Национальная политика 5 страница

Приобщение к русскому языку облегчалось переводом латинизи­рованной письменности на кириллицу. В соответствии с решением Совета Национальностей ЦИК СССР от 16 октября 1936 г. на кирил­лицу переведена письменность кабардинцев. Аналогичными мерами унифицировали письменность других народов РСФСР, имевших ав­тономные республики и области, национальные округа. С 16 декабря 1939-го преобразования коснулись письменности «титульных» наро­дов Узбекской, Азербайджанской, Таджикской, Туркменской, Кир­гизской, Казахской, Молдавской союзных республик.

Новая фаза в языковой политике открывала следующий этап в строительстве многонациональной Советской Армии. В Конституции

СССР 1936 г. записано: «Всеобщая воинская обязанность является за­коном». Реализовать этот закон в полном объеме становилось возмож­ным лишь со знанием русского языка (языка армейских приказов, команд, уставов и наставлений) призывниками из национальных ре­гионов.

Практически одновременно с постановлением о русском языке принято постановление «О национальных частях и формированиях РК.КА». В 20—30-е годы создававшиеся со времен Гражданской войны по территориальному принципу части выступали одной из основных форм привлечения к военной службе представителей национально­стей, «ранее в армии вовсе не служивших (узбеки, туркмены, бурят-монголы, киргизы, часть народов Северного Кавказа и т.д.)». Сыграв положительную роль, национальные формирования, как гласило по­становление, «в настоящее время не могут оправдать своего назначе­ния». Они опирались на местные культурные и хозяйственные усло­вия, были прикованы к своей территории, что лишало возможности осуществлять подготовку бойцов и частей к действиям в различных условиях климата, быта и боевой обстановки. Возраставшая языковая подготовка позволяла призывать граждан национальных республик и областей к выполнению воинской службы на общих основаниях.

В сентябре 1939 г. принят закон «О всеобщей воинской обязанно­сти», отменявший ограничения при призыве на действительную во­енную службу и значительно расширивший призыв в армию «нацио­налов» без соответствующей языковой подготовки. Масштабы этого явления оказались неожиданно большими: призывы в Среднеазиат­ском и Закавказском военных округах показали, что многие красно­армейцы не владеют русским языком. Вновь открывшуюся проблему пришлось преодолевать на основе решения Политбюро ЦК «Об обу­чении русскому языку призывников, подлежащих призыву в Красную Армию и не знающих русского языка» от 6 июля 1940 г.

Национальная политика, определяемая сознанием особой значи­мости национального фактора в жизни страны, требовала соответ­ствующего информационного обеспечения. Во второй половине 30-х годов* произошли существенные изменения в системе сбора информа­ции, позволявшей детальнее судить о процессах в национальной сфе­ре общества. С 1935 г. в аппарате ЦК вводилась новая форма учета номенклатурных кадров (справка-объективка), в которой впервые пре­дусматривалась графа «национальность». «Пятый пункт» официальных кадровых документов становился для их обладателей таким же важ­ным, как и пункт о социальном происхождении. Налаживался систе­матический учет национальности работников государственных учреж­дений. С 1937-го сведения о национальности стали приводиться в от­четах НКВД о составе заключенных. 2 апреля 1938 г. установлен новый порядок указания национальности в паспортах, свидетельствах о рож­дении и других официальных документах. Если раньше (с введения

единой паспортной системы в СССР в 1932) в паспорте записывалась та национальность, к которой причислял себя сам гражданин, то те­перь следовало исходить исключительно из национальности родите­лей. В 1939 г. НКВД получил директиву, обязывавшую следить за тем, какой процент лиц той или иной национальности находится в руко­водстве наиболее ответственных, с точки зрения безопасности, ве­домств.

Политика явно определялась стремлением сгладить диспропорции в представленности советских национальностей в советском руковод­стве. Вопреки установке на преодоление фактического неравенства национальностей и значительному продвижению общества по этому пути годы Советской власти были также временем возникновения но­вого неравенства, не отвечающего тенденции укрепления единства и консолидации народов Советского Союза. По представленности в партийном и государственном аппаратах, сферах науки и искусства к 30-м годам с большим отрывом от других лидировала еврейская наци­ональность. В 30-е годы такое фактическое неравенство стало воспри­ниматься как ненормальное положение. Оно усугублялось начавшейся сразу после прихода Гитлера к власти игрой нового германского руко­водства на противоречиях в СССР для дискредитации якобы «еврей­ской большевистской власти» в глазах «угнетенных ею» народов.

Власть была вынуждена с этим считаться. Поначалу ее действия носили чисто декоративный характер. Летом 1936 г. И. В. Сталин позво­нил главному редактору газеты «Правда» Л. 3. Мехлису и предложил дать русские псевдонимы евреям, работавшим в редакции. Совет был принят к немедленному исполнению. Вскоре декорации были отбро­шены. В мае 1939 г. при назначении В. М. Молотова на пост наркома иностранных дел Сталин сказал ему: «Убери из наркомата евреев». «Слава Богу, что сказал! — говорил впоследствии Молотов. — Дело в том, что евреи составляли там абсолютное большинство в руковод­стве и среди послов. Это, конечно, неправильно».

Лидеры СССР открыто демонстрировали готовность устранит «неправильности». Перемещение евреев с постов в государственно аппарате и в общественной жизни в угоду другим «национальны кадрам», их гибель в ходе чисток не могли не восприниматься опреде¹ ленными кругами как проявление политики государственного анти семитизма. Однако, по данным статистики, потери еврейского насе ления в относительном исчислении не превышали потерь других н~ родов СССР. В 1937-1938 гг. по делам НКВД было арестовано 29 ты евреев, что составляло 1,8% общего числа арестованных. В составе вс лагерных заключенных на начало 1939 г. русские составляли 63; украи цы 13,8; белорусы 3,4; евреи 1,5%. В населении страны эти национальн сти насчитывали соответственно 58,4; 16,5; 3,1 и 1,8%. Следовательн среди заключенных русские и белорусы были представлены в J,l pa: больше своего удельного веса в населении страны, а меньше —

в 1,2 раза украинцы и в 1,4 — евреи. При политике государственного антисемитизма эти соотношения были бы, очевидно, иными.

В условиях начавшейся мировой войны советское руководство лишь укреплялось в правоте избранного ранее курса национальной полити­ки и воспитательной работы с населением. Война с Финляндией пока­зала всю глубину заблуждений и тшетность надежд на пролетарскую солидарность в предстоящей большой войне. Политуправление Красной Армии настраивалось искоренять «вредный предрассудок», согласно которому население стран, вступающих в войну с СССР, «якобы неиз­бежно и чуть ли не поголовно восстанет и будет переходить на сторону Красной Армии». Беспроигрышным представлялось воспитывать ар­мию на ее героических традициях и прошлом русского народа.

В канун войны появились признаки явных изменений политики государства в отношении религии и Церкви. Поданным переписи на­селения 1937 г., о своей вере в Бога заявили более 45% населения СССР. При этом среди пожилых людей верующих оказалось почти в два раза больше, чем неверующих; среди неграмотных доля верующих составляла 74%. Это свидетельствовало о тщетности усилий по завер­шению атеизации населения за годы предыдущей «безбожной пяти­летки». Возрождая некоторые русские традиции, власть сочла необхо­димым умерить антирелигиозный пыл партийных богоборцев. 11 но­ября 1939-го на заседании Политбюро было принято решение, отменяющее указание Ленина от 1 мая 1919 г. и все соответствующие инструкции, «касающиеся преследования служителей Русской Пра­вославной церкви и православноверующих». Наркомат внутренних дел получил указание произвести ревизию осужденных и арестованных граждан по делам, связанным с богослужительской деятельностью, «освободить из-под стражи и заменить наказание на не связанное с лишением свободы осужденным по указанным мотивам, если дея­тельность этих граждан не принесла вреда советской власти». Во ис­полнение этого решения к 22 декабря 1939 г. освобождено из лагерей около 13 тыс. человек, прекращены уголовные дела еще 11 тыс., пере­сматривались дела в отношении 50 тыс. православноверующих, про­должавших отбывать наказание.

Составной частью работы по воспитанию советского патриотизма стала борьба с носителями «низкопоклонства» перед заграницей, свой­ственного отдельным представителям как старой интеллигенции, так и новой политической элиты. Открытие нового «фронта» было связано с именем выдающегося математика дореволюционной школы Н. Н.Лузина, который в июле 1936 г. подвергся шельмованию на страницах «Прав­ды» за то, что подобно многим другим крупным ученым публиковал свои работы в зарубежных изданиях. С января 1937 г. главными «низко­поклонниками» изображались троцкисты. На XVIII съезде партии «низ­копоклонство» было распространено едва ли не на всех «вычищен­ных» из общества «врагов народа». Отдавая дань классовому шовиниз-

му, Сталин объявил: «Троцкистско-бухаринская кучка шпионов, убийц и вредителей, пресмыкавшаяся перед заграницей, проникну­тая рабьим чувством низкопоклонства», есть лишь «кучка людей, не понявшая того, что последний советский гражданин, свободный or цепей капитала, стоит головой выше любого зарубежного высокопо­ставленного чинуши».

По мере изживания крайностей национального нигилизма в 30-е годы заявила о себе и тема о необходимости преодоления космополи­тизма. Так, писатель И. Катаев призывал: «Безнадежных "космополи­тов", отщепенцев, эту вялую богему, не помнящую родства, надо поскорее вымести вон из искусства». А. Толстой, прослеживая разви­тие отечественной литературы, говорил, что к 1941 г. она «от пафоса космополитизма, а порою и псевдоинтернационализма пришла к Ро­дине, как к одной из самых глубоких и поэтических своих тем».

В канун Великой Отечественной войны И. В. Сталин вознамерился было по-новому разъяснить связь между национальными и интерна­циональными основами патриотизма. «Нужно развивать идеи сочета­ния здорового, правильно понятого национализма с пролетарским интернационализмом, — говорил он Г. Димитрову в мае 1941 г. — Пролетарский интернационализм должен опираться на этот национа­лизм... Между правильно понятым национализмом и пролетарским интернационализмом нет и не может быть противоречия. Безродный космополитизм, отрицающий национальные чувства, идею родины, не имеет ничего общего с пролетарским интернационализмом. Этот космополитизм подготовляет почву для вербовки разведчиков, аген­тов врага». (Отметим, что «правильно понятый национализм» нисколько не противоречит современным представлениям об этом феномене. К примеру, в Британской энциклопедии он определяется как вер­ность и приверженность нации или стране, когда национальные ин­тересы ставятся выше личных или групповых; составители американ­ского политического словаря считают, что национализм объединяет народ, обладающий общими культурными, языковыми, расовыми, географическими чертами, общим историческим опытом, он обеспе­чивает верность этой политической общности; японский энциклопедический словарь объявляет национализмом всеобщую при­верженность и верность своей нации.)

Однако в мае 1941 г. времени для радикальной перестройки разъяс­нительной работы в СССР уже не оставалось. Видимо, останавливал и страх перед полной реабилитацией национализма из-за возможного отождествления сталинской политики с гитлеровской.

Поражения СССР на первых этапах войны с Германией вызваны многими причинами. В их ряду были изначально ошибочные установ­ки национальной политики, обусловившие пороки в национально-государственном устройстве СССР, в отношении к дореволюцион­ной отечественной истории, к роли русского народа в межнациональ-

ных отношениях. Коррекция национальной политики, начавшаяся в конце 1924 г. и особенно заметная с середины 30-х годов, не позволи­ла до конца преодолеть все эти изъяны. Процессы консолидации на­родов СССР в единый советский народ оказались далеко не завер­шенными. Не способствовали этому и репрессии.

Политика утверждения общенационального советского патриотиз­ма к началу войны еще не стала столь действенной, как это изобража­лось в официальной пропаганде. Подготовка Советского Союза в этом отношении оказалась незавершенной. Все это сказалось уже в первые недели Великой Отечественной войны. Без решительного перехода правящей партии на национально-патриотические позиции защиты общенародных интересов победа в войне была бы недостижима.

Глава V

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА. 1941-1945

§ 1. Начальный период. 22 июня 1941 — 19 ноября 1942

Гитлеровское вторжение. Германия напала на Советский Союз на рассвете воскресного дня 22 июня 1941 г. На основных участках совет­ско-германской границы немецкие войска начали боевые действия в 3 часа 15 минут. Через 15 минут в Генштаб РККА начали поступать сводки о бомбардировках советских городов Украины и Белоруссии. С первыми залпами немецкой артиллерии началось осуществление «плана Барбаросса», предусматривавшего исчезновение СССР с кар­ты мира через 4—6 недель. Вопреки распространенным утверждениям, полный текст плана оставался неизвестным советской стороне.

Бомбардировка советских городов началась до предъявления гер­манской декларации об объявлении войны. В Берлине она была вруче­на министром иностранных дел И. Риббентропом советскому послу В. Г. Деканозову. Германский посол в Москве Ф. Шуленбург вручил соответствующий документ наркому иностранных дел В. М. Молотову. Другие члены высшего руководства СССР узнали о декларации вско­ре после прибытия (5 час. 45 мин.) в кабинет Сталина в Кремле. Не­мецкая сторона представляла «военные контрмеры» (слово «война» не использовалось) как превентивные.

В документе значилось: «Враждебное отношение Советского пра­вительства и концентрация советских войск на восточной границе Германии, представляющая серьезную угрозу, вынудили правитель­ство Третьего рейха предпринять военные контрмеры». Впоследствии эта фашистская позиция неизменно воспроизводилась политиками и историками, пытающимися обелить величайшее преступление XX в. Выдумка о превентивной войне была попыткой придать нападению на СССР хотя бы какую-то видимость морального оправдания и при­влечь на свою сторону западные державы в качестве союзников для похода на Восток.

В действительности решение о вторжении принято не потому, что СССР угрожал Германии, а потому, что гитлеровцам представлялось нетрудным одержать над ним победу. В заявлении фюрера, зачитанном по немецкому радио министром пропаганды И. Геббельсом в 7 часов

утра, утверждалось, что опасность с Востока может быть быстро устра­нена. Если для разгрома Франции, армия которой считалась сильней­шей в мире, потребовалось шесть недель, то, для того чтобы покончить с Россией, усилий понадобится меньше: «Нужно только громко хлоп­нуть дверью». Экономическую систему России Гитлер представлял как находящуюся в состоянии хаоса, коммунистическую диктатуру — не­навидимой народами страны. Руководитель прессы Третьего рейха Г. Фриче на Нюрнбергском процессе в 1946 г. говорил, что «никаких оснований к тому, чтобы обвинить Советский Союз в подготовке во­енного нападения на Германию, у нас не было. В своих выступлениях по радио я прилагал все усилия к тому, чтобы запугать народы Евро­пы и население Германии ужасами большевизма».

Внезапность нападения вызвала явное замешательство высшего руководства СССР. В Кремле обсуждалась возможность предотвраще­ния дальнейшего военного развития событий повторением Брестско­го мира в новых очертаниях — уступкой Германии значительной час­ти Украины, Белоруссии и всей Прибалтики. В директиве Главного военного совета СССР, направленной в войска начальником Гене­рального штаба Рабоче-Крестьянской Красной Армии генералом ар­мии Г. К. Жуковым через 15 минут после трансляции речи Гитлера, предписывалось «обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу», но «границу не пе­реходить». Приказ никак не соответствовал складывающейся обста­новке. Генерал-полковник немецко-фашистской армии Ф. Гальдер, начальник генерального штаба сухопутных войск, лицо, ответствен­ное за ежедневную оценку состояния Красной Армии, записал в свой дневник: «Русские части захвачены в их собственных бараках, само­леты стояли нетронутыми на взлетных полосах, а атакованные войс­ками части запрашивали свое руководство, что им делать».

До середины дня советский народ оставался в неведении о начав­шейся войне. Председатель СНК И. В. Сталин отказался выступить с обращением к стране, ему было еще «нечего сказать народу». Видимо, он чувствовал свою вину за просчет и внезапность нападения бывше­го союзника. Только в полдень 22 июня В. М. Молотов объявил собрав­шимся у радиоприемников и громкоговорителей о том, что «сегодня в четыре часа утра без предъявления каких-либо претензий к Совет­скому Союзу и без объявления войны германские войска напали на нашу страну». Призвав советский народ дать решительный отпор аг­рессору, Молотов закончил свое лаконичное выступление словами, ставшими программными для всех дней войны: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».

В первые же дни в войну против СССР на стороне Германии всту­пили Румыния, Финляндия, Италия; в июле к ним присоединилась Венгрия. Военные действия на границе с Финляндией начались 29 июня, на границе с Румынией — 1 июля. Вооруженные силы Гер-

мании перед нападением на Советский Союз насчитывали 8,5 млн человек. К западным границам СССР были выдвинуты 153 дивизии и 2 бригады. Кроме того, там приводились в боевую готовность 29 диви­зий и 16 бригад союзников Германии. Всего в восточной группировке противника насчитывалось 5,5 млн человек, 47,2 тыс. орудий и мино­метов, 4,3 тыс. танков, 5 тыс. боевых самолетов.

Им противостояли советские войска в западных военных округах численностью 2,9 млн человек. Это было более половины (60,4%) все­го личного состава Рабоче-Крестьянской Красной Армии (РККА) и Военно-Морского Флота (ВМФ). Всего к июню 1941 г. в армии и на флоте насчитывалось 4,8 млн человек. Кроме того, в формированиях других ведомств, состоявших на довольствии в Наркомате обороны (НКО), находилось около 75 тыс. человек. Еще 805,3 тыс. военнообязан­ных было в войсках на «больших военных сборах». С объявлением моби­лизации 22 июня они были включены в списочную численность войск.

Всеобщая мобилизация военнообязанных мужчин 1905—1918 гг. рождения, в возрасте от 23 до 36 лет, позволила уже к июлю попол­нить армию на 5,3 млн человек (ее размеры увеличивались более чем вдвое). В августе 1941 г. в связи с восполнением боевых потерь, а также для создания резервов были мобилизованы военнообязанные 1890— 1904 гг. и призывники 1923 г. рождения. Призыв последующих возрас­тов (вплоть до 1927 г. рождения) осушествлялся в обычном порядке. За все годы войны в армию и для работы в промышленности было моби­лизовано, с учетом уже служивших к началу войны и ушедших вое­вать добровольцами, 34,5 млн человек, или 17,5% от довоенной чис­ленности населения страны. Более трети этого состава находились в армейском строю, из них 5—6,5 млн служили в действующей армии. (Для сравнения: на службу в вермахт были привлечены 17 893 тыс. человек, или 25,8% численности населения Германии в 1939 г.) Мо­билизация позволила сформировать в годы войны 648 новых дивизий, из них 410 — в 1941-м.

Советские войска, выдвинутые к западным границам страны, имели 167 дивизий и 9 бригад; в них насчитывалось 32,9 тыс. орудий и минометов, 14,2 тыс. танков, 9,2 тыс. боевых самолетов (16% общего числа танков и 18,5% самолетов находились в ремонте или нуждались в нем). В целом силы и средства Германии и ее союзников в начале войны в 1,2 раза превосходили имевшиеся у СССР. По ряду позиций Вооруженные силы СССР количественно превосходили армии про­тивника, однако уступали ему в стратегическом развертывании, ка­честве многих образцов вооружения, опыте и подготовке кадров. В отличие от германских, 75% советских войск не обладали современ­ным боевым опытом. Значительная часть командных кадров РККА (55%) занимали свои должности менее шести месяцев. Это было свя­зано с тем, что численность Красной Армии увеличилась почти вдвое с 1939 г. Кадрам был нанесен урон сталинскими чистками.

Настроенные на блицкриг германские войска после недолгой арт­подготовки устремились в глубь СССР по трем основным направле­ниям. Группа армий «Север» (командующий генерал-фельдмаршал В. Лееб) имела задачу уничтожить советские войска в Прибалтике и захватить Ленинград. Группа «Центр» (генерал-фельдмаршал Ф. Бок) наступала по линии Минск—Смоленск—Москва. Группа «Юг» (гене­рал-фельдмаршал Г. Рундштедт) должна была разгромить силы Крас­ной Армии на Западной Украине, выйти на Днепр и наступать в юго-восточном направлении на Киев. По планам германского командова­ния основную задачу войны должны были решить войска Ф. Бока, обладающие наибольшей мощью. Советские стратеги ошиблись в оп­ределении направления основного удара, и основные силы отпора врагу были сосредоточены на южном направлении.

К исходу первого дня войны германские войска продвинулись в глубь советской территории в Прибалтике на расстояние до 80 км, в Белоруссии — до 60, на Украине — до 20. В тот же день германская авиация разбомбила около 70 аэродромов, уничтожив на земле 1489 самолетов. 322 советских самолета были сбиты в воздухе. Немецкие танковые колонны, не боясь воздушных ударов, могли смело идти впе­ред. На основных направлениях германской армии удалось обеспечить трех-четырехкратное превосходство в силе над пытавшимися насту­пать советскими частями. В течение решающих первых дней войны мос­ковское руководство не обеспечило управление войсками. Верхом непо­нимания складывающейся ситуации был поступивший вечером 22 июня приказ наркома обороны СССР маршала С. К. Тимошенко советским войскам «немедленно отбросить противника на его территорию».

В ряде приграничных мест советские войска оказали ожесточенное сопротивление наступающим войскам противника и надолго задержали его продвижение в глубь страны. Три с половиной тысячи защитников Брестской крепости (в их числе героически сражались представители более 30 народов СССР) во главе с капитаном И. Н. Зубачевым и пол­ковым комиссаром Е. М. Фоминым целый месяц сковывали пехотную дивизию врага, поддерживаемую танками, артиллерией и авиацией. Контрудары 8-го, 9-го и 19-го механизированных корпусов (к началу войны создано 9 и 20 таких корпусов находились в стадии формирова­ния) нанесли серьезный урон наступающим немецким танковым ди­визиям в районе Дубно, Луцка и Ровно, отбросив их на 10—35 км, что не только задержало вражеское наступление на Киев до конца июня, но и позволило вывести из-под угрозы окружения главные силы Юго-Западного фронта в районе Львова.

Не имея должного представления об обстановке на фронтах, Со­ветское правительство занялось спешной перестройкой руководства Вооруженными силами. 22—24 июня на базе довоенных приграничных округов были образованы Северный, Северо-Западный, Западный и Юго-Западный фронты. Их командующими стали генерал-лейтенант

М. М. Попов, генерал-полковник Ф. И. Кузнецов, генерал армии Д. Г. Павлов, генерал-полковник М. П. Кирпонос. 25 июня из 9-й и 18-й армий был сформирован Южный фронт (генерал армии И. В. Тюленев). На последующих этапах войны одновременно действовали до 10-15 фронтов. Каждый из них включал: 5-9 общевойсковых армий по 8-9 стрелковых дивизий; 1-3 танковые, 1-2 воздушные армии; несколь­ко отдельных танковых, механизированных и кавалерийских корпу­сов; соединения и части артиллерии; специальные войска фронтового подчинения. Численность офицеров и солдат в составе фронта дости­гала 800 тыс. человек.

На второй день войны СНК и ЦК партии создали Ставку Главно- го Командования во главе с маршалом Тимошенко. Само наименова­ние говорило о восстановлении русских исторических традиций. (Пос­ледней ставкой было верховное командование России в Первой миро­вой войне.) Ставка была призвана принимать решения стратегического характера, она включала в себя маршалов Советского Союза, началь­ника Генерального штаба, руководителей военно-морских и военно-воздушных сил; позднее в нее были включены главы родов войск.

Смятение в Москве длилось до конца июня. Из всех приказов, поступавших в войска.. фактически действовал лишь один — сражать­ся до последнего. Однако ситуация на фронтах к лучшему не менялась. Советские войска отступали. 24 июня они оставили Вильнюс, 28 июня были вынуждены покинуть Минск. 30 июня немцы захватили Львов, вели бои за Ригу, которая пала 1 июля. Непрерывной бомбардировке подвергались Мурманск, Орша, Могилев, Смоленск, Киев, Одесса, Севастополь. 29 июня Гитлер заявил: «Через четыре недели мы будем в Москве, и она будет перепахана». 30 июня Гальдер произнес: «Русские потерпели поражение в этой войне в течение первых же восьми дней». И вскоре «уточнил»: «Кампания против России выиграна за четырнад­цать дней». Эти оценки, пока еще вполне согласные с «планом Барба­росса» и самоуверенностью агрессора, были ошибочными. Основные события на советско-германском фронте только начинались.

Перестройка страны на военный лад. Начавшаяся с первых часов войны, перестройка жизни в стране стала приобретать заметную орга­низованность с конца июня 1941 г. По образному замечанию наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова, «государственная машина, направленная по рель­сам невероятности нападения Гитлера, вынуждена была остановиться, пережить период растерянности и потом повернуть на 180 градусов». Вечером 29 июня Сталин был крайне удручен потерей Минска и гран­диозностью масштаба катастрофы, разворачивающейся на западе стра­ны. При выходе из Наркомата обороны он произнес фразу, которую позже в разных вариантах воспроизводили мемуаристы, а Н. С. Хрущев обнародовал на XX съезде партии: «Все, что создал Ленин, мы потеря­ли навсегда». Чувствуя ответственность за катастрофическое развитие событий, Сталин, видимо, считал себя не вправе играть первую скрипку

в руководстве военными делами и страной. Он воспрянул духом толь­ко после того, как соратники не только не высказали ему никаких претензий, но и предложили образовать и возглавить чрезвычайный орган — Государственный Комитет Обороны (ГКО), а также передать ему всю полноту партийной и государственной власти в стране.

Решение Президиума Верховного Совета СССР, Центрального Комитета ВКП(б) и Совета Народных Комиссаров (СНК) СССР о создании ГКО принято 30 июня. Вначале в него помимо Сталина были включены В. М Молотов, К. Е. Ворошилов, Г. М. Маленков, Л. П. Берия. В дальнейшем постановлениями Президиума Верховного Совета в феврале 1942 г. в состав ГКО введены А. И. Микоян, Н. А. Вознесенский и Л. М. Каганович, а в ноябре 1944 г. — Н. А. Булганин, сменивший Ворошилова. При образовании ГКО заместителем Председателя был назначен Молотов (практически второй человек в государстве). Однако, с учреждением 8 декабря 1942 г. Оперативного бюро ГКО и утвержде­нием Берии его руководителем и заместителем Председателя ГКО, Молотов стал постепенно утрачивать свое положение, а на вторые роли после Сталина выходил неофициальный тандем: Берия — Маленков.

Комитет обладал обширной компетенцией: назначал и смещал высшее командование, решал военно-стратегические вопросы, зани­мался подготовкой военных и трудовых резервов, налаживал работу промышленности, транспорта, сельского хозяйства. Каждый член ГКО ведал определенным кругом вопросов. Постановления Комитета име­ли силу законов военного времени. Все партийные, государственные, военные, хозяйственные и профсоюзные органы были обязаны бес­прекословно выполнять его решения и распоряжения. В своей деятель­ности ГКО опирался на аппарат СНК СССР, своих уполномоченных на местах, которыми, как правило, были секретари партийных коми­тетов краев и областей; на местные городские комитеты обороны, партийные и государственные органы.

Рабочими органами и исполнителями решений Комитета были наркоматы обороны, ВМФ и их управления. Стратегическое руковод­ство вооруженной борьбой осуществлялось через Ставку ВГК. В горо­дах, оказывавшихся в непосредственной близости к фронту, создава­лись городские комитеты обороны (в составе председателя из местных руководителей, командующего фронтом, представителя НКВД). Они действовали в более чем 60 городах и наделялись правом объявлять город на осадном положении; производить мобилизацию, эвакуацию населения; создавать народные ополчения и истребительные отряды; давать предприятиям задания по выпуску вооружения и боеприпасов; организовывать строительство оборонительных рубежей.

За годы войны ГКО принял около 10 тыс. постановлений, руково­дил деятельностью всех государственных ведомств и учреждений, от которых зависели ход и исход войны. Под руководством Комитета Ставка спланировала 9 кампаний, 51 стратегическую и 250 фронто-

вых операций. Не все оказались успешными, но многие из них стали, по оценке Г. К. Жукова, «беспримерными в истории войн, как по своим масштабам, так и по классическому их осуществлению». К их числу принадлежат битвы под Москвой и Сталинградом, на Курской дуге; Ясско-Кишиневская операция; разгром немецких войск в Бело­руссии; Висло-Одерская и Берлинская операции.

30 июня 1941 г. Совнарком СССР утвердил общий мобилизацион­ный народно-хозяйственный план, предусматривающий перестройку экономики на военный лад в кратчайшие сроки. В августе принят во­енно-хозяйственный план на последний квартал 1941-го и на весь 1942 г. по районам Поволжья, Урала, Западной Сибири, Казахстана и Средней Азии.

Дата добавления: 2014-11-29