Языческая Русь: истоки традиции

Отношение наших пращуров к немощным начнем рассматри­вать от канонического в отечественной истории рубежа, когда-то установленного летописцем Нестором¹, — V—VI вв., поскольку на это время приходится последний этап развития восточнославян­ского язычества до его соприкосновения с христианством.

У историков и мемуаристов нет единого мнения о характере, нравах и общественной морали славян. «Нет нужды входить... в доказательства, — пишет М. П. Погодин, — что одни свойства имеет северный человек, другие южный, западный, восточный: что каждый народ имеет свой характер, свои добродетели и свои поро­ки. Славяне были и есть народ тихий, спокойный, терпеливый. <...> Безусловная покорность, равнодушие, противоположные за­падной раздражительности...» [29, с. 93]. Византийские же авторы не замечали особой добродетельности славян, хотя писали о них с уважением: «По своим нравам, по своей любви к свободе их ни­коим образом нельзя склонить к рабству или подчинению в своей стране. Они многочисленны, выносливы, легко переносят жар, хо­лод, наготу, недостаток в пище» [36, с. 28]. Гражданское право у славян подменялось грубой физической силой, летописные ис­точники изобилуют упоминаниями о кровавой мести, убийствах

в ссорах, в том числе и на пирах. Характеризуя общественную ат­мосферу той эпохи, С. М. Соловьев делает вывод: «При господстве материальной силы, при необузданности страстей, при стремлении юного общества к расширению, при жизни в постоянной борьбе, в постоянном употреблении материальной силы нравы не могли быть мягки; когда силою можно взять все, когда право силы есть высшее право, то, конечно, сильный не будет сдерживаться перед слабым» [41, с. 245, 248].

Наших пращуров трудно заподозрить в мягкости характера, особой добродетельности, не сдерживал их и закон, который в древнерусских землях был развит весьма слабо, восточнославян­ские племена следовали закону неписаному — обычаю (обычному праву). Согласно летописи, они «имели обычаи свои и законы от­цов своих и преданья, каждый свой норов». Княжеское управление и суд руководствовались обычным правом. Согласно Н. М. Карам­зину, древние законы свободных россиян «изъявляют какое-то удивительное простосердечие: кратки, грубы, но достойны людей твердых и великодушных, которые боялись рабства более, нежели смерти» [18, с. 44].

Калека, как и любой здоровый соплеменник, мог стать жертвой князя или его дружинников, так как жизнь, особенно жизнь смер­да, не имела цены, вместе с тем древнерусский княжеский суд едва ли считал глухонемоту, слепоту, слабоумие и пр. основанием для преследования их носителя. Во всяком случае, можно утверждать, что он не ставил особой задачей защиту племени от ущербных со­родичей. Родовой обычай, как известно, допускал убийство сопле­менников, оказавшихся обузой для семьи, однако смерть равно грозила и хилому, и здоровому новорожденному, появившемуся на свет на свою беду в голодный год. Смерть настигала младенца не по приговору суда, а по обычаю. Особо жестоко обычай контроли­ровал приход в мир детей женского пола. «Всякая мать, — пишет Н. М. Карамзин, — имела право умертвить новорожденную дочь, когда семейство было уже слишком многочисленно, но обязыва­лась хранить жизнь сына, рожденного служить отечеству. Сему обыкновенно не уступало в жестокости другое: право детей умер­щвлять родителей, обремененных старостью и болезнями, тягост­ных для семейства и бесполезных согражданам» [18, с. 41].

Древние обычаи наших пращуров лишены милосердия и со­страдания, правда, большинство отечественных историков полага­ют, что восточных славян от их западных соседей выгодно отлича­ла меньшая безжалостность и кровожадность [2, 8, 9, 18, 20, 21, 29, 31, 41, 43]. «Простота нравов славянских, — убеждает С. М. Соло­вьев, — находилась в противоположности с испорченными нрава­ми тогдашних образованных или полуобразованных народов» [42, с. 102]. Действительно, на Руси от немощного сородича избавля­лись не в силу его инакости. Устранение «бесполезного» сопле­менника (как правило, жертву оставляли без пищи в лесу) пред­ставлялось единственным способом уберечь работоспособных членов семьи в период тяжелой бескормицы, в благополучные же годы на жизнь немощных родственников никто не покушался. Во всяком случае, мы не располагаем сведениями о наличии у ела-

вян-язычников неписаного правила обязательно умерщвлять хи­лых младенцев или соплеменников, получивших увечье.

Источники практически не содержат сведений, на основании которых можно оыло бы достоверно представить жизнь инвалидов (взрослых и детей) в дохристианский период, но существуют кос­венные свидетельства. Контекст славянской языческой культуры, разрозненные факты и отрывочные характеристики уклада жизни и ментальности племен, населявших земли Киевской Руси, убеж­дают в том, что к моменту ее крещения сложилась традиция не аг­рессивного отношения к немощным, а скорее терпимого или даже сострадательного, чему способствовало и политическое устройство Древней Руси. Снисходительность к слабому, увечному, больному, голодному, нищему можно рассматривать как своего рода меха­низм самозащиты общества, ни один член которого не обладал гражданским статусом, известным античной цивилизации.

Возникновение «культа нищего», конечно, не «изобретение» Древней Руси, это процесс развития всех сторон жизни (экономи­ческой, политической, духовной) многих народов Востока и Запа­да той поры. И все же формы проявления милосердия в славян­ском социуме имели свои отличия.

Знаток русской души историк В. О. Ключевский так объясняет причины славянского милосердия: «Человеколюбие у наших пред­ков было то же, что нищелюбие, и любить ближнего значило прежде всего накормить голодного, напоить жаждущего, посетить заключенного в темнице» [20].

Итак, до соприкосновения с христианством западноевропейцы смотрели на инвалида опасливо-недоброжелательно, проявляли нетерпимость и агрессию. В мире восточных славян-язычников накануне их крещения, так же как и у северян-викингов, сфор­мировалась традиция неагрессивного отношения к калекам и не­мощным.

Дата добавления: 2014-12-07