КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Нормы права
Литература: Bierling, Juristische Principienlehre, т. I, 1894, стр. 19-70; Berolzheimer, System, der Rechts- und Wirthschaftsphilosophie, т. III, 1896, стр. 85-125; Sturm, Die psychologische Grundlage des Rechts, 1910; Bekker, Grundbegriffe des Rechts und Missgriffe der Gesetzgebung, 1910; Stammler, Wirtschaft und Recht, 2 B. (pyc. пep. 1907); Ihering, Der Zweck im Recht, т. I, изд. 1893; Frenzel, Recht und Rechtssatze, 1902; Dahn, Die Vernuft im Recht, 1879; Lasson, System der Rechtsphilosophie, 1882, стр. 193-282; Deschesne, La conception du droit, 1902; Boistel, Cours de philosophie du droit, т. I, 1899, стр. 1-150; Picard, Le droit pur, 1908; Holland, The Elements of Jurisprudence, 10 изд. 1908, стр. 14-52; Marby, Elements of Law, 6 изд., 1905, стр. 1-37; Carter, Law, its Origin, Growth and Function, 1907; Salmond, Jurisprudence, 2 изд. 1907, стр. 9-38; Brown, The Austinian theory of Law, 1906, стр. 1-95; Vanni, Lezioni di filosofia del diritto, 3 изд. 1908 стр. 43-94; Lioy Die Philosophie des Rechts,, 1906, стр. 97-116; Carle. La filosofia del diritto, nello stato moderno, 1903; Муромцев, Определение и основное разделение права, 1879; Гамбаров, Право в его основных моментах, (Сборник по общественно-юридическим наукам); Палиенко, Учение о существе права и правовой связанности государства, 1908; Чичерин, Философия права, 1900, стр. 84-104: кн. Е. Трубецкой, Лекции пo энциклопедии права, 1909, стр. 3-30; Хвостов, Общая теория права, 4 изд. стр. 53-60; Коркунов, Лекции пo общей теории права, 1897, стр. 30-118; Петражицкий, Теория права и государства в связи с теорией нравственности, 2 изд. 1909-1910.
Наблюдая право в жизни, мы обнаруживаем прежде всего, что оно всегда выражается в виде правил. Всякий закон, в какую бы грамматическую форму не был он облечен, всегда представляет собой норму или правило поведения. Даже такие законные определения, как, напр.: "завещание есть законное объявление владельца о его имуществе на случай его смерти", или "приготовлением почитается приобретение или приспособление средства для приведения в исполнение умышленного преступного деяния", - являются ничем иным, как нормами. Сами по себе, без связи с другими законами, такие определения не имели бы смысла. Первое из приведенных сейчас определений обращается в следующее правило: всякий раз, когда будет налицо то, что закон признает завещанием, должны иметь применение законные последствия, обнимаемые общим названием наследования по завещанию. Второе из приведенных определений есть указание, обращенное к суду, никогда не наказывать человека, если он будет захвачен на действиях, подходящих под понятие о приготовлении, за исключением перечисленных в законе случаев. Второе, что замечается во всех нормах права, - это их повелительный характер. Всякая норма права - приказ. Нормы права не предлагают только, не советуют, не убеждают, не просят, не учат поступать известным образом, но требуют известного поведения. Приказ может быть выражен в форме повелительного наклонения, но он не перестает быть приказом, если он выражен и в изъявительном наклонении. Приказ может быть выражен как в положительной форме, так и в отрицательной. Нормы права или требуют от лиц, к которым обращены, чтобы те совершили действия известного рода (повеления), или же требуют от лиц, к которым обращены, чтобы те воздержались от действий известного рода (запрещения). Иначе, как в виде повеления или запрещения нормы права не могут быть понимаемы. Этому противоречат, по-видимому, законы, выражаемые в форме дозволений, и некоторые энергично отстаивают допустимость дозволительных норм права. "Дозволения в праве не только существуют, но и имеют несомненное практическое значение. Их так же нельзя выкинуть из права, как нельзя выкинуть слова из песни"*(305). Но отрицать нормы права, выраженные в дозволительной форме, и не приходится, потому что они в действительности содержат приказ. Если, напр., новым законом гражданам дозволяется собираться для обсуждения своих дел, то этим самым приказывается полиции не препятствовать им в том, как она должна была это делать при прежнем запрещении устраивать собрания. Если судебному следователю дозволяется принимать меры пресечения в отношении обвиняемого, то это значит, что следователю вменяется принимать законные меры к тому, чтобы обвиняемый не уклонился от суда. Но, может быть, право способно не только требовать под угрозой, но и возбуждать надеждой на награду? Существует взгляд, что одобрение играет в праве не меньшую роль, нежели угроза. "Действием угроз достигается преимущественно воздержание граждан от совершения действий, правом запрещенных, а системой наград достигается преимущественно совершение гражданами действий, желанных правом"*(306). Протяв такого взгляда вполне основательно замечают, что обещание награды не совместимо с повелительным характером норм права. Когда требуют, то угрожают, а не соблазняют*(307). Приказ, если бы он даже соединялся с обещанием награды, опирается своей сущностью на сопровождающую его угрозу, иначе он превратится в просьбу, что совершенно не соответствует характеру норм права. Действительно, мы встречаем в законе обещание медали за спасение погибающего, но закон не требует такого подвига, а только в случае его проявления приказывает своим агентам представить о сем для награждения героя медалью. Такое же одобрение можно видеть в награждении должностных лиц орденами, но и в этом случае перед нами приказ, обращенный к старшим агентам власти, награждать младших орденами, в случае обнаруженного с их стороны усердия. Если норма права сопровождается неизменно угрозой зла, то это еще не отличает права от иных социальных норм, которым также свойственна подобная угроза. Напр., клуб может установить для своих членов целую лестницу наказаний, в интересах поддержания в своих стенах определенного поведения: штрафы, замечание старшин, запрещение на время посещать клуб, исключение члена. Признавая, что нормы поведения, сопровождаемые угрозой, могут исходить из различных общественных групп, мы присваиваем название правовых только тем нормам, соблюдение которых предписывается под угрозой, исходящей от государства. He то важно, кто выработал содержание нормы, особые ли органы власти, или отдельные ученые, или само общество, в своем целом или в своей части, - важно, кто требует соблюдения нормы. Если это требование исходит от высшей власти в данном общественном союзе, веления которой неспособна отменить никакая иная, стоящая над ней, власть, то такие нормы мы называем нормами права. Веления всех других лиц, подчиненных верховной власти, частных или официальных, не имеют сами по себе правового характера, но могут приобрести его, и приобретают его тогда, когда верховная власть признает за их приказами такую же обязательность, как бы они исходили от нее самой, т.е. другими словами, она приказывает следовать их приказам. Соответственно сказанному, нормы права называются действующими, насколько соблюдение их требуется государством. По другому взгляду, действующими нормами следовало бы считать те, которые признаются в данный момент. Но тогда невозможно было бы провести различие между правом и правовым идеалом, который в данное время отвечает воззрениям общества. Так как нормы права отличаются от других социальных норм тем, что соблюдение их поддерживается требованием, исходящим от государства, то отсюда следует: 1) что вне государства нет права, и 2) что действие норм права ограничивается пределами власти государства. Каково же содержание угрозы? В чем может заключаться то зло, которым грозит норма права, на случай своего нарушения? Прежде всего это может быть лишение нарушителя не принадлежащих ему ценностей, которые он неправильно удерживает в своем имуществе. По требованию собственника у владельца отнимается чужая вещь, по требованию кредитора из имущества должника извлекается ценность, равная неуплаченному долгу. Во-вторых, угроза может быть направлена на лишение нарушителя принадлежащих ему благ, на лишение его тех благ, которыми пользуются другие граждане, личной и имущественной неприкосновенности. Его имущество может быть конфисковано, полностью или частично, его могут лишить свободы, заключить в тюрьму, свободы передвижения, водворив на жительство, его могут лишить физической неприкосновенности, подвергнув телесному наказанию. Наконец, угроза может иметь своим содержанием признание недействительности тех актов гражданина, которые были направлены на достижение известных юридических результатов. Он рассчитывал создать отношение, обеспеченное государственной силой, но при этом нарушил нормы права, определяющие порядок и условия совершения акта, и государство отказывает ему в юридической защите, напр., при признании недействительности договора или завещания. Норма права, выражая требование, сопровождаемое угрозой, обращена к тем, кто способен воспринять содержание веления. Однако, в какой бы решительной форме не было выражено требование, оно не в состоянии исключить воли тех, к кому обращено. Поведение, как система действий, непременно предполагает волю самого действующего. Никакая власть в мире не располагает силой заставить человека поступать так, как она хочет, а не так, как он сам хочет. Если должник не хочет платить своего долга, то нет никакой физической возможности заставить его совершить это действие, и взыскание с его имущества, конечно, не тождественно с исполнением с его стороны того, к чему он обязался. Уклоняющегося по убеждению от воинской повинности никакие меры не могут поставить в строй. 0 насильственном согласовании поведения с нормой можно было бы говорить в тех случаях, когда своевременным арестом предупреждается готовившееся покушение на жизнь другого человека, или остановкой прекращается слишком быстрое движение автомобиля, опасное для публики. Но в этих последних случаях не лица, от которых можно было ожидать нарушения нормы, выполняют ее предписание, потому что они никаких действий не совершают, а те лица, которым предписывается принятие таких предупредительных мер, т.е. полиция. Следовательно, так как государственная власть не в состоянии вынудить граждан к исполнению тех именно действий, которые составляют содержание норм, - не представляется никакой возможности понимать принуждение, выраженное в угрозе, в смысле физического насилия*(308). Государственная власть и не задается мыслью заставить силой подчиненных ей граждан совершать те действия, которые она считает необходимыми в интересе обеспечения условий общежития. Если она не может принудить граждан действовать не так, как они хотят сами, а как она хочет, то ей остается склонить их к тому, чтобы они сами захотели действовать так, как она хочет. Государство довольствуется описанием желательного поведения и угрозой невыгодных последствий для лиц, уклоняющихся от прежнего образа действий. Поэтому принуждение, соединяемое с нормой права, всегда имеет только психический характер. Если у лица, подчиненного власти, сохраняется свобода действий, выбор между которыми определяется сильнейшим мотивом, то задача норм права состоит именно в том, чтобы оказать воздействие на волю этого лица, вызвать сильнейший мотив в пользу требуемого поведения. Государство, в своей правовой нормировке, стремится вызвать такой мотив угрозой невыгодных последствий в случае совершения действий, несогласных с его требованиями. Придется делать выбор между тем страданием, которое ожидается при отказе от удовольствия, соединяемого в представлении с действием, противным праву, и страданием, которое ожидается при совершении действия, запрещенного правом. Кассир имеет сильное побуждение присвоить вверенные ему деньги, которое побеждает все соображения, отклонявшие его от этого намерения. В эту борьбу мотивов вмешивается право и ставит на сторону побеждаемых мысль об уголовном наказании, - и победа остается за законным поведением. Должник охотно не заплатил бы долга, но он знает, что все равно эту ценность взыщут на его имуществе распродажей обстановки, дома или имения, и отнятая таким путем ценность даже превысит ту, которую он мог бы добровольно заплатить. Жадность ростовщика побуждает его взять проценты выше дозволенных, но она встречается с опасением, что в случае обнаружения этого обстоятельства он не получит никаких процентов, и даже может посидеть в тюрьме. Крестьянин не прочь был бы скосить траву на соседних помещичьих лугах, но он знает, что ему придется заплатить за сено, да еще, сверх того, возместить судебные издержки*(309). Если государство в состоянии обеспечить себе повиновение путем возбуждения мотива угрозой страдания, то не напрашивается ли сам собою вывод, что государству остается только усиливать угрозу, чтобы достигать наилучшего результата. Поднимая степень страдания, которым грозят нормы права, государство способно преодолеть все мотивы и обеспечить идеальное повиновение. Однако этому выводу противоречит действительность, которая показывает, что чем культурнее государство, тем меньшими угрозами достигает оно наибольших результатов. Сила угрозы стоит в зависимости 1) от силы противоположных мотивов, и 2) от восприимчивости к угрозе. Чем более в данной общественной среде условий, отклоняющих от повиновения нормам права, тем труднее государству преодолеть мотивы сопротивления. Когда некоторая часть населения страдает острой нуждой, то угрозы иными страданиями могут оказаться бессильными. Когда в обществе, построенном на начале экономического неравенства, одни слои являются свидетелями роскоши других, то в них зарождаются сильнейшие желания, невозможность удовлетворения которых законным путем толкает на путь нарушения права. В стране, где население усвоило себе долг кровавой мести, государству чрезвычайно трудно водворить, путем правовых угроз, порядок, построенный на неприкосновенности чужой жизни. В периоды народного возбуждения, когда каждый противо-правительственный поступок встречает общественное сочувствие, а совершивший его рассматривается, как герой, самые сильные кары оказываются бессильными остановить революционное движение. Арсенал угроз, которым располагает государство, не в состоянии дать ему средство, которое способно было бы преодолеть силу фанатизма. Следовательно, государство может достигнуть желательных результатов не столько усилением правовой репрессии, сколько изменением социальных условий, определяющих поведение граждан, не столько усилением мотивов, располагающих в пользу законного поведения, сколько ослаблением мотивов, отклоняющих от законного поведения. С другой стороны действие угрозы, сопровождающей норму права, обуславливается восприимчивостью среды к угрожаемому страданию. Угроза взыскать все причиненные убытки, долг, судебные издержки, обращенная к лицу, у которого нет никакого имущества, не может произвести действия. Законодатель оказывается совершенно бессилен в своих угрозах тюрьмой в отношении лиц, для которых тюрьма единственное средство найти кров и пищу. Чем более граждане обеспечены благами жизни, тем чувствительнее они к потере их в той или иной части. Наоборот, чем менее приучены граждане ценить блага жизни, чем менее уверены они в неприкосновенности личной и имущественной, тем труднее воздействовать на них угрозой отнять у них эти блага. Государство способно достигать желательного ему соблюдения норм тем легче, чем более граждане чувствительны к потере благ, которую угрожают нормы права. Чем более обеспечены граждане личными и материальными благами, чем более ценят обладание ими, тем меньшими угрозами может быть достигнут наибольший результат. Чем больше даст государство гражданину, тем легче обеспечивается повиновение последнего. Наконец, нельзя не обратить внимание, что все большее усиление угрозы встречает на своем пути препятствие в нравственных воззрениях самих властвующих. Последние, при всей своей ожесточенности, не в состоянии довести угрозу до степени, которая переходит усвоенные ими нравственные взгляды. В XX столетии ни одно государство, хотя бы оно исчерпало весь запас своих угроз, не решится сажать неповинующихся на кол или сжигать их на костре. Если признать, что нормы права характеризуются психическим принуждением, вытекающим из сопровождающей их угрозы, то можно встретить возражение, что психическое давление свойственно и иным социальным нормам, нравственности, приличию. "Существует не мало норм нравственных и условных правил общежития, которые осуществляются при содействии принуждения, и, тем не менее, юридического характера не имеют". Поэтому "принудительность не есть особенность одних юридических норм в отличие от всяких других"*(310). Конечно, нравственным нормам, как и вообще всем социальным, свойственно психическое принуждение, потому что все социальные нормы - приказы и сопровождаются угрозой, расчитанной на возбуждение мотива. Но психическое принуждение, соединяемое с нормами права, имеет свои отличительные особенности. Прежде всего бросается в глаза определенность страдания, которым угрожают нормы права, совершенно чуждая нормам нравственности или приличия. Зло, которое причиняет общественная среда нарушителям нравственной нормы, может значительно превысить зло, соединяемое по закону с нарушением однородной юридической нормы, напр., в случае конокрадства. Но лицо, готовое нарушить норму права, может знать заранее объем и качество ожидаемого страдания. Нарушитель не нравственности или приличия может только предполагать реакцию общественного мнения, а какого рода будет она, этого он предвидеть не в состоянии, так как это вопрос тесно связанный с общественной психологией, так как форма реакции зависит от всей совокупности разнообразных причин, способных оказать действие на настроение общественной группы. Вторым, и несравненно более важным отличием психического принуждения в области права, по сравнению с давлением в остальной социальной области, является определенность органов, причиняющих страдание нарушителю нормы. При отступлении от правила морали или приличия воздействие со стороны общества исходит не от каких-нибудь определенных, заранее для этой цели предназначенных лиц, а от самого общества, от той или иной, большей или меньшей его части. Общественная поверхность, приводимая в движение при нарушении нормы, зависит от общественного положения того, кто оказался ее нарушителем. Отсутствие прочных связей с какой-либо общественной группой, совершенно немыслимое в первоначальный период культуры, и вполне возможное для отдельных личностей в современном общественном быту, - может привести - это давление почти к нулю. Напротив, нарушение нормы права влечет за собой меры воздействия со стороны заранее для этой цели установленных органов. В нравственной реакции общество само расправляется при помощи лиц, которых случай выбрал исполнителями, тогда как в правовой реакции задача выполняется заранее, для этой именно цели, выбранными лицами, которые снабжены соответствующими средствами. Отсюда мы видим, что охранение всяких иных социальных норм не имеет организации, тогда как нормы права обладают организованным принуждением. Эта организация принуждения выполняется государством. Все сказанное дает основание определить понятие о праве следующими признаками: право в объективном смысле есть а) норма, b) определяющая отношение человека к человеку, с) угрозой на случай ее нарушения страданием, d) причиняемым органами государства.
Дата добавления: 2014-11-29; Просмотров: 601; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |