Индустриализации

Изменение семьи под влиянием

Развитие капитализма вело к глубоким переменам образа жизни населения. Прежняя роль семьи как посредника во взаимосвязи общества и личности стала приходить в упадок под влиянием индустриализации и промышленного производства, вытягивающих всех членов семьи из семейного производства в сферу наемного труда.

Рождение большого количества детей постепенно теряет свое экономическое значение. Удлинение периода социализации детей, изменение социальной роли ребенка усиливают экономическую зависимость детей от родителей и ослабляют репродуктивную мотивацию. Спонтанному ослаблению норм многодетности содействует также постепенное уменьшение детской смертности. Улучшение санитарно-гигиенических условий жизни, успехи медицины и здравоохранения укрепляют здоровье личности, удлиняют срок жизни, а это значит, что самосохранение населения в условиях контроля над смертностью уже не нуждается в подстраховке через высокую рождаемость. Снятие запрета с применения контрацепции и абортов привело к дальнейшей переоценке ценностей. Возможность непосредственного вмешательства в репродуктивный цикл лишает смысла прежние ограничения на добрачные и сексуальные отношения в браке, на процедуру развода.

Эволюционный процесс изменения структуры социально-нормативной регуляции детности, связанный с перемещением норм регулирования рождаемости на события репродуктивного цикла и с «расщеплением» ранее созданного единства всех основных видов демографического поведения, не является сам по себе «плохим». Подобное изменение структуры регуляции репродуктивного процесса человека необратимо. Важно понять, что разгадка регуляционного механизма высокой рождаемости, просуществовавшего на протяжении всей истории человечества вплоть до XXI в., таится в прежней сцепленности самосохранительного, брачного, сексуального и репродуктивного поведения. Различные исторические эпохи в зависимости от особенностей общественно-экономических формаций накладывали свой отпечаток лишь на специфику содержания мотивов многодетности, не затрагивая принципов социального контроля над соединенностью всех типов демографического поведения. Только на тех стадиях социально-экономического развития, где происходит дифференциация социальных институтов и института здравоохранения, и создается возможность целенаправленного снижения смертности, отпадает необходимость запрета на контрацепцию и, следовательно, начинается постепенное разрушение всего здания социальных норм многодетности.

Однако факторы, вызывающие снижение смертности, ведут к ослаблению той роли, которую выполняла семья по сочетанию интересов личности и общества. Такое ослабление посреднической роли семьи в разных странах мира происходит неравномерно в зависимости от дробления и обособления социальных институтов, и потому снижение рождаемости (в пределах многодетности) может наблюдаться и в докапиталистических формациях. Но именно на стадии крупного капиталистического производства происходит устранение семейного производства, как основного вида прежней «семейной экономики», опирающейся на многодетность.

В свою очередь это устранение развивает ценностные ориентации членов семьи на личные достижения во внесемейных сферах деятельности, что ведет к перевесу этих ориентаций над ценностью укрепления домашнего очага, наличия нескольких детей в семье. Городской образ жизни закрепляет всей массой мелочей повседневности и быта обесценивание семьи и дома, т. е. ослабляет потребности личности и семьи в нескольких детях. И поэтому нет ничего удивительного в массовом распространении малодетности – разрушение системы норм высокой рождаемости не сопровождалось созданием нового типа социальной деятельности – семейной политики, направленной на укрепление семьи с несколькими детьми.

В.А. Антонов обобщает отличительные черты традиционных и современных моделей семьи в связи с переходом от доиндустриальных обществ к индустриальным.

Во-первых, для «традиционализма» характерен родственно-семей-ный принцип организации жизни, перевес ценностей родства над максимизацией выгод индивида и над самой экономической эффективностью, тогда как в современной семье родство отделяется от социально-экономической деятельности, уступая первенство экономическим целям индивида.

Во-вторых, аграрное общество имеет своей основной экономической единицей семейное домохозяйство, где все взрослые работают дома и не за плату, а на себя. Современная модель семьи связана с разделением дома и работы, появляется наемный труд на крупных предприятиях с индивидуальной оплатой труда независимо от статуса в семейно-родственных связях.

В-третьих, незначительная психологическая разделенность между семейным домохозяйством и сельской общиной, этническими и другими социальными общностями при «традиционализме» контрастирует с резким размежеванием дома и внесемейного мира, семейной первичности и обезличенностью отношений во внешнем окружении в условиях «модернизации».

В-четвертых, социальная и географическая мобильность при «тра­диционализме», связанная с тем, что сыновья наследуют социальный статус и профессиональную специализацию отца, отличается от внесемейной мобильности сыновей и дочерей на стадии индустриализации.

В-пятых, система ценностей фамилизма, в иерархии которой на первых местах такие блага, как долг, семейная ответственность, ценность детей как вкладов в благополучную старость родителей, доминирование авторитета родителей и родственников, по мере «модернизации» становится менее устойчивой и престижной, уступая место ценностям индивидуализма, независимости, личных достижений, т. е. система «семьецентризма» уступает место системе «эгоцентризма».

В-шестых, происходит переход от централизованной расширенной семейно-родственной системы, состоящей из трех поколений, с доминированием старших, к децентрализованным нуклеарным семьям, в которых брачные узы, супружество становятся выше родовых, родительских, причем в самом супружестве интересы пары подчинены интересам индивида (депривация личности от семьи, изоляционизм).

В-седьмых, переход от развода по инициативе мужа (прежде всего в связи с бездетностью брака) к разводу, вызванному межличностной несовместимостью супругов.

В-восьмых, переход от «закрытой» к «открытой» системе выбора супруга на основе межличностной избирательности молодыми людьми друг друга, независимо от предписаний родства и традиций обмена приданым и выкупа невесты (хотя и при сохранении имущественных интересов и системы наследования, закрепляемых брачным контрактом).

В-девятых, переход от культуры многодетности с жестким табу на применение контрацепции к индивидуальному вмешательству в репродуктивный цикл.

Интегральным выражением всех перечисленных выше семейных изменений является, в-десятых, переход от эры стабильной системы норм многодетности семьи к эре непрерывного исчезновения многодетности семьи с исторической арены. Реальные изменения семейных структур в ХХ в. позволяют говорить о переходе к эпохе спонтанного уменьшения детности семьи (вплоть до массовой однодетности) разводимости и падения брачности[13].

Данные статистики и социологических исследований зафиксировали следующие тенденции в изменении структуры конъюгальной семьи:

– массовую нуклеаризацию семьи, уменьшение доли семей, состоящих из трех поколений, увеличение доли престарелых одиночек, получающих уход вне семей их взрослых детей;

– снижение брачности и увеличение доли нерегистрируемых сожительств и удельного веса незаконнорожденных детей в них, увеличение доли матерей-одиночек (материнство вне брака), рост доли «осколочных» семей с одним родителем и детьми, распространение повторных браков мужчин и в меньшей степени женщин и соответственно семей, где один из родителей не является кровным и воспитывает «чужого» ребенка, увеличение доли семей смешанного типа, где имеются дети от повторного брака и от первых браков каждого из супругов;

– массовую малодетность и однодетность семьи, вызванную массовой потребностью семьи в одном-двух детях, а не какими-либо помехами к реализации «большой» потребности в детях.

Одной из основополагающих причин изменения семьи является изменение самой сути брака. Не так давно брак представлял собой экономический союз двух зависимых друг от друга людей, спаянных социальными узами расширенной семьи и освященный религиозным обрядом. Сегодня брак утратил все эти скрепляющие элементы. Экономический союз стал не нужен вследствие широкого участия женщин в экономике и благодаря государственным субсидиям. Брак становится абсолютно частным делом, неофици­альным и не слишком строго соблюдаемым контрактом между двумя людьми. Когда у кого-либо из супругов изменяются потребности в опоре и в близких отношениях или появляется предположительно лучший партнер, брак легко рушится. Более того, большинство потребностей, традиционно удовлетворяемых в браке, можно удовлетворить и другими способами, например, через рынок. Эволюция отношений между полами привела к сравни­тельно распространенному числу браков, свободных от сексуальных обязательств, росту добрачных и внебрачных связей.

Новые нравственно-этические установки получили название сексуальной революции. Этот термин получил первоначальное распространение на Западе в 60-е годы ХХ века для обозначения зародившегося интенсивного и широкого пересмотра норм половой морали в сторону ослабления запретов на многие стороны половой жизни. Это:

– стирание двойного стандарта в половой морали;

– отделение сексуальности от функции воспроизводства;

– растущая терпимость к добрачным половым связям;

– усиление открытости сексуальной сферы;

– признание права женщин на обладание собственной сексуальностью;

– коммерциализация секса;

– повышение толерантности к гомосексуальным контактам;

– расширение разнообразия сексуальной практики в массовом масштабе.[14]

Эти явления можно рас­сматривать как определенную деградацию общечеловеческих нравственных ценностей. Перед обществом с низкой сексуальной культурой встали проблемы нежелательных беременностей и абортов, распространения венерических болезней и СПИДа, увеличения количества разводов. Вероятно, это некая побочная линия, сопутствующая движению семейных отношений от патриархальной скованности к истинному равноправию. Распущенность и аморализм процветают в условиях определенного нравственного вакуума, когда патриархальные ценности не могут больше соответствовать потребностям со­временной семьи. Однако не следует драматизировать эти изменения, так как, по общему признанию представителей мировой социологической науки, институт бра­ка сохранился и развивается, а супружеские отношения приобретают все более личностный характер, становятся самоценными.[15] На этом настаивает целый ряд исследователей во многих странах, начиная с 70-х годов, настойчиво проводя идею концентрации семейной жизни скорее вокруг брака, чем вокруг детей. Это, безусловно, прогрессивная тенденция, за которой угадывается будущее семьи как союза, обеспе­чивающего свободное развитие личности.

Однако в истории ХХ века имели место и попытки упразднить семью. И в СССР, и в Китае семья считалась буржуазным институтом, представляющим регрессивность дореволюционной жизни. В СССР начиная с периода революции 1917 года, когда в течение нескольких лет произошла кардинальная ломка массового сознания, общественной психологии, стереотипов поведения, социальных ценностей и норм, в обществе продолжались принципиально качественные трансформации, нацеленные на следование коммунистической идее об отмирании семьи при коммунизме. Воинствующие антитрадиционализм и атеизм разрушали ритуально-обрядовую сторону брака, вводившую семью в референтную социальную группу, сформированную на основе исторической и духовной общности верований, традиций, нравственных ценностей. Пропаганда свободной сексуальной практики сопровождалось заявлениями об «отмирании семьи». Сильный удар по семье нанесла, в частности, пропаганда жизни в бытовых коммунах. После введения в 1927 г. семичасового рабочего дня и непрерывной рабочей недели со скользящими выходными (как правило, не совпадавшими у разных членов семьи) известный теоретик Ю. Ларин заявил о стопроцентном обобществлении быта, «исходя из интересов непрерывки». Под его непосредственным контролем был разработан
(и даже начал реализовываться на строительстве Сталинградского тракторного завода) проект семейной коммуны. Коммунары должны были спать по шесть человек в комнате, мужчины и женщины отдельно. На две шестиместные комнаты полагался один двуспальный номер, куда пара могла удалиться в согласованное с коллективом время. Бесконтрольные половые связи влекли за собой рост числа внебрачных детей, которые передавались на попечение государства, т. е. «поступали в собственность республики». Лишь во второй половине 30-х гг. власти начинают пропаганду «здоровой советской семьи».[16]

Как видно из результатов социологических исследований, проведенных в 1927 г., под влиянием революционных идей об отмирании семьи и пропагандируемых властью отношений к семье как анахронизму и патриархальному пережитку, у определенной части населения сформировалось резко отрицательное отношение к браку, семье, семейному образу жизни. Проведенное тогда обследование московской интеллигенции выявило даже среди наиболее образованной части населения негативный взгляд на семейную жизнь как весьма популярный: 6% опрошенных мужчин и 23,5 % женщин высказали отрицательное отношение к браку и семье.[17] Наибольшее распространение отрицание семьи и брака получило в среде молодежи, которая со свойственным ей максимализмом стремилась к немедленному воплощению революционных идей. Установки на добровольное безбрачие в основном были распространены среди женщин-активисток, целиком посвятивших себя общественной деятельности. Типичное суждение такого рода приводит А.М. Коллонтай: «лучше разойдусь с ним, а на семейную жизнь с хозяйством и мелочными заботами не соглашусь».[18]

Считалось, что семейная жизнь поощряет индивидуализм, а посему служит интересам капитализма. В 1918 году церковный брак был заменен гражданским, и получить развод стало легче. Жена больше не обязана была жить со своим мужем или брать его имя, и юридическое неравноправие незаконнорожденных детей было отменено.

Но чтобы изменить отношения внутри семьи, оказалось недостаточным изменить законодательство. Множество нововведений в 20-е годы, основанных на политических идеалах и отчасти на политической целесообразности, привели в результате к очень запутанному периоду в истории, когда семейные отношения и обязанности были неопределенны. По мнению большинства западных наблюдателей, последствия «новых сексуальных свобод» были тяжелыми. Советская пресса 30-х годов сообщала о расцвете хулиганства и о росте преступности среди несовершеннолетних в результате безответственности родителей или распада семей. Стало ясно, что в то время как буржуазное и религиозное влияние на семейную жизнь при царизме поддерживало экономическую и социальную эксплуатацию подавляющего большинства населения, выход из данной ситуации состоял не в подрыве семьи, а скорее в том, чтобы поощрять ее отражать социалистические и эгалитарные идеи. Семья по-прежнему оставалась наиболее эффективной ячейкой для воспроизводства и воспитания детей. В итоге было принято более жесткое законодательство о браке (касающееся и развода), а также законы, усиливающие ответственность родителей за действия их детей. Правительство было озабочено снижением уровня рождаемости в начале перемен и стремилось изменить эту ситуацию с помощью законодательства, направленного на поддержание семьи, – оно стало развивать систему государственных учреждений по уходу за детьми, чтобы позволить обоим родителям работать вне дома.

В Китае одним из первых шагов нового коммунистического правительства в 1949 г. стало введение новых законов о браке, направленных на то, чтобы ослабить власть мужей над женами. Женщины в дореволюционном Китае находились в самом угнетенном положении в мире. Законы, установленные Конфуцием и сохранившихся с 5 столетия до нашей эры, по-прежнему требовали, чтобы женщины были покорны мужчинам. Были обычны браки, заключенные в детском возрасте, а маленькие девочки могли быть проданы в дома терпимости. Главной обязанностью жены было рождение детей. Чтобы подчеркнуть их зависимое «рабское» положение, женщинам с раннего детства бинтовали ступни, чтобы ограничить их движение. Женщины, не прошедшие обряда «бинтования ног», вызывали ужас и отвращение. Они предавались анафеме, их презирали и оскорбляли. «Бинтование ног» функционировало в качестве Цербера целомудрия для женщин целой нации, которые в прямом смысле не могли «сбежать на сторону». Верность жен и законнорожденность детей были обеспечены. Мышление женщин, прошедших обряд «бинтования ног», было таким же неразвитым, как и их ступни. Мужчины объясняли необходимость интеллекту­ального и физического ограничения женщин тем, что если их не ограничивать, то они становятся извращенными, похотливыми и развратными. Китайцы верили в то, что родившиеся женщиной расплачиваются за грехи, совершенные в прошлой жизни, и «бинтование ног» – спасение женщин от ужаса еще одной такой реинкарнации. Мужья могли расторгнуть брак в любой момент. Старая китайская пословица гласила: «Лапша – не рис, а женщины – не люди».

Новые законы запретили продажу женщин и принудительные браки. Поощрялись поздние браки – в качестве формы контроля над рождаемостью, а также для того, чтобы молодые люди могли посвятить себя своей работе, а не семье. В ходе культурной революции 60-х годов семья стала испытывать огромное давление, поощрялось доносительство детей на своих родителей. Сегодня церемонии бракосочетания являются простыми гражданскими актами, планирование семьи, аборты и стерилизация доступны всем; поддерживается политика, направленная на то, чтобы иметь одного ребенка, предоставляются ясли, общественные столовые и прачечные, и сама семья рассматривается как важный общественный институт.

Результатом иной попытки создать альтернативу семейной жизни стали киббуцы в Израиле. В данном случае стремление сделать упор скорее на потребностях общины, чем отдельного человека, и создать новое общество привело к ослаблению семенный уз. И мужчинам, и женщинам было необходимо работать, поэтому за детьми ухаживали коллективно в детских домах в киббуце, а не в отдельных семьях. Родители каждый день проводили немного свободного времени с детьми, а остальное время дети воспитывались коллективно. Считалось, что это воспитывает преданность общине, а не отдельным людям. Питались все вместе, а личное пространство было сведено к минимуму. Но обнаружилось, что многие молодые люди были вынуждены искать себе пару вне киббуца, потому что они рассматривали своих ровесников, с которыми они воспитывались, скорее как сестер или братьев.

Еще одной альтернативой семье стали коммуны. На протяжении столетий проводились эксперименты жизни в коммунах, особенно среди религиозных общин. Они обычно основывались па идеалах коллективного образа жизни, в противоположность индивидуалистическому, потребительски ориентированному обществу. Более распространенные в США они, как правило, существуют относительно недолго. Хотя духовные ценности, которые поддерживаются жителями коммуны, представляют вызов традиционной семейной жизни, например, «свободная любовь» и «совместное воспитание детей», –
в целом, коммуны не создают жизнеспособной альтернативы семейной жизни для большинства людей.

Дата добавления: 2014-12-29