Темы для докладов и рефератов. Трансперсональная антропология и предельный опыт В

Метод

Теория

Трансперсональная антропология и предельный опыт В. Майкова

Биографические данные: Родился в 1956 г. в Ярославле. В 1980 г. окончил с отличием факультет общей и прикладной физики Московского физико-технического института и в том же году поступил в аспирантуру Института философии АН СССР. В своей диссертации «Единство познавательных и ценностных отношений в структуре человеческого сознания» Владимир впервые в отечественной литературе проанализировал это единство на материале трансперсональной психологии и «новой науки» (диссертация защищена в 1988 г.). Эти исследования заложили фундамент его будущих разработок в области трансперсональной психологии и терапии.

Владимир обучался у Станислава и Кристины Гроф с осени 1990 по весну 1993 года и стал сертифицированным преподавателем холотропного дыхания и трансперсональной психологии. В 1990 г. он стал одним из инициаторов создания Советской ассоциации гуманистической психологии и был избран вице-президентом этой Ассоциации.

В 1994 г. он основал Трансперсональный институт, а в 1997 г. – Институт трансперсональной психологии. В 1994 г. он основал Международный издательский проект «Тексты трансперсональной психологии» и по сей день является главным редактором этого проекта. Им издано свыше 60 книг по трансперсональной психологии и психотерапии, в которых представлен весь спектр современного трансперсонального движения.

С 1995 г. Владимир Майков. является членом Европейской трансперсональной ассоциации и постоянным делегатом от России на ежегодных конференциях этой ассоциации. В 1999 г. он стал членом Общероссийской профессиональной психотерапевтической лиги и в 2000 г. получил Европейский сертификат по психотерапии. В настоящее время (2008 г.) – учредитель, член Президиума и президент Ассоциации трансперсональной психологии и психотерапии.

Основные направления исследований::

История, школы и современное состояние трансперсональной психологии.

Трансперсональная антропология.

Роль необычных состояний сознания в истории культуры.

Холотропный подход в психологии и в культуре.

Языки переживаний и методы интеграции.

Путешествие героя: единство мифических, экзистенциальных и трансперсональных измерений человека.

Безумие и творчество: трансперсональный взгляд.

Сущность психотерапии.

Стратегия трансперсонального познания: деконструкция «редактора реальности»

Благодаря опыту необычных состояний сознания возможно существенное углубление психологии и феноменологии восприятия и познания, по сравнению с традиционными гносеологическими подходами. В трансперсональной психологии активно используются и исследуются шаманские техники, холотропное дыхание, медитативные техники, управляемое воображение, техники работы со сновидениями и осознавание сновидений.

Гносеологическую важность опыта необычных состояний сознания можно пояснить следующим образом.

Человеческая ситуация – это ситуация восприятия. Мы вступаем в контакт с этим миром через наши органы чувств, получаем сенсорную информацию через органы чувств, и вся получаемая через органы чувств и через внечувственные каналы (интуиция, парапсихология, чутье) информация обрабатывается теми программами переработки информации, которые мы накопили в жизни.

Мы неотделимы от мира, который мы наблюдаем, и мир дан нам только через наше переживание. Это то, что в буддизме и в западной феноменологии называется вместерожденностью нас и мира, который мы переживаем, наблюдаем, воспринимаем. И это фундаментальная характеристика человеческой ситуации. Отсюда все вытекает.

Отсюда вытекает то, что мы уже находимся в ситуации вовлеченности в то, что называется человеческим видением. Наше «я» сформировано как продукт человеческого видения.

Известный психокибернетик Грегори Бейтсона ввел понятие редактора реальности, или редактора восприятия. Посредством него Большая Реальность, становится тем миром, который мы воспринимаем. В идею редактирования реальности Бейтсон обобщил известные представления о том, что наше восприятие обусловлено установками, ценностями, воспитанием, бессознательным, то есть, привязано к пространству, времени, зависит от многочисленных историко-культурных факторов. В итоге то, что мы воспринимаем, является отредактированной версией Большой Реальности.

Углубление этой идеи принадлежит Мишелю Фуко, философу, который рассмотрел познание в исторической перспективе и показал, как формируются в толще культуры различного рода дискурсы, основополагающие человеческие способы воззрения на мир, способы оперирования миром, насколько тесно они связаны со временем и местом, с генезисом Я, с властью. Фуко ввел представление об антропологическом сне. Оно соединяет в его философии древние представления об иллюзии, майе, сне, в котором мы все находимся, и представления, связанные с современными пост-психоаналитическими идеями о проекциях и переносе. Главная мысль состоит в том, что мы воспринимаем только то, что способны воспринимать. Воспринимаемый нами мир есть дубликат наших состояний. Вот какова реальная ситуация человека. Недаром во все времена эту ситуацию называли сном, или говорили о том, что реальность имеет сновидческое качество или сноподобную структуру. Наша реальность – это то, что воспринято нашим сознанием. Изменяя структуру и характеристики нашего сознания, меняя восприятие, мы будем менять реальность. Например, сегодня мы считаем так, а завтра иначе – и мы видим по-другому. На этом работает психотерапия – дать другой взгляд; на этом работают любые системы промывки мозгов; так работают все системы средств массовой информации. Манипуляторы и хозяева средств массовой информации прекрасно понимают: реальность – это то, что мы покажем реальностью, а не то, что где-то происходит; то, что мы представим в отношении событий в Югославии, в Ираке или в Грузии – как мы скажем, покажем, так и будет. На этом уровне это тоже проявление работы редактора реальности.

Поэтому мы не воспринимаем ничего нового, а только то, что способны воспринять. Это состояние Фуко и назвал антропологическим сном, в котором происходит самосогласованный "танец" воспринимающего и воспринимаемого в акте восприятия.

Ничего нового в человека сформированного войти не может. Его восприятие уже сформировано усыпляющей машиной современной культуры, которая всех нас отделяет от Большой Реальности, адаптируя к привычному, конвенциональному миру. Поэтому принципиально важно найти, где и как происходят возмущения, разрывы непрерывности анропологического сна, самосогласованной пары воспринимающего и воспринимаемого. Именно там, в разрывах этой связи, в возмущениях сноподобной реальности возможно вхождение нового в повседневный человеческий мир.

Для трансперсонального подхода такого рода разрывами непрерывной общепринятой реальности является опыт необычных состояний сознания. Этот опыт способен, сместив наши привычные стереотипы восприятия, дать нам, на какое-то время, новое видение мира. Он разрушает гомеостаз восприятия, помогает нам иначе взглянуть на знакомые вещи, увидеть прежде незнакомое. Он меняет жесткость восприятия, расплавляет существующие константы, связанные с Я, с культурой, властью, миром, со всеми понятийными, языковыми, редакторскими аспектами нашего восприятия. Уже имея опыт необычных состояний сознания, альтернативный взгляд, мы можем более уверенно постигать тайну восприятия. Мы можем на собственном опыте понять, что реальность, которую мы воспринимаем, зависит от нас, как воспринимающих. Что мир, который мы воспринимаем как внешний и независимый от нас, в очень глубоком смысле есть мы сами, проекция наших сознаний. Мы можем начать искать пути пробуждения из этого антропологического сна. Вот, собственно, с чего начинается программа обучения, которая осуществляется в Институте трансперсональной психологии в Москве. Она предусматривает последовательное прохождение нескольких этапов обучения, начиная с объяснения необычных состояний сознания, восприятия. Затем следует объяснение метафизики предельного опыта, вводятся его язык и структура, показываются все краевые, маргинальные трансперсональные феномены, границы разума, границы понятий. Далее фокус переносится на "другой берег" - к целостному восприятию.

Дальнейший проект познания в рамках ума может быть основан только на интегральном, целостном подходе, учитывающем все аспекты (типа интегрального подхода Кена Уилбера). При этом движении систематически возникает выход за границы любой понятийности, опыт чистого восприятия и за рамками ума возможно более близкое знакомство с состоянием, которое является основанием всего, сознанием, как таковым, духом. Картирование этой области осуществлялось и в западной традиции - философской, мистической - и в восточной.

Без глубоко понимания ситуации восприятия, прояснения сущности опыта невозможно никакое серьезное изучение психологических и философских предметов. Ведь они предстают перед нами как данность, то есть мы уже попали в плен понятий, в плен антропологического сна. Мы не сможем понять повседневную реальность, не выходя за ее пределы, систематически исследуя восприятия и имея при этом так называемые «необычные, или измененные, состояния сознания».

Итак, древняя идея "вместерожденности" воспринимающего и воспринимаемого, сущностного сознания как «зеркала», а воспринимаемого мира как «отражения», может быть повсеместно прослежена в глубинных практиках постижения реальности – антропологических, философских, психологических, духовных и т.д. Объективный мир, вне того, что мы "создаем" своим восприятием, является просто-напросто идеализацией. Его непрерывное восприятие «склеено» нашими привычками, эпохой, в которой мы живем, и отражает Zeigeist этой эпохи. Но это - иллюзия восприятия, порожденное нашей принадлежностью к «человечеству, слишком человеческому». Достаточно попытаться взглянуть на мир так, как смотрят представители флоры и фауны. В другом диапазоне восприятия органов чувств, другой зависимости от окружения и другом горизонте видения мира. Все видят свои миры: орел, пума, стрекоза, младенец, каждый человек. Где же настоящий мир? Как видит мир существо, способное воспринимать его во всем диапазоне возможных вибраций и связей с миром и иными «редакторами реальности»? Какое место в этом мире занимает Я с его привязанностями? Как достичь более широкого и свободного восприятия? Как этот вопрос связан Путями освобождения, которые исследовааны мировыми духовными традициями? О чем говорит этот опыт? Как человеку европейской культуре постичь мировой духовный опыт и духовные практики, отличные от христианской, от Православия.

Изложенные выше идеи составлют суть исследований В.В. Майкова в области трансперсональной антропологии и включают в себя аналитику необычных состояний сознания и их роль в истории культуры.

Дальнейшее развитие трансперсональной антропологии связано с метафизикой предельного опыта. Выход в область, где нет никаких карт, где прежние карты не работают, блестяще описан в европейской культуре, например, Иммануилом Кантом в его «Критиках», прежде всего в «Критике чистого разума». Кант описал, с чем сталкивается «чистый разум», свободный от идолов, предрассудков, который уже не впадает ни в какие склонности и ими не обусловлен. Он сформулировал вопросы, на которые чистый разум может давать противоположные и одинаково доказуемые ответы, и сформулировал четыре антиномии. Например, он показал, что мы одинаково убедительно для разума можем доказать, что: а) мир имеет начало во времени и б) мир не имеет начала во времени.

Природа кантовских антиномий связана с тем, что, как только мы уходим с поверхности в глубину, время и пространство нашей жизни меняются (так называемое мифологическое время, когда течение одного дня, например в романе Джойса «Улисс», совпадает с путешествием Одиссея), становятся чудесными, волшебными, сказочными, мифологическими. Как только мы выходим за границы возможного опыта, опыта поверхности, за границы нашего знания, разума, известного, мы попадаем в антиномические ситуации и не можем ничего ни доказать, ни опровергнуть.

При любом выходе за пределы известного мы можем стать пленниками одной из четырех фундаментальных склонностей, одного из классических «-измов». Нагарджуна, знаменитый индийский пандит из древнебуддистского университета Наланда, раскрыл это в своей знаменитой «Тетралемме»: можно утверждать, что существует «А» (например, «материя первична»); можно утверждать, что существует «не-А», «материя не первична, первично сознание»; можно утверждать, что существует и «А» и «не-А», «в каком-то смысле первична материя, а в каком-то смысле – сознание»; можно утверждать, что не существует ни «А», ни «не-А» («ни материя, ни сознание не являются первичными, они сами – производное невыразимой бездны»). Пятая точка зрения говорит, что мы должны удерживать все предыдущие точки зрения одновременно, не склоняясь ни к одной из них и понимая, что каждая из них отражает наши пристрастия. Всегда, когда мы выходим за пределы известного, мы имеем склонность, в соответствии со своими глубинными тенденциями, судить ошибочно, и мы должны блокировать свои пристрастия, моментально допуская, что существует не только то, к чему мы склонны, но и одновременно все четыре противоположности. Эта структура, аналогичная даосской диаграмме «инь–ян» описывает любой предельный опыт.

Примером предельного опыта является широко известная в буддистской (и не только) культуре мандала. Практику нужно войти в центр мандалы, объединяя все противоположности. Мандала – это гора Меру, на которую нам нужно подняться, дворец, центр Вселенной. Когда мы продвигаемся в центр мандалы, нам нужно войти через те или иные врата (северные, западные, восточные или южные) в соответствии с нашими индивидуальными склонностями и особенностями. Нам нужно встретиться с проявлениями определенного рода переживаний, победить определенного рода демонов и чудовищ, стражей ворот, который символизируют наши страхи, ограниченность, «западания». Путешествие в центр мандалы, которые описывают многие романы и эзотерические трактаты, – это путешествие к целостности себя. Часто оно описывается как путешествие в мифическом мире, как путешествие героя (Кэмпбелл, 1997).

Вся история культуры – это история предельного опыта и в каком-то смысле история необычных состояний сознания. Все новое приходит к нам как необычное состояние сознания и нередко под маской безумия. И затем открыватели нового, принявшие на себя риск и ответственность, пытаются коммуницировать, общаться с другими людьми, передать им это новое знание, видение мира, новые произведения искусства. Конечно, в отношении этого нового мы всегда подобны слепцам или представителям какого-нибудь «-изма»: истинна только полнота. Это давно познали древние. По словам Чжуан-цзы: «Ловушка нужна для ловли зайцев – поймавши зайца, забывают о ловушке. Слова нужны для ловли мыслей – поймавши мысль, забывают о словах. Где бы найти забывшего про слова человека, чтобы поговорить с ним ни о чем».

Такова даосская традиция, отмечающая то запретное, о котором нельзя говорить. Каждая культура ставит здесь свои охранительные вехи: «Знающий не говорит, говорящий не знает» (Витгенштейн). О чем не говорит знающий? О чем не знает говорящий? Здесь словно стоит метка: «Осторожно! Дальше не годятся обычные слова и общепринятые концепции, они приведут к ошибочным суждениям. Здесь нужно углубить знания, и тогда из этой глубины, из несказанного возникнет новое видение». Буддистская «Алмазная сутра» говорит о том же: мы проходим границы нашего знания, и для того, чтобы идти дальше, нам нужны новые органы познания, нужна «трансцендентальная интуиция», мудрость по ту сторону обычных слов, для возникновения которой необходимо испить всю полноту опыта, коснуться всех противоположностей и не быть ослепленными, освободиться из плена частичных точек зрения.

Здесь показывается, как вне зависимости от того, какими путями и в логике каких путей мы движемся – если мы идем достаточно далеко и честно – мы занимаемся решением одних и тех же вопросов – поэты, музыканты, философы и так далее – все, кто идет в познании и творчестве до конца. При выходе за границы известного опыта, возникает одна и та же ситуация и одни и те же парадоксы и антиномии – то, о чем писали Нагарджуна, Кант, древние даосы и о чем говориться в современных антиномиях теории множеств. Антиномичность разума на границах, когда рушатся понятия, и мы входим в неизвестное.

Поскольку работа с восприятием выводит нас за пределы того опыта, который магистрален для данной культуры, то мы достаточно быстро оказываемся «по ту сторону». Для того, чтобы продвигаться дальше, нам нужно иметь соответствующие знания и опыт, непривычный для повседневной европейской культуры, который обычно ассоциируется с медитатицией, экстремальностью, трансом, шаманством, экстатичностью, предельностью, сосредоточением вглубь и т.д. Этот опыт и соответствующая методология используется как инструмент для изучения восприятия, для расширения своего диапазона восприятия, для повышения пластичности сознания.

Метафорически описанную ситуацию можно представить следующим образом. Для большинства людей жизнь проходит следующим образом. Они «смотрят» одну и ту же программу в своем редакторе реальности, называя эту программу "моя жизнь". Некоторым счастливцам везет, они обнаруживают, что программы можно переключать. Начав переключать программы, мы обнаруживаем, что, например, всю жизнь до этого смотрел мелодраму, а бывают еще мультфильмы, спортивный канал и так далее. Есть управляющий центр, который может менять восприятие. Есть передающая стация – то, откуда говорится, указывается, определяется, что можно воспринимать. Есть «поле», или «среда», в которой происходит «трансляция» воспринимаемых программ.

С этими вопросами тесно связана следующая тема: проблема безумия и творчества. Выход за пределы разрешенного и обыденного очень скоро сталкивает нас с запретительными механизмами культуры. Необычное воспринимается как безумное. Проработка этого материала необходима для дальнейшего продвижения. Страх быть безумным вместе со страхом смерти и страхом быть иным – наиболее сокровенные страхи каждого человека. Вне схватки с этими противниками невозможно никакое дальнейшее развитие. Тайна безумия хранит тайну творчества. Только отняв у безумия тайну творчества, мы можем стать свободными. В свете трансперсонального понимания человеческой ситуации и метафизики предельного опыта изучается история безумия, связь безумия, власти, творчества, смерти - главных сил, которые формируют политику Я и политику переживаний. Здесь можно говорить о культурной политике переживаний – что нам разрешено переживать, а что – запрещено в силу устройства нашего мира и в силу того, что оно понятийно нормировано. Есть устойчивые стереотипы, которые мы защищаем и к которым мы неосознанно привязаны. Работа на конкретном материале по расширению диапазона восприятия может далее открыть людей духовным традициям. Для каждого человека они могут быть свои. Несколько крупных мировых традиций, таких как Адвайта, буддизм, Дзогчен, серьезно занимались восприятием, и дальнейшие шаги по освобождению восприятия можно делать в рамках одной из этих традиций. В рамках социально обусловленного трансперсонального тренинга вряд ли можно сделать что-то еще, ввиду колоссального сопротивления обычных представлений и защитных реакций. Необходима очень высокая познавательная мотивация и страсть к освобождению. Однако и полученное интеллектуальное понимание и расширенный опыт восприятия, делают получивших их, более адаптированными и сведущими в общепринятой реальности.

Исследованию языков переживания и методов интеграции В.В. Майков посвятил около 15 лет. Им разработаны учебные курсы из 6 пятидневных семинаров, посвященные этой теме. Исходя из лингвистическо-гносеологического тезиса о том, что «мы знаем только то, что можем выразить на каком-либо языке», в этом томе, работа над которым ведется уже более десяти лет, на многочисленных примерах исследуются пять фундаментальных языков, выработанных различными культурами для постижения глубины. Это язык дхарм (алфавит целостных состояний Абхидхармы), язык Дао, язык мифодрамы (как единства трех уровней мифа: космогонического, мифологического и личностного), язык холонов-чакр и язык лингвистических ландшафтов. В частности, для языка мифодрамы предложено новое понимание классического «путешествия героя» Дж. Кэмпбелла и показано, что в силу нераздельности и несводимости друг к другу мифического, экзистенциального и трансперсонального измерений человека на самом деле при путешествии в глубину мы проходим не одно, классическое «путешествие героя», а три путешествия: мифическое, экзистенциальное и трансперсональное. Карты этих путешествий могут быть найдены в культуре.

Путешествие героя: единство мифических, экзистенциальных и трансперсональных измерений человека.

На протяжении всей истории человечество познание нового было связано с каким-либо путешествием. Путешествие является своего рода архетипом познания нового. И поэтому для человека познание нового, скажем, восприятие нового материала, всегда укладывается в какой-то сюжет какого-то путешествия. Существует взаимообратная связь между новизной и путешествием. Именно поэтому большинство человеческих историй имеют такого рода канву или сюжетность, связанную с путешествием. Когда мы начинаем путешествие в глубину, мы покидаем мир поверхности и попадаем в мир, который имеет другие характеристики. Скажем, основной характеристикой этого мира является сказочность. И в каком-то очень существенном смысле наш мир поверхности является следствием мира глубины. И если мы забываем мир глубины, то тогда наша жизнь тоже может прекратиться.

Обычное или повседневное путешествие – это путешествие в рамках мира поверхности, современной разновидностью которого является туризим. И в основном люди совершают это путешествие. Мы знаем, что большинство людей рождались, жили и умирали на одном и том же месте. Поэтому, все, что они есть, связано с их корнями, с их семьей, с местом, в котором они живут, с сословием, из которого они происходят. И это в значительной степени определяло их реакции в типичных жизненных ситуациях.

Первый мир, который открывается при путешествии с мира поверхности в глубину – это мир мифический, сказочный. Мы можем говорить об этом мире на языке исследователей мировой мифологии, таких как Джозеф Кемпбелл, который описал структуру этого мира в виде путешествия героя. В каждом, кто совершает путешествие в глубину, оживают древние мифы и легенды.

Большинство «мифологических» романов 20 века («Сто лет одиночества» Габриеля Гарсиа Маркеса, «Иосиф и его братья» Томаса Манна, «Человек без свойств» Роберта Музиля, знаменитые романы Кафки, саги Марселя Пруста «В поисках утраченного времени»), – о путешествии в глубину. Большинство фильмов, которые нравятся, нам – о путешествии в глубину («Звездные войны», «Матрица», «Игра» и т.д.).

Нам это интересно потому, что рассказывает о нашем собственном возможном путешествии, более того, о нашей жизни как путешествии в глубину. Это отзывается в нас, потому что дает нам путеводные карты путешествия в глубину, показывает проблемы, с которыми мы столкнемся, когда будем путешествовать в глубину. В каком-то смысле мы все уже путешествуем в глубину, глубина уже зовет, мы уже притянуты зовом глубины, уже хотим разобраться, получить какого-то рода опыт и карты для путешествий.

Присутствие глубины можно увидеть и в тех кошмарах, проблемах, с которыми мы постоянно встречаемся в своей жизни, в тех симптомах, которые есть у нас, в тех болезнях, которыми мы болеем. Все оказывается нераздельно, и если мы не воспринимаем свою связь с глубиной на уровне смысла, на уровне какого-то вербального послания, на уровне культурной связи, опознаваемой через какие-то вербальные вещи (культурные институты, истории), то эта связь может проявляться на уровне тела, болезней, напряжений, которые мы испытываем, потому что весть, которая прорывается к нам из глубины – это всегда весть о большем, ничем не ограниченном мире, с которым мы связаны и который является нашей основой, но пока не проявился в должной степени в нашем мире поверхности, в нашем привычном мире. Но энергия этого мира уже настолько велика, что он хочет прорваться, а ограничения, в которых мы живем, настолько сильны, что он не может прорваться.

И в то же время все это несет нам весть о большем мире, о том, что в нас уже готово проявиться, исцелиться и быть принятым в наше привычное Я, о том, в каких направлениях мы можем расти, начать расширяться. С этой точки зрения это является картами нашего безошибочного, не придуманного пути к целостности, к исцелению. Если мы имеем более глубокое и верное понимание в отношении всего, что происходит в нашей жизни, если мы принимаем это, прежде всего, как послание из глубины, о глубинных конфликтах, о путях нашего изменения, как будущие маршруты наших путешествие в глубину, тогда мы можем руководствоваться этим как картами пути. Все это составляет неотъемлемое мифологическое измерение человеческой ситуации.

И когда мы идем в глубину, ситуация разворачивается таким образом, что, оказывается, каждый из нас на своем опыте должен заново решить вечные вопросы, вечные загадки человечества, оказывается, те решения, которые мы получили извне, которые добывали до нас другие люди, не годятся для нас. Какой толк говорить нам, что такое любовь, если мы сами не любили? Что будут значить для нас слова о вкусе первого поцелуя, если мы сами еще не целовались? Если нам говорят, что такое ананас, а мы видели его лишь на картинке? Нам нужно попробовать жизнь на свой собственный вкус, иначе жизнь будет для нас пресной. Нам нужно самим решать вопросы, которые ставит перед нами жизнь, и оборотная, психологическая сторона ситуации состоит в том, что, только попытки самостоятельно разобраться в жизненной ситуации – конечно, с помощью всего, что доступно нам, вроде книг, друзей, семинаров, мудрых людей и т. п. – только эти самостоятельные попытки имеют для нас неопровержимую убедительность, достоверность и очевидность, только это входит в нас. И в этом как раз и состоит суть того, что мы все находимся в ситуации, которая называется экзистенциальной.

Экзистенциализм – это литературно-философское направление, возникшее на рубеже 19-20 веков. В России писателями-экзистенциалистами считаются, прежде всего, Достоевский и Толстой, которые в центр своих романов вынесли темы жизни человека, того, как в ней разобраться: человека на пороге тайны, человека перед бездной, «тварь ли я дрожащая, или право имею?»; с одной стороны – слеза замученного ребенка, с другой стороны – спасение мира. И каждый сам должен найти ответ на эти вопросы, сам должен принять решение.

И это – неустранимая ситуация каждого человека, потому что мы отделены – мы отделены от других людей, мы отделены от мудрости, мы отделены от бога. Это – та ситуация, в которой мы себя застаем. И нам нужно найти ответы, то есть воссоединиться с мудростью, познать мир, познать бога – это происходит, и в этом процессе мы изменяемся.

Когда знание входит в нас, мы изменяемся очень сильно, порой радикально, порой то, что было нами, умирает и рождаемся другие мы, намного большие, мудрые, но другие. Это процесс непрерывных изменений и непрерывных смертей, процесс смерти-возрождения, и поэтому для нас этот процесс часто мучителен – старое «я», старая идентичность умирает. Но нет другого способа расти дальше, кроме как сказать «прощай!» своему старому «я» – нужно сделать прыжок, нужно принять вызов, нужно быть героем и героиней. Без этого жизнь невозможна, без этого мы останемся там, где были, и не будет никакого продолжения, не будет никакого познания. Поэтому наша жизнь сама по себе экзистенциальна, каждый человек находится перед этими вопросами, которые он сам должен решить, потому что все решения, сделанные до него, не имеют к нему никакого отношения.

И эта неискоренимая ситуация, которую мы называем экзистенциальной, проистекает из основополагающей ситуации человеческой жизни – из нашей ограниченности, из нашей несвободы, из того, что нам нужно расти и постоянно выходить за границы тех представлений, в которых мы живем, за границы общепринятой человеческой жизни.

Трансперсональное в буквальном переводе на русский язык означает надличностное.

Личностное – это то, что связано с нами, живущими в этом обществе, в это время. Личность – это та психическая структура, которая коррелирует с современным обществом, являясь как бы внутренним отражением того, что происходит в обществе. Недаром К. Марксом личность определяется как ансамбль общественных отношений. Или можно представить личность как перекресток всех коммуникативных, энергетических, жизненных потоков, всех отношений, в которых мы участвуем.

И поэтому личность современного западного человека это субъект тех отношений, которые наиболее важны в этом обществе – это свободный рынок, это частная жизнь, частная собственность, демократия.

Но когда мы говорим о transpersonal, о надличностном, мы говорим о том, что в глубине, о том, что универсально для всех людей, это все высшие общечеловеческие уровни психического.

Трансперсональная психология, в отличие от мейнстрим-психологии, связанной с изучением личностных структур, универсальна. Психология личности меняется от страны к стране, от эпохи к эпохе, а трансперсональная психология более универсальна, это психология глубины. Нельзя сказать, что лучше для жизни, что хуже. Для жизни необходимо знать и ту психологию, и другую. Нужно знать и азы взаимоотношений и те роли, которые мы играем – родителя, ребенка и взрослого, – нужно знать психоанализ, но также нужно кое-что знать и о том мире, который предстанет пред нами, если мы дерзнем идти в глубины самих себя, если мы дерзнем знать больше, чем требуется от нас знать в мире общепринятом.

С этим связаны основные движущие силы трансперсональной психотерапии: с пониманием и с осознанным профессиональным использованием того факта, что наши основные проблемы связаны с нашей привязанностью к тем ролям, которые мы играем. Эти роли, которые являются источником нашей эффективности, нашей нормальности в отношении жизни на поверхности, одновременно являются и источником конфликтов, когда в нашей жизни происходит что-то, и мы неотвратимо начинаем расширяться, расти, путешествовать в глубину и т.д. И тогда эти роли являются одним из главных источников проблем, конфликтов, болезней. Ситуация исцеления всегда связана с исследованием ролей, которые мы играем, тех ограничений, в которых мы живем, которые проявляются как минимум трояким образом: в нашем видении (в нашем уме); в том, как движется энергия в нашем теле, в наших блокировках, в нашем дыхании, голосе, движении, всем том, как проявляется наша энергия; в нашем теле, болезнях, симптомах, синдромах и т.д.

И для того, чтобы выйти за их рамки, нам нужны достаточно мощные техники, достаточно глубокие знания и достаточно новые понимания природы реальности, природы человека и всего, что связано с человеческим миром, темой здоровья и болезни, с нашими основополагающими жизненными ситуациями.

«Изначальная психотерапия» или 9 ликов Внутреннего целителя».

17-летний опыт В.В. Майкова в качестве трансперсонального психотерапевта, широко использующего знания о целительных возможностях ресурсных состояний сознания, накопленных мировой культурой, и инструментарий современной трансперсональной психотерапии, показал, что:

1. Каждый человек является наилучшим экспертом по своей жизненной ситуации и единственное, что мешает ему применить это знание в действии – это ограничения его ума, впитанные предрассудки и шоры профессиональной образованности.
2. Пути исцеления неисповедимы, как и пути Господне.
3. В нашем организме заложена жажда исцеления, и он уже знает, как исцелиться.
4. Пути исцеления ситуации/проблемы уже представлены в способе ее существования.

Это привело его к пониманию существования «изначальной терапии», присущей каждому человеку, как находящемуся в самоорганизации и развитии живому существу и заставило глубже взглянуть на силы и механизмы самоисцеления, которые в холотропном подходе носят имя «Внутреннего целителя».

В своей книге «Изначальная психотерапия» он изучает то, как происходила психотерапия до того, как в конце XIX-XX века возникла глубинная психология и психотерапия, то есть до, когда она оформилась как институциональная практика, которая заменила (по справедливому утверждению Карла Густава Юнга) пустоту существующей в то время в Западной культуре христианской религии, не способной к практической помощи людям.

Исследуя на протяжении последних, может быть, 15 лет мировые культуры под углом зрения того, какие практики, институты, методы, которые мы знаем из религиозных и житейских практик, духовных традиций и из практик поддержания здоровья – на протяжении столетий, а, может быть, даже тысячелетий выполняли то, что сейчас мы называем функцией психотерапии, он пытался найти некоторую «изначальную психотерапию».

На настоящий момент он выделил 9 методов или 9 традиций, тут даже точнее не скажешь, потому что это методы, традиции, они могут быть найдены (в том или ином виде, в более развёрнутом или в менее развёрнутом) в основных мировых культурах. И именно они на протяжении всего этого времени до начала официальной терапии выполняли вот такого рода функции психотерапии или прото-психотерапии.

Путешествие во времени действительно составляет одну из фундаментальных внутренних метафор пути целителя, то есть мы как бы возвращаемся в то место, где ещё не было существующих в настоящем проблем, корректируем возможные последствия, и метафора психотерапевтической машины времени естественным образом возникает в таких целительных практиках, как, например, шаманизм, реинкарнационная терапия и даже в классическом психоанализе и тем более – в трансперсональных практиках, например, в холотропном дыхании, когда спонтанно вспоминаются ключевые жизненные ситуации, связанные с проблемой.

В XX веке тема психотерапия как путешествие во времени) была фундаментальным образом проработана во французской культуре. Здесь имеется в виду, конечно, серия романов «В поисках утраченного времени» Марселя Пруста, в которых это сделано филигранно и досконально. И методология этих путешествий не так давно была проработана уже с точки зрения философской – великим философом М.К. Мамардашвили, в его цикле лекций по Прусту.

Психотерапия также может рассматриваться в плане универсального метода как «восстановление коммуникативной ткани сознания». Опрос великих психотерапевтов (например, Арни Минделла) показал, что за любой проблемой лежит разорванное общение с другими, собой, миром… Ответ Минделла фундаментален: все основные человеские проблемы возникают в силу того, что мы маргинализируем, вытесняем некоторые существенные аспекты своей жизни. Маргинализация – это и есть отодвигание на край, прекращение общения с собой (или с какими-то очень важными частями своего собственного состояния, своей души) с другими и с миром.

Следующий лик «изначальной психотерапии» – это «пробуждение от забвения» или «пробуждение от сна» или «пробуждение из матрицы». Это очень важная тема, и мы можем найти ее повсеместно в мировой культуре в качестве стратегического образца исцеления, освобождения из всех видов клеток и незнания.

Следующая очень важный лик – это «исцеление и целостность». Она существует и в классическом психоанализе и во всех целительных практиках. Она исходит из того, что наши проблемы возникают в силу того, что та часть, с которой мы отождествлены и называем своим «я», своим ядром, интегратором нашего повседневного опыта, отвергая некоторые другие части (или можно сказать, что другие части были отвержены в ходе различного рода процедур социализации и травмирующих ситуаций) находится в дисгармонии. Поэтому если мы исцелим её, включив в процесс интеграции, в прожектор нашего «я» другие, подавленные части, то произойдёт исцеление, мы получим свою собственную энергию, ресурсы, свои собственные состояния и всё, что с этим связано.

Следующий лик – это «состояние всё хорошо». Вот это состояние впервые автор узнал через Анну Симкин, когда она сказала, что хороший психотерапевт – «это старая и добрая бабушка», бесконечно любящая своих внучат, которая начинает психотерапию до объявления какой бы то ни было психотерапии. Всё уже хорошо. Всё уже хорошо, и ты уже включён, ты уже невинен, ты уже принят, уже в самом начале исчезают проблемы.

Пожалуй, в яркой степени он испытал это, обучаясь на протяжении трех лет у Грофа, три года, когда контактировал с ним более или менее постоянно. Гроф всегда был для других тем самым идеальным психотерапевтом, о котором говорил Фрейд, утверждая, что настоящий психотерапевт – это совершенный, идеальный отец всем своим клиентам. И вот такого рода состояние приятия, доброты, интеллигентности и любви, источает Гроф, и психотерапия начинается, как только мы вступаем с ним в первый контакт.

Следующий важный лик «изначальной психотерапии» – это алхимия, и её досконально, во всех своих работах, особенно работах позднего периода, исследовал К. Г. Юнг. То есть «психотерапия как алхимический процесс Великого Деяния», индивидуация как процесс достижения философского камня, достижения целостности себя на пути алхимической трансформации.

Более широко мы можем находить эту метафору не только в Европейской культуре, мы знаем, что алхимия интернациональна, существует даосская алхимия, египетская алхимия, буддистская, тибетская алхимия, и в более универсальном смысле алхимия – это путь преображения или трансформации, когда нечистое преобразуется в чистое. Это происходит, например, в тибетской и индийской тантре.

Следующий лик «изначальной психотерапии» – это психотерапия как «магический театр сознания». Из известных всем примеров это, конечно, «Степной волк», Германа Гессе, его описание «магического театра как театр всех возможных состояний», как начало волшебного путешествия в глубину, в целостность самого себя, и когда это случается, тогда реальность разворачивается как магический театр, где все роли – это различные аспекты меня самого, которые мне нужно увидеть, из которых нужно получить послание и так далее. Сам Гессе был много лет пациетном К.Г.Юнга, и его роман «Степной волк» представляет собой художественную запись процесса его духовного кризиса и терапии.

Следующий лик «изначальной психотерапии» - это «путешествие героя» как триединство мифического, экзистенциального и трансперсонального путешествий. Путешествие героя – это универсальный мономиф, который является общим для всех мировых мифологий; он исследован в деталях великим мифологом Джозефом Кемпбеллом. Однако Кемпбелл писал в основном о структуре нашего восприятия на мифическом уровне, и о тех испытаниях, которые мы проходим по жизни для того, чтобы вырваться из рутины, овладеть силой мифа.

В.В. Майков дополнил это путешествие двумя другими аспектами, потому что человек в целостности проявляется не только как мифическое существо, в котором актуальны мифические протосценарии, но и как существо экзистенциальное. Это связано с нашей конечностью, с выбором и с ответственностью, которую мы принимаем за свои поступки. Поэтому в культуре мы также с древнейших времён можем найти карты экзистенциального путешествия. И хотя экзистенциализм как философско-литературное течение возник с работами Кьеркегора Достоевского в XIX веке, экзистенция – это вневременная и фундаментальная характеристика человеческой ситуации, и экзистенциальная проблематика существует столько, сколько существует мыслящий человек.

Третье путешествие – трансперсональное – тоже фундаментально. Оно имеет дело с поиском окончательного освобождения и «выходом из Матрицы».

И, наконец, последний лик «изначальной психотерапии» – это дао или поток, процесс. Он в современной психотерапии досконально представлен в процессуальном подходе Минделла. Древний образец – даосизм.

Каждая лик «изначальной психотерапии» имеет древние образцы и существует в многообразии современных вариантов. Например, есть различные школы психотерапии, которые делают аспект на процессе, на потоке, на выходы за пределы концепций и идей. Есть другие, которые в большей степени работают с интегративными техниками или с представлениями о восстановлении нарушенных коммуникаций.

Если мы задумаемся о некотором инварианте всех этих девяти универсальных методов, то это, безусловно, это освобождение.

Освобождение от пойманности в этот мир, в это восприятие, потому что несвобода является, по сути дела, и другим универсальным описанием человеческой ситуации и тех основных проблем, с которыми мы сталкиваемся в своей жизни.

Поэтому мне кажется, что в наше время, когда каждый год, возникают новые, самобытные, школы и методы психотерапии, очень важен также и противоположный фокус внимания, сосредотачивающий нас на процессе интеграции и постоянного контакта с первоистоками, напоминая нам о том, что хотя психотерапия началась не так-то давно, тем не менее, она всегда существовала в других формах, не будучи названной, всегда была «изначальной психотерапией».

И существование её в этих универсальных формах на протяжении тысячелетий человеческой истории является тем источником, из которого каждый психотерапевт-новатор и каждый практик черпает своё вдохновение.

Итак, «изначальная психотерапия» проявляется как:

1. Психотерапевтическая машина времени – Г.Уэлс, М.Пруст, Р.Бредбери, В. Майков.

2. Восстановление коммуникативной ткани сознания – Меркурий – посланец богов и символ коммуникации и торговли, М.Бахтин, М.Маклюэнн, А. Минделл

3. Пробуждение от забвения (сна, Матрицы) – Морфей – бог сна, Х.Л.Борхес, братья Вачовски – режиссеры «Матрицы».

4. Исцеление и целостность, воссобрание частей и объединение – Адвайта-веданта, русская философия всеединства, холотропная терапия С. Грофа,интегральный подход К.Уилбера.

5. Состояние «все хорошо» (расслабление, благо, знание и т.д.) – Лонгченпа, Кунтузампо – Изначальный Будда, А. Симкин, С. Гроф.

6. Алхимия великого деяния (преображения) – Гермес Трисмегистр, тантра, К.Г.Юнг.

7. Магический театр сознания и три изначальных спектакля сознания – Е.Гротовский, Дж.Фаулз, А.Ходоровский, Х.Кортассар.

8. Как путешествие героя – Дж.Кемпбелл, В.Майков.

9. Как поток (процесс, гибкость, здесь и сейчас) Чжуан Цзы, Лао Цзы, А. Уайтхед, А.Минделл, Б.Виногродский

В.В. Майков в своих работах обосновывает метод трансперсональной антропологии (первичность восприятия-переживания, особое понимание человеческой ситуации, роль необычных состояний сознания в культуре, метафизика предельного опыта, языки переживаний и необычных состояний сознания, новое понимание связи безумия и творчества, введение представлений об «изначальной психотерапии» и «путешествия героя» как единства мифических, экзистенциальных и трансперсональных измерений человека). Это создает основы новой антропологической аналитики, позволяющий более эффективно, чем традиционные методы иметь дело с трансперсональными феноменами.

Вопросы и задания.

1. Основные характеристики человеческой ситуации в трансперсональном подходе.

2. Трансперсональный опыт как основа религиозного, культурного, этического измерений человеческой жизни.

3. Понятие «языки переживаний» в трансперсональном подходе.

4. Новые понимания связи безумия и творчества в трансперсональном подходе.

5. Терапевтический смысл трансперсонального опыта

Основные положения трансперсональной антропологии.

Понятие «языки переживаний» в трансперсональном подходе

«Путешествие героя» как протосценарий пути человека.

Новые понимания связи безумия и творчества.

Рекомендуемая литература

1. В.В. Козлов, В.В. Майков. Основы трансперсональной психологии, М. ТПИ, 2000.

2. Холотропное дыхание: теория, практика, исследование, клиническое применение. М., ТПИ, 2001, под ред. В.В. Козлова и В.В. Майкова

3. Майков В., Козлов В. Трансперсональная психология. Истоки, история, современное состояние. – М. Издательство АСТ и др., 2004. – 603, [5] с.

4. Трансперсональный проект: психология, антропология, духовные традиции. Том I. Мировой трансперсональный проект (совместно с В.В. Козловым). М., 2007 – 350 с. – 18.5 а.л..Трансперсональный проект: психология, антропология, духовные традиции. Том II. Российский трансперсональный проект (совместно с В.В. Козловым). М., 2007 – 422 с. – 23 а.л.

5. Свыше 30 статей по различным аспектам трансперсонального подхода в различных изданиях.

Дата добавления: 2014-12-27