Точка сборки 2 страница

Дон Хуан сказал также, что точка сборки ответственна за то, что восприятие в первом внимании происходит комплексами. Примером комплекса эманаций, которые выделяются совместно, будет человеческое тело, как мы его воспринимаем. Другая часть нашего полного бытия — светоносный кокон — никогда не выделяется и погружается в забвение, так как свойство точки сборки не только в том, чтобы заставить нас воспринимать комплексы эманаций, но и отбрасывать другие.

Когда я сильно нажал на него, требуя объяснений комплексов, он ответил, что точка сборки излучает свечение, которое группирует связки эманаций, заключенных в коконе. Эти связки соединяются затем, как связки, с эманациями в великом. Такое комплексование происходит даже тогда, когда видящие имеют дело с эманациями, никогда не использованными. Когда они выделены, мы воспринимаем их так же, как комплексы в первом внимании.

— Одним из великих моментов для новых видящих был тот, когда они открыли, что неведомое — это просто эманации, отброшенные первым вниманием. Это великое дело, но имей в виду, что это дело, в котором происходит группировка в комплексы. Непостижимое, с другой стороны — это вечность, где наша точка сборки не имеет путей группировки чего-либо.

Он объяснил, что точка сборки подобна светоносному магниту, который подбирает эманации и группирует их, когда движется в пределах человеческой полосы эманаций. Это открытие сделано к славе новых видящих, так как оно осветило неведомое новым светом. Новые видящие заметили, что некоторые из навязчивых видений видящих, такие, которые почти невозможно постичь, совпадают со сдвигом точки сборки в ту область полосы человеческих эманаций, которая диаметрально противоположна той, в которой они обычно находятся.

— Это видения темной стороны человека, — заверил он.

— Почему ты называешь это темной стороной человека? — спросил я.

— Потому, что она сумрачна и зловеща, — сказал он. — она не только неведомое, но еще кто знает, что такое.

— Ну а что можно сказать относительно эманаций, которые находятся внутри человеческого кокона, однако вне границ человеческой полосы? — спросил я. — можно ли их воспринять?

— Да, однако совершенно неописуемым образом, — сказал он. — Они не человеческое неведомое, как в случае с неиспользованными эманациями человеческой полосы, но почти неизмеримое неведомое, где человеческие черты вовсе не прослеживаются. В действительности это область такой обезоруживающей безграничности, что даже лучшие из видящих едва ли пустились бы в ее описание.

Я еще раз попытался настоять на том, что мне кажется, что тайна, очевидно, внутри нас.

— Тайна вне нас, — сказал он. — внутри мы имеем только эманации, стремящиеся разрушить кокон. И это, так или иначе, вводит нас в заблуждение, воины мы или средние люди. Только новые видящие обошли это. Они боролись за то, чтобы увидеть, и путем сдвига своей точки сборки они поняли, что эта тайна проницаема — не в том смысле, что мы ее постигаем, но в том, что заставляет нас постичь ее.

— Я говорил тебе, что новые видящие верят, что наши органы чувств способны воспринимать все. Они верят в это потому, что видят, что положение точки сборки определяет то, что воспримут наши чувства.

— Женщина-нагваль сделала это, — сказал дон Хуан, словно он прочел мои мысли. — она созерцала эти тени после полудня.

Мысль о ней, созерцающей эти тени после полудня, оказала на меня быстрое опустошающее действие. Интенсивный желтый свет этого часа, спокойствие этого города и привязанность, которую я испытывал по отношению к женщине-нагвалю, в одно мгновение всколыхнули во мне все одиночество бесконечного пути воина.

Дон Хуан определил пределы этого пути, когда сказал, что новые видящие — это воины полной свободы и их единственное устремление направлено к окончательному освобождению, которое приходит, когда они обретают полное сознание. Тут я понял с незамутненной ясностью, глядя на эти осеняющие стены тени, что подразумевала женщина-нагваль, когда сказала, что громкое чтение стихов — это единственное облегчение, какое имеет ее дух.

Я вспомнил, как за день до этого она читала здесь, на этом дворике кое-что для меня, но я не понял ее настойчивости, ее томления. Это было стихотворение Хуана Рамона Хименеса «Ора инманса», о котором она сказала, что оно синтезирует для нее одиночество воинов, вышедших, чтобы уйти к полной свободе:

Только птичка и колокол нарушали безмолвие...

Казалось, они беседуют с заходящим солнцем.

Золотистое молчание — вечер, сотканный из хрусталя.

Странствующая чистота развевает прохладные деревья,

И над всем этим прохладной реке снится,

Что она, попирая жемчуг,

Вырывается на свободу,

И тонет в вечности.

Дон Хуан и Хенаро подошли ко мне и смотрели на меня с выражением удивления.

— Что мы действительно делаем, дон Хуан? — спросил я. — возможно ли, чтобы воины готовили себя только к смерти?

— Ни в коем случае, — сказал он, мягко похлопывая меня по спине. — воины готовят себя, чтобы сознавать, а полное сознание приходит к ним только тогда, когда в них совершенно не останется чувства самодовольства: только когда они ничто, они становятся всем.

Мы помолчали. Затем дон Хуан спросил меня, не нахожусь ли я в муках жалости к себе. Я не ответил, так как не был уверен.

— Не жалеешь ли ты о том, что находишься здесь? — спросил дон Хуан с тонкой улыбкой.

— Конечно, нет, — заверил его Хенаро. Затем он как бы заколебался. Он почесал затылок и взглянул на меня, подняв брови. — может быть, ты жалеешь? — спросил он. — или нет?

— Конечно, нет, — заверил его на этот раз дон Хуан. Он повторил тот же жест: поскреб затылок и поднял брови. — а может быть, ты жалеешь? — сказал он, — или нет?

— Конечно, нет! — загудел Хенаро, и оба они взорвались от безудержного смеха.

Когда они успокоились, дон Хуан сказал, что чувство собственной важности всегда бывает движущей силой всякого приступа меланхолии. Он добавил, что воины обязаны иметь глубокое чувство печали, но эта печаль тут только для того, чтобы заставить смеяться.

— У Хенаро есть что показать тебе, и это более захватывающее зрелище, чем всякое самосожаление, на которое ты способен, — продолжал дон Хуан. — это относится к положению точки сборки.

Хенаро сразу же стал ходить по коридору, выгнув спину и поднимая колени до груди.

— Нагваль Хулиан показал ему, как ходить таким образом, — сказал дон Хуан шепотом. — это называется походкой силы. Хенаро знает несколько походок силы. Следи за ним пристально.

Движения Хенаро были действительно гипнотическими. Оказалось, что я последовал за ним в его походке сначала глазами, а потом непреодолимо и ногами. Я подражал его походке. Мы обошли двор и остановились.

Двигаясь, я заметил, что каждый шаг вносил в меня чрезвычайное прояснение. Когда мы остановились, я был в состоянии острой пробужденности: я слышал каждый звук, мог заметить любое изменение в свете и тени вокруг. Я наполнился чувством срочных, угрожающих действий. Я чувствовал себя чрезвычайно агрессивным, мускулистым, смелым. В этот момент я увидел перед собой огромные пространства равнины: прямо передо мной был лес. Громадные деревья вздымались, как стена. Лес был сумрачным и зеленым, равнина — солнечной и желтой.

Мое дыхание было глубоким и странно ускоренным, но не настолько, чтобы казаться ненормальным. Все же именно ритм моего дыхания заставлял меня топтаться на месте. Мне хотелось пуститься в бег, вернее, этого хотелось моему телу, но как раз тогда, когда я пустился, что-то остановило меня.

Дон Хуан и Хенаро неожиданно оказались по бокам у меня. Мы пошли по коридору — Хенаро был справа. Он подталкивал меня плечом: я чувствовал на себе вес его тела. Он мягко направил меня налево, и мы повернули к восточной стороне дворика. На мгновение у меня возникло впечатление, что мы собираемся пройти через эту стену, и я даже приготовился к столкновению, но мы остановились как раз возле нее.

Пока мое лицо было обращено к стене, оба они тщательно осматривали меня. Я знал, что они ищут, — они хотели убедиться, что моя точка сборки сместилась. Я знал, что это так, потому что мое настроение изменилось. Они, очевидно, тоже знали это. Они мягко взяли меня за руки, и мы в молчании пошли в другую часть галереи, к темному переходу — узкой комнате, соединяющей дворик с остальной частью дома. Тут же остановились. Дон Хуан и Хенаро шли несколько впереди меня.

Меня оставили лицом к стене дома, которая была покрыта глубокой тенью. Я взглянул в пустую темную комнату. У меня было чувство физической усталости. Я чувствовал себя вялым, безразличным, и все же я испытывал чувство духовной крепости. Я понял тогда, что лишился чего-то. В моем теле не было крепости — я едва мог стоять. Мои ноги подкосились, и я сел, а затем лег набок. Пока я так лежал, у меня были чудесные, наполняющие чувства любви к богу, к добру.

Затем совершенно неожиданно я оказался перед главным алтарем церкви. Барельефы, покрытые позолотой, отражали свет тысяч свечей. Я увидел темные фигуры мужчин и женщин, несущих огромное распятие, установленное на огромном паланкине. Я ушел с их пути и вышел из церкви. Я видел множество людей, море свечей, идущих ко мне. Я чувствовал себя возвышенно. Я бежал им навстречу. Мною двигала величайшая любовь: мне хотелось быть с ними, молиться богу. Я был всего в нескольких футах от массы народа, когда что-то унесло меня прочь.

В следующий момент я был с доном Хуаном и Хенаро. Они поддерживали меня с боков, пока мы медленно обходили двор.

На другой день, пока мы завтракали, дон Хуан сказал, что Хенаро толкнул мою точку сборки своей походкой силы, и что он смог это сделать потому, что я был в состоянии внутреннего молчания. Он объяснил, что точкой отсчета всего, что делают видящие, является то, о чем он говорит неустанно со дня нашей встречи: остановка внутреннего диалога. Он подчеркивал снова и снова, что внутренний диалог является тем, что привязывает точку сборки к ее исходному положению.

— Когда достигнуто безмолвие, все становится возможным, — сказал он.

Я сказал ему, что ясно осознаю, что в общем я перестал разговаривать с собой, однако не знаю, как я это сделал. Если бы меня попросили объяснить методику, я не знал бы, что сказать.

— Объяснение этого — сама простота, — сказал он. — ты повелеваешь и так устанавливаешь новое намерение, новую команду. Затем твоя команда становится командой Орла.

В этом одна из необыкновенных вещей, из всего того, что нашли новые видящие: наша команда может стать командой Орла. Внутренний диалог останавливается тем же путем, каким он и начинался: актом воли. В конце концов, мы были вынуждены теми, кто учил нас, заговорить с собой. Когда они учили нас, они вовлекали свою волю, а мы — свою, в обоих случаях не зная об этом. Когда мы учились разговаривать с собой, мы учились управлять волей. Мы повелели себе говорить с собой, поэтому, чтобы остановить разговор с собой, нужно воспользоваться тем же методом, мы должны повелеть, мы должны породить намерение.

Мы молчали несколько минут, затем я спросил его, о ком он говорил, когда сказал, что у нас были учителя, которые научили нас разговаривать с собой.

— Я говорил о том, что происходит с людьми в детстве, — ответил он. — о времени, когда их учит всякий окружающий повторять о себе бесконечный диалог. Этот диалог становится внутренним, и только эта сила удерживает точку сборки неподвижной.

Новые видящие говорят, что дети имеют сотни учителей, которые учат их, где поместить их точку сборки.

Он сказал, что видящие видят, что у детей вначале нет неподвижной точки сборки. Их внутренние эманации находятся в состоянии большой суматохи, и их точка сборки сдвигается всюду по человеческой полосе эманаций, что дает детям великую возможность фокусироваться на эманациях, которые позднее будут старательно затушеваны. Затем, по мере их роста, старшие окружающие, с помощью своей значительной власти над ними, принуждают детскую точку сборки стать более постоянной благодаря все более возрастающему по сложности внутреннему диалогу. Внутренний диалог — это процесс, постоянно укрепляющий положение точки сборки. Поскольку это положение произвольно и нуждается в постоянном подкреплении.

— Фактически, многие дети видят, — продолжал он. — однако большинство из тех, что видят, считаются странными, и прилагаются все усилия для их исправления — их заставляют укрепить положение их точки сборки.

— Но можно ли поощрять детей поддерживать их точку сборки в более подвижном состоянии? — спросил я.

— Только если они живут среди новых видящих, — сказал он. — в противном случае они будут пойманы, как это было с древними видящими, сложностями безмолвной части человека. И поверь мне, это хуже, чем быть пойманным в тиски рациональности.

Дон Хуан выразил свое глубокое восхищение человеческой способностью вносить порядок в хаос эманаций Орла. Он сказал, что все мы и каждый по-своему, являемся могущественными магами и что наша магия состоит в удержании точки сборки неизменно неподвижной.

Он сказал, что в свете того, что он объяснил, то, что Хенаро сделал со мной за день до этого — это нечто чрезвычайно сложное и все же очень простое. Это сложно, поскольку требует строжайшей дисциплины от всех участников: нужно, чтобы был остановлен внутренний диалог, чтобы было достигнуто состояние повышенного сознания и чтобы кто-то отвел твою точку сборки. А объяснение, лежащее за всеми этими сложными действиями, очень простое. Новые видящие говорят, что, поскольку точное положение точки сборки произвольно и выбрано нами самими или нашими предками, то его можно изменить с помощью сравнительно небольшого усилия. Ну а когда точка сдвинута, это вызывает новую настройку эманаций и, следовательно, новое восприятие.

— Я обычно давал тебе растения силы, — продолжал дон Хуан. — чтобы заставить переместиться твою точку сборки. Растения силы обладают такой способностью, но голод, усталость, жар и другие подобные вещи оказывают то же влияние. Недостаток среднего человека состоит в том, что он думает, что результаты этого чисто умственные, но это не так, и ты сам можешь это подтвердить.

Он объяснил, что моя точка сборки сдвигалась десятки раз в прошлом, как это было за день до этого, и в большинстве случаев миры, которые при этом собирались, были настолько близкими к миру повседневной жизни, что были в действительности призрачными мирами. Он настойчиво добавил, что видения такого рода настойчиво отвергаются новыми видящими.

— Такие видения — это продукт человеческого списка-перечисления, — продолжал он. — они бесполезны воинам, ищущим полной свободы, поскольку возникают при боковом сдвиге точки сборки.

Он замолчал и посмотрел на меня. Я знал, что под «боковым сдвигом» он подразумевает сдвиг точки с одной стороны на другую по ширине человеческой полосы эманаций, а не вглубь. Я спросил его, так ли это.

— Это именно то, что я имею в виду, — сказал он. — на обоих краях человеческой полосы эманаций находится громадный склад отбросов — неисчислимая куча человеческого хлама. Это очень сумрачный, зловещий склад. Он имел большое значение для древних видящих, но не для нас.

Одна из простейших вещей, которую можно сделать, это попасть туда. Вчера Хенаро и я хотели дать тебе небольшие примеры этого бокового сдвига, вот почему мы водили твою точку сборки, но любой может достичь этого хранилища просто путем остановки внутреннего диалога. Если сдвиг минимален, результаты объясняют «фантазиями ума». Если сдвиг большой, результаты называют «галлюцинациями».

Я попросил его объяснить акт вождения точки сборки. Он сказал, что если воин достиг внутреннего безмолвия путем остановки внутреннего диалога, то звук шагов походки силы, даже больше, чем ее вид, захватывает точку сборки. Ритм приглушенных шагов мгновенно захватывает настораживающую силу эманаций внутри кокона, которые были развязаны внутренним безмолвием.

— Эта сила немедленно прицепляется к краям полосы, — продолжал он. — на правом краю мы встречаемся с бесконечными видениями физической деятельности, насилия, убийств, чувственности. На левом мы находим духовность, религию, бога. Хенаро и я провели твою точку сборки к обоим краям, так, чтобы дать тебе полный обзор этой кучи человеческого хлама.

Дон Хуан еще раз заявил, как бы между прочим, что одним из наиболее таинственных аспектов знания видящих является немыслимый эффект внутреннего безмолвия. Он сказал, что, если достигнуто внутреннее безмолвие, то оковы, привязывающие точку сборки к тому месту, где она находится, начинают рваться, и точка сборки освобождается для движения.

Он сказал, что обычно движение идет влево и что предпочтение этого направления — это естественная реакция для большинства людей, однако есть видящие, которые могут направить это движение ниже обычного места, где расположена эта точка. Новые видящие называют это «сдвигом вниз».

— Видящие тоже иногда страдают от случайного сдвига вниз, — продолжал он. — но точка сборки не остается там долго, и это просто счастье, потому что это место зверей. Идти вниз противоречит нашим интересам, хотя это и является простейшей вещью изо всех.

Дон Хуан сказал также, что среди многих ошибок суждения древних видящих одной из наиболее горестных было сдвинуть точку сборки в неизмеримую область внизу, что сделало их специалистами в принятии животных форм. Они избрали различных животных в качестве точки отсчета и назвали их своим нагвалем. Они верили, что, сдвигая свою точку сборки в это особое место, они приобретают характеристики избранных ими животных: их силу или мудрость, хитрость, коварство или жестокость.

Дон Хуан заверил меня, что есть немало примеров, этой ужасной практики и среди видящих наших дней. Сравнительная легкость, с какой точка сборки человека перемещается в любую низшую позицию, является великим искушением для видящих, особенно для тех, чьи наклонности ведут их к этому. Поэтому долг нагваля испытать своих воинов.

Он сказал мне, что провел меня через это испытание, когда сдвигал мою точку сборки вниз при действии на меня растений силы. Затем он вел мою точку сборки, пока я не смог выделить полосу эманаций вороны, что привело к моему превращению в ворона.

Я опять задал дону Хуану вопрос, который задавал ему десятки раз. Я хотел знать, действительно ли я физически превратился в ворону, или просто думал и чувствовал, как она. Он объяснил, что сдвиг точки сборки в нижнюю область всегда приводит к полному превращению. Он добавил, что если точка сборки переходит некий критический порог, то мир исчезает: он перестает для нас быть тем, чем является на человеческом уровне.

Он признался, что мое превращение было действительно ужасающим по любым стандартам, однако моя реакция на это переживание показала ему, что у меня нет склонности в этом направлении. Если бы это было не так, мне пришлось бы приложить немало энергии, чтобы отбиться от тенденции остаться в этой низшей области, которая некоторым видящим кажется наиболее удобной.

Далее он сказал, что непреднамеренный сдвиг вниз периодически случается с каждым видящим, однако такие спады бывают все реже при продвижении точки сборки влево. Но каждый раз, когда это случается, энергия видящего, подпавшего этому, значительно падает. Это отступление требует времени и значительных усилий для исправления.

— Эти провалы делают видящих мрачными и узколобыми, — продолжал он. — а в некоторых случаях излишне рациональными.

— Как видящие могут избежать этих сдвигов вниз? — спросил я.

— Это зависит от воина, — ответил он. — некоторые из них имеют естественную склонность потакать своим причудам, например ты. Такие получают сильные удары. Для подобных тебе я рекомендовал бы быть начеку двадцать четыре часа в сутки. Дисциплинированным мужчинам и женщинам я рекомендовал бы бодрствовать двадцать три часа.

Он посмотрел на меня сияющими глазами и засмеялся.

— У женщин-видящих такой сдвиг бывает чаще, чем у мужчин, — сказал он. — но они могут выбраться из этого положения без всяких усилий, в то время, как мужчины опасно мешкают.

Он сказал также, что женщины-видящие имеют особую способность удерживать свою точку сборки в любом положении в нижней позиции, а мужчины — нет. У мужчин есть трезвость и цель, но мало таланта. Вот почему нагвалю нужно иметь восемь женщин-видящих в своей партии: женщины дают импульс для пересечения неизмеримых пространств неведомого. Вместе со способностью нагваля, или как следствие ее, женщины приобретают устрашающую интенсивность. Они могут поэтому воспроизвести животную форму с блеском, легкостью и неповторимой жестокостью.

— Если ты думаешь о пугающих вещах, — продолжал он. — о каком-то невообразимом соблазне во тьме, ты думаешь, не зная этого, о женщине-видящей, таящейся в неизмеримой области внизу. Настоящий ужас лежит как раз здесь: если ты когда-нибудь встретишь странную женщину-видящую — беги в горы!

Я спросил его, способны ли другие организмы к сдвигу своей точки сборки.

— Их точка сборки может сдвигаться, — сказал он. — однако для них этот сдвиг не может быть произвольным.

— Значит, точка сборки других организмов тоже натренирована находиться там, где она находится? — спросил я.

— Всякий новорожденный организм подвергается тренировке тем или иным путем, — ответил он. — мы можем не понимать, как происходит их тренировка — в конце концов, мы не понимаем этого и в своем случае — однако видящие видят, что новорожденных заставляют делать то, что создает их облик. Как раз это и происходит с человеческими детьми: видящие видят, что сначала их точка сборки движется произвольно, а затем они видят, как присутствие взрослых прикрепляет ее к одному месту. То же случается со всем организмом.

Дон Хуан, казалось, размышлял некоторое время, а затем добавил, что у человеческой точки сборки есть одно уникальное свойство. Он указал на дерево за окном.

— Когда мы, как серьезные взрослые люди, смотрим на дерево, — сказал он. — наша точка сборки настраивает бесконечное число эманаций, и происходит чудо: наша точка сборки позволяет нам воспринять комплекс эманаций, который мы называем деревом.

Он пояснил, что точка сборки не только осуществляет настройку, необходимую для восприятия, но также освобождает эту настройку от некоторых эманаций, чтобы достичь большей утонченности восприятия, своего рода снятие сливок — хитрое человеческое построение, не знающее аналогий.

Он сказал, что по наблюдению новых видящих, только люди способны к дальнейшему усложнению комплексных эманаций. Он использовал здесь испанское слово «деснате», означающее снятие наиболее вкусных пенок с поверхности молока после его кипячения и остывания. Подобно этому, человеческая точка сборки выбирает, в смысле восприятия, некоторую часть эманаций, уже избранных для настройки, и делает из них наиболее приятное построение.

— Эти сливки у людей более реальны, чем восприятия других существ, — продолжал дон Хуан. — и в этом наша ловушка. Они для нас настолько реальны, что мы забываем, что сами построили их, приказывая своей точке сборки быть там, где она находится. Мы забываем, что они реальны для нас только потому, что наша команда состоит в том, чтобы воспринять их как реальность. У нас есть власть собрать вершки настройки, но нет власти защитить себя от собственного распоряжения. Этому надо учиться. Оставить этому снятию вершков свободные руки, как мы это делаем, значит сделать ошибку суждения, за которую мы заплатим так же дорого, как заплатили древние.

Дата добавления: 2014-12-27