Свежий взгляд на вещи 17 страница

4. Формирование личности

Ситуация развития человеческого ин­дивида обнаруживает свои особенности уже на самых первых этапах. Главная из них — это опосредствованный характер связей ребенка с окружающим миром. Изначально прямые биологические связи ребенок — мать очень скоро опосредству­ются предметами: мать кормит ребенка из чашки, надевает на него одежду и, за­нимая его, манипулирует игрушкой. Вме­сте с тем связи ребенка с вещами опос­редствуются окружающими людьми: мать приближает ребенка к привлекаю­щей его вещи, подносит ее к нему или, может быть, отнимает ее у него. Словом, деятельность ребенка все более выступа­ет как реализующая его связи с челове­ком через вещи, а связи с вещами — че­рез человека.

Эта ситуация развития приводит к тому, что вещи открываются ребенку не только в их физических свойствах, но и в том особом качестве, которое они приобре­тают в человеческой деятельности — в сво­ем функциональном значении (чашка — из чего пьют, стул — на чем сидят, часы— то, что носят на руке, и т.д.), а люди — как "повелители" этих вещей, определяющие связи ребенка с вещами. Предметная дея­тельность ребенка приобретает орудийную структуру, а общение становится речевым, опосредствованным языком³.

В этой исходной ситуации развития ребенка и содержится зерно тех отноше­ний, дальнейшее развертывание которых составляет цепь событий, ведущих к фор­мированию его как личности. Первона­чально отношения к миру вещей и к ок­ружающим людям слиты для ребенка между собой, но дальше происходит их раздвоение, и они образуют разные, хотя и взаимосвязанные, переходящие друг в друга линии развития.

В онтогенезе эти переходы выража­ются в чередующихся сменах фаз: фаз преимущественно развития предметной (практической и познавательной) деятель­ности — фазами развития взаимоотношений с людьми, с обществом¹. Но такие же переходы характеризуют движение моти­вов внутри каждой фазы. В результате и возникают те иерархические связи моти­вов, которые образуют "узлы" личности.

Завязывание этих узлов представляет собой процесс скрытый и на разных эта­пах развития выражающийся по-разному. Выше я описывал одно из явлений, харак­теризующих механизм этого процесса на стадии, когда включение предметного дей­ствия ребенка в его отношение к отсут­ствующему в данный момент взрослому хотя и меняет смысл достигнутого резуль­тата, но само действие еще полностью ос­тается "полевым". Как же происходят даль­нейшие изменения? Факты, полученные в исследовании дошкольников разного воз­раста, показывают, что изменения эти под­чиняются определенным правилам.

¹ См.: Леонтьев А. Н. Потребности, мотивы и эмоции. М., 1972.

² См.: Леонтьев А.Н. Психологические основы дошкольной игры // Дошкольное воспитание. 1947. № 9; Божович Л. И., Морозова Н.Г., Славина Л. С. Развитие мотивов учения у советских школьников // Известия АПН РСФСР. М., 1951. Вып. 36.

³ См.: Леонтьев А. Н. Проблемы развития психики. М., 1972. С. 368—378.

Одно из них состоит в том, что в ситу­ации разнонаправленной мотивации рань­ше возникает подчинение действия требо­ванию человека, позже—объективным межпредметным связям. Другое открыв­шееся в опытах правило тоже выглядит несколько парадоксально: оказывается, что в условиях двояко мотивированной дея­тельности предметно-вещественный мотив способен выполнить функцию подчиняю­щего себе другой раньше, когда он дан ре­бенку в форме только представления, мыс­ленно, и лишь позже — оставаясь в актуальном поле восприятия.

Хотя правила эти выражают генети­ческую последовательность, они имеют и общее значение. Дело в том, что при обо­стрении ситуаций описанного типа возни­кает явление смещения (decalage), в резуль­тате которого обнажаются эти более простые управляющие отношения; извес­тно, например, что подняться в атаку легче по прямому приказу командира, чем по самокоманде. Что же касается формы, в какой выступают мотивы, то в сложных обстоятельствах волевой деятельности очень ясно обнаруживается, что только идеальный мотив, т. е. мотив, лежащий вне векторов внешнего поля, способен подчи­нять себе действия с противоположно на­правленными внешними мотивами. Говоря фигурально, психологический меха­низм жизни-подвига нужно искать в че­ловеческом воображении.

Процесс формирования личности со стороны изменений, о которых идет речь, может быть представлен как развитие воли, и это не случайно. Безвольное, импульсив­ное действие есть действие безличное, хотя о потере воли можно говорить только по отношению к личности (ведь нельзя поте­рять то, чего не имеешь). Поэтому авторы, которые считают волю важнейшей чертой личности, с эмпирической точки зрения правы². Воля, однако, не является ни нача­лом, ни даже "стержнем" личности, это лишь одно из ее выражений. Действитель­ную основу личности составляет то особое строение целокупных деятельностей субъекта, которое возникает на определен­ном этапе развития его человеческих свя­зей с миром. Человек живет как бы во все более расширяющейся для него дейст­вительности. Вначале это узкий круг непосредственно окружающих его людей и предметов, взаимодействие с ними, чув­ственное их восприятие и усвоение извес­тного о них, усвоение их значения. Но да­лее перед ним начинает открываться действительность, лежащая далеко за пре­делами его практической деятельности и прямого общения: раздвигаются границы познаваемого, представляемого им мира. Истинное "поле", которое определяет теперь его действия, есть не просто наличное, но существующее — существующее объектив­но или иногда только иллюзорно.

Знание субъектом этого существующе­го всегда опережает его превращение в оп­ределяющее его деятельность.

Такое знание выполняет очень важную роль в формиро­вании мотивов. На известном уровне раз­вития мотивы сначала выступают как только "знаемые", как возможные, реально еще не побуждающие никаких действий. Для понимания процесса формирования личности нужно непременно это учитывать, хотя само по себе расширение знаний не является определяющим для него; поэто­му-то, кстати говоря, воспитание личности и не может сводиться к обучению, к сооб­щению знаний.

Формирование личности предполагает развитие процесса целеобразования и, со­ответственно, развития действий субъек­та. Действия, все более обогащаясь, как бы перерастают тот круг деятельностей, кото­рые они реализуют, и вступают в противо­речие с породившими их мотивами. Явле­ния такого перерастания хорошо известны и постоянно описываются в литературе по возрастной психологии, хотя и в других терминах; они-то и образуют так называ­емые кризисы развития — кризис трех лет, семи лет, подросткового периода, как и го­раздо меньше изученные кризисы зрелос­ти. В результате происходит сдвиг моти­вов на цели, изменение их иерархии и рождение новых мотивов — новых видов деятельности; прежние цели психологичес­ки дискредитируются, а отвечающие им действия или вовсе перестают существо­вать, или превращаются в безличные опе­рации.

¹ См.: Эльконин Д.Б. К проблеме периодизации психического развития в детском возрасте // Вопросы психологии. 1971.№ 4.

² См.: Селиванов В.И. Личность и воля // Проблемы личности: Материалы симпозиума. С. 225—233.

Внутренние движущие силы этого про­цесса лежат в исходной двойственности связей субъекта с миром, в их двоякой опосредованности — предметной деятель­ностью и общением. Ее развертывание порождает не только двойственность мо­тивации действий, но благодаря этому также и соподчинения их, зависящие от открывающихся перед субъектом объек­тивных отношений, в которые он вступа­ет. Развитие и умножение этих особых по своей природе соподчинений, возника­ющих только в условиях жизни челове­ка в обществе, занимает длительный пе­риод, который может быть назван этапом стихийного, не направляемого самосозна­нием складывания личности. На этом этапе, продолжающемся вплоть до подро­сткового возраста, процесс формирования личности, однако, не заканчивается, он только подготавливает рождение сознаю­щей себя личности.

В педагогической и психологической литературе постоянно указывается то млад­ший дошкольный, то подростковый возраст как переломные в этом отношении. Лич­ность действительно рождается дважды: первый раз — когда у ребенка проявляют­ся в явных формах полимотивированность и соподчиненность его действий (вспомним феномен "горькой конфеты" и подобные ему), второй раз — когда возникает его сознательная личность. В последнем слу-

чае имеется в виду какая-то особая пере­стройка сознания. Возникает задача — понять необходимость этой перестройки и то, в чем именно она состоит.

Эту необходимость создает то обстоя­тельство, что, чем более расширяются свя­зи субъекта с миром, тем более они пере­крещиваются между собой. Его действия, реализующие одну его деятельность, одно отношение, объективно оказываются реали­зующими и какое-то другое его отношение. Возможное несовпадение или противоречие их не создает, однако, альтернатив, которые решаются просто "арифметикой мотивов". Реальная психологическая ситуация, по­рождаемая перекрещивающимися связями субъекта с миром, в которые независимо от него вовлекаются каждое его действие и каждый акт его общения с другими людь­ми, требует от него ориентировки в систе­ме этих связей. Иными словами, психичес­кое отражение, сознание уже не может оставаться ориентирующим лишь те или иные действия субъекта, оно должно также активно отражать иерархию их связей, про­цесс происходящего подчинения и перепод­чинения их мотивов. А это требует особо­го внутреннего движения сознания.

В движении индивидуального сознания, описанном раньше как процесс взаимопе­реходов непосредственно-чувственных со­держаний и значений, приобретающих в зависимости от мотивов деятельности тот или иной смысл, теперь открывается дви­жение еще в одном измерении. Если опи­санное раньше движение образно предста­вить себе как движение в горизонтальной плоскости, то новое движение происходит как бы по вертикали. Оно заключается в соотнесении мотивов друг с другом: неко­торые занимают место подчиняющих себе другие и как бы возвышаются над ними, некоторые, наоборот, опускаются до поло­жения подчиненных или даже вовсе утра­чивают свою смыслообразующую функ­цию. Становление этого движения и выражает собой становление связной сис­темы личностных смыслов — становле­ние личности.

Конечно, формирование личности пред­ставляет собой процесс непрерывный, со­стоящий из ряда последовательно сменя­ющихся стадий, качественные особенности которых зависят от конкретных условий и обстоятельств. Поэтому, прослеживая последовательное его течение, мы замеча­ем лишь отдельные сдвиги. Но если взгля­нуть на него как бы с некоторого удаления, то переход, знаменующий собой подлинное рождение личности, выступает как событие, изменяющее ход всего последующего психического развития.

Существуют многие явления, которые отмечают этот переход. Прежде всего это перестройка сферы отношений к другим людям, к обществу. Если на предшествую­щих стадиях общество открывается в рас­ширяющихся общениях с окружающими и поэтому преимущественно в своих пер­сонифицированных формах, то теперь это положение оборачивается: окружающие люди все более начинают выступать через объективные общественные отношения. Пе­реход, о котором идет речь, и начинает собой изменения, определяющие главное в развитии личности, в ее судьбе.

Необходимость для субъекта ориенти­роваться в расширяющейся системе его связей с миром раскрывается теперь в новом своем значении: как порождающая процесс развертывания общественной сущ­ности субъекта. Во всей своей полноте это развертывание составляет перспекти­ву исторического процесса. Применитель­но же к формированию личности на том или ином этапе развития общества и в зависимости от места, занимаемого инди­видом в системе наличных общественных отношений, перспектива эта выступает лишь как эвентуально содержащая в себе идеальную "конечную точку".

Одно из изменений, за которым скры­вается новая перестройка иерархии моти­вов, проявляется в утрате самоценности для подростка отношений в интимном круге его общения. Так, требования, идущие со стороны даже самых близких взрослых, сохраняют теперь свою смыслообразую-щую функцию лишь при условии, что они включены в более широкую социальную мотивационную сферу, в противном слу­чае они вызывают явление "психологичес­кого бунтарства". Это вхождение подрост­ка в более широкий круг общения вовсе, однако, не значит, что интимное, личност­ное как бы отходит теперь на второй план. Напротив, именно в этот период и именно поэтому происходит интенсивное развитие внутренней жизни: наряду с приятель­ством возникает дружба, питаемая взаим-

ной конфидентностью, меняется содержа­ние писем, которые теряют свой стерео­типный и описательный характер, и в них появляются описания переживаний: дела­ются попытки вести интимные дневники и начинаются первые влюбленности.

Еще более глубокие изменения отме­чают последующие уровни развития, вклю­чительно до уровня, на котором личност­ный смысл приобретает сама система объективных общественных отношений, ее выражения. Конечно, явления, возникаю­щие на этом уровне, еще более сложны и могут быть по-настоящему трагическими, но и здесь происходит то же самое: чем более открывается для личности общество, тем более наполненным становится ее внутренний мир.

Процесс развития личности всегда ос­тается глубоко индивидуальным, неповто­римым. Он дает сильные смещения по аб­сциссе возраста, а иногда вызывает социальную деградацию личности. Глав­ное — он протекает совершенно по-разно­му в зависимости от конкретно-историчес­ких условий, от принадлежности индивида к той или иной социальной среде. Он осо­бенно драматичен в условиях классового общества с его неизбежными отчуждения­ми и парциализацией личности, с его аль­тернативами между подчинением и гос­подством <...>.

5. [Некоторые параметры личности как возможные основания личностных

ТИПОЛОГИЙ]

<...> Личность создается объективны­ми обстоятельствами, но не иначе как че­рез целокупность его деятельности, осуще­ствляющей его отношения к миру. Ее особенности и образуют то, что определяет тип личности. Хотя вопросы дифференци­альной психологии не входят в мою зада­чу, анализ формирования личности тем не менее приводит к проблеме общего подхо­да в исследовании этих вопросов.

Первое основание личности, которое не может игнорировать никакая дифферен­циально-психологическая концепция, есть богатство связей индивида с миром. Это богатство и отличает человека, жизнь ко­торого охватывает обширный круг разнообразной деятельности, от того берлинско­го учителя, "мир которого простирается от Моабита до Кепеника и наглухо заколо­чен за Гамбургскими воротами, отношения которого к этому миру сведены до мини­мума его жалким положением в жизни"¹. Само собою разумеется, что речь идет о действительных, а не об отчужденных от человека отношениях, которые противосто­ят ему и подчиняют его себе. Психологи­чески мы выражаем эти действительные отношения через понятие деятельности, ее смыслообразующих мотивов, а не на язы­ке стимулов и выполняемых операций. К этому нужно прибавить, что деятельности, составляющие основания личности, вклю­чают в себя также и деятельности теоре­тические и что в ходе развития круг их способен не только расширяться, но и ос­кудевать; в эмпирической психологии это называется "сужением интересов". Одни люди этого оскудения не замечают, другие, подобно Ч. Дарвину, жалуются на это как на беду².

Различия, которые здесь существуют, являются не только количественными, выражающими меру широты открывше­гося человеку мира в пространстве и вре­мени — в его прошлом и будущем. За ними лежат различия в содержании тех пред­метных и социальных отношений, которые заданы объективными условиями эпохи, на­ции, класса. Поэтому подход к типологии личностей, даже если она учитывает толь­ко один этот параметр, как теперь приня­то говорить, не может не быть конкретно-историческим. Но психологический анализ не останавливается на этом, ибо связи лич­ности с миром могут быть как беднее тех, что задаются объективными условиями, так и намного превосходить их.

Другой, и притом важнейший, параметр личности есть степень иерархизованности деятельностей, их мотивов. Степень эта бывает очень разной, независимо от того, узко или широко основание личности, об­разуемое ее связями с окружающим. Иерархии мотивов существуют всегда, на всех уровнях развития. Они-то и образу­ют относительно самостоятельные едини­цы жизни личности, которые могут быть менее крупными или более крупными, разъединенными между собой или входя­щими в единую мотивационную сферу. Разъединенность этих иерархизованных внутри себя единиц жизни создает психо­логический облик человека, живущего отрывочно — то в одном "поле", то в дру­гом. Напротив, более высокая степень иерархизации мотивов выражается в том, что свои действия человек как бы приме­ривает к главному для него мотиву-цели, и тогда может оказаться, что одни стоят в противоречии с этим мотивом, другие пря­мо отвечают ему, а некоторые уводят в сто­рону от него.

Когда имеют в виду главный мотив, побуждающий человека, то обычно гово­рят о жизненной цели. Всегда ли, однако, этот мотив адекватно открывается созна­нию? С порога ответить на этот вопрос нельзя, потому что осознание в форме по­нятия, идеи происходит не само собою, а в том движении индивидуального сознания, в результате которого субъект только и способен преломить свое внутреннее через систему усваиваемых им значений, поня­тий. Об этом уже говорилось, как и о той борьбе, которая ведется в обществе за со­знание человека.

Смысловые единицы жизни могут со­браться как бы в одну точку, но это фор­мальная характеристика. Главным оста­ется вопрос о том, какое место занимает эта точка в многомерном пространстве, составляющем реальную, хотя не всегда видимую индивидом, подлинную действи­тельность. Вся жизнь Скупого рыцаря направлена на одну цель: возведение "дер­жавы золота". Эта цель достигнута ("Кто знает, сколько горьких воздержаний, обуз­данных страстей, тяжелых дум, дневных забот, ночей бессонных все это стоило?"), но жизнь обрывается ничем, цель оказа­лась бессмысленной. Словами "Ужасный век, ужасные сердца!" заканчивает Пуш­кин трагедию о Скупом.

Иная личность, с иной судьбой скла­дывается, когда ведущий мотив-цель воз­вышается до истинно человеческого и не обосабливает человека, а сливает его жизнь с жизнью людей, их благом. В зависимости от обстоятельств, выпадающих на долю человека, такие жизненные мо­тивы могут приобретать очень разное со­держание и разную объективную значи­тельность, но только они способны создать внутреннюю психологическую оправдан­ность его существования, которая состав­ляет смысл и счастье жизни. Вершина этого пути — человек, ставший, по сло­вам А. М. Горького, человеком человече­ства.

Здесь мы подходим к самому сложно­му параметру личности: к общему типу ее строения. Мотивационная сфера человека даже в наивысшем ее развитии никогда не напоминает застывшую пирамиду. Она может быть сдвинута, эксцентрична по отношению к актуальному пространству исторической действительности, и тогда мы говорим об односторонности личности. Она может сложиться, наоборот, как многосто­ронняя, включающая широкий круг отно­шений. Но и в том, и в другом случае она необходимо отражает объективное несов­падение этих отношений, противоречия между ними, смену места, которое они в ней занимают.

Структура личности представляет со­бой относительно устойчивую конфигура­цию главных, внутри себя иерархизован-ных, мотивационных линий. Речь идет о том, что неполно описывается как "направ­ленность личности", неполно потому, что даже при наличии у человека отчетливой ведущей линии жизни она не может оста­ваться единственной. Служение избранной цели, идеалу вовсе не исключает и не поглощает других жизненных отношений человека, которые, в свою очередь, формируют смыслообразующие мотивы. Образ­но говоря, мотивационная сфера личности всегда является многовершинной, как и та объективная система аксиологических понятий, характеризующая идеологию данного общества, данного класса, социаль­ного слоя, которая коммуницируется и усваивается (или отвергается) человеком.

Внутренние соотношения главных мотивационных линий в целокупности дея-тельностей человека образуют как бы общий "психологический профиль" личности. Порой он складывается как уплощен­ный, лишенный настоящих вершин, тогда малое в жизни человек принимает за ве­ликое, а великого не видит совсем. Такая нищета личности может при определенных социальных условиях сочетаться с удов­летворением как угодно широкого круга повседневных потребностей. В этом, кста­ти сказать, заключается та психологичес­кая угроза, которую несет личности чело­века современное общество потребления.

Иная структура психологического профиля личности создается рядополо-женностью жизненных мотивов, часто сочетающейся с возникновением мнимых вершин, образуемых только "знаемыми мотивами" — стереотипами идеалов, ли­шенных личностного смысла. Однако та­кая структура является преходящей: сна­чала рядоположенные линии разных жизненных отношений вступают затем во внутренние связи. Это происходит неиз­бежно, но не само собой, а в результате

¹ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. С. 253.

² См.: Дарвин Ч. Воспоминания о развитии моего ума и характера: Автобиография. М., 1957. С. 147—148.

той внутренней работы, о которой я гово­рил выше и которая выступает в форме особого движения сознания.

Многообразные отношения, в которые человек вступает с действительностью, яв­ляются объективно противоречивыми. Их противоречивость и порождает конфликты, которые при определенных условиях фик­сируются и входят в структуру личности. Так, исторически возникшее отделение внутренней теоретической деятельности от практической не только порождает одно­сторонность развития личности, но может вести к психологическому разладу, к рас­щеплению личности на две посторонние друг другу сферы — сферу ее проявлений в реальной жизни и сферу ее проявлений в жизни, которая существует только иллю­зорно, только в аутистическом мышлении. Нельзя описать такой разлад психологи­чески более проникновенно, чем это сделал Ф. М. Достоевский: от жалкого существо­вания, заполненного бессмысленными дела­ми, его герой уходит в жизнь воображения, в мечты; перед нами как бы две личности: одна — личность человека униженно-роб­кого, чудака, забившегося в свою нору, дру­гая — личность романтическая и даже ге­роическая, открытая всем жизненным радостям. И все-таки это жизнь одного и того же человека, поэтому неотвратимо на­ступает момент, когда мечты рассеиваются, приходят годы угрюмого одиночества, тос­ки и уныния.

Личность героя "Белых ночей" — яв­ление особенное, даже исключительное. Но через эту исключительность проступает общая психологическая правда. Правда эта состоит в том, что структура личнос­ти не сводится ни к богатству связей человека с миром, ни к степени их иерар-хизованности, что ее характеристика ле­жит в соотношении разных систем сло­жившихся жизненных отношений, по­рождающих борьбу между ними. Иногда эта борьба проходит во внешне непримет­ных, обыденно драматических, так сказать, формах и не нарушает гармоничности личности, ее развития; ведь гармоничес­кая личность вовсе не есть личность, не знающая никакой внутренней борьбы. Однако иногда эта внутренняя борьба ста­новится главным, что определяет весь об­лик человека,—такова структура траги­ческой личности.

Итак, теоретический анализ позволя­ет выделить по меньшей мере три основ­ных параметра личности: широту связей человека с миром, степень их иерархизо-ванности и общую структуру. Конечно, эти параметры еще не дают дифференци­ально-психологической типологии, они способны служить не более чем скелет­ной схемой, которая еще должна быть наполнена живым конкретно-историчес­ким содержанием. Но это задача специ­альных исследований. Не произойдет ли, однако, при этом подмена психологии со­циологией, не утратится ли "психологи­ческое" в личности?

Вопрос этот возникает вследствие того, что подход, о котором идет речь, отличает­ся от привычного в психологии личности антропологизма (или культур-антрополо-гизма), рассматривающего личность как индивида, обладающего психофизиологи­ческими и психологическими особенностя­ми, измененными в процессе его адаптации к социальной среде. Он, напротив, требует рассматривать личность как новое каче­ство, порождаемое движением системы объективных общественных отношений, в которое вовлекается его деятельность. Лич­ность, таким образом, перестает казаться результатом прямого наслаивания вне­шних влияний; она выступает как то, что человек делает из себя, утверждая свою че­ловеческую жизнь. Он утверждает ее и в повседневных делах и общениях, и в людях, которым он передает частицу себя, и на баррикадах классовых боев, и на полях сра­жений за Родину, порою сознательно утвер­ждая ее даже ценой своей жизни.

Что же касается таких психологичес­ких "подструктур личности", как темпера­мент, потребности и влечения, эмоциональ­ные переживания и интересы, установки, навыки и привычки, нравственные черты и т. д., то они, разумеется, отнюдь не исчеза­ют. Они только иначе открывают себя: одни — в виде условий, другие — в своих порождениях и трансформациях, в сменах своего места в личности, происходящих в процессе ее развития. <...>

Дата добавления: 2014-12-29