некоего анонима о том, что в России ныне мафия стремится подменить собой государство. В строгом смысле, термин «мафия» здесь, конечно, неприменим. Скорее следует говорить об оформлении некой группы, которая не обособила легальный и нелегальный аспекты своего функционирования, не дифференцировала легальную и криминальную функции своей деятельности. Кстати, это частый способ возникновения новых социальных групп. Генезис капитализма — один из примеров. Не говоря уже о генезисе коммунизма — с эксами, гражданской войной, «отмыванием» во времена нэпа награбленного ранее, террором 30-х годов.

Если мафия — центр власти, то это уже не мафия, а власть. Или контрвласть, контробщество. Кстати, Ашиш Нанди, известный индийский специалист по политической науке, в свое время предпринял очень интересную попытку рассмотреть сверхкор-румпированное, как он пишет, индийское государство конца 70-х — начала 80-х годов в качестве контробщества, «общества-тени», в котором грань между чиновниками и политиками, с одной стороны, и гангстерами, бандитами, ворами, взяточниками — с другой, практически исчезла. В результате, как замечает Нанди, возникает интереснейшее явление: «государство» становится значительно более жестким и угнетающим, чем те господствующие классы, интересы которых оно представляет и защищает. Аналогичные примеры можно найти и в других странах Азии, Латинской Америки и Африки. «Государство-бандит» — так некоторые исследователи называют мобутовский Заир, и этим, думаю, список «государств-бандитов» на рубеже двух тысячелетий и двух веков не исчерпывается.

Термин «контробщество» в качестве описательного для нынешней русской реальности кажется мне более адекватным реальности, чем «мафизация» государства или общества. «Мафизация общества» — это в действительности его асоциализация, ситуация и процесс, при котором исчезает граница между нормой и аномией, между повседневным поведением и преступлением. Таким образом, по части асоциализации, являющейся следствием разложения коммунизма как структуры негативной функции капитала, мы, как когда-то в области балета и ракет, опять, похоже, «впереди планеты всей». Причем, если в зоне разложения функционального капитализма асоциализация развивается в большей степени снизу, то у нас она идет и снизу и сверху, демонстрируя разнообразие комбинаций и позиций, стхал и парачхед в отношениях с обществом. Асоциал занял важнейшие места во власти и бизнесе. Не все, конечно, но много. В значительной мере можно говорить и об асоциализации власти. Асоциал прорвался даже в Думу и, сделав ее своим театром, кривляется и паясничает там, позоря страну на весь мир: «Тупой разгул на Запад и Восток позорит нас среди других народов». Однако все это связано не только с коммунизмом (хотя и с ним тоже), но и с развитием Русской Системы.

Если говорить о нашей оригинальности, то необходимо вспомнить, что режимы Ивана Грозного, Петра I и большевистский возникали как контробщество. Опричнина, гвардия Петра и большевистский режим рождались и выступали как контрвласть, контробщество, сообщество асоциалов, «новых русских». При каждом новом пришествии «новых русских», их масса, масса контробщества превышала предшествующую: в начале XX в. их было больше, чем в начале XVIII, в начале XVIII больше, чем в середине XVI в. Ныне достигнут абсолютный рекорд в Русской Истории. Именно массовость, тотальность пока что не позволяют найти фигуру-символ, аналогичную Басманову-младшему или Меншикову или Радеку. Ну что же, как говорили об английской футбольной сборной образца 1966 г., — «не команда звезд, а звезда-команда».

И вот что поразительно: победителями асоциал, криминал оказались в той революции, которая начиналась под лозунгами борьбы за «демократию» и «правовое государство». Какая горькая ирония истории! Получается прямо-таки сталинская диалектика: пойдешь налево — придешь направо; пойдешь направо — придешь налево. Диалектика Русской Системы? Дьяволектика? Дьяволиада. Не будем демонизировать и инфернализировать реальность (тем более что реальность нередко страшнее дьяволиады). Перед нами логичный результат комбинации двух процессов: распада коммунизма и негативной энтээризации России. Нет противоречия между терминами А.Солженицына «великая преображенская революция» и С.Говорухина «великая криминальная революция». Как заметил Ю.Пивоваров, речь должна идти о «великой криминальной преображенской революции». Тут тебе и преображение — на криминальный лад, и криминализация преображения, и «преображенский приказ» — силовые структуры легальные и нелегальные. В общем, еще одна властно-техническая революция — асоциальная. Антикоммунистическая революция и могла у нас быть только асоциальной. Коммунизм задал коридор и параметры самоотрицания. По-видимому, нам еще долго придется жить в его тени, энтропии, негативе.

Асоциал — это тот, кто творит насилие, нарушает законы, играет в свою игру по одному ему понятным и им же устанавливаемым и нарушаемым правилам. Игра, правда, очень русская — крокей. Это слово изобрел Владимир Высоцкий, использовавший его в мюзикле «Алиса в стране чудес». Крокей происходит от «хоккей», с одной стороны, и от «круши» и «кроши» — с другой. Крокей — любимая игра асоциала и Русской Власти в период ее становления. Это — игра в генезис исторических структур Русской Системы. В набор входят: дыба, топор, застенок и т. д. Крокей — это «Монополия» Русской Системы.

Если далее говорить о нашей оригинальности, то следует признать, что в Русской Истории, в создании Русской Власти асоциал играл и сыграл огромную роль, которой нет близких аналогов ни на Западе, ни на Востоке. Но тогда может и беспокоиться нечего? Все устроится? За опричниной и Смутой пришли первые тишайшие Романовы. Бла-а-лепие. За страшным 25-летием первого Русского Антихриста (и в то же время одного из апостолов Русской Власти и Русской Системы), правда, последовала чехарда самцов-гвардейцев и их венценосных любовниц, но затем наступили великолепие и расцвет. А хмурое утро ленинизма-сталинизма сменила Оттепель и еще более оттепельный, чем сама Оттепель, Застой, брежневская эпоха — одна из самых лучших — в смысле стабильных, сытых и спокойных («На свете счастья нет, но лишь покой и воля») не только в истории СССР, но, под определенным углом зрения, и в Русской Истории.

Так может, не надо беспокоиться? Асоциалы приходят и уходят, истребляя друг друга, сделав свое дело, а Власть и Система остаются. Мочиловград превращается чуть ли не в Град Небесный (по русским, разумеется, представлениям). Так было всегда. Но в том-то и проблема: сейчас нет гарантии, что так будет и на этот раз. Все явления асоциала Русской Истории и в ней все его визиты в Русскую Систему до сих пор имели место тогда, когда эта Система была на подъеме. На подъеме — параллельным курсом — вместе с Капиталистической Системой.

Ныне ситуация иная. Асоциализация, формирование «зон неправа» идет и на Западе, в Капиталистической Системе, которая едет с ярмарки — «едет всадник прямо в осень, не замедлит свой бег». Ее бывшие коммунистическое Зазеркалье лишь повторяет, воспроизводит этот процесс, двукратно усиленный — и тем, что у нас функция капитала была негативной, и тем наследием, которое мы имеем от Русской Системы. В данной конкретной ситуации такая «двукратность», суммированная с мировыми процессами, способна стать сверхдетерминантой, и в этом случае Россия опять преподнесет миру невиданный урок и невиданную доселе революцию.

Как знать, не окажется ли единственным положительным содержанием посткоммунистического строя в России, по крайней мере на первых порах, асоциальность. «Рынок», «частная собственность», «капитализм» и т. д. — все это может стать лишь внешней, мало связанной с содержанием формой той негативной неклассовой социальности, которая есть продукт одновременно разложения и отрицания коммунизма как неклассовой (антиклассовой, антикапиталистической) социальности. И получается логично: от антиклассовости, негативной классовости, антиклассовой социальности коммунизма — к асоциальности; от одной стадии негативной социальности и классовости — к другой; от одной формы отрицания — к другой.

Асоциальность — завершенный функционализм, и в этом смысле — аналог НТР. Негативный аналог. Она может принимать любые формы — от «парламентской демократии» до «монархии», от «капитала» до «государства». Капитализация оборачивается криминализацией. И тот факт, что одним из наиболее мощных и развитых направлений преступной деятельности в России, по оценке МВД, являются финансовые преступления с использованием компьютерных средств и скупка акций наиболее рентабельных и передовых предприятий, лишний раз свидетельствует: энтээровский век идет в Россию по пути криминализации, асоциализации. Это и есть пока Русский Путь в НТР, в XXI в.

Асоциальность всепроникающа. В этом смысле успех и размах «новых русских» и «русской мафии» на Западе очень показательны. Это — торжество асоциала. Это — триумф такого социального вируса, к которому у Запада нет иммунитета. Впрочем, это — особая тема, и сейчас имеет смысл поставить здесь точку и взглянуть на тот процесс, который именуют «второй русской революцией XX в.». Строго говоря, эта революция, конечно же, третья, первой была революция 1905–1907 гг., значение которой до сих пор, даже в год ее 90-летия, недооценивается. Будем надеяться, что оценят к столетию. Но есть резон и в определении именно октябрьского переворота 1917 г. и последовавших за ним событий как первой русской революции XX в. Во-первых, революция 1905–1907 гг. принадлежит по сути XIX в., она подводила его итоги, разрубала его противоречия. Во-вторых, именно с октябрьским переворотом Россия вошла не только в XX в. но и новую структуру Русской Системы — коммунизм.

Дата добавления: 2014-12-17