Бухара: Спасение сайгаков 1 страница

Большой Астраханский заповедник, который охватывает большую часть дельты Волги, очень важен как биологически, так и исторически. Ленин, весьма дальновидный человек, был глубоко убежден в важности охраны рек и лесов еще в то время, когда охрану природы только начинали всерьез принимать как концепцию. Думается, что в 1918 году Ленину хватало дел и без того, чтобы беспокоиться о природных заповедниках. Но многие годы в дельте Волги ловили рыбы больше, чем можно, а огромное количество птиц погубили браконьеры, а их кладки разграбили, чтобы пустить их на производство мыла. Власти Астрахани обратились к Ленину с планом – очень разумным планом – по созданию огромного заповедника на пышных плесах реки Волги, где она расходится, как пальцы руки, приготовленные к объятью, и впадает в Каспийское море.
Ленин немедленно увидел в этом необходимость, и так Астраханский заповедник, который нам предстояло посетить сейчас, стал первым заповедником, созданным в Советском Союзе.
Сев на самолет из Москвы в десять вечера, мы прибыли в Астрахань в два часа ночи в раздраженном из-за духоты состоянии. Однако после сна мое плохое настроение испарилось, потому что мы снова были в одном из городов с волшебным названием, о которых я только читал в молодости и страстно желал увидеть. Как оказалось, у нас не было возможности оценить его красоты, разве что проезжая Астрахань по пути к реке. Город казался старым и спокойным, с очень милыми деревянными домами и сделанной со вкусом деревянной резьбой на ставнях и дверях. Большинство городов в Советском Союзе вызывают легкий приступ тошноты – груда обломков, большие и недостроенные. Почему, спрашивается, люди хотят жить где-то еще, а не в этих восхитительных деревянных домах? Я не могу поверить, что кто-то по доброй воле поменяет одно из этих замечательных зданий, выглядящих как будто в сказке, на отвратительную квартиру, до которой высоко подниматься и в которой меньше художественной притягательности, чем у мусорной корзины.
В конце концов, мы достигли берегов реки, и там нас ожидала наша маленькая флотилия – две баржи длиной в 80 футов с элегантными навесами и сиденьями, со столами на палубе, а внизу две удобные каюты на двоих и одна одноместная. Был маленький зал, где можно было пообедать, если капризы погоды не позволяли, есть на палубе. Это было роскошно, и мы чувствовали себя так, словно в наше распоряжение был предоставлен лайнер Королева Елизавета II. Мы испытывали волнение, путешествуя вниз по Волге, конечно, не самой длинной реке в Советском Союзе, но реке, у которой за все время на счету больше упоминаний в прессе, чем у любой другой, а потому более широко известной. А какой элегантной, разнообразной и красивой была эта река!
Вначале, река была широкая с любопытным оттенком коричнево-зеленого цвета. Берега были лесистыми, а кое-где мы могли видеть милые деревянные дома с весело разукрашенными ставнями, а местами маленький завод с важно выглядящим облаком дыма, выходящим из трубы. Затем, кода мы стали приближаться к более открытой местности, вид реки изменился. Здесь было зеленое пастбище, а берег реки – чрезвычайно высокий из-за наводнения – охранялся рядами огромных старых ив, толстых как вдовствующие герцогини, стоящие по колено в воде. Их необъятные животы были исполосаны и украшены прямоугольным орнаментом как от отметин слишком тугого корсета. Под ними был широкий ряд камышей - жестких и прямых, каждый с белым пером, поэтому они выглядели как армия, собирающаяся в бой. Лодка перед нами подняла гладкую зелёную водную плоть, которая изгибалась и струилась как хвост какого-нибудь дракона, и, врезавшись в армию камышей, заставляла их дрожать, шелестеть и склоняться, беспокоя стан стрекоз с блестящими крыльями, которые гудели, трепетали и сияли в неподвижном воздухе. В местах позади метёлок камышей, за тучными ивами, простирались акры и акры цветущего тамариска, или астраханской сирени, очень красивого темно розового цвета. Я спросил, почему деревья тамариска были высотой до колена, думая, что они отличаются от средиземноморского вида, с которым я был знаком. Однако оказалось, что тамарисковые леса были такими карликовыми, потому что местные жители рубили деревья на дрова. Я всегда увлекался тамариском, и видеть такие широкие полосы этих мини-деревьев в цвету, как большие розовые покрывала, было великолепно. Места, где трава была очень высокой и сочной и, очевидно, кишела лягушками, были любимым местом охоты для белых и серых цапель, дюжины которых гордо выступали по воде, но казались бестелесными, так как только их длинные шеи и головы были видны над высокой травой. Пока мы продвигались медленно и величественно вниз по реке, старые заросли ив становились гуще и были увешаны грачевниками: тысячами гнёзд похожих на странные чёрные фрукты в оранжерее, а с деревьев доносился такой какофонический хор, что воздух пульсировал, как в гигантском улье.
Чегравы, каспийские крачки, изящные, как гигантские бабочки, гравировали зелёную поверхность воды своими клювами, когда они добывали корм. Птицы всех форм и видов появлялись в больших количествах. Большие озерные чайки, блестящего черного и белого цветов с любопытной бледной отметиной на переднем крыле, как отпечаток пальца, летали над нами стремительно, легко, нетерпеливо, словно американский бизнесмен по пути к выгодному торговому объединению.
В конечном счете, мы свернули с главного русла и спускались по более узкому притоку, а птицы стало еще больше. Воздух от них казался густым: кукушки, похожие на ястребов, стремительно мчались через ивы; все сухие пни были украшены блестящим оперением сизоворонок; тяжело и спокойно летали цапли; крачки, вороны и деревенские ласточки едва касались зарослей камыша в поисках щедрого подарка из насекомых, которых мы потревожили. После нескольких миль путешествия через этот сбивающий с толку показ орнитологического фейерверка мы в конце концов прибыли в предназначенный нам лагерь в хорошо расположенной небольшой деревушке. Нам предоставили маленький домик для жилья, расположенный на заливном лугу, полном лягушек, которые кричали как нетерпеливые маленькие дети. Мы заселились и провели самые удивительные три дня в моей жизни, потому что заповедник был не только изумительно красив, но и настолько богат на все формы жизни, что мы и не знали на что смотреть за такой небольшой промежуток времени.
Мы исследовали и сняли различные водные пути и притоки, расположенные запутанной сетью вокруг нас, путешествуя с помощью флота состоявшего из маленьких лодок с навесными двигателями. Двигатели заводились, чтобы доставить нас в определённую точку, а затем глушились и мы плавно плыли по течению. Отправившись утром, мы дрейфовали по узким искрящимся каналам рыжевато-коричневой воды рядом с шелестящими зарослями камыша, где местами висели гнёзда ремезов, похожие на маленькие викторианские муфты: искусные овальные сооружения из перьев и мягкого пушка с метёлок камышей. Архитекторами этих изящных гнёзд были привлекательные, грациозные маленькие птички с ржаво-красными плечами и заметной чёрной бандитской маской на глазах. Они порхали и кружились в камышах, словно крошечные акробаты. В зарослях камыша было полно стрекоз – больших, голубых как дельфиниум, пролетающих мимо нас парами, словно в медовый месяц, сверкая, будто покрытыми инеем, крыльями. В воде около камышей от волны наших лодок раскачивались зелёные тарелкообразные листья кувшинок, а шалфейно-зелёных лягушек кидало в воду. На мелководье аккуратно передвигались мальки так плотно один к одному, что казались коричневым кружевным покрывалом, небрежно брошенным в воду. На отмели стрекозы-стрелки цвета полированной бронзы и голубые, как незабудки, были заняты откладыванием яиц. Самцы находились прямо на головах своих жён, в то время как бедные самки кружились над водой, погружая в неё хвостики, чтобы отложить яйца на стебли широколистного рогоза. Это очень сложный способ репродукции, потому что он равнозначен тому, как если бы вас попросили родить пятерых, поднимая вверх мужа, стоящего у вас на голове.
Конечной целью нашего путешествия была колония больших бакланов. По мере того как сужались протоки, мы слышали шум бакланов впереди на деревьях. Бакланы оказались великолепными, красивыми блестящими чёрными птицами с жёлтым ободком вокруг глаз и у основания клюва, белыми щеками и лёгкой сединой на голове и верхней части шеи. Это колония насчитывала 1200 пар, но во всём Астраханском заповеднике 100 000 особей этих птиц. Родни отправился вперёд на другой лодке, а мы пустили свой плот по течению, пока оно не принесло нас к затору из брёвен прямо в центре колонии. Это было изумительное зрелище. Повсюду среди полузасохших деревьев, каждое из которых было окрашено помётом в белый цвет, располагались огромные гнёзда из прутьев, примерно в 2 фута толщиной и 3 или 4 фута в диаметре. Они были построены очень близко друг от друга, в некоторых местах соприкасались и в каждом сидели птенцы больших бакланов – уже оперившиеся – и ожидали, пока прилетят родители и накормят их. Во многих гнёздах было только два птенца, но во многих и до четырёх. Они сидели на ярком солнце. Их горлышки пульсировали, когда они издавали, задыхаясь, жалобные щебечущие звуки. Родители летали к морю не вместе, поэтому то мамы, то папы всё время прибывали с рыбой в зобу для молодёжи, и колония находилась в постоянном движении. Когда появлялась птица – родитель, птенцы вычисляли её на некотором расстоянии (хотя, как они узнавали – было тайной, потому что для меня все взрослые были на одно лицо), и их жалобное щебетание переходило в громкие хриплые крики, когда родители приближались к гнезду. Птица – родитель приземлялась, издавала громкий металлический крик и малыши с трепещущимися крыльями просили у них, чтобы те отрыгнули, стуча своими клювами по родительским.
Под таким воздействием родитель вдруг открывал клюв, после чего малыш погружал голову внутрь и жадно и быстро съедал тёплую кашицу из полупереваренной рыбы, которую принёс родитель.
Мы провели много часов в этом идиллическом уголке, наблюдая за большими бакланами и другими птицами (так как колония была усеяна гнёздами серых цапель, караваек, египетских белых цапель, серых ворон, дятлов и множества других пернатых). С местным орнитологом мы говорили о незаслуженной недоброй репутации больших бакланов в дельте. Рыбаки в Каспийском море жаловались на больших бакланов, говорили, что те съели слишком много рыбы, а их экскременты сожгли деревья и привели их к гибели. Однако было проведено тщательное исследование, и начала вырисовываться замечательная картина. Оказалось, что влияние бакланов было благотворным, а не губительным для дельты – фактически, без них было бы ещё меньше рыбы, а не больше.
Вот что происходит. Птицы прилетают для кормёжки как раз во время разлива на Волге, когда огромные массы воды через дельту двигаются в Каспийское море. Экскременты бакланов, богатые азотом и фосфором, смываются и удобряют весь район дельты, где живут мальки рыб, предоставляя им больше еды на мелководье. Более того, мы полагаем, что бакланы не виноваты в гибели деревьев. Они выбирают старые деревья на исходе жизни: через два или три года дерево само по себе умирает, а пока оно стоит, птицы продолжают гнездиться на нём.
Пока мы наблюдали за колонией, мы заметили неправдоподобную дружбу - любопытное взаимодействие между воронами и рыбой. В мелких, янтарных водах под гнёздами бакланов проплывали огромные сомы. В длину они были от 4 до 5 футов, головы от 6 до 8 дюймов в поперечнике, с массивными угрюмыми лицами и большими длинными усами.
Высоко на деревьях притаились бандитского вида серые вороны. Эти очень сообразительные птицы разработали успешную систему грабежа. Как только родитель – баклан кормил своих птенцов и улетал, ворона слетала к гнезду и приближалась к малышам. Достаточно было несколько раз точно запугивающее клюнуть, и молодые бакланы отрыгивали в испуге свою еду. Часть рыбы падала в гнездо, откуда ее крали вороны. Но оставшаяся рыба падала сквозь ветви прямо в воду, а там выступающие рты сомов без промедления поглощали ее.
Астраханский заповедник – очаровательное место, и мы могли бы провести там недели, потому что каждый день мы видели что-нибудь новое. В центральном канале движение, казалось, не прекращалось. Стаи больших бакланов, как вереницы эбеновых крестов, махали крыльями в небе; величественно, медленно летали цапли, отведя назад шеи и головы, как будто птиц сильно оскорбили; каравайки с переливчатым шелковистым оперением, которое становилось то пурпурным, то бронзовым, то зеленым, описывали круги по направлению к своим гнездам. В глубоких водах этого канала росли длинные, похожие на волосы, водоросли, огромные пряди которых расчесывало спокойное течение, а запутывали их кучи переплетенных веток, покоящихся на густорастущей ряске. Все это казалось частями красивого мозаичного поля, выложенного из крошечных фрагментов прекрасного зеленого нефрита. Невероятными были не только виды, но и звуки. Кроме шума, производимого большими бакланами, слышался редкий, резкий, глубокий и предостерегающий зов цапли; стук дятла напоминал сердцебиение; пронзительное лепетание камышевок; мурлыканье и потрескивание пролетающих стрекоз, будто кто-то открывал особый рождественский подарок; кружение и плеск сомов; кваканье лягушек в камышах; непрерывные выкрики несметного множества кукушек, напоминавших съезд швейцарских банкиров, вступивших одновременно в общий разговор; внезапная болтовня сорок, словно кто-то раздул зимний костер. А над всем этим плавное журчание воды, касающейся лодок так нежно, словно котенок, пьющий из блюдца сливки. Это волшебное место, и нам было жаль покидать его, но мы должны были путешествовать дальше - выше дельты Волги в Калмыкскую Автономную Республику.
Нам предстояло увидеть и снять одних из самых странных парнокопытных млекопитающих – сайгаков. Это таинственного вида существа размером с маленького козла, с рогами соблазнительной формы и огромным выпуклым носом, которым они могут подергивать самым удивительным образом. Я видел фотографии этих зверей, но никогда не встречался с ними, поэтому я с нетерпением ждал встречи. Однако так как наше путешествие до пункта назначения длилось пять часов по реке и семь часов по ужасным дорогам, мой энтузиазм по поводу встречи с сайгаком исчез. По невероятному контрасту с почти подавляюще плодородной дельтой, откуда мы прибыли, сейчас мы оказались в засушливой местности, называемой сухостепью кое-где переходившей в полупустыню. Эта ровная земля, раскинувшаяся до горизонта, была покрыта низкой зеленой, серебристой и коричневой порослью. Так как была весна, ее усеивали группы диких цветов. Ближе к вечеру мы увидели многочисленных изящных журавлей красавок – хрупких серых птиц, у многих из которых были птенцы, а на одном участке дороги мы повстречали скопление степных орлов, очень красивых птиц, чей полет очень грациозен.
Мы продолжали ехать все дальше и дальше в степь. За семичасовую поездку мы миновали лишь одну деревню, состоявшую из нескольких маленьких домиков, и на собственном опыте убедились в широте России. Небо было багряным и зеленым, солнце в нем пылало как опал и мы наслаждались этим зрелищем, когда вдруг на его фоне вырисовывались силуэты - огромное стадо сайгаков, мирно щиплющих траву. Их копыта поднимали небольшие облака пыли при передвижении. Любопытно, какие у них тяжелые головы, казавшиеся слишком большими для их тел из-за нелепых выпуклых носов, но их рога были изящными, бледно-желтого цвета, как воск. Они представляли собой восхитительное зрелище, когда медленно скакали через степь на фоне неба и садящегося солнца. Молодые сайгаки блеяли странно, резко, громко, а их матери вторили им в ответ более глубоким тоном.
Мы ехали дальше, и только я начал думать, что мы заблудились, и наши побелевшие кости найдут в степи через 100 лет, как мы увидели группу мерцающих огней впереди. Это было местонахождение нашего лагеря, и что за лагерь это оказался! Для нашего удобства просто построили то, что можно описать как мини-деревню посреди пустыни. Там была обильная кухня, огромная палатка, где будет спать команда, две большие юрты – одна служила столовой, а другая – спальней вместе с жилой комнатой для Ли и меня, отдельные душевые кабинки и туалеты, и полный комплект, включая фонари вдоль нашей деревенской «улицы», зажигаемые гигантским генератором. Автопарк, который выстроился за кухней, состоял из автобуса, двух джипов, трех грузовиков, скорой помощи и биплана внушительного размера. Организатором этих чрезвычайно роскошных удобств был представитель местного телевидения, очаровательный мужчина, похожий на реинкарнацию Будды, и он был доволен нашим нескрываемым восторгом, когда он проводил нас в нашу юрту. Юрта – большая круглая куполообразная конструкция, похожая на панцирь омара, была покрыта войлоком из овечьей шерсти. Внутри пол и стены были скрыты под ткаными коврами и одеялами веселой расцветки, а на полу были тюфяки и огромные кучи подушек и простыней. Это было самое удобное жилье, которое привело нас в восторг. Позже, когда мы пошли в юрту-столовую на роскошный обед, мы заметили тянущиеся вдоль стен красные шелковые портьеры, что придавало восточный шарм.
На следующий день наш частный самолет взмыл вверх, и мы отправились выискивать сайгаков. Мы приземлялись в степи, колеса самолета мяли ароматные травы, насыщенный запах которых проникал сквозь оставленную открытой дверь, чтобы Родни мог снимать. Когда мы медленно кружились над нашей маленькой деревней, наши юрты казались необычайно похожими на шляпки черных грибов, пробивающихся сквозь зеленые травы степей. За сравнительно короткое время мы нашли маленькое стадо сайгаков, состоящее примерно из 30-40 животных, которые в панике бежали перед нами, стоило нам снизиться для съемок. Их коричневые, как печенье, спины подпрыгивали, маленькие копыта поднимали крошечные клубы бледной пыли.
Вскоре после этого мы находили все большие стада до тех пор, пока земля не показалась морем из сайгаков. Это было греющее душу зрелище, потому что в начале этого века стада сайгаков были так истреблены в результате бесконтрольной охоты, что находились под угрозой исчезновения. Затем, как раз вовремя, охоту запретили и постепенно поголовье сайгаков начало возрождаться. Из оставшихся нескольких сотен стада укреплялись и увеличивались, и сейчас их более миллиона. В одной Калмыкии их 170 тысяч.
Мы посадили самолет около стада и оставили Родни и Байрона в степи, а затем, используя самолет как овчарку, или точнее сайгачарку, пробовали направить стадо в сторону Родни. Однако у сайгаков были другие намерения и они непоколебимо отказывались двигаться в нужном нам направлении. После нескольких неудачных попыток нам пришлось сдаться, так как малыши (хотя эти крепыши десяти дней от роду могут бежать со скоростью 50 миль в час) стали уставать. Поэтому мы полетели назад в нашу деревню и составили другой план. Он заключался в том, чтобы оставить Родни и Байрона в степи с маленькой палаткой на ночь. Мы надеялись, что на рассвете пройдут стада сайгаков, и можно будет их снять. Все же, еще раз сайгаки отказались сотрудничать. Наконец, в отчаянии мы попробовали еще один способ, который к нашему облегчению сработал. Мы расположили команду, как можно незаметнее, что было весьма сложно на ровной, как обеденный стол местности, и джипами гнали стадо к камере. Это потребовало много времени и терпения, но мы, в конце концов, добились желаемых результатов.
Эти степи были восхитительными, и нам было жаль покидать их. Жаль было оставлять романтические и удобные юрты, жаль перестать подниматься с жемчужно-голубым рассветом, чтобы пройти в ванную по ковру из крошечных колючек чертополоха, изобилие белых и желтых цветов и множества трав, на которые стоило лишь наступить, и они издавали чудесное благоухание. Как повезло сайгакам жить в этом ароматном мире, есть и передвигаться по ковру приятных запахов, воспроизвести которые в пробирке неподвластно ни одному химику, и лежать ночью на душистом ложе из цветов.
ПОДПИСИ К ИЛЛЮСТРАЦИЯМ
С. 80. Когда мы начали свое путешествие вниз по Волге, волны, оставляемые лодкой, потревожили многих насекомых, таких как стрекозы, которые урчали, проносясь мимо нас на блестящих крыльях.
Предыдущая страница: колония больших бакланов и (на вставке) детеныш сайгака – менее чем двух недель от роду, но уже может бегать со скоростью 50 миль в час.
С. 81. Наша большая лодка была величественна и прорезала свой путь через воды, минуя берега, населенные насекомыми и птицами.
С. 82. Чайки (вверху слева) и крачки (внизу) в огромном количестве заполонили воздух своими криками. Большие белые цапли (вверху справа) бродили по заливным лугам, готовые загарпунить своим клювом неосторожную лягушку или рыбу.
На следующей странице: Дом (вверху), где мы остановились, был окружен затопленными лугами, которые пульсировали от хора лягушек, и сверкал стрекозами. Когда мы исследовали заросли камышей, окружавшие нас (в центре слева), мы нашли много гнезд водоплавающих птиц, некоторые с яйцами, другие с птенцами несчастного вида, как этот малыш рыжей цапли (внизу слева). На нависающих ветках было много гнезд ремезов (внизу в центре). Возможно, это самые удобные колыбели для яиц и птенцов в мире пернатых. На блестящих, словно недавно вымытых щеткой, деревьях сизоворонки (внизу справа) были заняты сбором корма для малышей. В одно мгновенье молодой вепрь (в центре справа), разыскивающий на мелководье коренья, улиток, птичьи гнезда и другие съедобные мелочи, запаниковал при нашем внезапном появлении.
С. 84. Дорога к колонии больших бакланов проходила вдоль зарослей камышей, где стрекозы-стрелки были вовлечены в безумство спаривания. Родители – бакланы летают, раз или дважды в день, к устью дельты или даже дальше к Каспийскому морю, чтобы наловить рыбы для своих семей.
С. 85. Помимо того, что большие бакланы быстро летают, они также отличные пловцы и ныряльщики, преследующие рыбу под водой. На гнездах или рядышком молодые бакланы сидели и изнывали под горячим солнцем в ожидании возвращения своих родителей с едой.
С. 86. Это необыкновенный опыт – побывать в центре такого огромного скопления птиц, потому что воздух вибрирует от криков и шелеста крыльев. Это птичье царство ни на миг не смолкает. Местами на глаза нам попадались малые белые цапли (справа), мерцавшие как бутоны подснежников. Кваква (вверху справа) сгорбилась в своей черной бандитской маске, как выносящий приговор судья. Она не брезгует грабежом гнезд других птиц, чтобы прокормить своих собственных птенцов.
Каравайка (внизу слева) с перьями, напоминающие переливчатый шелк, отложила яйца в хорошо спрятанное гнездо, а над головой колпицы (внизу справа) с необычными клювами, как вытянутые ракетки для пинг-понга, возвращались назад в свои гнезда, лениво рассекая горячий воздух.
С. 87. Родитель баклан остановился перед тем, как покормить своего голодного птенца, в то время как серая ворона терпеливо ждет своей возможности напугать малыша, чтобы он отрыгнул свою еду (вверху слева). Серая ворона и огромный грозный сом (вверху справа), ожидающий остатков в воде внизу, получают выгоду от этого грабежа, тем самым, доказывая, что большие бакланы жизненно необходимое звено дельты.
Большие бакланы возвращаются с рыбалки как нить эбеновых крестов в небе.
Немного позже летом открытая вода будет покрыта всеми известными лотосами, словно оркестр зеленых труб, а на мелководье будут спокойные зеленые букеты цветов водяных орехов.
С. 89. Сверху и на следующей странице: Сайгак, возможно, одно из самых необычных степных животных со своим огромным носом, странным хриплым громким блеянием и своими рогами в кольцах, высоко ценится на Востоке как лекарство и афродизиак – средство, повышающее жизненные силы организма. С ним связана одна из великих историй по охране природы, показывающая, как при бережном отношении мы можем жить в гармонии с существами, которые делят с нами эту планету.
С. 92. Деревня (вверху) в мгновение ока была возведена для нас местными жителями в отдаленной части калмыкской степи, где мы обедали в очень необычной и изысканной палатке, которая называется юрта (kabitka) (внизу).
С. 93. В юрте, где мы работали и спали, нас развлекали калмыкской музыкой и танцами две девушки в национальных костюмах. Справа запечатлен профессор Владимир Флинт, выдающийся советский орнитолог и наш хороший друг, который перевел большинство моих книг на русский. [1]
ПРИМЕЧАНИЕ
[1] Даррелл ошибается. Владимир Флинт является автором предисловий, а не переводов, к многим русским изданиям его книг.

Страница 127
Репетекский заповедник: Красная пустыня
Страница 128
Репетек
Центр Чарджоу, города на востоке Туркмении, оказался очень милым, с уютными деревянными домиками, выкрашенными в разные цвета, и ухоженными палисадниками. Однако, чем дальше мы продвигались к окраинам города, тем более ветхими становились дома, заборы палисадников всё чаще были проломлены, а вместо зелени там валялись кучи металлолома, пустые банки и бутылки, и вся атмосфера напоминала цыганскую стоянку. Но совсем скоро город остался позади, и извилистая дорога вывела нас в пустыню, где находился Репетекский заповедник. Это была холмистая пустыня, где росли серебристо-зелёные кустарники, обильно усыпанные шаровидными жёлтыми и розовыми цветами. При ближайшем рассмотрении цветы эти оказались очень необычными. Больше всего они напоминали морские анемоны, потому что представляли собой круглые, пушистые, жёлтые или розовые коробочки, из которых, словно щупальца, торчали лепестки, образуя полупрозрачный шарик. На тянувшихся вдоль дороги телеграфных проводах дюжинами сидели щурки и сизоворонки, сверкающие в ярком солнечном свете, как ювелирные украшения. То тут, то там, среди рыжеватых холмов небольшими группами с унылым видом стояли одногорбые верблюды – дромадеры. Их рты были набиты цветами, которые они меланхолично пережёвывали.
Подпись на полях:
Как мы убедились, без верблюдов в пустыне обойтись просто невозможно. Но, тем не менее, трудно заставить себя по-настоящему полюбить создание с таким кислым и мрачным выражением на морде.
На предыдущей странице: Пустыня и (на вкладке) деревья выглядят мёртвыми, но при малейшем дождике они способны буйно зацвести.
Жилой корпус заповедника, где нас поселили, произвёл на нас громадное впечатление. Здесь были такие неожиданные предметы роскоши, как кондиционер, электрическое освещение, вентиляторы, удобные кровати и даже холодильник. Кроме того, у нас были элегантная столовая, туалет и душевая комната, утопавшие в буйной растительности. Директор оказался красивым смуглым мужчиной, напоминавшим индонезийца. Поначалу он держался довольно чопорно, но вскоре, когда понял, что мы к себе относимся не очень серьёзно, обнаружил вполне мальчишеское чувство юмора.
Мы планировали показать в нашем фильме пустыню в целом, но больше всего нам хотелось заснять на плёнку степную черепаху и пустынного воробья, птицу, которая считалась вымершей, пока не была обнаружена живой и здравствующей в Репетеке. Кроме того, зная, что попытка обнаружить местных рептилий при нашем жёстком графике вполне может закончиться неудачей, мы заранее договорились с Московским зоопарком о доставке в Репетек представителей основных видов рептилий, чтобы снять их в естественных условиях. Предварительная беседа на эту тему с директором немедленно повергла нас в уныние. Во-первых, работники Московского зоопарка не смогли достать билеты на нужный рейс. Во-вторых, недолгий, но страстный брачный период у черепах уже закончился, и они все закопались в песок, чтобы в спячке переждать период палящего летнего зноя. Во время нашего разговора в Репетеке стояла поздняя весна, и температура была выше 45ºС в тени, так что мы их прекрасно понимали. После этого мы перешли к вопросу о пустынном воробье. Директор сообщил, что эта птица встречается очень редко, поэтому наши шансы снять её, по его мнению, равнялись нулю. Разрушив таким образом все наши планы, он налил всем водки, в которой мы к тому моменту уже отчаянно нуждались, понимая, что все наши надежды снять передачу о пустыне пошли прахом. Видя наше безграничное отчаяние, директор попытался нас утешить и сказал, что после
Страница 129
Подпись над изображением: Этот необычный и очень красивый кустарник местные жители называют «джузгун», или «жузгун», что, как мне объяснили, означает «тысяча солнц». Мне его заросли показались похожими на красиво взбитое мороженое. Эти кустарники не только чудесно украшают пустынный пейзаж, но и обеспечивают пищей многочисленных насекомых.
Страница 130
Подпись на полях:
Даже при самых жгучих температурах в самых неожиданных местах можно было обнаружить пучки живой растительности.
обеда, когда жара немного спадёт, мы сможем пойти в пустыню и на месте посмотреть, не удастся ли нам найти объекты для съёмок. Так мы и решили поступить. После обеда и небольшой сиесты мы отправились в путь. По общему решению, мы с Ли отправились одной дорогой, а остальная команда – другой, чтобы охваченная нами территория была как можно больше. Мы выехали в пустыню на огромном грузовике с гигантскими колёсами, специально разработанными для преодоления типичных для Каракумов барханов – дюн из мелкого зыбучего песка. Эти бесконечные песчаные горы сезонно движутся в разных направлениях, словно морские течения: сначала ветер гонит их в одну сторону, а потом, со сменой времени года, он меняет курс и направляет барханы обратно. Можно сказать, что это невероятное песчаное море, как и океан, подвержено действию приливов и отливов. Песок был преимущественно бледно коричневый, цвета верблюжьей шерсти, с розоватым отливом в тени и серебристого оттенка – на солнце. Наш грузовик с пыхтением и рёвом то взбирался вверх, то съезжал вниз по барханам высотой в 50-60 футов [11], и мы чувствовали себя как на огромных песчаных американских горках. Проехав через барханы, которые были довольно скучными и безжизненными, мы оказались в районе, где было гораздо больше растительности – различные травы, рощицы чёрного саксаула и необычное дерево, похожее на плакучую иву, которое смотрелось очень не к месту в этой высушенной солнцем безводной местности. Для пустыни, которую всякий бы назвал самым безжизненным местом на планете, здесь было чрезвычайно много растений и животных. Помимо деревьев, здесь росли многочисленные степные цветы, особенно часто попадался цветок, похожий на бледно-лиловую миниатюрную живокость, и ещё один – напоминающий лютик, но испещрённый красными точками и более мелкий. В зарослях саксаула издавали различные звуки не менее десятка видов птиц, но увидеть их было невозможно, поскольку солнце ещё очень сильно припекало и
Страница 131
Подпись под изображением: Большинство людей считают, что пустыня безжизненна, но это далеко не так. Здесь можно встретить заросли мелких кустарников. Высыхая, они разносятся ветром, как перекати-поле (вверху).
они прятались в тени. Однако на насекомых и паукообразных жара, похоже, не действовала, и мы обнаружили множество видов пауков и чёрных, плоских клещей, похожих на круглые монеты с ножками, которые с деловитым видом носились туда-сюда по раскалённому песку. Повсюду были жуки: одни изумрудно-зелёные, с золотым «напылением» и торпедообразным туловищем длиной в 2 дюйма [12], другие – чёрные, как шляпа ведьмы, покрытые круглыми белыми пятнами, а ещё – крупные, размером со спичечный коробок, навозные жуки, сверкающие на солнце иссиня-чёрным хитином, когда они неуклюже взлетали в поисках необходимого материала для устройства их «яслей». По барханам осторожно передвигались сетчатые ящурки – красивые рептилии густого, травянисто-зелёного цвета, украшенные чёрным узором, словно накинувшие ажурную шаль. Они стремительно скользили с места на место, то и дело останавливаясь, чтобы обнюхать песок и раскопать его в поисках насекомых. Пожалуй, самыми распространёнными и в то же время наиболее необычными рептилиями оказались два вида круглоголовок – эти ящерицы попадались нам буквально повсюду и были столь бесстрашными, что подпускали нас к себе на расстояние меньше двух метров. Их круглые тупорылые мордочки и тела покрыты заострёнными, словно крохотные пирамидки, чешуйками. Ноги у круглоголовок очень крупные, а пальцы оторочены роговыми пластинками, что делает их похожими на снегоступы и позволяет животному легко передвигаться по мелкому песку. Очарования этим ящерицам прибавляли некоторые весьма забавные повадки. Прерывая ненадолго свои нескончаемые поиски пищи, они замирали, опираясь на пятки и приподняв пальцы. Возможно, таким способом они пытались уберечь пальцы от ожогов на раскалённом песке. Но в таком случае их пятки явно были невосприимчивы к высоким температурам. Это было действительно очень интересно, и, надо сказать, круглоголовки выглядели очень смешно, стоя на пятках, в то время как их длинные бахромчатые пальцы плавно двигались в воздухе,
Страница 132
Подпись над изображениями: Кое-где попадаются небольшие яркие группы цветов, похожих на миниатюрные воронки. Затем, совсем уж неожиданно, обнаруживается какой-то гриб, торчащий из песка. И повсюду – жуки, некоторые из которых попадают на обед птицам, и тогда их надкрылья падают с неба, словно экзотические драгоценности.
Страница 133
Подпись над изображениями: Пустынные ящерицы были просто очаровательны. Круглоголовка-вертихвостка (слева и внизу) имеет привычку опираться на пятки и разминать пальцы в воздухе, словно готовясь сыграть фортепьянный концерт, или сворачивать хвост, как часовую пружину. А ушастая круглоголовка (справа) пытается вас запугать, разворачивая ярко-красные кожные складки в углах рта, хотя больше всего стремится к тому, чтобы её просто оставили в покое.
словно у пианиста, разминающего пальцы, прежде чем приступить к исполнению особенно сложной пьесы Шопена. У этих ящериц были и другие, ещё более удивительные повадки. Один из видов [13], если вы приближались к нему слишком близко, предупреждал о своём недовольстве, разворачивая кроваво-красные складки кожи в углах раскрытого рта. Другой вид [14] неожиданно сворачивал, будто часовую пружину, на спину свой хвост, предъявляя его нижнюю сторону, которая, в противоположность тусклой желтовато-коричневой расцветке тела ящерицы, была потрясающе раскрашена в чёрно-белую полоску. Можно легко представить, какой эффект оказывала такая демонстрация на потенциальных хищников.
Мы решили, что первая поездка в пустыню нам вполне удалась.
Страница 134
Сухой климат делал даже сильную жару вполне сносной. К вечеру мы двинулись по «американским горкам» в обратный путь. Дюны были того коричневого цвета, в который обычно бывают окрашены плюшевые мишки, но теперь их волнистая поверхность оттенялась синевой. Наше шумное приближение вспугнуло рыжую, как осенний лист, лисицу и двух зайцев. Мы как раз любовались закатом, наблюдая солнце, похожее на гигантский цветок календулы, медленно скатывающийся вниз по зеленовато-голубому небу, когда Ли неожиданно издала пронзительный вопль и потребовала, чтобы водитель остановил машину. Она выпрыгнула, бросилась назад к дороге и вскоре вернулась, запыхавшись, но торжествуя: в руках у неё была степная черепаха. Животное было явно возмущено всей этой ситуацией и выразило свой протест, обильно оросив нас обоих и салон автомобиля. Но мы не возражали, раз уж нам удалось обнаружить создание, ради встречи с которым мы так далеко забрались. Когда мы вернулись в жилой корпус заповедника, нас ждала там ещё одна хорошая новость. Едва остальные члены нашей группы въехали в пустыню, директор заметил гнездо пустынного воробья. Родни успел запечатлеть на фотокамеру, как самец и самка приносят в гнездо строительный материал, наводя последний лоск на свой будущий дом. Заснять на плёнку эту птицу – одну из самых редких в Советском Союзе – было для нас настоящей удачей. Кроме того, мы с радостью узнали, что Владимир Фролов, сотрудник Московского зоопарка, работающий с рептилиями, решил не бросать нас в беде и путём подкупа, обмана и угроз сумел-таки попасть на самолёт из Москвы. Это был красивый молодой человек, который привёз с собой рюкзак с запасной рубашкой, тремя песчаными удавчиками и коброй. Любой уважающий себя герпетолог сказал бы, что такой набор предметов в багаже и был самым разумным. В этот день мы отправились спать в прекрасном настроении, хотя обычно человек от усталости склонен недооценивать свои достижения в конце трудного рабочего дня.
На следующий день мы были в пути уже в шесть утра, чтобы избежать обжигающих лучей
Страница 135
Подписи около изображений:
Пустынный воробей был самой редкой птицей, которую мы видели и снимали. Это было очаровательное создание, которое некоторое время считалось вымершим. В окрестностях жилого корпуса заповедника эти птички встречались довольно часто и даже прилетали попить воды из крана под окном нашей спальни.
Напротив и слева: Наша непокорная черепаха, которая категорически отказывалась сниматься. Эти создания ведут удивительную жизнь: после краткого периода бешеной активности весной они надолго впадают в спячку, чтобы пережить время, когда пустыня превращается в жаровню, а большая часть растительности высыхает.
Страница 136
солнца. Утро было восхитительно красивым, хотя пронзительная голубизна неба даже в эти ранние часы уже подёрнулась маревом от жары. Барханы в рассветных лучах казались рыжевато-бронзовыми. Мелкие волны, чётко прорисованные на них ветром, напоминали ребра, выпирающие из-под исполинской иссохшей шкуры давно вымершего динозавра. В зыбком свете утреннего солнца странные шарообразные цветы на кустарниках выглядели точь-в-точь как крохотные порции клубничного и лимонного мороженого, сервированного прямо среди ветвей. Мы взяли с собой нашу драгоценную черепаху, и она вела себя совершенно в стиле капризных голливудских звёзд прежних лет. Она либо пряталась в своём панцире с надутым видом, либо, когда нам нужно было, чтобы она прошлась слева направо, упрямо шагала исключительно в противоположном направлении. Как только мы переписали весь сценарий, чтобы дать ей возможность идти справа налево, она решительно двинулась слева направо.
Подпись над изображениями:
Песчаные удавчики (внизу) оказались очаровательными смирными змейками. Однако они (как и большинство наших звёзд-рептилий) отказывались с нами сотрудничать и делать то, чего мы от них ожидали. А вот среднеазиатская кобра (на следующей странице), может быть из-за того, что родилась в Москве, очень гордилась своей ролью и безупречно выполняла всё, о чём мы её просили.
Хотя степные черепахи были и не самыми лучшими кинозвёздами, выглядели они потрясающе: их панцири были красиво расписаны бледно-коричневым и шоколадным узором, а невероятно длинные коготки на лапках выглядели так, словно она только что сделала маникюр. Они приспособились к опасной жизни в пустыне, находясь в полнейшей зависимости от эфемерных весенних цветов и трав, живущих не больше двух-трёх месяцев, прежде чем солнце полностью сожжёт их. Поэтому у черепах есть каких-то жалких три месяца, чтобы сформировать слой жира, благодаря которому они смогут выжить в течение длительной спячки. За этот же короткий период они должны успеть спариться и отложить яйца. Так что в короткие весенние месяцы это животное очень активно: оно движется по пустыне, поедая
Страница 138
крошечные цветы, выкапывая гнёзда для своих яиц, а позднее – выбирая подходящее место, чтобы закопаться в песок и впасть в спячку, пока солнце выпекает пустыню, словно пирог.
Сумев, наконец, добиться от капризной черепахи выступления приемлемого качества, мы переключились на песчаных удавчиков. Это были красивые маленькие существа (всего около 30 сантиметров в длину) с желтовато-бурой кожей, украшенной светло-коричневыми пятнышками. Крохотная головка этой рептилии имеет уплощённую, лопатообразную форму, благодаря которой им легче зарываться в песок. Разумеется, именно эту их привычку мы и хотели показать нашим будущим зрителям. В конце концов, если вы хотите снять фильм о змее, которая живёт в песке, вы пытаетесь зафиксировать именно то, как она туда зарывается. Удавчики имели на этот счёт совершенно иное мнение. Они на максимальной скорости скользили по песку, они сворачивались кольцами вокруг кустов или просто замирали в неподвижности, словно чучела. Одним словом, они делали всё, что угодно, только не закапывались в песок. Мы провели полный разочарования час, пытаясь заставить их сделать это, пока один из них не смилостивился, закопавшись в песок с такой неохотой, будто это было нечто, чего ни один хорошо воспитанный удавчик ни за что не стал бы делать, но он, так и быть, разок окажет нам эту услугу.
После всех этих сложностей с черепахой и удавчиками встречи с коброй я ожидал с некоторым беспокойством. Однако она вела себя безукоризненно, сыграв все положенные сцены с профессионализмом, присущим опытным кинозвёздам. Она раздувала свой капюшон, раскачиваясь из стороны в сторону, шипела, сворачивалась и разворачивалась, ползла, извиваясь, среди кустов с откровенно злонамеренным видом, с неодобрением смотрела из-за поваленных брёвен. В общем, хоть кобра и не закручивала усы, как злодей в старинной мелодраме, было ощущение, что она бы это сделала, будь у неё усы. В целом, работать с ней было приятно, а Владимир радовался, что не зря проделал такой долгий путь.
Подпись над изображениями:
Навозные жуки – санитары пустыни. Они следят за тем, чтобы буйные и вульгарные верблюды не устраивали здесь настоящий свинарник. Уборка за верблюдами не только позволяет содержать пустыню в чистоте, но и обеспечивает навозных жуков уютными детскими и кладовыми для подрастающего поколения.
Страница 139
Чуть в стороне от того места, где мы героически сражались с рептилиями, пытаясь снять о них фильм, нас ожидала ещё одна приятная неожиданность. Проходящий мимо в глубокой задумчивости дромадер оставил среди зарослей саксаула большую кучу навоза. Эта манна немедленно привлекла внимание всех навозных жуков Репетека. Участок стал напоминать Лондонский аэропорт (только при полном отсутствии диспетчеров), потому что огромные жуки начали прибывать толпами, сталкиваясь на лету, а их крылья производили такой шум, что напоминали двигатели миниатюрных самолётов. Перед приземлением они с некоторым трудом складывали крылья и с глухим стуком падали на песок. Через минуту, придя в себя и собравшись с мыслями, они устремлялись к навозной куче. При этом они опускали голову, горбили спину и неслись по песку, словно детские заводные игрушки. Было очень интересно наблюдать за их поведением, когда они обнаруживали навоз. Они откусывали от него приличного размера ломти, но не придавали им форму, а начинали толкать его по песку. Делали они это задними лапками, поэтому им приходилось пятиться. Навоз приобретал при этом шарообразную форму, что постепенно облегчало навозному жуку его труд. Откатив шарик навоза примерно на пять метров, жук останавливался и с огромной скоростью выкапывал отверстие в песке, выбрасывая своей задней частью грунт, словно миниатюрный иссиня-чёрный бульдозер. Нередко либо расположение отверстия, либо температура песка оказывались неподходящими, потому что жуки после усердного рытья в течение некоторого времени вдруг прекращали трудиться, выкапывали навозный шарик и катили его в другое место, чтобы всё повторить там. Вновь прибывшие жуки приземлялись и галопом неслись к навозной куче, но, стоило им столкнуться с кем-то из собратьев, которые уже катили свой шарик, новенькие немедленно атаковали их, отнимали навозный шарик и победоносно удалялись с трофеем. Скорее всего, их обоняние было невероятно острым, потому что куча навоза была оставлена верблюдом ещё до рассвета, успела как следует высохнуть на солнце и, на наш взгляд, уже ничем не пахла. Тем не менее, осмотревшись, можно было заметить, что жуки спешили к ней с расстояния в 200-300 метров. Стоя возле навозной кучи и слушая громкое жужжание слетающихся к тебе со всех сторон жуков, невольно почувствуешь себя легкомысленным Гулливером, оказавшимся на траектории полёта лилипутской авиации.
В этот день директор решил показать нам способ передвижения, который его сотрудники обычно используют для патрулирования вверенной им территории, – верхом на верблюдах. Передвигаться по пустыне таким образом проще и дешевле, чем в автомобиле, но гораздо менее комфортно. Для нас подобрали трёх неуклюжих, туповатых с виду дромедаров, которые при движении издавали стонущие звуки. Теперь стало ясно, что имел в виду директор, говоря, что это самый удобный вид транспорта в пустыне. Во-первых, верблюду не требовалось топлива – он «заправлялся» у каждого куста, мимо которого проходил. Во-вторых, он мог пройти там, где машина обязательно потерпела бы поражение. В-третьих, как только вы привыкали к покачиванию, вы могли развернуться в приплюснутом седле квадратной формы и, сидя задом наперёд, беседовать со своими друзьями, следующими за вами. В-четвёртых, в седле было достаточно места, чтобы приготовить чай или даже несложное кушанье, не прекращая движения. В-пятых, по прибытии на место, директор остановил дромедаров, они опустились на колени, и мы могли отдохнуть в тени своих верблюдов, что мы с удовольствием и проделали. Группа верблюдов создавала довольно много тени, и они лежали там, похрипывая, жуя жвачку своими жёлтыми зубами, издавая булькающие
Страница 140
Надпись около изображений:
Верблюды – самый благоразумный способ передвижения по пустыне, если, конечно, вы не страдаете морской болезнью. Несмотря на свой не очень привлекательный и брюзгливый вид, эти животные способны преодолевать огромные барханы, где большинство автомобилей забуксовали бы и отказались двигаться дальше. Верблюд добывает себе пропитание на ходу, срывая листья с кустарников. При этом он движется по гигантским дюнам, как по гладкой автостраде.
Страница 141
крики протеста на верблюжьем языке, пока мы живо обсуждали тайны великих каракумских барханов.
Надпись справа от изображений:
Несмотря на температуру и отсутствие определённого уюта, пустыня богата птицами. Белокрылый пёстрый дятел (крайний левый) и щурок (слева) были одними из самых яркоокрашенных обитателей пустыни. Хохлатые жаворонки (внизу слева) своими прекрасными песнями придавали мелодичности утру, а ночами совы (внизу справа) проносились на своих бесшумных крыльях в поисках жертвы, издавая иногда робкие дрожащие звуки.
Надпись под изображением:
Саксаульная сойка (вверху) – аномалия среди птиц. В отличие от других видов соек, она отказывается жить на деревьях и проводит большую часть жизни, бегая по земле, как какой-нибудь страус или другая нелетающая птица.
Пустыня оказалась замечательной страницей в книге природы, напоминая запечатлённый на песке дневник событий. Здесь были продолговатые холмики норок красновато-коричневых тараканов (эти создания выглядели так, словно появились в незапамятные времена). Здесь в песке можно было обнаружить следы в виде завихряющейся звезды, украшенные перьями, – доказательство того, что именно здесь ястреб, словно из ниоткуда возникший посреди ясного неба, вонзил свои когти в какую-то птицу и пригвоздил её к дюне. Здесь были цепочки едва заметных отпечатков, оставленных лапками ящерицы-круглоголовки. Здесь был парадный вход в нору какого-то грызуна, а немного в стороне – его крохотный туалет: шарики испражнений напоминали аккуратную кучку дробинок. Здесь было старое саксауловое дерево, чьи иссохшие подагрические ветки создавали идеальный трамплин для раскрашенной в голубые и изумрудно-зелёные тона сизоворонки, которая охотилась на пустынных насекомых и оставляла на песке под саксаулом кучку надкрыльев, поблёскивающих, словно рассыпанные обломки ювелирных украшений. Все эти улики, способные удовлетворить даже самого Шерлока Холмса, были столь захватывающе интересны и рассказывали столь яркие и наглядные истории, что практически не требовалось увидеть животное, вписавшее эти страницы в богатый событиями и запутанный дневник пустыни.
Приблизился полдень, и тени от растений, до этого чётко прорисованные на песке, сузились, как будто корни впитали их, и теперь каждый кустик, каждый цветок, каждая былинка потеряли своих призрачных двойников и стояли в крохотных лужицах тени под пылающим солнцем и в полном безветрии. Жара была просто убийственная, поэтому мы вернулись в жилой комплекс заповедника, чтобы поесть и свалиться, вялыми, словно листья салата, в свои кровати, позволив кондиционеру превратить нас в запотевшие кубики льда.
Страница 142
На следующий день мы поднялись и выехали в пустыню очень рано. Ли и я наблюдали за птицами, а Родни и Байрон решили поснимать больших песчанок, если, конечно, сумеют их найти. Пустыня ранним утром изобиловала птицами и звенела от птичьих песен. Мы видели не уснувшую вовремя сову, которую преследовали мелкие птички, а также массу красивых полевых воробьёв. У самцов чёрные пёрышки, начинаясь у клюва, словно косичка, тянулись по всей голове и заканчивались у шеи. Сизоворонки и щурки, расписанные зелёными, жёлтыми и синими цветами, словно свежей краской, охотились за едва проснувшимися насекомыми, немного апатичными после ночного холода. Внезапно барханы огласились резкими пронзительными криками, которая столь же внезапно сменилась волшебной песней, мощной, низкой и очень мелодичной. Казалось невозможным, чтобы одна птица могла производить столь разные звуки. Однако, тщательно исследовав с помощью бинокля саксауловую рощицу, я обнаружил её – иволгу, сверкающую золотом, словно самородок, на фоне зелени саксаула. Я как раз смотрел на птичку, когда она снова откинула голову – и воздух наполнила чудесная плавная мелодия.
В этот момент снова появились Родни и Байрон. Они были очень взбудоражены: им удалось не только обнаружить колонию больших песчанок и заснять её, но и поймать в кадр животное, которое, по утверждению Родни, было перевязкой, очень редким представителем фауны, которого я давно мечтал увидеть. Зная, что бедный Родни не был натуралистом, я не собирался слепо верить ему. Однако, что бы он там ни снял, это было очень интересно, тем более, что он видел, как животное несло мёртвую песчанку в своё убежище. А это означало, что там были детёныши. Мы решили, что на следующий день встанем ещё до рассвета и приедем в пустыню, когда всё живое там только начнёт просыпаться. Родни настроит свою камеру и будет снимать таинственное создание столько, сколько потребуется. Затем Байрон сходит за нами, чтобы мы смогли на него посмотреть. Так мы и поступили, отправившись в путь на рассвете, окрасившим небо в бледно-абрикосовые и розовато-лиловые тона. Мы двигались по тёмным от росы дюнам навстречу сонному, неуверенному рассветному пению птиц, которое выросло до крещендо, когда солнце поднялось над горизонтом. Мы прождали около часу, а потом появился крайне воодушевлённый Байрон. Он сообщил нам, что у животного действительно было
Страница 143
Надпись около изображений:
Справа напротив: Большая песчанка, очаровательный грызун, обеспечивает питание, жизненно необходимое хищникам пустыни. Совы и ястребы, пустынные вараны и змеи зависят от их популяции, как и ласка. Ласка (вверху на этой странице) гибкий и проворный небольшой зверёк, двигающийся, будто капля ртути, – ведёт очень активную жизнь. Мы очень скоро убедились в этом, попытавшись заснять на плёнку семейную группу. Они так быстро перемещались, что после часа наблюдения за их головокружительными кульбитами мы сами почувствовали головокружение.
потомство и что Родни снял взрослых зверьков вместе с детёнышами и то, как один из родителей приносит им песчанку. Кроме того, по словам Байрона, они были настолько бесстрашны и любознательны, что можно было не беспокоиться о производимом шуме или о том, чтобы получше спрятаться. Так оно и оказалось: в небольшой долине мы обнаружили Родни, который совершенно не скрываясь сидел на корточках. Примерно в двадцати футах [15] впереди него стоял старый, чёрный и искривлённый от времени саксаул. Земля вокруг его основания была густо усеяна сухими ветками, а неподалёку виднелось несколько покинутых нор песчанок. Подойдя к Родни, мы увидели таинственное животное. Это была ласка, которая выскользнула из-под земли и уселась, вытянувшись в струнку и разглядывая нас с глубочайшим интересом. Никаких признаков тревоги она не выражала. Её красивая рыжеватая шкурка отливала бронзой, а мордочка, лапы и хвост были несколько темнее. Мы сели на песок, и ласка некоторое время наблюдала за нами. Потом, видимо, решив, что мы слишком неподвижны, чтобы возбудить её любопытство, она вдруг исчезла, подняв облако бурой пыли, в одной из песчаночьих нор. Как только самец покинул сцену, на неё вышли его супруга и дети – словно труппа средневековых акробатов, резво скачущих по саксаулу, перепрыгивающих с ветки на ветку так проворно, что мы не успевали следить за ними глазами. Я решил, что самка ласки во время беременности очень удачно подготовила детскую, поместив её среди бурелома под саксаулом. Это место было идеальным по трём причинам: куча веток давала им защиту и сколько угодно выходов в случае опасности, саксаул создавал для них тень, и, наконец, прямо у порога их дома была целая колония песчанок, что-то вроде запаса свежего мяса. В общем, для ласок это был в высшей степени подходящий и во всех отношениях удобный дом.
Примечания:
11. Примерно 15-18 м.
12. Примерно 5 см.
13. Скорее всего, круглоголовка ушастая (Phrynocephalus mystaceus).
14. Вероятно, круглоголовка-вертихвостка (

Дата добавления: 2014-12-07