Критерий материальной адекватности искомого определения8.

Начнем с конкретного примера. Рассмотрим предложение «Снег бел». Мы задаемся вопросом: при каких условиях это предложение истинно или ложно? Представляется очевидным, что если мы опираемся на

⁷ Аристотелевскую формулировку см. в: Aristotle (1908), фрагменты 7, 27. Другие две формулировки очень распространены в литературе, однако мне неизвестно, кому они принадлежат. Критическое рассмотрение раз­личных концепций истины можно найти, например, в работах: Kotarbinski Т. (1929) (до сих пор издана только на польском языке), р. 123ff; Russell В. (1940), р. 362ff,

⁸ За большую часть замечаний, содержащихся в разделах 4 и 8, я

обязан покойному С. Лесьневскому, который развил их в своих неопуб­ликованных лекциях, прочитанных в Варшавском университете (в 1919 г. и позднее). Однако Лесьневский не предвидел возможности строгой раз­работки теории истины и тем более определения этого понятия, поэтому, указывая на эквивалентности вида Г как на предпосылки антиномии лжеца, он не видел в них достаточных условий для адекватного употреб­ления (или определения) понятия истины. Также и замечания в разделе 8 относительно вхождения эмпирической посылки в антиномию лжеца И возможности устранения этой посылки не связаны с ним.

классическую концепцию истины,то должны сказать, что данное предложение истинно, если снег бел, и ложно, если снег не бел. Та­ким образом, если определение истины соответствует нашей концеп­ции, то из него должна следовать эквивалентность:

«Предложение "Снег бел" истинно тогда и только тогда, когда снег бел».

Обращаю внимание на то, что фраза «Снег бел» в левой части этой эквивалентности стоит в кавычках, а в правой части — без кавы­чек. В правой части стоит само предложение, а в левой части — имя этого предложения. Используя средневековую логическую терминоло­гию, мы могли бы сказать, что в правой стороне слова «снег бел» употребляются в формальной суппозиции, а в левой стороне — в ма­териальной суппозиции. Вряд ли нужно объяснять, почему в левой части эквивалентности нам требуется имя предложения, а не само предложение. Во-первых, с точки зрения грамматики нашего языка выражение вида «X истинно» не будет осмысленным предложением, если мы в нем «X» заменим предложением или чем-то иным, также отличным от имени, ибо субъектом предложения может быть только имя существительное или выражение, выполняющее функции суще­ствительного. Во-вторых, фундаментальные соглашения относительно использования любого языка требуют, чтобы в высказывании о ка­ком-либо объекте использовалось имя этого объекта, а не он сам. Следовательно, если мы хотим что-то сказать относительно какого-то предложения, например, что оно истинно, мы должны использовать имя этого предложения, а не само предложение ⁹.

К этому можно добавить, что заключение некоторого предложе­ния в кавычки вовсе не является единственным способом образования его имени. Например, предполагая обычный порядок букв в нашем алфавите, мы можем в качестве имени (дескрипции) предложения «снег бел» использовать следующее выражение:

«Предложение, состоящее из двух слов, первое из которых состав­лено из 17-й, 13-й, 6-й и 4-й букв, а второе — из 2-й, 6-й и 11-й буке русского алфавита» ¹⁰.

Теперь мы можем обобщить эту процедуру. Рассмотрим произ-

⁹ За более подробным разъяснением различных логических и мето­дологических проблем, затронутых в данной статье, читатель может обра­титься к работе: Tarski A. (1941).

В оригинале речь идет, естественно, о буквах английского алфавита. — Прим. перев.

вольное предложение, которое представим буквой «р». Образуем имя этого предложения и представим его другой буквой, скажем «X». Те­перь мы спрашиваем: каково логическое отношение между двумя предложениями — «X истинно» и «р»? Ясно, что с точки зрения на­шей исходной концепции истины эти предложения эквивалентны. Иными словами, справедлива следующая эквивалентность:

(Т)

Х истинно тогда и только тогда, когда р.

Любую такую эквивалентность (в которой «р» представляет ка­кое-либо предложение того языка, к которому относится слово «ис­тинно», а «X» представляет имя этого предложения) мы будем назы­вать «эквивалентностью вида Г».

Теперь, наконец, мы можем в точной форме выразить те условия, при которых употребление и определение термина «истинно» мы бу­дем считать адекватным с материальной точки зрения: термин «истин­но» мы хотим употреблять таким образом, чтобы можно было утверж­дать все эквивалентности вида Г, и определение истины мы будем на­зывать -«адекватными, если из него следуют все эти эквивалентности.

Следует подчеркнуть, что ни само выражение Г (которое являет­ся не предложением, а лишь схемой предложений, ни любой конкретный пример вида Т нельзя рассматривать в качестве определения ис­тины. Мы можем сказать лишь, что каждая эквивалентность вида Т, полученная посредством замены «р» каким-либо конкретным предло­жением, а «X» — именем этого предложения, может рассматриваться как частное определение истины, разъясняющее, в чем состоит истин­ность этого конкретного предложения. Общее определение истины должно быть, в некотором смысле, логической конъюнкцией всех этих частных определений.

(Последнее замечание нуждается в некоторых комментариях. Язык может позволять строить бесконечно много предложений, по­этому число частных определений истины для предложений такого языка также будет бесконечным. Таким образом, для того чтобы при­дать нашему замечанию точный смысл, мы должны были бы разъяс­нить, что имеется в виду под «логической конъюнкцией бесконечного множества предложений», однако это увело бы нас слишком далеко в технические проблемы современной логики.)

5. Истина как семантическое понятие. Для толькочто рассмот­ренной концепции истины я хотел бы предложить название «семанти­ческая концепция истины».

Семантика есть дисциплина, которая, вообще говоря, имеет дело с определенными отношениями между выражениями языка и объектами (или «положениями дел»), к которым «относятся» эти выраже­ния. В качестве типичных примеров семантических понятий мы мо­жем указать понятия обозначения, выполнимости и определения, встречающиеся в следующих примерах:

выражение "отец нации" обозначает Джорджа Вашингтона;

снег выполняет пропозициональную функцию (условие) «х бел»;

уравнение «2 • х = 1» определяет (точно задает) число 1/2.

В то время как слова «обозначает», «выполняет» и «определяет» выражают отношения (между определенными выражениями и объек­тами, на которые «ссылаются» эти выражения), слово «истинное об­ладает иной логической природой: оно выражает свойство (или обо­значает класс) определенных выражений, а именно предложений. Тем не менее, нетрудно заметить, что все формулировки, которые были даны выше и имели цель разъяснить значение этого слова (см. разде­лы 3 и 4), говорили не только о самих предложениях, но также об объектах, о которых шла речь в этих предложениях, или, быть может, о «положениях дел», описываемых ими. Кроме того, наиболее про­стым и естественным способом построения точного определения ис­тины оказывается тот, который опирается на использование семанти­ческих понятий, в частности, понятие выполнимости. Именно по этим причинам понятие истины мы причисляем к понятиям семантики, а проблема определения истины оказывается тесно связанной с более общей проблемой установления оснований теоретической семантики.

Быть может, стоит сказать о том, что семантика — как она пони­мается в этой статье (и в более ранних статьях автора) — есть сдер­жанная и скромная дисциплина, которая вовсе не претендует на то, чтобы быть панацеей от всех бед и несчастий человечества — вообра­жаемых или реальных. Вы не найдете в семантике лекарства от зуб­ной боли, мании величия или классовых конфликтов. Семантика так­же не дает средств для доказательства того, что все, за исключением говорящего и его друзей, несут чушь.

Со времен античности до наших дней понятия семантики играли важную роль в рассуждениях философов, логиков и филологов. Тем не менее, в течение долгого времени к этим понятиям относились с некоторым подозрением. С точки зрения истории, это подозрение следует считать вполне оправданным. Несмотря на то, что в повсе­дневном языке значения семантических понятий представляются дос­таточно ясными и понятными, все попытки выразить эти значения общим и точным способом оказывались безуспешными. Еще хуже то, что многие рассуждения, включавшие в себя эти понятия и казавшие­ся вполне корректными и опирающимися на, казалось бы, очевидные предпосылки, часто приводили к парадоксам и антиномиям. Достаточно указать здесь на антиномию лжеца, антиномию определимости (посредством конечного числа слов) Ришара и антиномию гетерологических терминов Греллинга-Нельсона¹¹.

Надеюсь, что метод, набросок которого дан в настоящей статье, поможет преодолеть эти трудности и обеспечит возможность непро­тиворечивого употребления семантических понятий.

6. Языки с точно заданной структурой. Благодаря возможному появлению антиномий остро встает проблема точного описания фор­мальной структуры и словаря того языка, в котором должны быть да­ны определения семантических понятий. Мы обращаемся теперь к этой проблеме.

Существуют некоторые общие условия, при выполнении которых структура некоторого языка считается точно заданной. Так, чтобы точно описать структуру языка, мы должны однозначно охарактери­зовать класс тех слов и выражений, которые должны считаться ос­мысленными. В частности, мы должны указать все слова, которые ре­шили употреблять без их предварительного определения и которые называются «неопределяемыми (или «исходными») терминами». Нам нужно задать также так называемые правила определения для введе­ния новых, или определяемых, терминов. Кроме того, нам нужно сформулировать критерии, позволяющие в классе всех возможных выражений выделять те, которые мы называем «предложениями». И, наконец, мы должны сформулировать условия, при которых можно ут­верждать некоторое предложение языка. В частности, нужно указать все аксиомы (или исходные предложения), т. е. те предложения, которые утверждаются без доказательства, и задать так называемые правила вы­вода (или правила доказательства), посредством которых из ранее принятых предложений можно дедуцировать новые предложения. Ак­сиомы и предложения, полученные из них посредством правил выво­да, называются «теоремами» или «доказуемыми предложениями».

Если при описании структуры языка мы говорим только о форме его выражений, такой язык называется формализованным. Утвер­ждаемыми предложениями в нем являются только теоремы.

Единственными языками с точной структурой в настоящее время являются формализованные языки различных систем дедуктивной ло­гики, иногда обогащенные за счет введения некоторых внелогических терминов. Однако область применения этих языков достаточно об-

¹¹ Антиномия лжеца (приписываемая Эвбулиду или Эпимениду) об­суждается здесь в разделах 7 и 8. Об антиномии определимости (восходя­щей к Ж. Ришару) см., например, работу: Hilbert D., Bemays P. (1934-1939), v. 2, p. 263ff; об антиномии гетерологических терминов см. работу: Grelling К., Nelson L. (1908), р. 307.

ширна, ибо мы способны, теоретически, описать в них различные об­ласти науки, например, математику и теоретическую физику.

(С другой стороны, можно представить себе языки с точно за­данной структурой, но неформализованные. В таких языках утвержде­ние предложений, например, может зависеть не только от их формы, но и от других, внелингвистических факторов. Было бы интересно и важно действительно построить язык такого типа, который оказался бы достаточно богатым для изложения обширной области эмпирической науки. Это послужило бы оправданием надежды на то, что языки с точной структурой в конце концов заменят повседневный язык в на­учных рассуждениях.)

Проблема определения истины приобретает точный смысл и мо­жет быть решена строгим образом только для таких языков, струк­тура которых точно задана. Для других языков, следовательно для всех естественных, «разговорных» языков, смысл этой проблемы яв­ляется не вполне ясным, и ее решение может носить лишь приблизи­тельный характер. Грубо говоря, эта приблизительность заключается в замене естественного языка (или интересующей нас части его) язы­ком с точно заданной структурой, который отличается от данного языка «так мало, как это возможно».

7. Антиномия лжеца. Для того чтобы обнаружить некоторые бо­лее специфические условия, выполняемые языками, в которых (или для которых) должно быть сформулировано определение понятия ис­тины, полезно начать с обсуждения той антиномии, которая прямо включает в себя это понятие, а именно антиномии лжеца.

Для того чтобы получить эту антиномию в ясной форме ¹², рас­смотрим следующее предложение:

«Предложение, напечатанное в этой статье на стр..., строка..., — неистинно».

Для краткости заменим это предложение буквой «s». В соответствии с нашим соглашением относительно адекватного употребления термина «истинно» мы утверждаем следующую эквива­лентность вида Г:

(1) «s» истинно тогда и только тогда, когда предложение, напе­чатанное в этой статье на стр..., строка..., неистинно.

С другой стороны, помня о значении символа «5», мы эмпириче-

¹² Дана проф. Я. Лукасевичем (Варшавский университет).

ски устанавливаем следующий факт:

(2) «s» тождественно предложению, напечатанному в этой ста­тье на стр..., строка...».

Теперь, благодаря известному закону теории тождества (закон Лейбница), из (2) следует, что в эквивалентности (1) выражение «предложение, напечатанное в этой статье на стр..., строка...» мы мо­жем заменить символом «s». Таким образом, мы получаем:

(3) «s» истинно тогда и только тогда, когда «s» неистинно.

Вот мы и пришли к очевидному противоречию.

Мне представляется, что с точки зрения научного прогресса было бы ошибочно и чрезвычайно опасно преуменьшать значение этой и других антиномий и рассматривать их как простые шутки или софиз­мы. Мы действительно сталкиваемся здесь с абсурдом, действительно вынуждены утверждать ложное предложение (поскольку (3), будучи эквивалентностью двух противоречащих друг другу предложений, не­обходимо ложно). Если мы серьезно относимся к своей работе, мы не можем смириться с этим фактом. Мы должны обнаружить его причи­ну, т. е. должны рассмотреть предпосылки, на которые опирается ан­тиномия, и отвергнуть по крайней мере одну из них, а затем проана­лизировать следствия, к которым это приводит для всей области на­шего исследования.

Следует подчеркнуть, что антиномии играли важную роль в ус­тановлении основоположений современных дедуктивных наук. И как теоретико-множественные антиномии, в частности антиномия Рассела (связанная с понятием множества всех множеств, несодержащих себя в качестве собственного элемента), послужили исходным пунктом ус­пешного продвижения к непротиворечивой формализации логики и математики, так антиномия лжеца и другие семантические антиномии дают толчок к построению теоретической семантики.

8. Противоречивость семантически замкнутых языков. Анализи­руя предпосылки, приводящие к антиномии, мы замечаем следующее:

(I) Мы неявно допускаем, что язык, в котором построена эта ан­тиномия, в дополнение к своим выражениям содержит также имена этих выражений и семантические термины, например, термин «истинно», относящийся к предложениям этого языка. Мы допускаем также, что все предложения, задающие адекватное употребление этого термина, могут быть сформулированы в нашем языке. Языки, обла-

дающие такими свойствами, мы будем называть «семантически замк­нутыми».

(II) Мы предполагаем, что в этом языке действуют обычные за­коны логики.

(III) Мы предполагаем, что в нашем языке можно формулиро­вать и утверждать эмпирические посылки типа утверждения (2), вхо­дящего в наше рассуждение.

Оказывается, что предположение (III) не является существен­ным, так как можно построить антиномию лжеца без его помощи ". Но предположения (I) и (II) существенны. И поскольку каждый язык, удовлетворяющий обоим этим предположениям, является про­тиворечивым, мы должны отбросить по крайней мере одно из них.

Было бы излишним рассматривать здесь следствия отбрасывания предположения (II), т. е. следствия изменения нашей логики (если это вообще возможно) хотя бы в наиболее элементарных и фундамен­тальных ее частях. Поэтому мы рассмотрим только одну возмож­ность — отказ от предположения (I). Мы принимаем решение не пользоваться языком, который семантически замкнут в указанном выше смысле.

Конечно, это ограничение неприемлемо для тех, кто по неясным

для меня причинам убежден в том, что существует только один «под­линный» язык (или что все «подлинные» языки взаимно переводи­мы). Однако это ограничение никоим образом не затрагивает потреб­ностей или интересов науки. Языки (будь то формализованные языки или — что случается гораздо чаще — фрагменты повседневного язы­ка), используемые в научных рассуждениях, не обязаны быть семан­тически замкнутыми. Это очевидно для лингвистических феноменов, в частности, семантические понятия никоим образом не включаются в

¹³ Это можно сделать приблизительно следующим образом. Пусть S будет любым предложением, начинающимся со слов «Каждое предложение». Мы сопоставим S новое предложение S*, подвергая S двум следую­щим модификациям: заменяем в S первое слово «Каждое» словом «Это» («определенный артикль "The" — Прим. перев.);- после второго слова «предложение» мы вставляем все предложение S, заключенное в кавычки. Договоримся называть предложение S «(само)применимым» или «не(само)применимым» в зависимости от того, истинно или ложно сопоставлен­ное ему предложение S*. Теперь рассмотрим следующее предложение:

«Каждое предложение является не(само)применимым». Легко показать, что сформулированное предложение должно быть и (само)применимым и не(само)применимым, следовательно, мы пришли к противоречию. Быть может, не вполне ясно, в каком смысле эта форму­лировка антиномии не включает эмпирической посылки, однако я не буду останавливаться на этом вопросе.

содержание науки. Однако в следующем разделе мы увидим, каким образом можно избежать семантической замкнутости даже в тех на­учных рассуждениях, для которых существенно использование семан­тических понятий.

Встает вопрос: как с этой точки зрения обстоит дело с повсе­дневным языком? На первый взгляд может показаться, что этот язык удовлетворяет обоим предположениям (I) и (II) и, следовательно, должен считаться противоречивым. Однако в действительности все обстоит не так просто. Наш повседневный язык несомненно не явля­ется языком с точно заданной структурой. Мы не знаем в точности, какие выражения являются предложениями, и еще меньше знаем о том, какие предложения можно утверждать. Поэтому проблема непро­тиворечивости относительно этого языка не имеет точного смысла. Мы можем лишь рискнуть высказать предположение: язык, структура которого была бы точно задана и который был бы максимально близок к естественному языку, по-видимому, был бы непротиворечивым.

9. Объектный язык и мета-язык. Поскольку мы согласились не пользоваться семантически замкнутыми языками, постольку при об­суждении проблемы определения истины и вообще любых проблем из области семантики мы должны использовать два разных языка. Пер­вый из них есть язык, который «о чем-то говорит» и который являет­ся предметом всего нашего обсуждения, ибо искомое определение ис­тины как раз и применяется к предложениям этого языка. Второй язык т- тот, в котором мы «говорим о» первом языке и в терминах ^которого мы хотим», в частности, построить определение истины для первого языка. Первый язык мы будем называть «объектным языком», а второй — «мета-языком».

Следует отметить, что термины «объектный язык» и «мета-язык» являются лишь относительными. Если, например, нас заинтересует понятие истины, применимое к предложениям не нашего первона­чального объектного языка, а его мета-языка, то последний автомати­чески становится объектным языком нашего обсуждения, и чтобы оп­ределить истину для этого языка, мы должны перейти к новому мета­-языку, так сказать, к мета-языку более высокого уровня. Так мы при­ходим к целой иерархии языков.

Словарь мета-языка в значительной степени детерминирован точно сформулированными условиями материальной адекватности определения истины. Как мы помним, из этого определения должны следовать все эквивалентности вида Т:

(Т) «X истинно тогда и только тогда, когда р».

Само определение и все вытекающие из него эквивалентности должны быть сформулированы в мета-языке. В то же время, символ <^» в эквивалентности вида Т представляет произвольное предложе­ние нашего объектного языка. Отсюда следует, что каждое предложе­ние, встречающееся в объектном языке, должно входить также в мета-­язык, иными словами, мета-язык должен содержать объектный язык как свою часть. Во всяком случае, это необходимо для доказательства адекватности определения, хотя само определение иногда может фор­мулироваться в менее богатом мета-языке, невыполняющем этого тре­бования.

(Обсуждаемое требование можно несколько модифицировать, так как достаточно потребовать, чтобы объектный язык был переводим в мета-язык. Это приводит к определенному изменению интерпретации символа «/?» в эквивалентности Т. В дальнейшем мы не будем прини­мать во внимание возможность этой модификации.)

Символ «X» в эквивалентности Т представляет имя того предло­жения, которое представлено символом «р». Отсюда мы можем увидеть, что мета-язык должен быть достаточно богат для того, чтобы в нем можно было построить имя для любого предложения объектного языка.

Наконец, мета-язык безусловно должен содержать термины общелогического характера, такие как выражение «тогда и только тогда, когда» ¹⁴.

Желательно, чтобы мета-язык не включал в себя каких-либо не­определяемых терминов, за исключением тех, которые явно или неяв­но были указаны выше: термины объектного языка; термины, относя­щиеся к форме выражений объектного языка и используемые для об­разования их имен; и термины логики. В частности, мы хотим, чтобы семантические термины (говорящие об объектном языке) вводились в мета-язык только посредством определений. Если этот постулат вы­полнен, определение истины или любого другого семантического по­нятия будет выполнять то, чего мы интуитивно ожидаем от любого определения: значение определяемого термина оно будет объяснять в таких терминах, значение которых представляется совершенно ясным и недвусмысленным. Кроме того, мы получим некоторые гарантии относительно того, что использование семантических понятий не при-

¹⁴ Термины «логика» и «логический» в данной статье употребляются в самом широком, смысле, который в последние десятилетия стал почти традиционным. Логика понимается здесь как охватывающая всю теорию классов и отношений (т. е. математическую теорию множеств). Лично я по многим причинам предпочитаю употреблять термин «логика» в более узком смысле, включающим в себя только то, что иногда называют «эле­ментарной логикой», т. е. пропозициональное исчисление и (узкое) ис­числение предикатов.

ведет нас к каким-либо противоречиям.

У нас нет никаких дальнейших требований к формальной струк­туре объектного языка и мета-языка, мы предполагаем, что они похо­жи на другие формализованные языки, известные к настоящему вре­мени. В частности, мы предполагаем, что в мета-языке соблюдаются обычные формальные правила определения,

10. Условия позитивного решения главной проблемы. Теперь у нас имеется ясное представление и об условиях материальной адекватности определения истины, и о формальной структуре языка, в ко-, тором должно быть сформулировано это определение. В этих обстоя­тельствах проблема определения истины приобретает характер четкой и чисто дедуктивной проблемы.

Однако само решение проблемы никоим образом не очевидно, и я не смог бы сформулировать его во всех деталях, не обращаясь к ап­парату современной логики. Здесь я ограничусь кратким очерком это­го решения и обсуждением некоторых моментов, связанных с ним и имеющих более общий интерес.

Решение оказывается иногда положительным, а иногда отрица­тельным. Это зависит от некоторых формальных отношений между объектным языком и его мета-языком или, говоря более конкретно, от того, является ли мета-язык в своей логической части «существенно богаче объектного языка или нет. Нелегко сформулировать общее и точное определение понятия «быть существенно богаче». Если мы ог­раничиваемся языками, опирающимися на логическую теорию типов, то «быть существенно богаче» для мета-языка означает содержать пе­ременные более высокого логического типа, чем переменные объект­ного языка.

Если условие «быть существенно богаче» не выполнено, то обыч­но можно показать, что возможна интерпретация мета-языка в объ­ектном языке. Это означает, что любому термину мета-языка можно сопоставить вполне определенный термин объектного языка, так что утверждаемые предложения одного языка оказываются соотнесенны­ми с утверждаемыми предложениями другого языка. В итоге рушится предположение о том, что в мета-языке можно сформулировать удов­летворительное определение истины, так как благодаря этой интерпре­тации оказывается возможным реконструировать антиномию лжеца.

(Тот факт, что в своей внелогической части мета-язык обычно шире объектного языка, не влияет на возможность интерпретации первого во втором. Например, в мета-язык входят имена выражений объектного языка, хотя чаще всего они не встречаются в самом объ­ектном языке, однако может существовать возможность интерпрети­ровать эти имена в терминах объектного языка.)

Таким образом, мы видим, что условие «быть существенно бога­че» является необходимым для удовлетворительного определения ис­тины в мета-языке. Если же мы хотим сформулировать теорию исти­ны в мета-языке, невыполняющем этого условия, то нам придется от­казаться от идеи определить истину только с помощью тех терминов, которые были указаны выше (см. раздел 8). Тогда мы должны будем включить термин «истинно» или какой-либо иной семантический термин в список неопределяемых терминов мета-языка и выразить фундаментальные свойства понятия истины в ряде аксиом. В такой аксиоматической процедуре нет ничего существенно неверного и для некоторых целей она может оказаться полезной ¹⁵.

Однако вовсе не обязательно использовать эту процедуру. Условие «быть существенно богаче» для мета-языка оказывается не только необходимым, но также и достаточным для построения удовлетворительного определения истины, т. е. если мета-язык выполняет это условие, то понятие истины может быть определено в нем. Теперь мы покажем в самом общем виде, как может быть осуществлено это по­строение.

11. Построение (краткий очерк) определения ¹⁶. Определение истины можно очень просто получить из определения другого семан­тического понятия — понятия выполнимости.

Выполнимость, есть отношение между произвольными объектами и определенными выражениями, называемыми «пропозициональными функциями». Это выражения типа «х бел», «х больше, чем у» и т. п. Их формальная структура аналогична структуре предложений, но они могут включать в себя так называемые свободные переменные (как *х» и «у» в выражении «х больше, чем у»), которые не могут входить в предложения.

При определении понятия пропозициональной функции для формализованных языков мы обычно пользуемся «рекурсивным ме­тодом», т. е. сначала описываем пропозициональные функции про­стейшего вида (что, как правило, не встречает трудностей), а затем указываем операции, посредством которых из простых могут быть по­строены более сложные функции. Такой операцией может быть, на­пример, образование логической дизъюнкции или конъюнкции двух данных функций, т. е. соединение их с помощью слов «или» либо «и». Предложение теперь можно определить просто как пропозициональ-

¹⁵ Однако см. к этому работу: Tarski A. (1936), р. 5.

¹⁶ Метод построения, который мы собираемся обрисовать, с соответ­ствующими изменениями применим ко всем формализованным языкам, известным в настоящее время. Из этого не следует, правда, что нельзя создать язык, к которому данный метод будет применим.

ную функцию, не содержащую свободных переменных.

Что касается понятия выполнимости, то мы могли бы попытаться определить его так: данные объекты выполняют данную функцию, ес­ли последняя становится истинным предложением, когда свободные переменные в ней мы заменяем именами этих объектов. В этом смыс­ле, например, снег выполняет пропозициональную функцию «г бел», так как предложение «снег бел» истинно. Однако, даже оставляя в стороне другие трудности, мы не можем воспользоваться этим мето­дом, поскольку хотим употребить понятие выполнимости для опреде­ления истины.

Для определения понятия выполнимости нам лучше вновь обра­титься к рекурсивной процедуре. Сначала мы указываем, какие объ­екты выполняют простейшие пропозициональные функции, а затем формулируем условия, при которых данные объекты выполняют сложную функцию, предполагая при этом, что нам известно, какие объекты выполняют более простые функции, из которых построена сложная функция. Так, например, мы говорим, что данные числа вы­полняют логическую дизъюнкцию «х больше, чем у или х равно у», если они выполняют хотя бы одну из функций «д: больше, чем у» или «х равно у». Как только получено общее определение выполнимости, мы тотчас же замечаем, что оно автоматически применимо также к тем особым пропозициональным функциям, которые не содержат сво­бодных переменных, т. е. к предложениям. Выясняется, что для пред­ложения возможны лишь два случая: предложение выполняется либо всеми объектами, либо ни одним из них. Отсюда мы легко получаем определение истинности и ложности: предложение истинно, если оно выполняется всеми объектами, и ложно в противном случае ¹⁷.

¹⁷ При осуществлении этой идеи возникает определенная техниче­ская трудность. Пропозициональная функция может содержать произ­вольное число свободных переменных, а логическая природа понятия вы­полнимости изменяется в зависимости от этого числа. Тогда речь идет о функциях с одной переменной, то обсуждаемое понятие является бинар­ным отношением между этими-функциями и единичными объектами; для функций с двумя переменными оно становится тернарным отношением между функциями и парами объектов и т. д. Таким образом, мы имеем дело, строго говоря, не с одним понятием выполнимости, а с бесконечным множеством таких понятий, и оказывается, что эти понятия не могут быть определены независимо одно от другого и все должны вводиться одновременно.

Для преодоления этой трудности мы используем математическое по­нятие бесконечной последовательности (или, может быть, конечной по­следовательности с произвольным числом терминов). Мы договариваемся рассматривать выполнимость не как многоместное отношение между про­позициональными функциями и бесконечным числом объектов, а как би-

(Может показаться странным, что мы избрали окольный путь оп­ределения истинности предложений вместо того, чтобы использовать, например, прямую рекурсивную процедуру. Причина заключается в том, что сложные предложения образуются из более простых пропо­зициональных функций, но не всегда из более простых предложений, поэтому неизвестен общий рекурсивный метод, применимый специ­ально к предложениям.)

Из этого беглого наброска не видно, где и как в рассуждение включается предположение о «большем богатстве» мета-языка. Это выясняется лишь при более детальном и формальном построении ¹⁸.

12. Следствия данного определения. Определение истины, на­бросок которого был дан выше, приводит ко многим интересным следствиям.

В первую очередь, это определение оказывается не только фор­мально корректным, но также и материально адекватным (в смысле раздела 4), иными словами, из него следуют все эквивалентности вида Т. В этой связи важно заметить, что условия материальной адекватности единственным образом детерминируют объем термина «истина». По­этому любое определение истины, которое материально адекватно, бу­дет необходимо эквивалентно построенному выше. Семантическая концепция истины не дает нам, так сказать, возможности выбирать между различными неэквивалентными определениями этого понятия.

Кроме того, из нашего определения мы можем дедуцировать раз­личные законы общего характера. В частности, с его помощью мы мо­жем доказать законы противоречия и исключенного третьего, столь

нарное отношение между функциями и последовательностями объектов, При таком допущении формулировка общего и точного определения вы­полнимости больше не представляет никаких трудностей. Теперь истин­ное предложение можно определить как предложение, которое выполня­ется каждой последовательностью.

¹⁸ Для того чтобы рекурсивно определить понятие выполнимости, мы должны использовать определенную форму рекурсивного определения, не разрешенную в объектном языке. Поэтому «существенное богатство» ме­та-языка может заключаться просто в наличии этого типа определения. С другой стороны, известен общий метод, позволяющий устранить все ре­курсивные определения и заменить их обычными, явными определения­ми. Когда мы пытаемся применить этот метод к определению выполнимо­сти, мы видим, что должны либо ввести в мета-язык переменные более высокого логического типа, чем переменные объектного языка, либо за­дать аксиоматически в мета-языке существование классов, более широких по объему, чем все те классы, существование которых может быть уста­новлено в объектном языке. (См. работы: Tarski А. (1935), р. 393; Tar-ski A. (1939), р. 110),

важные для аристотелевской концепции истины, т. е. мы можем пока-зать7 что только одно из двух противоречащих друг другу предложе­ний истинно. Эти семантические законы не следует отождествлять с родственными логическими законами противоречия и исключенного третьего. Последние принадлежат пропозициональному исчислению, т. е. наиболее элементарной части логики, и вообще не включают в себя термина «истинно».

Другие важные результаты можно получить, применяя теорию истины к формализованным языкам очень широкого класса матема­тических дисциплин. Из этого класса исключаются лишь дисциплины элементарного характера и весьма элементарной логической структу­ры. Оказывается, что для дисциплин этого класса понятие истины никогда не совпадает с понятием доказуемости, так как хотя все до­казуемые предложения истинны, однако существуют истинные пред­ложения, которые недоказуемы ". Отсюда вытекает, далее, что каждая такая дисциплина непротиворечива, но неполна. Это означает, что из любых двух противоречащих друг другу предложений доказуемо са­мое большее одно из них и существует пары противоречащих друг другу предложений, ни одно из которых недоказуемо ²⁰.

¹⁹ Благодаря развитию современной логики понятие математического доказательства подверглось серьезному упрощению. Предложение данной формализованной дисциплины доказуемо, если оно может быть получено из аксиом этой дисциплины с помощью определенных простых и чисто формальных правил вывода, таких, например, как правило отделения и подстановки. Таким образом, чтобы показать, что все доказуемые предло­жения истинны, достаточно доказать, что все предложения, принятые в ка­честве аксиом, истинны и что правила вывода, применяемые к истинным предложениям, вновь приводят к истинным предложениям. Обычно это не представляет трудностей.

С другой стороны, вследствие элементарной природы понятия дока­зуемости его точное определение требует лишь простых логических средств. В большинстве случаев такие логические средств имеются в са­мой формализованной дисциплине (к которой относится понятие дока­зуемости). Однако нам известно, что в отношении определения истины дело обстоит иначе. Поэтому, как правило, понятия истины и доказуемо­сти не могут совпадать, а так как каждое доказуемое предложение истин­но, должны существовать истинные предложения, которые недоказуемы.

²⁰ Таким образом, теория истины дает нам общий метод доказатель­ства непротиворечивости для формализованных математических дисцип­лин. Однако нетрудно понять, что доказательство непротиворечивости, полученное этим методом, может обладать некоторой интуитивной ценно­стью, т. е. увеличивать нашу веру в то, что рассматриваемая дисциплина действительно непротиворечива только в том случае, если нам удалось дать определение истины в терминах мета-языка, не содержащего объект­ный язык в качестве своей части (см. замечание в разделе 9). Только в

13. Распространение полученных результатов на другие семан­тические понятия. Большинство результатов, к которым мы пришли в предыдущем разделе при рассмотрении понятия истины, с соответст­вующими изменениями может быть распространено на другие семан­тические понятия, например на понятие выполнимости (включенное в предшествующие рассуждения), понятия обозначения и определения.

Каждое из этих понятий можно анализировать тем же способом, который был использован при анализе истины. Так, можно сформу­лировать критерии адекватного употребления этих понятий; затем можно показать, что использование каждого из этих понятий в соот­ветствии с данными критериями в семантически замкнутом языке не­обходимо приводит к противоречию ²¹; опять-таки неизбежным ока­зывается различение объектного и мета-языка и в каждом случае «существенное богатство» мета-языка является необходимым и доста­точным условием удовлетворительного определения рассматриваемого понятия. Таким образом, результаты, полученные при анализе одного из семантических понятий, применимы к решению общей проблемы основоположений теоретической семантики.

В теоретической семантике мы можем определить и исследовать некоторые другие понятия, интуитивное содержание которых более

этом случае дедуктивные допущения мета-языка могут быть интуитивно проще и более очевидны, чем допущения объектного языка, хотя условие «существенного богатства» будет формально выполнено. (См. к этому также работу: Tarski A. (1936), р. 7).

Неполнота обширного класса формализованных дисциплин является существенным содержанием фундаментальной теоремы К. Гёделя (см. работу: Godel К. (1931), р. 187ff). Объяснение того факта, что теория ис­тины прямо приводит к теореме Гёделя, является достаточно простым..При выводе результата Гёделя из теории истины для нас существенно то, что определение истины нельзя дать в мета-языке, который столь же «богат», как объектный язык (см. сноску 19). Однако при обосновании этого используется метод рассуждения, очень тесно связанный с тем, ко­торый (в первый раз) использовал Гёдель. Можно добавить, что в своем доказательстве Гёдель очевидно руководствовался некоторыми интуитив­ными соображениями, связанными с понятием истины, хотя в явном виде это понятие в его доказательстве не встречается (см.: Godel К. (1931), р. 174).

²¹ Понятия обозначения и определения приводят, соответственно, к антиномиям Греллинга-Нельсона и Ришара (см. сноску 11). Чтобы полу­чить антиномию для понятия выполнимости, мы строим следующее вы­ражение:

«Пропозициональная функция Х не выполняет X».

Противоречие возникает при рассмотрении вопроса о том, выполняет ли это выражение, которое очевидно является пропозициональной функ­цией, само себя или нет.

сложно и чей семантический источник менее ясен. Мы имеем в виду, например, важные понятия следования, синонимии и значения ²².

Здесь мы занимались теорией семантических понятий, относя­щихся к отдельному объектному языку (хотя наша аргументация не учитывала никаких специфических свойств этого языка). Однако мы могли бы рассмотреть также проблему разработки общей семантики для обширного класса объектных языков. Значительную часть наших предыдущих рассуждений можно распространить также и на эту об­щую проблему, однако в этой связи возникают некоторые новые трудности, которые не будут рассматриваться здесь. Я хотел бы лишь заметить, что аксиоматический метод (упомянутый в разделе 10) может оказаться наиболее пригодным для анализа именно этой проблемы ²³.

Дата добавления: 2014-12-07