Индия - колыбель человечества 3 страница

Недалеко от этого места стоят три отдельных горных пика, которые образуют любопытный треугольник; они включены в цепь Анд. Согласно традиции, единственный возможный вход в подземный коридор, ведущий на север, скрыт в одном из этих пиков. Но без знания указывающих путь тайных знаков полк титанов мог бы там разворотить скалы и поиски все же оказались бы напрасными. Но даже, если кому-то удалось бы отыскать вход и добраться до поворачивающейся глыбы в стене гробницы, и он попытался бы взорвать ее, то перекрывающие одна другую скалы так расположены, что они погребли бы под собою гробницу со всеми сокровищами и, - по выражению таинственного перуанца, - "погребли бы в общей могиле" еще и тысячу воинов. Нет другого доступа к подземелью Арика, как только через дверь в горе близ Пайквина. По всей длине коридора из Боливии до Лимы и Куско расположены меньшие сокрытые хранилища, заполненные сокровищами из золота и драгоценных камней, накопленных многими поколениями инков, и общая их ценность неисчислима.

Мы обладаем точным планом туннеля, гробницы и дверей, каковой план дал нам в то время старый перуанец. Если бы мы когда-либо вздумали воспользоваться этим секретом, то нам потребовалось бы в значительной мере содействие Перуанского и Боливийского правительств. Не говоря уже о физических препятствиях, ни один человек отдельно и даже небольшая группа не могли бы взяться за исследование без того, чтобы не столкнуться с армией контрабандистов и разбойников, которыми кишит это побережье; и в эту армию, в сущности, входит почти все население. Одна только задача очищения удушливого воздуха коридора, куда сотни лет никто не входил, - серьезное задание. Однако, сокровища там лежат, и традиция гласит, что они будут там лежать до тех пор, пока последние остатки испанского владычества не исчезнут как из Северной, так и из Южной Америки.

Сокровища, вырытые из земли доктором Шлиманом в Микенах, пробудили всеобщую жадность, и глаза авантюристических спекулянтов обращены к тем местностям, где, по предположениям, захоронены богатства древних народов - в тайниках или в пещерах, под песком или аллювиальными наносами. Но нет другой местности, не исключая даже Перу, к которой относилось бы так много традиций, как к пустыне Гоби. В независимой Татарии эти, под завывающим ветром, перемещающиеся пески, если повествования правильны, представляли собою богатейшие империи, какие когда-либо видел мир. Говорят, что под поверхностью пустыни лежат такие богатства, заключающиеся в золоте, ювелирных изделиях, скульптуре, оружии, сосудах и всем, что относится к человеческой роскоши и изящным искусствам, что ни одна из ныне существующих столиц христианского мира таким не обладает. Гобийские, ужасающим ветром гонимые, пески регулярно движутся с востока на запад. Временами некоторые из этих скрытых сокровищ обнажаются, но ни один туземец не осмеливается прикоснуться к ним, ибо вся эта область под запретом мощных чар - смерть была бы наказанием. Бахти - уродливые, но верные гномы, охраняют сокрытые сокровища доисторических народов, дожидаясь того дня, когда вращение циклических периодов снова раскроет людям их историю в назидание человечеству.

Согласно местным преданиям, гробница Чингис-Хана все еще существует у озера Табасун Нор. В ней, как бы уснувший, лежит монгольский Александр. По истечении трех с лишним веков он проснется и снова поведет свой народ к новым победам и к другому пожинанию славы. Хотя это пророческое предание будет встречено с большим недоверием, мы можем подтвердить как факт, что сама гробница не выдумка и что ее поразительное богатство не преувеличение.

Область Гобийской глухомани, фактически, вся площадь независимой Татарии и Тибета ревниво охраняется от иностранного вторжения. Те, кому разрешается пересекать ее, находятся под особым наблюдением и водительством агентов, назначаемых высшими властями, и они не должны сообщать внешнему миру никакой информации о местах и лицах. Если бы не было этого ограничения, то даже мы могли бы дать на этих страницах много описаний о исследованиях, открытиях и приключениях, которые читались бы с интересом. Рано или поздно настанет время, когда страшные пески пустыни выдадут свои давным-давно захороненные тайны, и тогда наше современное тщеславие испытает неожиданное унижение.

"Люди страны Пашай",<<414>> - говорит Марко Поло, отважный путешественник XIII века, - "являются великими адептами в колдовстве и в дьявольских искусствах".

И его ученый редактор добавляет:

"Этот Пашай, или Удиана, была родиной Падма Самбхавы. одного из главных апостолов ламаизма, то есть тибетского буддизма, и великого мастера чарований. Доктрины Сакья, когда они были преобладающими в старину, вероятно, носили сильные следы шиваистской магии, и тибетцы рассматривают эту местность, как классическую землю колдовства и чарований".

"Старина", точно такая же, как и "новые времена" - ничто не изменилось в отношении пользования магией, за исключением того, что это пользование стало еще более эзотеричным и засекреченным по мере возрастания любопытства различных путешественников. Хуан-Цзан, этот благочестивый и храбрый человек, говорит о тамошних обитателях:

"Эти люди... любят учение, но не отдаются ему с увлечением. Наука магических формул стала для них регулярным профессиональным делом " [ 388 ].

Мы не будем опровергать сказанного преподобным китайским паломником по этому поводу и охотно допускаем, что в седьмом веке некоторые люди превратили магию в "доходное дело"; точно также поступают некоторые люди и теперь, но так не поступают истинные адепты. И не Хуан-Цзан, благочестивый отважный человек, рисковавший сотню раз своей жизнью, чтобы приобщиться к блаженству узреть тень Будды в Пешаверской пещере, являлся тем человеком, который стал бы обвинять святых лам и обезьянничающих тауматургов, что они, демонстрируя магию путешественникам, превратили ее в "доходную профессию". Наверное, Хуан-Цзан ни на минуту не забывал приказа Будды, заключающегося в его ответе царю Прасенагиту, своему покровителю, который посетил его, чтобы требовать совершения чудес.

"Великий царь", - сказал Гаутама, - "я не преподаю закона моим ученикам, говоря им, - "идите, вы, святые, и совершайте, пользуясь нашими сверхъестественными силами, перед брахманами и домохозяевами чудеса, превосходящие все, что какой-либо человек может совершить". Я говорю им, когда учу закону - "живите, вы, святые, скрывая свои добрые деяния и обнажая ваши грехи"".

Пораженный повествованиями о магических проявлениях, засвидетельствованных и записанных путешественниками всех веков, посетивших Татарию и Тибет, полковник Гул приходит к заключению, что обитатели тех стран, должно быть, имеют "в своем распоряжении всю целиком энциклопедию современных "спиритуалистов". Дахолд в числе их волшебств упоминает умение вызывать появление в воздухе фигур Лао-цзы<<415>> и их божеств, а также умение заставить карандаш писать ответы, на вопросы без прикосновения рук ".<<416>>

Первое - вызывание фигур - относится к религиозным мистериям их святилищ; если такие вызывания совершаются с корыстолюбивыми целями, то они считаются колдовством, некромантией и строго воспрещаются. Второе искусство - способность карандаша писать без прикосновения рук - было известно и практиковалось в Китае и в других странах за многие века до христианской эры. Это является азбукой магии в тех странах.

Когда Хуан-Цзан захотел поклониться тени Будды, то он не прибегал к услугам "профессиональных магов", но обратился к силе вызывания своей собственной души, к мощи молитвы, веры и созерцания. Все было мрачно и тоскливо у пещеры, где, как уверяли, чудесное явление иногда происходило. Хуан-Цзан вошел в пещеру и начал творить свои молитвы. Он совершил сотню обращений, но ничего не увидел и не услышал. Тогда, считая себя слишком грешным, он горько плакал и пришел в отчаяние. Но когда он уже стал терять всякую надежду, он заметил на восточной стене слабый свет, но он исчез. Он возобновил свои молитвы, на этот раз уже полный надежд, и опять увидел свет, который то вспыхивал, то опять исчезал. После этого он дал себе торжественный обет: не уходить из пещеры до тех пир, пока не испытает восторга лицезрения тени "уважаемого в веках". После этого ему пришлось ждать дольше прежнего, так как только после 200 молитв темная пещера вдруг залилась светом, и тень Будды сияющего белого цвета величественно поднялась на стене, точно сразу разорвались облака, дав место дивному изображению "Горнего Света". Хуан-Цзан весь погрузился в созерцание дивного явления и не мог отвести своего взора от возвышенного и несравненного видения. Хуан-Цзан в своем дневнике "Си-ю-цзи" добавляет, что это возможно лишь тогда, когда человек молится с искреннею верою и получает свыше сокровенное воздействие - лишь тогда можно видеть эту тень ясно, но нельзя насладиться этим лицезрением столько, сколько хотелось бы [ 305 ].

Те, кто с такой легкостью обвиняют китайцев в безрелигиозности, хорошо сделают, если прочтут Скотта "Очерки по буддизму в Китае и в Верхней Азии" [ 389 ].

"В годы Юан-йеу Суна (1086-1093) благочестивая матрона со своими двумя прислужницами всецело жили жизнью, устремленною к свету, добродетели. Однажды одна из этих девушек-прислужниц сказала другой: "Сегодня ночью я перейду в тонкий мир, в царство Амита (Будды)". В ту же ночь бальзамический аромат заполнил весь дом, и девушка умерла безо всякой предшествующей болезни. На другой день оставшаяся в живых прислужница сказала своей госпоже: "Вчерашней ночью моя покойная подруга приснилась мне во сне и сказала: благодаря упорным мольбам моей дорогой хозяйки, я стала обитательницей Рая, и мое блаженство невыразимо словами". Хозяйка ответила: "Если она и мне покажется, тогда я поверю всему, что ты говоришь". В следующую ночь покойница, действительно, показалась ей. Хозяйка спросила ее: "Нельзя ли мне заодно самой посетить царство Света?" - "Да", - ответила благословенная душа, - "тебе придется только последовать за своей прислужницей". Госпожа последовала за ней (во сне) и вскоре увидела озеро неизмеримых размеров, все покрытое неисчислимым количеством красных и белых лотосов различных размеров; некоторые цвели, некоторые увядали. Она спросила, что бы могли означать эти цветы? Девушка ответила: "Они все человеческие существа на земле, чьи мысли обращены к Царству Света. Самое первое устремление к Раю Амита порождает цветок на Небесном озере; и по мере того, как подвигается вперед человек по пути самоусовершенствования, представляющий его цветок на озере ежедневно прибавляется в росте и становится все более прекрасным; в противном же случае он теряет свою красоту и увядает".<<417>> Матрона пожелала узнать имя одного светозарного, который покоился на одном из цветков, одетый в развевающееся с чудесными переливами света одеяние. Ее прежняя прислужница ответила: "Это Ян-цзи". Затем она спросила имя другого и получила ответ: "Это Маху". Тогда госпожа сказала: "Какое место займу я, когда перейду сюда после смерти?" Тогда Благословенная Душа повела ее немного дальше и показала ей холм, который блистал золотом и лазурью. "Вот", - сказала она, - "ваше будущее обиталище. Вы будете принадлежать к первому классу благословенных". Когда матрона проснулась, она послала узнавать про Ян-цзи и Маху. Первый уже умер, а второй был жив и здоров. И таким образом эта госпожа узнала, что душа человека, который продвигается вперед к святости и никогда не отступает назад, может уже быть обитательницей Царства Света, хотя тело все еще пребывает в этом преходящем мире".

В том же самом очерке приводится другое китайское повествование на ту же тему:

"Я знал человека", - говорит автор, - "который в течение своей жизни убил многих живых существ, и, наконец, сам получил апоплексический удар. Горести, предстоящие его грехами отягощенной душе, печалили меня до глубин сердца. Я посещал его и уговаривал его взывать к Амита, но он упорно отказывался. Болезнь затемняла его понимание; вследствие своих злодеяний он ожесточился. Что предстоит этому человеку, когда глаза его закроются? В этой жизни ночь следует за днем, и зима следует за летом - об этом знают все. Но что за жизнью следует смерть - никто не хочет подумать. О, какая это слепота! Какая черствость!" (стр. 93).

Эти два примера из китайской литературы едва ли подтверждают обычное обвинение в безрелигиозности и полном материализме, которое предъявляется этой нации. Первое приведенное небольшое мистическое повествование полно духовного очарования и могло бы украсить любую христианскую религиозную книгу. Второе повествование заслуживает похвалы, и стоит только слово "Амита" заменить словом "Иисус", как получится весьма ортодоксальный рассказ в отношении религиозных чувств и кодекса нравственной философии. Нижеследующий пример еще более поразителен, и мы приводим его ради блага возрождателей христианства:

"Хуан-цза-цзи из Т'анчена, который жил во времена династии Сун, был кузнецом-ремесленником. Когда бы он ни работал, он беспрерывно взывал к Амита-Будде. Однажды он передал своему соседу для распространения следующее стихотворение собственного сочинения:

"Дин-дон, дин-дон! - бьет молоток о наковальню,

Пока железо, отвердев, не станет сталью!

В тот миг наступит день покоя неземного,

Зовет меня Страна Блаженства Векового!"

"После этого он умер, но его стихотворение распространилось по всему Хунану, и многие научились взывать к Будде" [ 389, с. 103].

Отрицать у китайцев или у любого азиатского народа, будь то Центральная, Верхняя или Нижняя Азия, обладание какого-либо знания или даже восприятия духовного - попросту смешно. С одного конца до другого эта страна полна мистиков, религиозных философов, буддийских святых и магов. Вера в духовный мир, полный невидимых существ, которые в некоторых случаях объективно являются смертными, - распространена повсюду.

"По поверью народов Центральной Азии", - замечает И. Дж. Шмидт, - "земля и ее недра так же, как и окружающая атмосфера наполнены духовными существами, которые оказывают влияние, частью благодетельное, частью зловредное на всю органическую и неорганическую природу... В особенности пустыни и другие дикие или необитаемые местности, или области, где воздействия природы проявляются в гигантских или в устрашающих масштабах, считаются главными обиталищами или местами сборищ злых духов. Поэтому степи Турана и в особенности песчаные пустыни Гоби рассматриваются, как места пребывания зловредных существ со времен седой древности".

Марко Поло, на самом деле, в любопытной "Книге" своих путешествий не раз упоминает этих шаловливых духов природы в пустынях. Веками, а в особенности в нашем веке, его странные повествования совершенно отвергались. Никто не хотел поверить ему, когда он сказал, что он сам являлся свидетелем, видел своими собственными глазами наиболее удивительные чудеса магии, совершаемые подданными Кублай-Хана и адептами других стран. На смертном одре к Марко сильно приставали, понуждая его отказаться от своих якобы "измышлений", но он торжественно поклялся, что сказал только правду, добавив, что "он не рассказал и половины того, что видел в самом деле!" Теперь в этом нет никакого сомнения, так как появились издания Марсдена и полковника Гула. Публика особенно признательна последнему за привлечение такого множества авторитетов, подтверждающих свидетельства Марко и объясняющих некоторые феномены обычным путем, ибо он исчерпывающе раскрывает перед читателями, что великий путешественник был не только правдивый повествователь, но и чрезвычайно наблюдательный человек. Горячо защищая своего автора, этот добросовесный редактор, после перечисления неоднократно оспариваемых и даже отвергаемых наблюдений в "Путешествиях" венецианца, приходит к заключению со следующими словами:

"Более того, последние два года принесли обещание пролить свет на то, что считалось самым невероятным в повествованиях Марко, и кости настоящей РУХ из Новой Зеландии уже лежат на столе кабинета профессора Оуена!" <<418>>

Так как чудовищная птица "Тысяча и одной ночи", или "Арабских сказок", которая в словаре Уэбстер называется Рух (или Рок), идентифицирована, то теперь остается еще обнаружить и признать, что магическая лампа Аладдина тоже имеет некоторое право претендовать на реальность.

Описывая свое прохождение по великой пустыне Лоп, Марко Поло говорит об изумительных вещах,

"которые заключаются в том, что когда путники путешествовали ночью... они слышали, как духи разговаривают. Иногда эти духи зовут путников по именам... даже днем слышен разговор духов. А иногда вы услышите звуки различных музыкальных инструментов, а еще более обычным будет бой барабана" [ 324, т. I, с. 203].

В своих примечаниях переводчик приводит цитаты от китайского историка Мат-ван-лина, который подтверждает то же самое.

"Во время прохождения по этим диким местам вы слышите звуки", - говорит Мат-ван-лин, - "иногда это звуки пения, иногда завывания; и часто случалось, когда путешественники отходили в сторону посмотреть что это за звуки, они сбивались с пути и совершенно терялись, ибо то были голоса духов".<<419>> "Эти духи присущи не только Гоби", - добавляет редактор, - "хотя создается впечатление, что она является их наиболее излюбленным местопребыванием. Страх перед обширной безлюдной пустыней вызывает их во всех подобных местностях".

Полковник Гул поступил бы правильно, если бы подумал о серьезных последствиях, которые возникнут, если его теория будет принята. Если мы допустим, что вещие выкрики Гоби обязаны своим происхождением страху, "вызванному обширной и безлюдной пустыней", то почему бесы Гадаринские [ Лука, VIII, 29] должны рассматриваться в ином качестве? И почему тогда Иисус не может оказаться самообманувшимся в отношении объективного искусителя в течение сорокадневного испытания в "пустыне"? Мы вполне готовы принять или отвергнуть теорию, выдвигаемую полковником Гулом, но настаиваем на беспристрастном ее применении во всех случаях. Плиний говорит о призраках, которые появляются и исчезают в пустынях Африки [ 56, VII, 2]; Этик, ранний христианский космограф, упоминает, хотя и с недоверием, рассказы о голосах певцов и пирующих в пустыне; а Мас-ади рассказывает о вампирах, "появляющихся перед путниками ночью и в часы одиночества"; а также об Аполлонии Тианском и его товарищах, которые в пустыне близ Инда при лунном свете видели "нежить эмпуза [или вампира], постоянно меняющую свои обличья... Аполлоний... принялся бранить ее, приказав спутникам делать то же самое... эмпуса бросилась наутек, визжа" [ 122, кн. II, гл. 4]. И Эбн Батута рассказывает подобную же легенду про Западную Сахару: "Если посланец идет одиноко, то демоны заигрывают с ним и зачаровывают его так, что он сбивается с дороги и погибает".<<420>> Итак, если все эти рассказы могут быть "разумно разъяснены", а мы не сомневаемся, что в большинстве случаев это возможно, то "библейские" дьяволы пустыни также не заслуживают большего и к ним должно применяться то же правило. Они тоже порождения страха, воображения и суеверия; отсюда следует, что библейские повествования должны быть лживы, а если один единственный стих лжив, то это уже бросает тень на все остальные, чтобы считать их божественным откровением. Стоит только это признать, и это собрание канонических документов становится подсудным критике, как любое другое собрание повествований.<<421>>

Много имеется в мире местностей, где наиболее странные феномены произошли, как впоследствии было установлено, по чисто естественным физическим причинам. В Южной Калифорнии имеются определенные места на морском берегу, где песок, если его потревожить, издает громкий мелодичный звон. Он известен, как "музыкальный песок"; полагают, что это явление связано с электричеством.

"Звуки музыкальных инструментов, главным образом, барабанов, действительно производятся в некоторых местах между песчаными холмами, если песок потревожить", - говорит редактор Марко Поло, - "Очень поразительное описание феномена такого рода, считавшегося сверхъестественным, дано монахом Одориком, чьи наблюдения я проследил до Рег Руана или зыбучих песков к северу от Кабула. Кроме этого знаменитого примера... я отмечу еще один, равно известный как Джибал Накикс или "Холм Колокола" в Синайской пустыне; Джибал-ул-Тхабул, или холм барабанов... Китайское повествование десятого века упоминает феномен, имеющий место около Куачоу на восточной границе пустыни Лоп, - этот феномен называет "поющими песками".<<422>>

Что все они естественные феномены, в этом никто не сомневается. Но как насчет вопросов и ответов, ясно и громко задаваемых и получаемых? Как насчет бесед, состоявшихся между некоторыми путешественниками и невидимыми духами или неизвестными существами, которые иногда появляются перед целыми караванами в осязаемых формах? Если так много миллионов людей верят, что духи могут облекать себя в материальные тела под покровом "медиума" и появляться перед кругом членов спиритического сеанса, то почему этим людям не признать такой же способности облечься материальным телом у элементальных духов пустыни? Это есть "быть или не быть" Гамлета. Если "духи" в состоянии делать все то, что спиритуалисты им приписывают, то почему они не смогут равно появляться перед путешественниками в пустынях и безлюдных местностях? Недавно научная статья в русском журнале приписывала такие "голоса духов" в великой пустыне Гоби простому эхо. Это очень разумное объяснение, но только в том случае, если можно доказать, что эти голоса просто повторяют то, что до этого было произнесено живым человеком. Но если этот "суеверный" путешественник получает разумные ответы, на свои вопросы, то это гобийское эхо сразу обнаруживает очень близкое родство со знаменитым эхо в театре Порте Сент Мартин в Париже. "Как поживаете, сэр?" - кричит один актер из пьесы. - "Благодарю вас, сын мой, очень плохо. Я стар, очень... очень стар!" - вежливо отвечает эхо!

Какое невероятное веселье, должно быть, в течение многих веков вызывали суеверные и нелепые повествования Марко Поло о "сверхъестественных" талантах некоторых заклинателей акул и диких зверей в Индии, которых он именует абрайаманами. Описывая добычу жемчуга на Цейлоне такой, какой она была в его время, он говорит, что купцы

"обязаны также платить тем людям, которые зачаровывают больших рыб, чтобы предотвратить нападения на ныряльщиков, пока они находятся под водой в поисках жемчужниц; плата эта составляла одну двадцатую часть от всего добытого. Эти заклинатели рыб называются абрайаманами (брахманами?), и их чары имеют силу только на один день, так как на ночь они снимают чары, чтобы рыбы могли резвиться вволю. Эти абрайаманы могут зачаровать зверей, птиц и всякое живое существо".

И вот что мы находим в объяснительных замечаниях полковника Гула по поводу этого унизительного азиатского "суеверия".

"Повествование Марко о добывании жемчуга все же в основном правильно... В алмазных копях северного Киркаса нанимают брахманов для аналогичной цели умилостивления местного божества. Заклинатели акул по-тамильски называют Кадал-Катти, "усмирители моря", а на хиндустани - Гай-банда или "усмирители акул". В Арипо они принадлежат к единой семье и считаются обладателями монополии на чары.<<423>> Старший заклинатель получает (или получал несколько лет тому назад) плату от правительства и десять устриц с каждой лодки ежедневно, пока длится ловля. Теннент, во время своего посещения этого места, нашел, что обязанности заклинателя акул были возложены на римско-католического христианина (?), но это, казалось, ничуть не отразилось на эффективности его услуг. Замечательно, что за весь период со времени британской оккупации имел место только один несчастный случай, вызванный акулой [ 324, т. II, с. 321].

В вышеприведенном абзаце два факта заслуживают сопоставления: 1) британские власти выплачивают жалованье профессиональному заклинателю акул, чтобы он применял свое ремесло; и 2) только одна жизнь была потеряна за время выполнения договора. (Предстоит еще выяснить, не произошла ли эта единственная утрата во время защиты римско-католического колдуна.) Претендуется ли здесь на то, что жалованье выплачивалось как уступка унизительному туземному суеверию? Очень хорошо; но как насчет акул? Разве они тоже получали жалованье от британских властей из Секретного Фонда? Каждый человек, кому доводилось посещать Цейлон, должен знать, что воды жемчужного берега кишат акулами самого прожорливого сорта, и что даже купаться там опасно, не говоря уже о нырянии за устрицами. Если бы мы захотели мы могли бы пойти еще дальше и назвать имена британских сановников, занимающих высокие посты на службе в Индии, которые после того, как прибегали к помощи туземных "магов" и "колдунов", чтобы те помогли им отыскать потерянные вещи или распутывать причиняющие беспокойство тайны того или иного рода, после успешного завершения, тайно выразив свою благодарность, уходили и показали свою внутреннюю трусость перед мировым судилищем тем, что публично отрицали истинность магии и бросали насмешки в индийские "суеверия".

Не так много лет тому назад одним из худших суеверий ученые считали поверье, что портрет убийцы отпечатывается в глазу убитой личности, и что убийцу легко можно узнать, если тщательно осматривать сетчатку. "Суеверие" утверждало, что это изображение становится еще более выразительным, если подвергнуть убитого некоим обкуриваниям старых женщин, и тому подобную болтовню. А теперь американская газета от 26 марта 1877 г. сообщает:

"Ряд лет тому назад внимание было привлечено к теории, которая утверждала, что последнее зрительное усилие материализуется и остается отпечатавшимся на сетчатой оболочке глаза после смерти. Посредством опыта, произведенного в присутствии доктора Гамги, члена Королевского Общества содействия естественным наукам в Бирмингеме (Англия), и профессора Бунзена было доказано, что это факт. Предметом опыта послужил живой кролик. Средства, использованные для доказательства, были очень простые; глаза были помещены близ отверстия в заслонке и они удержали форму последнего после того, как кролик был лишен жизни".

Если мы из царства идолопоклонства, невежества и суеверия, как называют Индию некоторые миссионеры, обратимся к так называемому центру цивилизации - Парижу, мы найдем там те же самые принципы магии, проявляющиеся там под названием оккультного спиритуализма. Достопочтенный Джон Л. О'Салливан, бывший министр и полномочный представитель США в Португалии, любезно предоставил в наше распоряжение странные подробности полумагического сеанса, на котором он недавно присутствовал вместе с несколькими другими выдающимися людьми в Париже. Имея на это его разрешение, приводим письмо полностью:

Нью-Йорк, 7 февраля 1877 г.

"Я с радостью выполняю вашу просьбу о письменном изложении того, о чем я вам рассказывал устно и чему я был свидетелем в Париже прошлым летом в доме пользующегося всеобщим уважением врача, чье имя я не уполномочен называть, но которого в силу обычной французской анонимности я назову доктором X.

Я был введен туда другом англичанином, хорошо известным в спиритуалистических кругах Лондона - мистером Гледстейном. Присутствовало от 8 до 10 человек обоих полов. Мы сидели в креслах, занимавших половину длинной гостиной, находящейся на одном уровне с просторным садом. В другой половине комнаты стоял рояль; между ним и нами - значительное пространство и пара кресел, очевидно, помещенных там для других лиц. Дверь вблизи них вела во внутренние комнаты.

Вошел доктор X. и приблизительно минут 20 вел с нами беседу, говорил быстро с горячим французским красноречием; беседу я не берусь в точности передать. Он более 25 лет изучал тайны оккультизма и собирался продемонстрировать перед нами несколько феноменов. Его целью было привлечь своих собратьев из мира науки, но мало или почти никто не пришел, чтобы убедиться самому. Он намеревался вскоре опубликовать книгу. Вскоре он привел двух дам; младшая была его жена; другая (которую я буду называть мадам Y.) была медиум или сенситив, с которым он проработал в течение всего периода занятий по оккультизму и который посвятил всю жизнь работе с ним. У обеих дам глаза были закрыты и, по-видимому, они находились в состоянии транса.

Он поставил их в противоположных концах рояля (который был закрыт) и велел им положить руки на рояль. Вскоре со струн его полились звуки - марширование, топот галлопирующей конницы, барабаны, звуки труб, перекатывающиеся ружейные залпы, пушечный гром, крики и стоны, одним словом - битва. Это продолжалось, я бы сказал, от пяти до десяти минут.

Дата добавления: 2014-11-29