Восточнославянские народы

Русские, украинцы и белорусы — народы, очень близкие между собой по языку, куль­туре, общности исторического развития. Сре­ди народов СССР они составляют по числен­ности три четверти всего населения.

По официальным данным переписи насе­ления 1979 г. в СССР проживает 137 397 тыс. русских, 42 347 тыс. украинцев, 9463 тыс. бе­лорусов. Подавляющее большинство русских, украинцев и белорусов живет в пределах своих исторически сложившихся этнических территорий в Восточной Европе. Но и в дру­гих национальных республиках и областях русские, украинцы и белорусы расселены ши­роко и нередко составляют значительную часть населения. Так, в автономных республи­ках Поволжья и Северного Кавказа восточно­славянское население составляет около поло­вины, в республиках Прибалтики — до 1/з населения, в Молдавии—больше четверти. Несколько меньше доля восточнославянского населения в Среднеазиатских республиках (1/6) и в республиках Закавказья (одна десятая). В Ка­захской ССР русские, украинцы и белорусы составляют более половины населения. Среди населения Сибири русских, украинцев и бе­лорусов безусловное большинство (90%).

Такая картина расселения восточнославян­ских народов складывалась в течение дли­тельного периода — на протяжении 2 тысяче­летия н. э., причем это расселение шло одно­временно со сложными процессами этниче­ского формирования как самих восточносла­вянских народов, так и соседних с ними на­родов. Особенно заметна интенсивность рас­селения восточнославянского населения с 16 в. и до настоящего времени. Это приво­дило и приводит к большому влиянию куль­туры восточнославянских народов на жизнь и прогресс всех народов Советского Союза. Вместе с тем и культура самих восточносла­вянских народов обогащалась и развивалась в тесном взаимодействии с культурой других народов СССР.

За пределами СССР проживает несколько более 2 млн. русских, украинцев и белорусов. Из полумиллиона всех восточных славян Европы около половины живет в Польше, Че­хословакии, Румынии. В остальных странах Европы это сравнительно небольшие группы (наиболее крупные в Югославии, Англии, Франции). Значительное количество русских и украинцев осело в Америке (США, Канада) — 970 тыс. русских, 1250 тыс. украинцев, 40 тыс. белорусов. Иногда группы русского и укра­инского населения сосредоточены компактно в сельских районах, сохраняя в какой-то сте­пени язык, некоторые черты быта и культуры. Большая часть иммигрантов восточнославян­ского происхождения переселилась в Амери­ку еще до революции, в начале 20 в. Значи­тельный поток переселенцев шел из украин­ских земель буржуазной Польши.

Восточнославянские языки — русский, укра­инский и белорусский входят в славянскую группу индоевропейской семьи языков. Среди других языковых групп этой семьи к славян­ским близки летто-литовские языки (литов­ский и латышский). Исследователи отмечают большую близость всех славянских языков между собой. Из трех ветвей славянской группы наиболее сходны восточнославянские и южнославянские языки (болгарский, сербо­хорватский, македонский). Несколько меньше лингвистической общности у восточных сла­вян с западными (чехами, словаками, поляка­ми). Языковая близость славян при широком географическом расселении — явление труд­но объяснимое. Особенно большое сходство в лексике и грамматике между русским, ук­раинским и белорусским языками: практиче­ски возможно понимание бытовой речи без специальной подготовки. Были даже попытки считать эти три языка одним, разделенным на 4 наречия (А. А. Шахматов в качестве четвертого наречия выделял южнорусские диалекты). Как известно, язык не только линг­вистическое явление, но и социальное. Каж­дый из восточнославянских языков обслужи­вает потребности в общении самостоятельных наций русских, украинцев и белорусов. На этих языках существуют и развиваются об­ширная литература (художественная, общест­венно-политическая, научная) и национальное искусство. При естественном распространении русского языка как средства межнациональ­ного общения всего советского народа нацио­нальные языки продолжают играть решаю­щую роль во внутринациональном общении Украинской и Белорусской советских рес­публик.

Языковая близость восточнославянских на­родов привела к тому, что, с одной стороны, даже в конце 19 в. было трудно провести четкую языковую границу между русскими и белорусами, между белорусами и украин­цами. Пограничные диалекты сочетали в себе особенности соседних языков. С другой сто­роны, в областях со смешанным населением (Донбасс, Криворожье, причерноморские земли Украины, Кубань) возникли в повсе­дневном, бытовом языке нормы сочетания особенностей русского и украинского языков (в лексике, фонетике). Близость языков по­рождает и органическое двуязычие, когда использование в разговоре двух родственных языков нисколько не мешает взаимопонима­нию. Это же относится и к чтению литера­туры.

Современное развитие культуры и образо­вания, массовых средств информации (радио, телевидение) постепенно сводит на нет быто­вание ряда диалектов, местных говоров. Со­храняющиеся различия сводятся в основном к фонетике. Так, в русском языке северные и южные говоры различались в произношении буквы «г». В литературном русском и север­норусских говорах «г» произносится твердо, в южнорусских, как и в украинском, мягко, с придыханием. Севернорусское население «окает», ясно произнося «о» в безударных слогах. В южнорусских диалектах, как и в ли­тературном русском, «акают». Есть и другие различия, но они не выходят за нормы еди­ного языка.

Украинский язык делится на три группы диалектов: северную, юго-восточную и юго-западную. Литературный язык складывался преимущественно на базе юго-восточных украинских диалектов. В белорусском языке различия между северо-восточными и юго-западными диалектами невелики.

Антропологически население, входящее в восточнославянские нации, относится к боль­шой европеоидной расе. Однако сложные и длительные процессы смешения различных по происхождению групп населения на равнинах Восточной Европы, постепенные преобразова­ние и распространение их антропологических особенностей — все это создало сложную кар­тину распространения антропологических ти­пов. В северных районах расселения русских, как и среди соседнего финноязычного насе­ления, преобладает беломоро-балтийский антропологический тип. Кроме европеоидных признаков (четкая профилировка лица, силь­ное развитие третичного волосяного покрова, волнистые волосы) для него характерно силь­ное развитие скул. Пигментация варьируется от очень светлых блондинов до умеренных типов — серые глаза, русые волосы. Здесь же, на Севере, заметна и примесь лапоноид-ных черт. Антропологи считают их наследием древнейшего населения Северной Европы.

В обширной области центральных районов Восточной Европы, среди русского, белорус­ского и украинского населения распростране­ны типы среднеевропейской малой расы. У них гораздо выше степень пигментации, чем у северной группы. Определенные антро­пологами особенности отдельных типов этой малой расы позволяют пока говорить лишь об очень большой смешанности населения этой зоны. В восточных районах нарастает степень проявления черт монголоидности. Это — наследие древней зоны контакта евро­пеоидов и монголоидов эпохи мезолита. Влияние более поздних монголоидных групп прослеживается очень слабо.

Среди степного населения южных районов Украины и Приазовья антропологами отмече­но преобладание атланто-черноморских ти­пов южной малой расы европеоидов. Эти ти­пы распространены и среди соседних наро­дов — от Северо-Западного Кавказа до Бал­кан и Дуная. В степных районах заметно про­являются и черты монголоидности, связанные с проникновением в южнорусские степи кочевников (печенеги, половцы и др.). Среди восточнославянского населения Сибири, Сред­ней Азии, Кавказа заметно появление антро­пологических черт, типичных для групп несла­вянского населения этих регионов.

Этническая история. Происхождение вос­точнославянских народов давно интересовало ученых. Еще в прошлом веке было твердо установлено, что славяне как по языку, так и по происхождению прочно связаны с Евро­пой. В начале 20 в. известный чешский уче­ный Л. Нидерле на базе обширнейших пись­менных, лингвистических, антропологических, этнографических и имевшихся к тому време­ни археологических источников попытался воссоздать общую картину формирования и расселения славянских народов, наметив об­ширный ареал их формирования — от Карпат до низовьев Вислы и от Эльбы до Днепра. В общих чертах эта концепция разделяется и сейчас многими исследователями, хотя появ­ление новых материалов, особенно археологи­ческих, позволило во многом уточнить и де­тализировать историю формирования народов Центральной и Восточной Европы. Система­тические археологические исследования на базе современной научной методики выявили сложную картину взаимодействия различных групп древнего населения на протяжении большого хронологического периода. Безус­ловно, основная масса современного населе­ния Восточной Европы — потомки местных племен, живших здесь в течение многих сто­летий до нашей эры. Но те же археологиче­ские данные позволили правильно оценить и роль миграций, переселений и смешений при­шельцев с местным населением. Подобные процессы происходили неоднократно. За ни­ми скрывается и сложная картина этноязыко­вых процессов, вытеснение одних языков, рас­пространение других, процессы языковой ас­симиляции. Данные языкознания (работы Ф. П. Филина и др.) позволяют наметить древнейший ареал становления славянских языков — бассейн р. Припяти и Среднее Под-непровье. Но это лишь древнейший ареал. По­ка затруднительно соотнести какую-либо археологическую культуру или ряд культур с древнеславянским населением. На эту тему постоянно идут дискуссии. Даже появление первых упоминаний славян в письменных ис­точниках не уточняет мест их обитания. С до­статочной уверенностью можно утверждать, что к середине 1 тысячелетия н. э. славяно­язычные племена были расселены на обшир­ных пространствах в бассейнах рек Лабы (Эльбы), Вислы, в Среднем Поднепровье. В это же время начинается продвижение от­дельных групп славянских племен на юг, че­рез Карпаты, и на северо-восток в Верхнее Поднепровье и Верхнее Поволжье. При этом славяноязычные группы вступали с местным населением в сложные взаимоотношения, что вело к языковой ассимиляции местного насе­ления и распространению славянских языков.

Первую достаточно подробную карту рас­селения племен Восточной Европы дает нам «Повесть временных лет». Картина, нарисо­ванная летописцем, отражает уже результат сложных этнических и политических процес­сов, происшедших в Восточной Европе к 8— 9 вв. «Племена» словен, кривичей, вятичей и другие представляли собой обширные сою­зы племен, в которых кроме славянских ком­понентов входили и неславянские группы. К 8—9 вв. объединение зашло уже на­столько далеко, что большая часть населения таких племенных союзов была действительно по языку славянской, как об этом и расска­зывает летопись. В летописи специально от­мечается, какие из названных «племен» были славянскими, а какие—неславянскими (меря, мурома, мещера и др.).

Дальнейшие этнические процессы в Вос­точной Европе происходили уже в рамках Древнерусского государства. Становление феодальных отношений оказало большое влияние на характер и интенсивность этниче­ских преобразований. Образование державы Рюриковичей с центром в Киеве, организа­ция феодальной централизованной системы политической власти вызвали к жизни приня­тие христианства как общей идеологической надстройки, появление письменности, распро­странение древнерусского языка как общего официального языка нового государства, унификацию судебно-правовых норм. Актив­ная завоевательная политика киевских князей включила в состав новой державы многие соседние народы: мерю, мурому и мещеру на северо-востоке в Волго-Окском междуре­чье, весь — на Севере, водь, ижору и другие группы финноязычного населения («чудь» русских летописей) — на северо-западе. Дли­тельные взаимоотношения с кочевниками сте­пей (половцами и др.) приводили к оседанию части этих племен на юго-западных границах Киевской земли. Оказавшись в составе Киев­ского государства под воздействием его фео­дальной государственной системы, эти наро­ды постепенно ассимилировались, смешива­лись с переселенцами из других областей Древнерусского государства. Вливаясь в со­став славяноязычного населения Древней Руси они оказывали и свое влияние на мест­ные особенности в языке, культуре, обычаях.

Распад Киевского государства на отдель­ные феодальные земли привел к тому, что прежние деления по племенным союзам отошли в прошлое. Население новых крупных государственных образований, таких, как Ки­евское, Черниговское, Галицко-Болынское, По-поцкое, Владимиро-Суздальское и других княжеств, состояло из потомков разных пле­менных групп, и не только славяноязычных. Уже в 12 в. со страниц летописей исчезают последние упоминания прежних «племен». В то же время политические, экономические связи внутри княжеств постепенно объединя­ют их население вокруг феодальных цент­ров — городов. Население такого города и окружающих его земель сознавало теперь себя определенной общностью (киевляне, нов­городцы, смоленЦы, владимирцы и т. д.). Территориальные связи заняли господствую­щее место. Внутри таких земельных объеди­нений интенсивнее шло смешение отдельных групп населения, распространение общего языка (диалектов), общего самосознания. Но не следует и преувеличивать роль этих про­цессов, так как замкнутость, обособленность отдельных округ при феодальном способе производства ограничивали степень складыва­ния общности населения.

Нормальное развитие древнерусских кня­жеств было прервано татаро-монгольским на­шествием. Трудно представить себе масшта­бы разгрома и разорения, которые обруши­лись на Русь. Опустели целые области, горо­да лежали в развалинах, складывавшиеся ве­ками хозяйственные и культурные связи были нарушены. Ослабленные борьбой с татаро-монголами западные и юго-западные русские княжества были захвачены усилившимся к этому времени литовским государством, а часть их — Польшей и Венгрией. Дальнейшее этническое развитие восточнославянских на­родов сосредоточилось теперь внутри трех областей.

Поступательное развитие производитель­ных сил восточнославянского населения было замедлено войнами и гнетом поработителей, но не остановлено. В силу ряда причин цент­ры хозяйственного, торгового, политического и культурного развития сместились на севе­ро-восток, в лесистые области. К 15 в. за­метно выдвигается на первое месте Москов­ское княжество, возглавившее политическую и военную борьбу против Золотой орды. По­литическая роль Москвы как объединитель­ного центра всех русских земель опиралась на растущие и крепнущие экономические связи русских княжеств. Развитие городского ремесла, рост посадов и торговли, развитие сельскохозяйственного производства в лесных районах — все это усиливало тенденцию к централизации, объединению всех русских княжеств в единое целое. Московским госу­дарям удалось без особого сопротивления объединить основные русские земли под сво­ей властью в 15 в., создать сильное государ­ство и освободиться от остатков зависимости от Золотой орды.

Новое государство обеспечивало благопри­ятные условия для дальнейшего экономиче­ского развития объединенных земель. Быстро росло население городских и монастырских посадов, а вместе с этим и их торговые свя­зи. Совершенствовалась административная си­стема, организация войска. Все это потребо­вало единообразия норм государственной жизни (в налоговой системе, законах, религии и др.). Резко возросло значение письменно­сти, единого языка. Естественно, что норма­тивом, образцом такого языка стал язык мос­ковского населения, сочетавший в себе при­знаки южнорусских и севернорусских диалек­тов. Москва с ее многотысячным населением стала формировать общерусские нормы и в других областях культуры. Не следует, конеч­но, преувеличивать значение этой культуры в жизни всего населения — крестьянские массы, а они составляли 97% населения, продолжали жить интересами узкой округи, сохраняя свои обычаи, местные диалекты, местные типы костюма, местные верования. Но господст-зующий слой населения, быстро увеличивав­шееся служилое дворянство, духовенство, именитое купечество подражали теперь мос­ковским образцам жизни.

С 16 в. начинается расширение земель Московского государства. После победы над Казанским ханством русские крестьяне про­двигаются на восток и юго-восток, в Повол­жье. Это продвижение вместе с русской ад­министративной системой в ряде мест приво­дило к обрусению местных групп населения, особенно в Мордовии. Медленно, но неук­лонно шло возвращение в состав русских земель лесостепных и степных областей на юге. Продвижение все дальше на юг «засеч­ных черт», т. е. полосы укреплений против крымских татар, приводило к оседанию на новых землях мелких служилых дворян, ко­торых позднее стали называть «однодворца­ми». Эта своеобразная группа до 19 в. сохраняла обособленность в культуре и гово­ре от местного южнорусского крестьянского населения. За «однодворцами» стали пересе­ляться и крестьяне, добровольно или по воле помещиков (иногда целыми волостями). Они вместе с остатками коренного домонгольско­го населения этих областей образовали ос­новную массу южнорусского населения. Пе­реселенцы и до 20 в. сохраняли некоторые особенности в культуре, принесенные с со­бой с прежних мест.

Много неясного остается еще в истории формирования казачества. По ранним доку­ментам оно выступает как особая группа во­енно-служилого населения, сохранявшая поч­ти полную самостоятельность. От московских государей они нерегулярно получали жало­ванье боеприпасами, тканями, деньгами за службу в интересах Москвы. Сношения с ни­ми шли через Посольский приказ, как с ино­странными государствами. По происхождению казачество было очень пестрым, вбирая в се­бя удальцов из русских земель, из Причерно­морья, из тюркского населения степей, К 16 в. наметились уже центры притяжения и оседлости казачьих групп — на Волге, на Дону, у днепровских порогов, немного позд­нее — на Тереке и Урале (Яике). Большинство казачества было из русских и украинских зе­мель, исповедовало православие и сознавало свою общность с остальным восточнославян­ским населением, но в ведении своих дел стремилось к независимости, решая все дела в казачьих «кругах».

Казачьи области были притягательными центрами для всех недовольных властью фео­далов и постоянно пополнялись беглыми кре­стьянами. Но в среде казачества были неиз­бежны имущественное неравенство и соци­альное расслоение. Часть пришлого населения и здесь оказывалась на положении зависи­мых, полукрепостных «хлопов» в хуторах-по­местьях казачьей старшины. Казачье самоуп­равление и вольности правительство терпело, пока была нужда в военной силе казаков как заслоне против набегов крымских татар. В 18 в. положение меняется. Часть казачест­ва удалось закрепостить, часть (старшина) влилась в дворянство. Основную же массу пришлось определить как особое сословие, сохранившее личную свободу и некоторые права в самоуправлении. Казаки превратились в обычных землепашцев. Но за это несколько привилегированное положение они были обя­заны нести военную службу, «платить налог кровью». Запорожские казаки были выселены с Днепра в низовья Дона и на Кубань, где они вместе с украинскими переселенцами-крестьянами и частью донских казаков и рус­ских солдат составили кубанское казачество. Столь же смешанно формировались казачьи области в Сибири, Средней Азии, где в число казаков включали («записывали») и местное население — бурят, казахов, эвенков.

Старообрядцы, или староверы, не пред­ставляют собой единой группы ни в этногра­фическом, ни в социальном плане. Раскол русской церкви в 17 в. в крестьянской сре­де был воспринят как форма антифеодаль­ного протеста. Несмотря на сильное давление властей, в ряде мест сохранялись группы крестьян, не признававших официальную цер­ковь. Часть старообрядцев бежала от властей подальше, в заволжские леса, на Урал, на Алтай, в Сибирь. В Сибирь же их и ссылали целыми селами («семейские» в Забайкалье). От окружающего их населения старообрядцы отличались лишь большей патриархальностью быта да особенностями культа. В то же вре­мя у них была почти всеобщая грамотность, в том числе и среди женщин. Много было среди старообрядцев ремесленников, пред­приимчивых дельцов, купцов.

Еще одна известная группа русского насе­ления— поморы—обитали на побережье Бе­лого моря. Выделялись они тем, что основой их хозяйства были морской промысел тюле­ней и рыболовство, а земледелие и скотовод­ство отошли на второй план. Раннее развитие товарных отношений (рыбу и шкуры зверя они продавали) привело к сильной имущест­венной дифференциации в поморских селах. По происхождению большая часть поморов связана с Новгородом, откуда еще с 12 в. расселялись группы ушкуйников. Но в состав поморов вливались и местные архангельские крестьяне, и много пришлого люда, искавше­го заработка у богатых владельцев лодок и снастей.

Население южных и юго-западных русских княжеств после татарского нашествия оказа­лось в несколько ином положении. Установ­ление политической власти литовских и поль­ских феодалов не способствовало процессам интеграции населения в Польско-Литовском королевстве. Подавляющее большинство гос­подствующего класса во вновь присоединен­ных землях было резко отчуждено от кре­стьянских масс как по языку, так и по рели­гии. Стремление к увеличению эксплуатации покоренных земель со стороны польско-ли­товских магнатов и шляхты еще больше уве­личивало это отчуждение. Классовые противо­речия сливались с противоречиями нацио­нальными, религиозными и приобретали чер­ты национально-освободительных движений. Во главе этой борьбы оказались немногие по­томки прежних феодальных слоев русских княжеств, сохранивших православие, и каза­чество. Последнее постоянно впитывало в се­бя наиболее активных борцов с панской не­волей из крестьянской среды и стало факти­чески руководителем всей национально-осво­бодительной борьбы украинского народа. В этой борьбе естественным союзником укра­инцев оказалось возвысившееся и крепнущее Московское государство, с которым украин­ское население связывали не только общее историческое прошлое, языковая близость, но и общая религия, общность в культуре, пись­менности. К тому же власть польско-литов­ского государства простиралась на восток не далее Поднепровья. К востоку от Днепра ле­жали земли, хотя и слабо заселенные из-за постоянных татарских набегов, но манившие украинских крестьян возможностью избавить­ся там от панского гнета. В «слободскую Украину», находившуюся под покровитель­ством Москвы, шел поток переселенцев как из русских областей, так и из украинских. После воссоединения в 1654 г. Украины с Россией это переселение на восток усилилось.

Большая часть украинских земель, наибо­лее населенных и развитых экономически, оставалась под властью иноземцев (Польши, Турции). Польское государство и католическая церковь усилили национальный гнет к концу 17 в., запретив употребление украинской письменности, резко ограничив права право­славной церкви. Национально-освободитель­ная борьба украинцев все более принимала антифеодальный характер. Разделы Польши воссоединили большую часть украинцев в со­ставе Российской империи, но часть украин­цев (Галиция, Буковина, Закарпатье) смогли окончательно объединиться с Украиной толь­ко после 1945 г. Несмотря на национальное угнетение, преследование любых проявлений национальной культуры, украинское население и в Польше, и во владениях Австро-Венгрии сохранило свой язык, национальную само­бытность, сознание общности с другими вос­точнославянскими народами.

Разные исторические судьбы отдельных групп украинского народа повлияли на фор­мирование некоторых особенностей их куль­туры. Заметны известные различия в лексике, элементах культуры между Левобережной и Правобережной Украиной. На Правобережье больше сказалось влияние культуры польских городов, еще больше это заметно в Галиции. Но различия эти невелики и несущественны и связаны с проникновением уже городских влияний.

Для всех групп украинцев, в каких бы по­литических условиях они не жили, характерно сознание общеукраинской общности, в основе которого лежит общность языка и культурно­го наследия. Но наряду с этнонимом «Украи­на», «украинец» бытовали другие. Так, насе­ление Галиции сохраняло древний этноним «русины», идущий еще от Киевской Руси и ее княжеств. Те же корни имеют названия «За­карпатская Русь», «руснаки» (украинцы Слова­кии). В горных и предгорных районах Карпат жили несколько обособленные по культуре группы верховинцев, гуцулов и др. Отлича­лись от остальных украинцев и «полехи», на­селение украинско-белорусского Полесья по р. Припять. Переходные говоры между укра­инским и белорусским языками, своеобразная культура, сложившаяся в условиях болотисто-лесного края, отличали «полехов» от украин­цев и от белорусов.

Западнорусские княжества (Турово-Пинское, Полоцкое), оказавшись с 14 в. в соста­ве Литвы, в первое время сыграли в жизни этого государства заметную роль. Язык насе­ления этих княжеств долгое время оставался государственным языком Литвы. И сами кня­жества, хотя и разделенные на мелкие уделы, сохраняли значительную самостоятельность. После уний Литвы с Польшей началось рас­пространение католицизма как государствен­ной религии, а вместе с этим интенсивные процессы колонизации среди господствую­щих слоев. Постоянная и длительная военно-политическая борьба с Московским государ­ством еще больше обостряла в Литве эти процессы. Стараясь сохранить свои права, большая часть феодалов отказывалась от пра­вославия и родного языка. Как и на Украине, сложилось положение, при котором классо­вые различия слились с национальными. Борь­ба за свою культуру, свой язык, свою веру становилась одновременно и борьбой с маг­натами и шляхтой. Попытки распространить униатство среди крестьянских масс успеха не имели. Особенно обострились национально-классовые противоречия к концу 17 в., когда католическая церковь и власти усилили нажим: в 1696 г. был введен в качестве госу­дарственного польский язык, православие фактически было запрещено, крестьян на­сильно обращали в униатство. Но все эти ме­ры оказались малорезультативными, так как белорусский народ видел поддержку своей борьбе за самостоятельное существование в соседней России. Разделы Польши в 1772, 1793, 1795 гг. включили почти все белорус­ские земли в состав России. Белорусский на­род получил возможность развивать свою культуру в более благоприятных условиях.

Условия крепостнической Российской им­перии задерживали развитие капиталистиче­ских тенденций и формирование националь­ных рынков. Возникший еще в 17 в. всерос­сийский рынок обслуживал потребности всего государства, господствуя над местными ин­тересами. Но постепенно экономическое раз­витие привело к росту экономических связей и в национальных областях (особенно сильным этот процесс стал после отмены крепостного права). Все это сопровождалось заметными проявлениями национального самосознания, появилась украинская и белорусская интелли­генция, усилилась борьба за национальные школы, национальную литературу, самостоя­тельность национального развития. К середи­не 19 в. три близких по культуре и языку народа — русские, украинцы и белорусы сло­жились в нации.

Материальная культура восточных славян складывалась исторически на основе достиже­ний и опыта многих поколений населения Вос­точной Европы. Она имеет много общего с культурой соседних народов не только пото-м.у, что в тесном соседстве неизбежны были взаимовлияния, но и потому, что в процессе формирования самих народов в них влива­лись группы, имевшие единые или сходные культурные традиции. Большое значение име­ли и общие географические условия.

Земледелие появилось в Восточной Европе не позднее 4 тысячелетия до н. э. К 1 тыся­челетию до н. э. оно распространилось почти по всем областям, от степной зоны до таеж­ных лесов Севера. Распространение его шло из двух центров — Поднепровья и Среднего Поволжья. Постепенно у населения Восточной Европы сложились хозяйственные комплексы, сочетавшие в себе земледелие и скотоводст­во с другими отраслями хозяйства — охотой, собирательством, рыболовством. В зависимо­сти от почвенных и климатических условий можно выделить два основных типа использо­вания земли. В степных и лесостепных зонах земледелие базировалось на разных видах перелогов, когда постоянно распахивались участки целинных земель или залежей. Не­сколько лет такие поля давали хороший уро­жай, потом их забрасывали на много лет, превращая в залежь для восстановления пло­дородия. В соответствии с этим употребля­лись и определенные наборы орудий обра­ботки земли — для взмета целины и зале­жей — тяжелые плуги, иногда с колесным пе­редком; для обработки старопахотных полей служили более легкие орудия рального ти­па. Поля засевались пшеницей, ячменем, ов­сом, бобовыми. Поблизости от поселений, в огородах разводили овощи (капусту, лук, свеклу и др.). Здесь же сеяли и технические культуры — лен, коноплю. С 18 в. широко распространились на Украине и в некоторых южнорусских областях подсолнечник, сахар­ная свекла, томаты. Меньшие площади зани­мал картофель.

В лесных областях сложился иной хозяйст­венный Комплекс, основанный на использова­нии либо лесного перелога, либо подсечно-огневого земледелия в чистом виде. И в том и в другом случае перед посевом вырубался участок леса. Когда срубленные кустарники и деревья подсыхали, их жгли. На таком по­ле, удобренном золой, сеяли ячмень, рожь, овес, гречиху, просо, бобовые. За два-три го­да земля истощалась, и ее пускали под поко­сы или забрасывали, разрабатывая новые уча­стки. В таких условиях для обработки земли применяли иной тип орудий — сохи, хорошо приспособленные к работе на небольших лес­ных полях с тонкой подзолистой почвой. Крестьяне создали много модификаций пахот­ных орудий, каждая из которых была хорошо приспособлена к местным особенностям почвы (плуги-косули, разные типы сох). Для за­делки семян в землю служили бороны. Ору­дия уборки урожая и трав были более одно­типны. Жали серпом. Косили разными типами кос. Перед обмолотом обязательно выдержи­вали снопы на поле. В северных и северо-за­падных районах их еще и подсушивали в ови­нах, ригах.

Скотоводство восточнославянских народов было тесно связано с земледелием. Преобла­дало пастбищно-стойловое содержание скота. Только в Карпатском регионе было развито отгонное скотоводство, да в 19 в. в степях Причерноморья развилось овцеводство в зна­чительных размерах. Крупный рогатый скот, лошади, овцы, свиньи, домашняя птица были обязательной принадлежностью обычного крестьянского хозяйства. Скот использовали как тягловую силу и для получения молока, шерсти, мяса, кож. В зонах подзолистых почв большое значение имел и навоз как удобре­ние для полей. Очень рано возникшая, с 11— 12 вв., система трехпольного севооборота не могла обходиться без удобрения навозом.

В 19 в. роль охоты, рыболовства в боль­шинстве мест сошла до уровня подсобного занятия или любительства. Но там, где еще достаточно было дичи и рыбы, эти занятия были постоянными и играли заметную роль в хозяйстве семьи. Большим подспорьем для крестьян было собирательство. Не только ягоды, орехи, грибы, но и многие виды трав шли в пищу. В голодные годы и весной это спасало многих от смерти.

Географические условия и социально-политические, экономические факторы сказались
на особенностях расселения, типах поселений и крестьянских дворов. В степной зоне селились крупными селами либо вытянутого уличного, улично-квартального плана, либо кучевыми селами, с запутанными кривы­ми улочками. Такие улочки когда-то помога­ли обороняться от конных налетов татар. Чем дальше к северу, тем малодворнее поселки. К 19 в. они уже приобретают определенный порядок — рядовой или уличный. Были и дру­гие виды поселений. Типология крестьянских дворов также меняется в широтном направ­лении. В севернорусских областях сложились внушительные комплексы жилых и хозяйст­венных построек, объединенных под одной крышей. Такие хоромы, рубленные из круп­ных бревен, и сейчас еще можно встретить в северных деревнях. В центральных русских районах и в лесной Белоруссии жилые поме­щения были пониже, хозяйственные построй­ки ставили рядом с домом или позади него. В южнорусских районах и на Украине, юго-западной Белоруссии дом и дворовые по-» стройки располагались либо свободно, либо по периметру двора. На Украине и в Бело­руссии сохранялась ориентация дома по сто­ронам света.

Гораздо больше этнографической специ­фики можно обнаружить в народной одежде. Ее производство до недавнего времени было одним из видов домашнего ремесла. Выра­щивали сами лен, коноплю, сами получали шерсть и пряли ее, сами обрабатывали кожи. Женщины были обязаны напрясть, наткать все необходимое для семьи. Такое домашнее производство, а также ряд суеверных пове­рий, считавших отдельные виды одежды обе­регом, защитой от злых сил, долго сохраняли традиционные, очень устойчивые типы в одежде. Основой и женской и мужской одежды была рубаха, у мужчин до колен, у женщин — длиннее. Мужские рубахи однотип­ного туникообразного покроя. Только у рус­ских ряда областей бытовала рубаха с косым разрезом ворота. Гораздо больше разнооб­разия было в покроях женских рубах, напри­мер рубахи с косыми поликами в южнорус­ских областях, рубахи с прямыми поликами в Поднепровье. Были и другие разновидности рубах. Столь же интересны и типы традици­онной «горничной» одежды. Во-первых, эта одежда у женщин отражала деление по по­ловозрастным группам. Носить ее могли толь­ко женщины. Во-вторых, область распростра­нения разных типов такой одежды как будто совпадает с ареалом расселения древних этнокультурных общностей. Так, клетчатые юбкообразные комплексы, как правило, сов­падают с регионом расселения индоевропей­ских групп. Аналогичные им полосатые юбки

характерны для более северных районов, т. е. совпадают с зоной распространения уг­ро-финских языков. Такая одежда шилась обязательно из полушерстяной ткани, обиль­но украшалась, расцвечивалась.

Сарафан, или ферязь, как тип женской гор­ничной одежды появился много позднее. Воз­никновение его связано с преобразованием верхней одежды типа свиты, сукмана в гор­ничную. Сарафан был распространен в цент­ральных и северных русских областях и у не­которых соседних народов (карел, вепсов, ко­ми, мордвы и др.).

Еще более интересны для этнографии жен­ские головные уборы восточнославянских на­родов. Они были строго различны у девушек и замужних женщин. Одевание женского го­ловного убора было в традиционной свадеб­ной обрядности кульминационным моментом всего обряда. Девичьи уборы оставляли голову открытой сверху, с ними сочетались и прически — распущенные волосы или запле­тенные в одну косу. В 19 в. выработались уже определенные типы девичьих перевязок. В южнорусских областях, у украинок, бело­русок в обычае были венки, да и многие перевязки в центральных областях напомина­ют такие венки по орнаменту и форме. Жен­ские головные уборы обязательно были глу­хими, закрытыми, чтобы ни один волос не был виден. В свою очередь женские уборы подразделялись на повседневные (небольшая шапочка — чепец, повойник и платок) и празд­ничные или обрядовые, состоявшие из многих частей и имевшие иногда причудливые слож­ные формы. Интересно, что типы крестьян­ских обрядовых головных уборов совпадают (хотя далеко не всегда и не во всем) с аре­алами распространения и некоторыми осо­бенностями височных колец у восточносла­вянских племен.

Верхняя одежда была более универсаль­ной, не было сильных различий между муж­ской и женской. Это кафтанообразные свиты, чуни, сукманы, более широкие по покрою армяки, тулупы. Из овчин шили кожухи, ко­торые у русских позднее стали звать шубами. Ноги обертывали онучами. Обувь была разных покроев: постолы или опанки — кусок кожи, схватывавший ступню и стянутый вокруг щи­колотки, сапоги. Носили и лапти, плетенные из бересты, липового лыка, коры вяза, ивы. Обнищание крестьян в центральнорусских де­ревнях сделало этот тип обуви чуть ли не единственно возможной.

Особый интерес вызывает украшение одежды орнаментом — вышитым или тканым. В образах орнамента дожили до наших дней многие персонажи древних языческих верова­ний. Типология орнамента и история его раз­вития изучены еще недостаточно и обещают много интересных выводов, в том числе и по этнической истории народов Восточной Ев­ропы.

Общинная организация у восточных славян существовала долго. Но за внешними форма­ми общинных порядков скрывались сложные реальные отношения внутри крестьянского мира, «громады», имущественное неравенство и жестокая эксплуатация. В семейной организаци до 20 в. сохранялись как сложные боль-шесемейные коллективы, объединявшие не­сколько поколений, так и наиболее распрост­раненные малые семьи. Внутренние взаимоот­ношения в семье и этика поведения подчиня­лись суровым правилам строгого разделения труда между членами семьи. Условия жизни крестьян сохраняли многие традиции взаимо­помощи соседской, семейной. Этим объясня­ется и наличие связей между родственника­ми, которые обычно называют патронимией. Такие связи отразились в бытовании до 20 в. сложной терминологии родства и свойства.

По официальному вероисповеданию рус­ские, украинцы и белорусы относились к православной церкви христианской религии. Но само христианство в народных массах вос­принималось как внешний, официальный об­ряд. Даже святых, канонизированных церко­вью, крестьяне «приспособили» на роль по­кровителей своих нужд и интересов. Святой Николай считался патроном ремесленников, торговцев, Георгий-Победоносец слыл покро­вителем скота и пастухов, Параскева-Пятница считалась заступницей и покровительницей женщин и женских занятий. Словом, в облике святых продолжали жить представления, свя­занные с прежними языческими божествами. Сохранялись и верования «малого пантеона»: мир, по представлениям крестьян, был населен лешими, домовыми, русалками, упырями. Сохранились и суеверные почитания живот­ных (медведя, курицы, ворона). Подобное «язычество» мирно уживалось с церковью. И в церковные обряды вошли некоторые древние обряды (угощение медом в медовый спас, обрядовая каша «кутья» на похоронах и др.). Достаточно полно сохранялся и цикл календарных обрядов — сочельник, маслени­ца, троица, праздник Ивана Купалы. Церковь лишь вписала в этот цикл свои праздники. Сама же обрядность была пронизана древни­ми языческими чертами. Много следов древ­них верований сохранилось и в фольклоре (волшебные сказки).

Обрядность, семейная и календарная, бы­ла средоточием богатейшего художественно­го творчества народа (песни, пляски, игры).

В художественной форме народ передавал и исторические предания (русские былины, ду­мы на Украине) и лирические переживания (песни), и юмор, сатиру на господ (бытовые сказки, кукольный театр). Разыгрывались и сложные драмы («Царь Максимилиан», «Лод­ка»).

Неистощимая художественная фантазия и мастерство проявлялись и в ремесленных за­нятиях. Орнамент, расписные сцены украшали предметы быта, утварь, орудия труда, жили­ще. Уже с 16 в. стали возникать и центры художественного производства. Гжель под Москвой славилась гончарами, на Украине возникли стеклодувные мастерские, волжские села производили расписную деревянную по­суду, сундуки. Таких центров было множест­во по всем восточнославянским землям. В конце 19 — начале 20 в. земские власти и демократическая интеллигенция пытались раз­витием художественных промыслов решить острые проблемы русской деревни. Под их влиянием возникли такие известные произ­водства, как лаковая миниатюра Федоскина, производство расписных подносов в Жестове и др.

Подлинный национальный расцвет во всех областях культуры, во всех сферах жизни на­чался лишь после Великой Октябрьской со­циалистической революции. Советская власть, социалистический строй создали действитель­ные условия для полного развития каждой на­циональной культуры на самой широкой, об­щенародной основе. Только в СССР каждая республика обрела свою государственность, национальные искусства (театр, литература, кино), образование на национальном языке. Новый подъем испытало народное творчест­во, сохранившее и продолжившее древние художественные традиции народов. Вместе с этим укреплялись и развивались интернацио­нальные связи во всех областях культуры, обогащая и дополняя культуру каждого на­рода.

Глава 7

Дата добавления: 2014-11-29