Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

ПЕРЕСТРОЙКА». 1985-1991 9 страница




Первое за послевоенный период теоретическое осмысление фе­номена космополитизма'в сравнении с патриотизмом и национализ­мом предложено известным партийным теоретиком О. В. Куусиненом в статье «О патриотизме», открывающей первый номер журнала «Но­вое время» (1945. № 1). Отметив взлет патриотического движения в различных странах во время Второй мировой войны, автор призна­вал, что в прошлом патриотизм сторонников коммунизма и социа­лизма долгое время оспаривался, а обвинения коммунистов и всех левых рабочих в отсутствии у них патриотизма было свойственно яко­бы только «врагам» рабочего движения. Начало эпохи развития патри­отизма в рядах сознательных рабочих веек стран автор отнес ко дню рождения советского патриотизма — ко времени, когда рабочий класс России завоевал положение хозяина своей страны. Именно тогда, по утверждению теоретика, сознательные рабочие других стран стали чувствовать особую привязанность к Советской стране и стали назы­вать ее отечеством рабочих всех стран. Но эта привязанность возбудила в них особое чувство любви и к собственным странам как очагам лучшего будущего трудящихся своей нации. Сила такого патриотизма особенно ярко дала о себе знать в партизанской борьбе против немец­ко-фашистских оккупантов. Возрожденный в годы войны патриотизм определялся как «самоотверженная борьба за свободное, счастливое будущее своего народа». В Советском Союзе уровень развития патрио­тизма признавался гораздо более высоким, чем в других странах.

Национализм в социалистической стране исключался по опреде­лению. «Даже умеренный буржуазный национализм, — утверждал Куусинен, — означает противопоставление интересов собственной нации (или ее верхушечных слоев) интересам других наций». Ничего общего с национализмом не мог иметь и истинный патриотизм. «В истории не было ни одного патриотического движения, которое имело бы целью покушение на равноправие и свободу какой-либо чужой нации». Космополитизм — безразличное и пренебрежительное отношение к отечеству — тоже органически противопоказан комму­нистическому движению каждой страны. «Коммунизм не противопос­тавляет, а сочетает подлинный патриотизм и пролетарский интерна­ционализм». Подытоживая рассуждения, автор писал: «Космополи­тизм — идеология, совершенно чуждая трудящимся. Это идеология, характерная для представителей международных банкирских домов и международных картелей, для крупнейших биржевых спекулянтов, ми­ровых поставщиков оружия ("торговцев смертью") и их агентов. Эти круги действительно орудуют согласно латинской пословице "ubi bene, ibi patria" (где хорошо, там и отечество)». Таким образом, выходило,


что в нашей стране космополитами могли быть только «враги наро-ла», сторонники буржуазного космополитизма и национализма.

Большое значение феномену космополитизма придавал И. В. Ста­лин, который связывал его прежде всего с послевоенной борьбой США а мировое господство. На странице проекта новой Программы партии летом 1947 г. он оставил запись: «Теория "космополитизма" и образова­ния Соединенных] Штатов Европы с одним пр[авительст]вом. "Ми­ровое правительство"». Помета объясняет главные причины развер­нувшейся вскоре в СССР кампании против космополитов вовне к внутри СССР.

Еще одна попытка подвести единую теоретическую базу под ан­типатриотизм и космополитизм сделана Г. Ф. Александровым в начале 1948 г. в статье «Космополитизм — идеология империалистической буржуазии» (Вопросы философии. 1948. № 3). Он разъяснял, что идео­логи буржуазии за рубежом и «мелкие отщепенцы — антипатриоты в СССР» орудуют под флагом космополитизма, потому что под ним удобнее всего пытаться разоружить рабочие массы в борьбе против капитализма, ликвидировать национальный суверенитет отдельных стран, подавить революционное движение рабочего класса. Космопо­литами в статье представлены кадеты П. Н. Милюков, А. С. Ященко; «отъявленными космополитами» — «враги народа» Пятаков, Бухарин, Троцкий. Однако статья вызвала негативную реакцию из-за того, что и ней «чрезмерно много места уделяется разной дряни вроде мертво­рожденных писаний реакционных буржуазных профессоров».

Гораздо более злободневный пример космополитизма был обна­ружен в мае 1947 г. в книге здравствующего профессора-литературове- т И. М. Нусинова «Пушкин и мировая литература», изданной в 1941 г. В рецензии, написанной поэтом Николаем Тихоновым, отмечалось, что Пушкин и вместе с ним вся русская литература представлялись в этой книге «всего лишь придатком западной литературы», лишенным «самостоятельного значения». По Нусинову выходило, что все у Пуш­кина «заимствовано, все повторено, все является вариацией сюжетов западной литературы», что «русский народ ничем не обогащал миро-иую культуру». Такая позиция современного «беспачпортного бродяги и человечестве» объявлялась следствием «преклонения» перед Запа­дом и забвения заповеди о том, что только наша литература «имеет право на то, чтобы учить других новой общечеловеческой морали».

Вскоре (в июне) эта тема была вынесена на пленум правления (оюза писателей СССР, где А. А. Фадеев развил критику «очень вред­ной» книги Нусинова. Он, в частности, отметил, что «в этой книге тюбще нет ни слова о том, что была такая Отечественная война 1812 юда», что Пушкин «сделан безнационально-всемирным, всеевропей­ским, всечеловеческим. Как будто можно быть таким, выпрыгнув из исторически сложившейся нации». Осуждалась основная идея книги: <Свет идет с Запада, а Россия страна восточная». Именно с этого


выступления стала разворачиваться громкая кампания в литературо­ведении и других гуманитарных сферах против низкопоклонства, отож­дествленного с космополитизмом.

Кампания имела и другие задачи. Она была направлена против разрабатываемого в США «Гарвардского проекта», нацеленного на разрушение советского патриотизма и замену его «общечеловечески­ми ценностями», вполне совместимыми с традиционным патриотиз­мом американцев и отношением к Америке «космополитов» в других странах мира, не имеющих ничего против этой страны как метропо­лии будущей единой мировой республики. Известное положение речи американского президента Г. Трумэна перед канзасскими избирателя­ми о том, что «народам будет так же легко жить в добром согласии во всемирной республике, как канзасцам в Соединенных Штатах», име­ло в Советском Союзе недвусмысленную реакцию. В статье «За совет­скую патриотическую науку права» известный правовед Е. А. Коровин писал: «Первая и основная ее задача — отстаивать всеми доступными ей средствами национальную независимость, национальную государ­ственность, национальную культуру и право, давая сокрушительный отпор любой попытке посягательства на них или хотя бы на их умале­ние» (Советское государство и право. 1949. № 7).

Кампанию возглавляли А. А. Жданов, ставший к тому времени вто­рым лицом в руководстве страной, и новые руководители Управле­ния пропаганды и агитации ЦК партии — секретарь ЦК М. А. Суслов, сменивший 17 сентября 1947 г. на посту начальника управления Г. Ф. Александрова, и Д. Т. Шепилов, редактор «Правды» по отделу пропаганды, ставший 18 сентября заместителем Суслова.

Установки на проведение кампании были даны в статье Д. Т. Ше-пилова «Советский патриотизм», опубликованной в «Правде» 13 авгу­ста 1947 г. Из ее содержания видно, что советские лидеры готовы подозревать в антипатриотизме всякого, кто не соглашался, что те­перь не мы догоняем Запад в историческом развитии, а «странам бур­жуазных демократий, по своему политическому строю отставшим от СССР на целую историческую эпоху, придется догонять первую стра­ну подлинного народовластия». Соответственно утверждалось, что советский строй «во сто крат выше и лучше любого буржуазного строя»; «Советский Союз является страной развернутой социалистической демократии»; «теперь не может идти речь ни о какой цивилизации без русского языка, без науки и культуры народов Советской страны. За ними приоритет»; «капиталистический мир уже давно миновал свой зенит и судорожно катится вниз, в то время как страна социализма, полная моши и творческих сил, круто идет по восходящей». Наличие низкопоклонства перед Западом в СССР признавалось, но изобража­лось свойством отдельных «интеллигентиков», которые все еще не освободились от пережитков «проклятого прошлого царской России» и с лакейским подобострастием взирают на все заграничное только


потому, что оно заграничное, умиляются даже мусорным урнам на берлинских улицах.

Наиболее громким рупором в этой кампании был А. А. Жданов. Выступая в феврале 1948 г. на совещании в ЦК с деятелями советской музыки, он выдвинул универсальное обоснование резкого поворота от интернационализма как некоего социалистического космополитизма к интернационализму как высшему проявлению социалистического патриотизма. Применительно к ситуации в искусстве он говорил: «Ин­тернационализм рождается там, где расцветает национальное искус­ство. Забыть эту истину — означает потерять руководящую линию, потерять свое лицо, стать безродным космополитом».

Однако все эти положения на протяжении 1945—1948 гг. носили отвлеченный абстрактно-теоретический характер. Они в равной мере обслуживали и «патриотов», и «интернационалистов». Например, в ноябре 1948 г., с санкции Д. Т. Шепилова, в секторе искусств отдела пропаганды и агитации ЦК состоялось совещание, в котором уча­ствовал и театральный критик А. М. Борщаговский и другие будущие «космополиты». Велась речь о необходимости раскритиковать А. А. Фа­деева за упущения в области драматургии, сместить его с поста гене­рального секретаря Союза писателей и назначить на этот пост пред­ставлявшегося более управляемым и предсказуемым К. М. Симонова. Замысел оказался неосуществленным не по теоретическим, а по бо­лее важным идеологическим и политическим основаниям.

Все более развертывавшаяся, начиная с 1947 г., кампания по ук­реплению советского патриотизма, преодолению низкопоклонства перед Западом к концу 1948 г. стала приобретать заметно выраженный антисемитский оттенок. Если поначалу космополитами зачастую пред­ставлялись анонимные приверженцы определенных направлений в пауке — школы академиков А. Н. Веселовского в литературоведении, М. Н. Покровского в истории и других, то со временем среди них стали все чаще фигурировать представители еврейской интеллиген­ции. Происходило это, скорее, по объективной причине: евреи были представлены в советской интеллигенции довольно большим удель­ным весом, во много раз большим, чем в населении страны, и актив­но участвовали в политической и идеологической борьбе по разные стороны баррикад.

После войны евреи составляли 1,3% населения страны. В то же время, по данным на начало 1947 г., среди заведующих отделами, лабораториями и секторами Академии наук СССР по отделению эко­номики и права их насчитывалось 58,4%; по отделению химических наук— 33, физико-математических наук — 27,5;технических наук — 25. К начале 1949 г. 26,3% преподавателей философии, марксизма-лени­низма и политэкономии в вузах страны были евреями. В академичес­ком Институте истории они составляли в начале 1948 г. 36% всех со­трудников, в конце 1949 — 21. При создании Союза советских писа-


телей в 1934 г. в московскую организацию было принято 351 человек, из них писателей еврейской национальности — 124 (35,3%), в 1935— 1940 гг. среди вновь принятых писателей этой национальности насчи­тывалось 34,8%; в 1941-1946 - 28,4; в 1947-1952 - 20,3. В 1953 г. из 1102 членов московской организации Союза писателей русских было 662 (60%); евреев - 329 (29,8); украинцев - 23 (2,1); армян - 21 (1,9); других национальностей —- 67 человек (6,1%). Близкое к этому поло­жение, как отмечали руководители Союза советских писателей в справ­ке на имя Н. С. Хрущева в марте 1953 г., существовало в ленинград­ской писательской организации и в Союзе писателей Украины. По некоторым оценкам, эти показатели для последующих лет были го­раздо более высокими.

В такой ситуации любые сколько-нибудь значительные по количе­ству участников идеологические баталии и давление на «интеллиген-тиков» со стороны власти представали как явления, затрагивающие преимущественно еврейскую национальность. В том же направлении «работали» довольно простые соображения: США стали нашим веро­ятным противником, а евреи там играют видную роль в экономике и политике. Израиль, едва успев родиться, заявил себя сторонником США. Советских евреев, имеющих широкие связи с американскими и израильскими сородичами и в наибольшей степени ориентированных со времен войны на развитие экономических и культурных связей с буржуазными странами Запада, необходимо рассматривать как сомни­тельных советских граждан и потенциальных изменников.

После арестов активистов Еврейского антифашистского комитета в конце 1948 г. вскоре подоспела кампания по борьбе с космополи­тизмом. Одну из главных ролей в ее развязывании отводят Г. М. Попо­ву, первому секретарю МК и МГК ВКЛ(б), одновременно председа­телю исполкома Моссовета и секретарю ЦК. В первой половине янва­ря 1949 г., будучи на приеме у Сталина, он доложил, что на XII пленуме Союза писателей СССР при попустительстве Агитпропа ЦК предпри­нята антипатриотическая атака на А. А. Фадеева: «космополиты» сде­лали попытку сместить его, избрать своего ставленника; Фадеев же из-за своей скромности не смеет обратиться к товарищу Сталину за помощью. Когда Д. Т. Шепилов, в свою очередь принятый Сталиным, начал говорить о жалобах театральных критиков на гонения со сторо­ны руководства ССП и в доказательство положил на стол письмо А. М. Борща говского, Сталин, не взглянув на него, раздраженно про­изнес: «Типичная антипатриотическая атака на члена ЦК товарища Фадеева». Шепилову не оставалось ничего иного, как организовывать отражение атаки. Работавшие в «Правде» В. М. Кожевников и Д. И. Заславский с помощью К. М. Симонова, А. А. Фадеева и А. В. Софро-нова спешно, к 27 января, подготовили статью «Последыши буржуаз­ного эстетства». В верстку, по указанию Сталина, были внесены уточ­нения. Вычурный заголовок заменен, статья получила название «Об


одной антипатриотической группе театральных критиков». Критикуе­мым феномен по тексту статьи для разнообразия обозначался трояко: «vpn-космополитизм», «оголтелый космополитизм» и «безродный кос­мополитизм».

Статья опубликована в «Правде» 28 января 1949 г. Вслед был вы-;цц[ залп газетных статей с заголовками: «Эстетствующие клеветни­ки»; «До конца разгромить антипатриотическую группу театральных критиков»; «Против космополитизма и формализма в поэзии»; «Кос­мополиты в кинокритике и их покровители»; «Безродные космополи-И.1 в ГИТИСе»; «Против космополитизма в музыкальной критике»; «Решительно разоблачать происки буржуазных эстетов»; «Против кос­мополитизма в философии»; «Разгромить буржуазный космополитизм и киноискусстве»; «Обличение космополитических диверсантов»; «На-un.ie проповеди безродного космополита»; «Изгнать буржуазных кос­мополитов из советской архитектурной науки»; «Убрать с дороги кос­мополитов»; «Против буржуазного космополитизма в литературоведе­нии» и т.п.

Научные журналы помещали отчеты о последовавших собраниях, призванных искоренять космополитизм, в менее эмоционально окра­шенных статьях с заголовками типа «О задачах советских историков в Гюрьбе с проявлениями буржуазной идеологии», «О задачах борьбы против космополитизма на идеологическом фронте». Космополиты обнаруживались повсюду, но главным образом в литературно-художе­ственных кругах, редакциях газет и радио, в научно-исследовательских институтах и вузах. В процессе кампании 8 февраля 1949 г. принято реше­ние Политбюро о роспуске объединений еврейских писателей в Моск-ие, Киеве и Минске; закрытии альманахов «Геймланд» (Москва) и «Дер Штерн» (Киев). Дело не ограничивалось критикой, увольнениями с престижной работы и перемещениями «космополитов» на менее зна­чимые должности. По сведениям, приведенным И. Г. Эренбургом, их преследование нередко заканчивалось арестами. До 1953 г. арестовано.47 писателей, 108 актеров, 87 художников, 19 музыкантов.

С 20-х чисел марта кампания пошла на убыль. Еще в ее разгар Сталин дал указание редактору «Правды» П. Н. Поспелову: «Не надо пелать из космополитов явление. Не следует сильно расширять круг. Нужно воевать не с людьми, ас идеями». М. А. Суслов, вызвав идеоло-шческих работников, просил передать мнение Сталина, что от рас­шифровки псевдонимов «попахивает антисемитизмом». Сталин (дав­ший, по свидетельству А. А. Фадеева, указание начать кампанию про-IHH антипатриотов), видимо, решил, что дело сделано.

Арестованных не освободили, уволенных с работы на прежние места не взяли. Наиболее ретивые участники кампании по борьбе с космополитизмом тоже были сняты со своих постов. Среди них оказа­лись заместитель заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК профессор Ф. М. Головенченко, выступавший повсеместно сдокла-


дом «О борьбе с буржуазным космополитизмом в идеологии», и ре­дактор газеты «Советское искусство» В. Г. Вдовиченко. Последний, как отмечалось в письме Д. Т. Шепилова Г. М. Маленкову от 30 марта 1953 г., до недавнего времени всячески привлекал к работе в газете критиков­ана патриотов, а после их разоблачения поднял в газете шумиху, изоб­ражая дело так, что космополиты проникли всюду. Во всем этом об­наруживался почерк автора статьи «Головокружение от успехов». Молва приписывала произвол исполнителям, а Сталин будто бы его оста­навливал.

Следует, однако, принимать во внимание, что в период кампании происходили наиболее масштабные перемещения в высших структу­рах власти, а ее жертвами были далеко не одни евреи. По оценкам израильских исследователей, в общем числе пострадавших они со­ставляли не слишком значительное меньшинство. Среди арестован­ных по «делу врачей» представителей других национальностей было в три раза больше, чем евреев. Объяснять «антиеврейские» кампании в СССР исключительно сталинским антисемитизмом некорректно. Как и в 30-е годы, они были связаны и с политической борьбой на между­народной арене, и с глубинными социальными, национально-поли­тическими процессами, со сменой элит в советском обществе.

Большой разброс мнений о причинах кампании позволяет выде­лить некоторые из них. К. М. Симонов обращает внимание на то, что в послевоенной жизни и сознании «кроме нагло проявившегося анти­семитизма» наличествовал «скрытый, но упорный ответный еврей­ский национализм», обнаруживавший себя «в области подбора кад­ров». М. П. Лобанов видит причину в том, что еврейство вышло из войны «с неслыханно раздутой репутацией мучеников, вооружавшей его на далеко идущую активность», борьба с космополитизмом яви­лась реакцией на «еврейские притязания — стать откровенно господ­ствующей силой в стране». В диссидентских кругах борьбу с космопо­литами объясняли отходом Сталина от «основной коммунистической догмы — космополитизма, антинационализма» и переходом его па патриотические позиции. «Патриотизм — огромный скачок от надна­ционального коммунизма. С коммунистической точки зрения, — пи­сал В. Чалидзе, — обращение к патриотизму даже во время войны еретично». И. Данишевский представляет послевоенную борьбу с кос­мополитами воистину кампанией «против коммунизма, ибо комму­низм по сути своей космополитичен, коммунизму не нужны предки, ибо он сам без роду без племени».

На наш взгляд, процессы 1948-1949 гг. наиболее адекватно харак­теризует академик И. Р. Шафаревич. Сопоставляя два наиболее гром ких «дела» тех лет, он пишет в своей книге «Трехтысячелетняя загал ка» (2002): «Если рассматривать "дело ЕАК." как яркое проявление "сталинского антисемитизма", то "Ленинградское дело" надо было бы считать столь же ярким проявлением сталинской русофобии. Мл 1


самом же деле в обоих случаях режим стремился взять под контроль некоторые национальные импульсы, допущенные им во время войны и пропагандистских целях. Эти действия составляли лишь элементы в цепи мер, предпринятых после войны для консолидации победивше­го и укрепляющегося коммунистического строя».

Дискуссии о языкознании и политэкономии. В 1950 г. Сталин принял личное участие в дискуссии по проблемам языкознания. К этому вре­мени учение Н. Я. Марра, провозглашенное в конце 20-х годов «един­ственно правильным», обнаруживало несостоятельность своих основ. Попреки обычным лингвистическим представлениям о постепенном распаде единого праязыка на отдельные, но генетически родствен­ные, «новое учение» утверждало прямо противоположное, а именно, что языки возникали независимо друг от друга. Марр полагал, что первичная звуковая речь состояла всего из четырех элементов — сал, вер, ион, рош. Считалось, что эти элементы («диффузные выкрики», как говорил наиболее влиятельный последователь Марра академик И. И. Мещанинов) возникли вместе с другими искусствами в эволю­ции трудового процесса, представлявшего собой магию, и долгое время не имели никакого словарного значения. Элементы (чаще всего в мо­дифицированном виде) без труда обнаруживались в каждом из слов любого языка. В своем развитии языки, по Марру, претерпевали про­цессы скрещивания: в результате взаимодействия два языка превра­щались в новый, третий, который в равной степени являлся потом­ком обоих.

Теории Марра были созвучны представлениям 20-х годов о близ­кой мировой революции и надеждах многих еще успеть поговорить с пролетариями всех континентов на мировом языке. Подобно тому, пи­сал Марр, «как человечество от кустарных разобщенных хозяйств и форм обшественности идет к одному общему мировому хозяйству... так и язык от первоначального многообразия гигантскими шагами продви­гается к единому мировому языку». В Советском Союзе Марр видел не юлько создание новых национальных языков, но и то, как в результате их скрещивания (взаимопроникновения) развивается процесс «снятия множества национальных языков единством языка и мышления».

К началу 50-х годов явно утрачивали актуальность предложения о форсировании работы по созданию искусственного мирового языка. Время выявило особую роль русского языка в процессе перехода к будущему мировому языку в пределах СССР. Об этом, в частности, творилось в написанной ранее, но только что опубликованной ста-н.е И. В. Сталина «Ленинизм и национальный вопрос». После ее появ­ления последовательная смена мировых языков изображалась Д. И. За-главским в «Правде» следующим образом: латынь была языком ан-1ИЧНОГО мира и раннего средневековья; французский был языком теподствующего класса феодальной эпохи; английский стал миро-ш.ш языком эпохи капитализма; заглядывая в будущее, мы видим

И-5578


были явно заушательские выступления, были и вульгарные, совер­шенно неквалифицированные». На основе материалов дискуссии ав­торы учебника подготовили и послали Сталину предложения по улуч­шению макета, устранению ошибок и неточностей, справку о спор­ных вопросах.

1 февраля 1952 г. Сталин откликнулся на прошедшую дискуссию и присланные материалы теоретической работой «Замечания по эконо­мическим вопросам, связанные с ноябрьской дискуссией 1951 г.». Высказав ряд собственных замечаний по содержанию учебника, Ста­лин не согласился с разносной критикой макета, считая, что «проект учебника стоит на целую голову выше существующих учебников». Ре­шением Политбюро его авторам был предоставлен еще один год для доработки учебника. Свою роль в подготовке пособия Сталин свел к написанию замечаний к проекту и ответов на адресованные ему воп­росы экономистов («Ответ т-шу Ноткину, Александру Ильичу», «Об ошибках т. Ярошенко Л. Д.», «Ответ товарищам Саниной А. В. и Венже-ру В. Г.»). Их содержание вошло в книгу «Экономические проблемы социализма в СССР», ставшую последней теоретической работой И. В. Сталина.

В этом теоретическом завещании по сути дела отвергалась рыноч­ная экономика; обосновывались еще большее огосударствление эко­номической жизни в стране; приоритетность развития тяжелой про­мышленности; необходимость свертывания и превращения коопера­тивно-колхозной собственности в государственную; сокращение сферы товарного обращения. Книга содержала важные в политическом отно­шении положения: «неизбежность войн между капиталистическими странами остается в силе»; «чтобы устранить неизбежность войн, надо уничтожить империализм». С высоты наших дней видно, что в этом произведении, как пишет Л. А. Опенкин, не получили поддержки но­ваторские подходы ученых, которые ратовали за учет интересов ши­роких масс трудящихся и «выступали за более масштабное включение в производственный процесс хозяйственных методов». Существенно была также переоценена степень внутренних противоречий капитали­стической системы и не учтены ее способности к саморегуляции. Объяс­няется это тем, что Сталин «оказался в состоянии эйфории от казав­шейся близкой окончательной победы социализма».

Некоторые положения классиков марксизма-ленинизма Сталин объявил устаревшими или несостоятельными. Так, неверным было названо положение Ф. Энгельса о том, что ликвидация товарного про­изводства должна стать первым условием социалистической револю­ции. Сталин утверждал, что законы товарного производства действу­ют и при социализме, но их действие носит ограниченный характер. Вносились существенные коррективы в марксистские оценки о сти­рании граней между городом и деревней, между физическим и ум­ственным трудом, что, согласно положениям Маркса и Энгельса,


считалось важнейшими условиями торжества коммунистического строя. Сталин отбрасывал как ошибочное положение Энгельса о том, что стирание грани между городом и деревней должно повести к гибели больших городов.

Объявлен был устаревшим тезис Ленина 1916 г. о том, что, «не­смотря на загнивание капитализма в целом, капитализм растет неиз­меримо быстрее, чем прежде». Отказался Сталин и от собственного, ныеказанного до войны, тезиса «об относительной стабильности рын­ки» в период общего кризиса капитализма». По поводу развития веду­щих капиталистических стран он заявил: «Рост производства в этих странах будет происходить на суженной базе, ибо объем производства и этих странах будет сокращаться». Молотов в этой связи в последую­щем заметил: «А ничего подобного не произошло» — и недоумевал: • Как он мог такое написать?»

Очевидно, члены Политбюро не были согласны с отдельными положениями «Экономических проблем социализма в СССР». Вспо­миная, как проходило обсуждение книги в узком кругу членов По­литбюро, Микоян писал, что Молотов вроде бы что-то говорил в поддержку, но в таких выражениях и так неопределенно, что было немо: он не убежден в правильности мыслей Сталина. Сам Микоян молчал, но, по тем же воспоминаниям, его удивляло сталинское ут-иерждение о том, что «этап товарооборота в экономике исчерпал себя, что надо переходить к продуктообмену между городом и деревней. Это Пыл невероятно левацкий загиб. Я объяснял это тем, что Сталин, нидимо, планировал осуществить построение коммунизма в нашей стране еще при своей жизни, что, конечно, было вещью нереальной». Мосле прямого вопроса Сталина о том, что думает Микоян насчет •cuoero товарооборота и торговли», тот высказал свое сомнение: «То-ипрооборот и торговля долго еше будут оставаться средством обмена в социалистическом обществе. Я действительно сомневаюсь, что теперь настало время перехода к продуктообмену». Сталин в связи с этим со 1лой ноткой заметил: «Ах, так! Ты отстал! Именно сейчас настало ирсмя!» Сталин предложил не включать Микояна в президиум XIX сьезда партии. Размышляя о причине, Микоян полагал, что «это про­изошло непосредственно под влиянием моего несогласия с его утвер­ждением в книге по поводу перехода к продуктообмену». На съезде Микоян выступил с речью, в которой восхвалял «Экономические проблемы социализма в СССР» как «выдающийся вклад в марксист­ско-ленинскую теорию». Однако отношения Сталина к нему это не изменило.

Пожалуй, самым значимым в этой книге было положение о воз­можности построения коммунизма в СССР даже в условиях капита­листического окружения. Для решения этой исторической задачи, по Сталину, требовалось выполнить три условия. 1) Обеспечить не толь­ко рациональную организацию производительных сил, но и непре-


рывный рост всего общественного производства с преимуществен­ным развитием производства средств производства, что дает возмож­ность осуществить расширенное воспроизводство. 2) Путем постепен­ных переходов поднять колхозную собственность до уровня общена­родной, а товарное обращение тоже постепенно заменить системой продуктообмена с целью охвата им всей продукции общественного производства. 3) Добиться такого культурного роста общества, кото­рый бы обеспечил всем членам общества всестороннее развитие их физических и умственных способностей.

Подводя итог представленным в этом разделе материалам, можно сказать, что в политическом процессе 1945-1953 гг., не совсем ук­ладывающемся в расхожие представления о постоянном нарастании черт тоталитаризма в годы правления Сталина, тесно переплетались два противоположных курса — на сохранение и развитие репрессив­ной роли государства и на формальную демократизацию политичес­кой системы.

Первая тенденция выразилась в большом количестве арестован­ных и осужденных за контрреволюционные преступления и антисо­ветскую агитацию. О масштабах репрессий дают представление следу­ющие данные.

В справке, составленной по требованию Н. С. Хрущева к началу 1954 г., значилось, что с 1921 по 1 февраля 1954 г. в СССР за контрре­волюционные преступления были осуждены коллегией ОГПУ, трой­ками НКВД, Особым совещанием, Военной коллегией Верховного суда СССР и военными трибуналами 3 777 880 человек, в том числе к высшей мере наказания приговорены 642 980, 236 922 осуждены на различные сроки заключения, 765 180 высланы. Ежегодно в исправи­тельно-трудовых лагерях содержалось от 0,5 до 1,5 млн человек, из которых политические заключенные составляли в 30-е годы до 35%, а в первые послевоенные годы их число выросло из-за осуждения пре­дателей и бывших военнопленных. В 1946-1950 гг. общее число полит­заключенных увеличилось с 338 883 до 578 912 человек, однако их доля в общем количестве заключенных снизилась до 23%. Всего в СССР в 1953 г. их численность вместе с контингентом исправительно-трудо­вых колоний (дети, женщины и другие лица, которые не направля­лись в лагеря, где содержались политические заключенные и крупные уголовники) составляла 2 468 524 человека.




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2014-11-29; Просмотров: 419; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.033 сек.