Часть вторая

Шторм

За два прошедших дня шторм так и не начался, циклон бушевал в районе Гибралтара, но мы двигались прямиком на него. Тучи тяжелой пеленой наползали с запада, закрыв собой низкое солнце. Было хмуро и ветрено, “Красотка” шла полным ходом, разрубая форштевнем растущие волны. Под руководством Рипли мы крепили на палубе броневик.

— Еще натяни! — подергав трос, крикнул я Пасу. — А передний чуть отдай, а то подвеска просела!

Сам я забил под колеса колодки и начал орудовать пневмодрелью, чтобы намертво прикрутить их к палубе. Капитан хмуро приглядывал за нашей работой, чтобы мы не просверлили лишних отверстий. Жаб обошел машину кругом, подергал тросы и, похоже, остался доволен.

— Идем по графику? — спросил он у капитана.

— Опережаем, — ответил тот по‑русски. — Но мне хотелось бы знать, куда мы так спешим.

— Разве это входит в условия фрахта? — поднял

брови взводный. — Я же не пытаюсь узнать, что у тебя в трюмах! Ты имеешь достаточно информации — ровно в четыре по Гринвичу мы должны быть в океане, в точке с координатами тридцать пять градусов западной долготы и пятнадцать градусов северной широты.

— Но именно там обещают к утру эпицентр шторма! — еще больше нахмурился капитан. — Ты что, сводкой погоды руководствовался, когда выбирал координаты?

— Иди ты в жопу, — закрыл тему Жаб. — Мне надо там быть. Я тебе заплатил за это.

— Но стоимость корабля ты мне не оплатил!

— И не буду, на то есть страховка. Ты мог отказать мне во фрахте, если тебя не устраивала сумма. Но мы ударили по рукам, а это значит, что ты должен выполнить свою часть контракта. Я свою выполнил.

Капитан стиснул кулаки, развернулся и направился в рубку.

— Так, салаги! — оглядел нас командир. — Давайте в отсек! Мне надо поговорить с вами без чужих ушей. Рипли! Полезай к нам! — Дождавшись ее, Жаб огорошил нас заявлением: — Не доверяю я капитану. Он может выкинуть что‑нибудь неожиданное. Так что приказываю всем держаться вместе, амфибию не покидать, отдыхать по очереди, с оружием не расставаться ни на миг.

Под его присмотром мы накинули на плечи заряженные “ЛКМГ‑18” и втроем выбрались на броню. Жаб занял свое место в кабине.

— Что‑то серьезное? — осторожно спросил я у Рипли.

— Скорее всего да. Не помню, чтобы Огурец хоть раз суетился попусту. Чутье у него, как у зверя.

Я и сам ощущал в воздухе напряжение, хотя никаких внятных признаков надвигающейся беды назвать бы не смог. Наверное, сказывалось приближение шторма ведь порой атмосферные явления странным образов влияют на психику. Пахнущий солью ветер крепчал, чайки восторженно кувыркались в затянутых тучами небесах, а на гребнях волн, словно отражения птиц,! перекатывались пенные барашки. За кормой оставался след более темной и беспокойной воды. Нетерпение стихий нарастало, и уже не оставалось сомнений, что вскоре произойдет сокрушительная развязка всего, что наплела судьба за последние дни, скручивая жизни Паса, Молчуньи, Рипли, Жаба и мою собственную в общий жгут грядущих событий. Я боялся этой развязки и ожидал ее с нетерпением, как опасную бурю, потому что за ней должно было открыться нечто новое, по‑настоящему неизведанное, то, что и называется подводной охотой. Меня вдруг осенило, что настоящее крещение охотник может пройти только в купели океанских стихий. Это вне пределов человеческой власти — создать охотника. Его можно выучить, натренировать и даже использовать по назначению, но все это не суть важно. Последнее слово все равно останется за океаном. Он либо примет охотника, либо нет. Вот чем Рипли с Жабом так сильно отличались от Краба с Кустом! Они были не личным составом, не “стариками”, а единственными охотниками, которых я знал. Паса тоже крестила стихия, но то была стихия огня, а она не имеет отношения к океану. Станет ли он охотником после этого? Трудно сказать. Но обычным человеком он уже быть перестал. Вот так, в один день. Он заново родился в пламени взрывов и получил Алмазный Гарпун вместо метрики. Справедливо.

Теперь крещение ожидало меня, и я это чувствовал, как приближение шторма. Правда, через час стало ясно, что дело не только в погоде.

— Рипли! — Пас толкнул локтем начальницу.

— Что такое? — Она медленно подняла уставшие веки.

— Глянь на главную мачту!

Я посмотрел вверх и увидел двух моряков из команды, которые при помощи подвижных блоков тянули сквозь решетчатую ферму нечто массивное, надежно замотанное в брезент. Еще двое готовили крепления под эту штуковину, намереваясь установить ее прямо на мачте, на господствующей высоте.

— Локатор? — предположил я.

— В лучшем случае, — хмуро ответила Рипли.

— А в худшем?

Она не ответила, но, когда моряки потянули к кронштейнам гофрированные трубки гидравлического управления, я понял, что они там собрались поставить.

— Барракуда! — опередил меня Пас. — У них же пулемет!

— Так это его они прятали под плитами в трюме! — догадался я.

Выходило, что судьба закинула нас не на судно каких‑то захудалых контрабандистов, а на корабль настоящих пиратов. И мы сами помогли им протащить через таможенный пост пулемет — вместо того чтобы обезвредить и сдать властям! Хотя и сейчас это еще не поздно сделать, пока “Красотка” не вышла на океанский простор. Я посмотрел на Рипли. Та хмуро молчала.

— Мы что, так и будем смотреть? — недоуменно спросил я.

Поняв неизбежность предстоящего крещения, я подсознательно хотел приблизить развязку.

— Да, — буркнула Рипли.

— Что значит “да”?! — мне было уже плевать и на то, что она старше, и на то, что опытнее. — Это пираты, мы должны отстранить капитана от управления и доставить судно в ближайший порт! Это наша работа, в конце концов!

Я обернулся к Пасу, но он меня не поддержал. Он очень изменился со времени своего крещения. Теперь мой приятель, хоть и салага, принадлежал скорее к клану Рипли, чем к моему.

— Не кричи! — оборвала меня начальница.

— Ты что, боишься? — Мной окончательно овладел гнев. — Не хочешь, чтобы пираты узнали, где их место?

Она мне врезала в челюсть с такой силой, что я провернулся в воздухе, прежде чем рухнуть на броню у ее ног. Во рту стало солоно, но зубы, кажется, остались на месте. В глазах поплыло.

— Достаточно или добавить? — поинтересовалась Рипли.

— Достаточно, — ответил я.

— Тогда закройся и помолчи. Здесь командует Огурец, и я шагу не ступлю без его приказа. К тому же со зрением у него все в порядке, не беспокойся.

— Но когда установят пулемет, нам будет труднее арестовать капитана!

— Что ты знаешь о трудностях, салажонок? — зло усмехнулась Рипли.

О таких трудностях, как пристрелянный пулемет, я не знал ничего, так что пришлось прикусить язык.

Через пару минут из кабины “Ксении” на палубу выбрался Жаб. В руке он держал тощую колоду пластиковых карточек серого цвета — каждая темнее другой. Взводный отошел метров на десять от амфибии, поднял руку с колодой и начал по одной доставать из нее карты.

— Что он делает? — удивился я.

— Пристреливает ракетомет по таблицам, — ответила Рипли.

Надо сказать, что с такой методой пристрелки я не был знаком. Манипуляции Жаба выглядели вполне мирными, а установленный механиками ракетомет покоился в нише корпуса. Видимо, Молчунья настраивала его не по штатному прицелу, а по своим хитрым приборам. Это меня впечатлило, и я решил больше не проявлять попусту инициативу. Тут умных, зорких и опытных явно хватало и без моих соплей.

Между тем моряки на мачте тоже времени зря не тратили. В отличие от Жаба они не скрытничали — привинтили пулемет на турели, подсоединили гидравлический привод и расчехлили конструкцию. Ствол оказался направлен точно на нас. Он был направлен на меня! Прямо мне в голову, барракуда его дери! Пас даже бровью не повел, а у меня по спине пробежало стадо ледяных мурашек.

— Ссышь, когда страшно? — покосилась на меня Рипли.

— Так точно! — сквозь зубы ответил я.

Пулемет дернулся. Я думал, инфаркт получу, но это оператор проверял привод. Пулемет имел два ствольных блока для снижения перегрева и очень модную “бесконечную” систему питания. Такая штуковина может резать, как автогеном, а может прижать огнем и уложить мордой в грязь на минуту, а то и на две. В общем, если бы Пас надумал выйти под такой огонь, то Алмазный Гарпун был бы вручен ему посмертно. Похоже, до него тоже дошла эта истина — он притих и перестал смахивать на кавалера высшей награды. Мне полегчало, а то не очень приятно чувствовать себя единственным засранцем среди неустрашимых героев.

Ветер крепчал. Капитан приказал морякам снять с мачт радиотехнические и навигационные средства. Попутно установили еще два пулемета — оба стволами на нас. Солнце село, подпалив тучи прямо по курсу, отчего наш курс некоторое время казался дорогой в адское пекло. Затем опустились сумерки.

Я зажмурился, когда нам в лица ударили тугие лучи дуговых прожекторов.

— Мы сейчас выглядим как персонажи стрелкового симулятора, — шепнул Пас.

— Хрен там, — невесело пошутил я. — На каком симуляторе ты видел такие удобные цели? Если только на симуляторе для пятилетних детей с дефектами зрения.

— Хватит уже обливаться словесным поносом! — прикрикнула на нас Рипли. — Мне тоже страшно, но я сижу и помалкиваю.

По лесенке загрохотали подошвы Жаба.

— Эй, охотники! — позвал он. — Что‑то вы совсем приуныли. Вид у всех троих бледноватый.

— Загорать было некогда, — буркнула Рипли. — Что ты думаешь насчет пулеметов?

— Пулеметы — фигня. — Взводный уселся на броню перед нами и прикрыл рукой лицо от прожекторов. На нем была тяжелая перчатка для связи с Молчуньей. — На первой же минуте боя мы их подавим. Вот чего я на самом деле боюсь, так это сюрпризов. Так что всем надеть гарнитуры для связи. Это первое. Второе — акустика я от вас заберу.

— Хочешь слушать металл? — понимающе кивнула начальница.

— Да, чтобы по нас не влупили из‑под палубы кумулятивным зарядом. Пойдем, Чистюля, будешь своими замечательными ушами прикрывать наши задницы.

Жаб увел Паса в кабину, и мы с Рипли остались одни.

“Хорошую работенку выхлопотал себе Пас, — подумал я не без зависти. — Ему теперь сидеть под броней, а мне с голой задницей под прицелом трех пулеметов”.

— Расслабься, — Рипли хлопнула меня по плечу. — Будешь думать только о пулеметах, крышу сорвет.

— А о чем еще можно думать? — насупился я, щурясь от света.

— Ну уж не знаю. Жрать не хочешь? — она достала из кармана штатный шоколадный батончик.

— Нет, спасибо.

— Не хочешь, как хочешь, — начальница развернула конфету и впилась в нее зубами. — Тогда рекомендую поспать, а через пару часов заступишь в дозор.

— Можно спуститься в отсек? — Я обрадовался, что хоть ненадолго прикроюсь броней.

— Щас! — фыркнула Рипли. — А меня тут пусть убивают? Здесь устраивайся и не бузи. Если что, я тебя толкну, только не ори спросонья, очень тебя прошу.

— Постараюсь.

Я вытащил из отсека два бушлата — на одном свернулся калачиком, как собака, другим прикрылся от ветра и слепящих прожекторов. Но сон не шел. Я думал о крещении, которое перло на меня из будущего со скоростью поезда. Сколько до него осталось? Час, два, три? Время протискивалось сквозь меня, как лаг — канат с узлами для измерения скорости, пространство набирало темп вместе с моим учащенным пульсом. Ветер позвякивал концами тросов по мачтам, и удары волн за бортом раздавались все чаще.

Так я промаялся два часа, пока Рипли не толкнула меня в бок.

— Подъем, охотник! — негромко сказала она. — Ты знаешь, что мы уже в океане?

— Как? — не поверил я собственным ушам.

Начальница сунула мне под нос циферблат хронометра, на котором высвечивались координаты глобальной спутниковой локализации.

— Все, охотник, мы в Атлантике, — постучала она по стеклу. — Как ощущение?

— Под прицелом пулеметов не очень, — ответил я. — Жаль, что первая встреча с океаном проходит в таких условиях.

— Тогда тебе надо было мечтать не об охоте, а о билете на круизный лайнер.

Рипли была права, как всегда. Наверное, в детстве я мечтал стать охотником только из‑за незнания других океанских профессий. Леська вон изучает в океане дельфинов и не думает о нацеленных на нее стволах. Почему я с ней не пошел? Работа океанского биолога казалась мне не очень мужской. А теперь я с ужасом понял, что не вполне мужчина для охотничьей жизни. Рипли больше подходит для этой роли, чем я. Даже Пас, хотя с таким заявлением меня бы в учебке на смех подняли.

— По пустякам прошу не будить, — устраиваясь под бушлатом, сказала Рипли.

Я поправил карабин на плече и подсел ближе к люку командирской кабины. Там, в отсветах приборов, виднелось бледное лицо Паса, он напряженно вслушивался в неведомые сигналы, прижимая ладонями чашки наушников. Иногда в поле моего зрения попадала рука Молчуньи в тяжелой перчатке стрелка. Все были заняты делом, все, кроме меня. Хотя нет, я в дозоре. Это тоже задача не из последних.

Я решил проявить максимум бдительности, но вглядываться в темноту не давали слепящие прожектора. По большому счету в моем дозоре не было никакого смысла, поскольку, начнись на палубе хоть венецианский карнавал, я бы это заметил только после запуска фейерверка. Я было совсем приуныл, но как раз в этот момент прожектора погасли, погрузив корабль во тьму. Как только перед моими глазами перестали плавать огненные круги, я различил на палубе человек десять из экипажа. Все были вооружены автоматическими ружьями, а двое кумулятивными гранатометами, пробивающими до полутора метров любой брони. Перед самой амфибией, закинув руки за спину, покачивался на носках капитан в белой фуражке.

— Доброй ночи, охотник, — насмешливо обратился он ко мне. — Не будешь ли ты любезен позвать своего командира?

Я опустил глаза на люк и увидел Жаба.

“Не дрейфь, — показал он жестами Языка Охотников. — Сними карабин и возьми на прицел эту падлу. Будешь целиться ему в морду все время, пока я буду с ним разговаривать”.

Я немедленно выполнил приказание, направив сверкающее острие гарпуна точно в лицо капитана. Это оказало большее действие, чем я ожидал — насмешка в глазах пирата сменилась явным беспокойством.

— Ты не понял? — осторожно переспросил капитан.

— Все я понял, — буркнул я, крепче вжимая приклад в плечо. — Сейчас командир выйдет, я ему доложил.

Беспокойство в глазах капитана сменилось страхом. Вот так и рождаются мифы об охотниках, которые якобы в бою общаются мыслями! Жаб высунулся из люка по пояс.

— У тебя проблемы? — поинтересовался он, оглядев стрелков.

— Нет, проблемы у тебя, — капитан попробовал вернуть себе снисходительный тон. — Я не пойду в обозначенную тобой точку. Там шторм, а я не собираюсь губить корабль. Готовь свою команду к высадке на плотах.

— Даже амфибию нам не оставишь? — иронично вздохнул взводный. — Жалость какая. Нет, ты не представляешь глубины моего горя! Честно.

Капитан стиснул губы, не зная, как реагировать на эту тираду.

— Быстро на палубу! — не очень уверенно рявкнул он.

— Сейчас, подожди, — Жаб с кряхтением выбрался из люка, поправляя перчатку связи на левой руке.

Рядом со мной зашевелилась Рипли, поднимая карабин.

“Как только я разберусь с капитаном, убейте гранатометчиков и прыгайте в отсек, — жестами отдал команду Жаб. — Копуха бьет правого, Рипли — левого”.

Он медленно спустился по лесенке на палубу и вразвалочку двинулся к капитану.

— Ну что, пиратская морда, — в голосе взводного появились змеиные нотки. — Хотел говорить с командиром охотников? Слушаю. Только будь краток.

У меня начали дрожать руки. Я вспомнил о пулеметах, но подумал, что вряд ли они начнут колотить, пока пираты окружают амфибию. Пожалуй, Жаб знал, что делал.

— Я приказываю тебе и твоей команде, — выговорил капитан, — сложить оружие и приготовиться к эвакуации с моего корабля на спасательном плотике. У меня три пулемета и три десятка обученных стрелков с ракетными ружьями. Вас только пятеро. Даже принимая на веру все россказни о сверхъестественных боевых навыках вашего брата, мы уничтожим вас в течение нескольких секунд. При этом возможны потери с моей стороны. Я хочу их избежать.

— Если бы ты хотел их избежать, — грустно вздохнул взводный, — ты бы сейчас разоружил свой детский сад и сверил курс с моими координатами. Но скорее всего, у тебя на это ума не хватит. А жаль.

— Ты вынуждаешь меня применить силу! — нервно выкрикнул капитан..

Жаб отреагировал на этот крик не совсем адекватно — он вынул кинжал из ножен, схватил капитана за ворот и дважды вонзил клинок ему в печень. Тот завизжал, как раненая свинья, отскочил в сторону, но тут же рухнул на палубу. Взводного я сразу потерял из виду, к тому же над ухом рявкнул карабин Рипли, и мне пришлось тоже включиться в бой. Я поймал в прицел опешившего гранатометчика и всадил ему в лицо два сверкающих гарпуна. Они снесли ему голову, глубоко вонзившись в палубу за его спиной. Через секунду я уже прыгал в отсек, а из крыши, как черти из преисподней, выскочили пулеметы и новенький ракетомет. Шквал огня с амфибии молотил секунд двадцать.

— Дальше только врукопашную, — синтетическим голосом сообщила Молчунья через гарнитуры связи. — Я и так уже все разнесла.

— Вперед, охотники! — раздался в наушниках приказ взводного. — Кто сдрейфит, того сам пристрелю!

“Не получилось крещения, — с грустью подумал я. — Молчунья все сделала пулеметами, а нам осталось только повязать недобитых пиратов”.

Однако, выбравшись на броню, я понял, что работы по зачистке корабля несколько больше, чем ожидалось. Едва мы с Рипли соскочили на палубу, нас встретил дружный залп из ракетных ружей. Я начал стрелять не переставая и не целясь — так нас учили в учебке, называя эту тактику “прикрыться огнем”. Считается, что в стреляющего человека труднее попасть. Молчунья продолжала время от времени пускать в ход пулеметы, здорово поднимая мой боевой дух.

— А‑а‑а‑а! — заорал я, разгоняясь по палубе вслед выпущенным гарпунам. — Морды пиратские!

Противник дрогнул и отступил в глубь искореженных надстроек.

— Не суйся, меня подожди! — крикнула Рипли в микрофон гарнитуры.

Я распластался под прикрытием рухнувшей на палубу мачты и принялся стрелять во все, что давало хоть какой‑то намек на движение. Рядом со мной уткнулся стволами в палубу искореженный пулемет пиратов, совсем недавно наводивший на меня нечеловеческий ужас. Сейчас, после двух ракетных попаданий, он выглядел жалко, напоминая поникший член импотента. По надстройке в сторону мостика метнулась неясная тень, и я срезал ее двумя меткими выстрелами.

Вскоре рядом со мной тяжело задышала Рипли.

— Надо выкуривать остальных, — сказала она. — Но бродить по коридорам лично у меня нет охоты. Огурец! Прошу связи!

— Здесь я.

— Подкати нам рвотных гранат, а то до утра провозимся.

— Легко. Только помогите снять “Ксению” с колодок, я один упарился, честное слово!

Мы отступили к амфибии и помогли взводному освободить броневик. Иногда по нас постреливали, но Молчунья не давала врагу поднять голову — чуть что, заводила свои скорострелки. Вся палуба была покрыта сплошным ковром гильз, тускло блестевших в лучах уцелевшего прожектора. Трупов почти не было видно, только капитан и гранатометчики — остальных пулеметами разорвало в клочья.

“Это не бой, — думал я, выбивая из‑под колеса последнюю колодку. — Это крещение кровью. Вопрос лишь в том, пройду я его до конца или меня вырвет от отвращения”.

“Красотку” сильно качало, видимо, некому было стоять у штурвала, причем с каждой минутой удары шторма казались все более угрожающими. Воздух ревел от ветра.

— Надо захватить рубку, — подняла голову Рипли. — Не годится дрейфовать при таком волнении.

— Долго не возись, — посмотрел на хронометр Жаб. — Вы мне скоро тут все понадобитесь. Введи координаты в ходовой компьютер и возвращайся. Дай руку. Начальница протянула ладонь, и взводный стилом написал на ней координаты.

— Давай, давай! Время!

Рипли подхватила карабин и скрылась в полутьме изрешеченных надстроек.

— Может, ей помочь? — повернулся я к Жабу.

— Не суетись. Давай, будем вытаскивать гранаты. Он распахнул дверь кабины и выволок на палубу

ящик “блевотронов”. Я сбил крышку ударом приклада и хотел было набрать их в карманы, но пришлось доставать еще один ящик.

— Утопим “Красотку” в блевотине! — хохотнул взводный, помогая мне вскрыть упаковку.

Мое крещение окончательно мне разонравилось. Какие‑то не те стихии принимали в нем участие. Кровь и блевотина! Пасу с огнем повезло больше.

— Тревога! — синтетическим голосом предупредила Молчунья.

Я ничего не понял, но Жаб рывком отшвырнул меня от амфибии. Тут же взревел мотор, перекрывая шум шторма, броневик рванул с места и юзом крутанулся по палубе. На том месте, где он только что стоял, взметнулся огненно‑дымный столб, я хотел вскочить, но меня сбило с ног ударной волной.

— Молодец, акустик! — кашляя от дыма, прохрипел взводный. — Золото, а не салага!

Но больше всего меня поразила Молчунья. Она направила амфибию к краю палубы, наскочила правыми колесами на ограждение борта и, когда машина накренилась, дала залп из ракетомета в то место, где прогремел взрыв. Под палубой громыхнуло, из многочисленных пробоин взметнулось пламя, а Жаб, видимо, для гарантии, закинул в дыру десяток рвотных гранат. Молчунья не спешила возвращать амфибию в горизонтальное положение, держа под прицелом всю палубу.

Я заметил, что “Красотку” уже не кидает штормом — она легла на курс и мощно режет волны форштевнем. Вскоре вернулась Рипли.

— Через три часа будем в указанной точке, — сообщила она. — Могу я узнать, зачем нам это нужно?

— Да, — ответил взводный. — Мне необходимо кое с кем выйти на связь.

— Я его знаю?

— Пока нет, но, как только попадем в Индийский океан, обещаю вас познакомить. Идет?

Рипли задумалась. На ее лице читалась неуверенность, и я понял, что не только мы с Пасом желаем обойтись без участия в сомнительных предприятиях. Вот только я не знал, что считается сомнительным, с точки зрения Рипли, и ради каких идеалов она согласилась бы снова вернуться на камбуз. Однако, если бы у нее вообще не было принципов, она бы сейчас не пытала Жаба.

— Добро, — кивнула бывшая кухарка. — Но ты мне сейчас пообещаешь одну важную вещь. Всего одну. Если же ты нарушишь свое обещание, я тебя убью, прокляну

и с радостью вернусь коком на свою базу. Или пойду под трибунал.

— Что я должен пообещать? — насторожился Жаб. Шторм ревел, сделав его вопрос едва слышным. До нас начали долетать соленые брызги.

— Обещай, что от твоих планов не пострадает ни одна сухопутная крыса. Ну!

— Ты чего завелась? — попробовал уклониться взводный.

— Обещай мне сейчас же!

Гигантская волна ударила “Красотку” в борт с такой силой, что я едва удержался на ногах. Что‑то звонко покатилось по развороченной палубе.

— Хорошо, обещаю! — выкрикнул Жаб. — Довольна?

— Вполне. Что надо делать?

— Будем выкуривать из‑под палубы остатки экипажа. Бери гранаты и Копуху. Ваш сектор от форштевня до мостика. А мы втроем справимся тут.

Шторм разгулялся. Он подхватил “Красотку” и взялся трепать ее, как стая акул треплет брошенную в воду лошадиную ногу. Уже через полчаса килевая качка заставила меня хвататься за стены, чтобы не рухнуть на палубу, все вокруг ходило ходуном, вызывая тошнотное ощущение. Рипли переживала шторм легче меня, но из стороны в сторону ее тоже кидало.

У носовой надстройки мы с ней попали под плотный ракетный обстрел. Пришлось залечь и пускать гарпуны в темноту, ничего не различая среди мечущихся теней. Одним из взрывов мне сильно обожгло руку, я психанул и разрядил в темноту всю кассету из карабина. Там затихли, не выдержав шквала огня.

— Поэкономил бы сталь, — буркнула Рипли.

— Идут они к дьяволу! — прошипел я, затягивая бинт на руке зубами.

Добравшись до двери надстройки, мы закинули внутрь несколько рвотных гранат. Терпения пиратов хватило минуты на две — они выползли, как тараканы, содрогаясь в рвотных спазмах. Оружия при них не было.

К моему удивлению, один из деморализованных матросов растолкал товарищей, перепрыгнул борт и скрылся в бушующих волнах. Я не успел его схватить, а Рипли не подумала мне помочь.

— Это его выбор, — сказала она мне. — Каждый человек имеет право на выбор. Ты знаешь, что касатки в неволе умеют останавливать сердце?

— Значит, он утопился, чтобы не сесть в тюрьму? — с ужасом понял я.

— А что тут удивительного, если он стал пиратом ради свободы?

Я был уверен, что пиратами становятся только ради наживы. Подумав секунду, я отцепил от переборки короб спасательного плота и швырнул его за борт. Взревел ревун, полыхнул маячок — плот надулся и принял рабочее положение. Вскоре звук и свет остались далеко за кормой.

— Глупо, — пожала плечами Рипли.

— Я тоже имею право на выбор, — заявил я, закидывая карабин на плечо.

Мы собрали пленных человек двадцать, Жаб с Пасом и Молчуньей немного больше. Всех заперли в помещении камбуза. Хронометр Рипли показал два часа, шторм крепчал, вызывая все большее беспокойство у Жаба. Волны разгулялись так, что иногда перехлестывали через борт. “Красотку” кидало, как на безумном аттракционе — она то взлетала вверх, угрожающе кренясь, то проваливалась в бездну, вызывая безотчетную панику. Пас позеленел и стоял на четвереньках у пробоины в палубе. Его непрерывно рвало. Меня тоже пару раз вывернуло наизнанку. Рипли поднялась в рубку, чтобы гнать корабль на ручном управлении — ходовой компьютер не был приспособлен к таким суровым условиям и вымотал нам все кишки. Броневик мы снова кое‑как закрепили тросами, но Молчунья все равно сидела в кабине, не выпуская штурвала из рук.

Вскоре вернулась и Рипли — не выдержала качки на высоте рубки.

— Помру на фиг! — стонал на карачках наш кавалер Алмазного Гарпуна. — Точно помру!

Жаб дал ему каких‑то таблеток. Не помогло. На самом деле взводного тоже прихватила морская болезнь, но он держался. Рипли побледнела и скрылась в десантном отсеке. А вот мне стремительно становилось легче — тошнота отступила, я о ней совершенно забыл, а соленые брызги несли из‑за борта запах свежести и свободы. И чем больше крепчал шторм, чем сильнее ревел ветер в обломках мачты, тем больший восторг поднимался во мне. И я понял, что мое крещение началось только сейчас и это будет крещение штормом. Я готов был закричать от счастья и безудержного веселья.

— Дай мне хронометр! — попросил я Рипли, сунув голову в люк отсека. — Когда будем на месте, я вам сообщу.

— На тебя что, вообще качка не действует? — она протянула часы со страдальческим выражением на лице.

— Действует! — рассмеялся я. — Еще как действует!

Я направил единственный уцелевший прожектор за борт, обмотался тросом от лебедки и встал у самого края палубы, держась двумя руками за леер. Передо мной развернулось поистине грандиозное зрелище! Огромные черные волны катились вровень с бортом, иногда через прорехи в тучах показывалась луна, добавляя мистических красок в это великолепие. Пена бурлила на гребнях волн, срываясь при ударах о борт, я вымок насквозь, меня пронзал ветер, но все это мне не вредило, поскольку я стал частью стихии. Это действительно было крещение в купели воды и ветра. Океан меня принял. Я стал охотником.

— Эй! — хрипло выкрикнул Жаб из кабины. — Если тебя распирает, постой у штурвала! Нас разнесет на фиг, если не взять управление! Знаешь, как идти в шторм?

— Учили! — рассмеялся я. — Держу корабль точно ливентик, если волна короткая, и режу ее форштевнем. От длинных и особо крупных волн уваливаюсь градусов на пятнадцать. В это время ровняю курс по координатам.

— Валяй! Координаты назначения знаешь?

— Тридцать пять и пятнадцать! — вспомнил я надпись на ладони у Рипли. — Я доложу, когда будем на месте!

По дырявому от пуль трапу я забрался в рубку. Она была освещена шкалами навигационных приборов, а вперед били два дуговых прожектора. Деревянный штурвал бестолково крутился по воле бурного океана, я ухватил его и положил “Красотку” в положение ливентик — точно против ветра, чтобы резать волны форштевнем. Мощный силовой агрегат хорошо держал ход, так что никаких проблем с маневрированием у меня не было, зато был восторг от ощущения полной власти над кораблем.

До чего же непредсказуемая вещь — судьба! Ну разве мог я знать два дня назад, что выйду в океан за штурвалом пиратского судна? Это стало для меня компенсацией за долгий путь к мечте, за унижения в училище, за насмешки над выбритой головой и за ужас под брюхом броневика, когда нас обстреливал гравилет на заправке. Эту награду я бы не променял даже на Алмазный Гарпун, честное слово!

— Йох‑оу! — выкрикнул я, не в силах сдержать эмоции. — Это мой корабль, барракуда меня дери!

Целых полтора часа я боролся с бушующим океаном, то выводя “Красотку” на гребень волны, то роняя ее в темную пучину между валами. Наконец хронометр просигналил точное соответствие координатам, и я поспешил вниз, доложить Жабу.

— Мы на месте! — крикнул я, приоткрыв дверь кабины.

Жаб был бледен, кожа у него под глазами обвисла и потемнела, образовав болезненные круги.

— Проклятье! — ругнулся он, пытаясь выбраться на палубу, но у него ничего не вышло. — Ящики. Копуха, ты должен это сделать.

— Что? — У меня забилось сердце.

— Ты должен выбросить ящики в океан.

— Как это выбросить?! — мне показалось, что я ослышался.

— Не знаю. Они тяжелые. Барракуда! Кто же мог знать, что меня скрутит в самый важный момент? Помоги мне, Копуха, я этого не забуду ни при каких обстоятельствах! Рипли мне помогла однажды, и я ее не забыл, вытянул с камбуза. У тебя тоже могут когда‑нибудь возникнуть проблемы. Я их решу. Обещаю. Только помоги мне сейчас!

— Я должен выкинуть ящики за борт? Значит, там отходы?

— Нет! Отходы я мог бы выбросить где угодно, а ящики надо выгрузить именно здесь. Оба. Пожалуйста.

Секунду я взвешивал создавшуюся ситуацию. Что бы ни случилось, Жаб не скажет мне, что внутри, так что пытать его бесполезно. Зато я мог выполнить его просьбу и получить сильнейшего покровителя. Выглядело это очень заманчиво, и я согласился.

— Ключ! — протянул я руку.

— Что? — помотал головой Жаб.

— Мне нужен ключ от камбуза и от погрузочного люка.

Взводный передал мне оба ключа, я открыл отсек, затем перезарядил карабин и распахнул дверь камбуза.

— Мне нужно восемь человек! — крикнул я пленным, направив на дверной проем ствол с торчащим из него гарпуном. — Кто мне поможет, возьмет плотик и попытает счастья за бортом.

Затем пришлось повторить то же самое по‑английски. Через минуту на палубу выбрались первые желающие. Набралось не восемь человек, а только шесть, но мне и этого было достаточно. За спиной последнего я запер дверь камбуза.

— В броневике лежат два ящика, — показал я острием гарпуна. — Как только оба окажутся за бортом, вы свободны.

Они взялись за работу под моим прицелом. Рипли даже не проснулась, так прижала ее морская болезнь. Пираты вшестером брали каждый ящик, в два приема дотаскивали до борта и швыряли в воду. Вскоре все было кончено.

— Можете брать плотик!

Их не надо было упрашивать. Моряки спешно обвязались веревкой, сняли с переборки короб и вместе с ним бросились за борт. Я услышал только отголосок сирены за кормой. “Красотка” шла полным ходом.

— Спасибо, Копуха! — прохрипел Жаб, выслушав мой доклад. — Пока я жив, можешь рассчитывать на мою помощь.

Я кивнул, захлопнул дверь командирской кабины и поспешил в рубку, к штурвалу. У меня было ощущение, что я стал обладателем волшебной лампы. Жаб даже чем‑то похож был на джинна — лысый и страшный. Надо только проверить, как он выполняет желания.

О содержимом ящиков я старался не думать, но мысли помимо воли кружили вокруг этой темы. Моя память раз за разом прокручивала картинку с пиратами, швыряющими ящики в океан.

Шторм набрал полную силу. Близился час рассвета. Я стиснул штурвал и перевел машины на самый полный вперед.

Дата добавления: 2014-11-29